Первая половина восьмидесятых годов двадцатого века.
Первый час ночи с субботы на воскресенье. Затянувшаяся дождливая осень, на улице типично гурьевская грязь и слякоть, бесконечно моросит нудный дождь. В доме все спят, тишина, только мерно тикают настенные часы в зале над диваном...
И вдруг к нашему дому на берегу Урала с шумом и грохотом сигналя на ходу, подъезжает грузовая автомашина и Палкан тут же взрывается остервенелым лаем.
Я отчетливо слышу, как грузовик, надрывно захлебываясь тяжело выбирается из разжиженной ямы прямо у нашего палисадника, затем выруливает и останавливается у самых ворот. Кто-то выходит из нее и тут же начинает бесцеремонно стучать и барабанить сначала по запертым воротам, затем окнам, не обращая внимания на лай собаки и при этом во всю глотку крича - Акрам, Акрам!..
Мы включили свет и отец, сказав, что это видимо с работы, несмотря на простуду и температуру быстро надел брюки, накинул фуфайку и вышел из дома. Мама пошла вслед за ним, оставшись ожидать на кухне, а я подошел к окну, пытаясь разглядеть этих незваных ночных гостей.
После короткого диалога голоса с улицы быстро перешли во двор, затем хлопнули двери в веранде, раздавшись затем уже и на кухне. Невзирая на ночное время, кто-то шумно и бесцеремонно разговаривал с отцом.
Я направился на кухню - в этот момент этот наглец уже командным тоном практически орал, чтобы отец собирался да по быстрее, потому что вода затапливает квартиру одного очень важного бастыка якобы чуть ли не из самого обкома, а он, видишь ли, вздумал тут болеть.
Передо мной за кухонным столом в мокром плаще не снимая своих грязных резиновых сапог закинув ногу на ногу, вальяжно даже не восседал, а практически возлежал маленький толстенький и наглый мужичок с разящим перегаром.
Я, долго не думая и сам того не ожидая, моментально «вставил» этому хамло по первое число – он снизу лишь удивленно и не моргая уставился на меня, мгновенно прекратив разглагольствовать и потеряв дар своей нагло-командной речи. Затем, видимо протрезвев и растерянно пробормотав, что будет ждать на улице, уже через пару секунд замешательства вылетел из дома как пробка, лишь оставив следы грязи на полу, а потом - под бешеный лай Палкана ретировался и со двора, о чем сообщили быстро и громко хлопнувшие за ним ворота.
В этой моей залповой тираде было высказано в его адрес все, что полагалось в таких случаях, от возбуждения и возмущения я ходил по комнате взад-вперед, готовый выскочить вслед за ним и еще кое-что добавить.
Отец одевался уже без спешки, в глазах его я видел искры смеха, и по всему было видно, что он был приятно удивлен тому, как его сын устроил взбучку этому зажравшемуся хамло...
Мой отец с 1958 года, т.е. с самого года моего рождения уже как четверть века работал слесарем и был самым опытным, ответственным и надежным работником в своем ЖКК, но безотказным и добросовестно-исполнительным, выполнявшим работу на совесть, так, как делал бы это для себя, для своего дома. Иначе он не умел. А этим пользовались эти необразованные и невоспитанные его руководители, уже тогда пробиравшиеся и продиравшиеся в хоть какие бы то ни было, но бастыки, т.е. начальники…