(Gurbuz ill.)
Генералу Скобелеву оторвало ногу миной. Он продолжил вести своих братьев-солдат в бой. Под носилками капало и сочилось, все лицо было в гари, оглушило его крепко, где-то рядом чадил разогретый торфяник, и враги отошли – и взята неприступная сопка.
Ну, давай, соберись!
У него был друг в школе, подающий надежды солист филармонии Петька Проскурин, - они не виделись сотню лет, ибо в этом не было ни удовольствия, ни нужды. Петька этот потерял голос, и когда ему сделали операцию, вроде все стало налаживаться, но потом его повезли на дачу для восстановления, автомобильная авария, - и его выбросило через лобовое стекло. А еще ему отрывает большой палец. Кажется, палец-то тут причем? А чего вы меня-то спрашиваете?!
Что скажу? Как бы много не думали люди о своем будущем, каждый раз реализуется всего один вариант… А вот сердце мадам Проскуриной тихо трепещет, ей спокойно за некой шершавостью дней, - хоть сынуля приходит все время бухой, он теперь сытый, он имеет свободный график и востребован в электричках; да-да-да, говорит она соседкам, - ее Петенька поет классику за приличные деньги, как когда-то мечтал.
Так чего ты задумал? Слова подзабыл? Пойдем в караоке!
Мысли бегают, как мыши в виварии, их туда посадили – вдруг случится сегодня удачный эксперимент?!
Если б ты не поехал в поезде, не услышал бы Петькиных песен; не смотрел бы парад, - не сочувствовал бы генералу (помнишь, как стоял на трибуне он, поднимал свою руку без одного пальца?), - и слюна бы твоя текла в долгом сне по подушке послушно и гладко.
Жизнь раскрыта любому, как объятия, которые никогда не сомкнутся; ты сидишь прямо в этой любви, продолжая мечтать, что тебя обделили, что в тюрьме твоей стали плохо кормить; ты сидишь в океане блаженства, продолжая трындеть, что плывешь по течению в ванной чугунной.
Так чего же ты ждешь?! Смерть обходит тебя стороной.
Читай! Читай!