Покаяние

Лауреаты Фонда Всм
ИРИНА КАШАЕВА - http://www.proza.ru/avtor/metelica - ПЕРВОЕ МЕСТО В 57-М КОНКУРСЕ ДЛЯ НОВЫХ АВТОРОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

 Однажды вечером в моей квартире раздался звонок.

"Валерия Игоревна? Это из дома престарелых. Вашей маме хуже, она зовёт Вас. Приезжайте как можно скорее" - произнёс женский голос. Я хотела было возразить, сослаться на срочные, неотложные дела, но на том конце провода уже положили трубку. Да, я не хотела видеть свою мать. Даже если это последнее наше свидание, не было у меня желания видеть её... Она меня никогда не любила... Не дала мне ни капли своей материнской любви, возможно, потому, что всю любовь свою без остатка отдала моему брату.

Мы близнецы, Игорь старше меня всего на десять минут, но эти проклятые минуты решили мою судьбу. Мама никогда не любила меня! Поверьте, я-то уж это знаю! Она тащила к себе на колени Игоря, сюсюкалась с ним, целовала... Если же я сама лезла к ней, больно пинала меня, почему-то называя "приблудной"... Я не знала тогда, что значит это слово, ревела, размазывая слёзы и сопли по лицу и карабкалась на мамины колени снова, за что нередко получала затрещину. Когда же я закатывалась громким рёвом, прибегал папа, торопливо хватал меня на руки, целовал, крепко-крепко прижимая к себе и успокаивая. Он шептал мне, что мамочка устала или что она приболела, ну, или что у неё неприятности на работе. Нужно обождать совсем немного, мама отдохнёт, обязательно возьмёт меня на ручки, поцелует и прижмёт к себе. Однако шло время, но мама так и не проявила своей любви ко мне, по-прежнему отталкивая и называя тем же непонятным и потому очень обидным словом. И всё же я не была обделена родительской любовью, нет, совсем не обделена. До пятнадцатилетнего возраста у меня был мой любимый и любящий папа. Он укладывал меня спать, читая сказки на ночь, озабоченно щупал мой лобик, когда я болела, делал со мной домашние задания и даже защищал от мальчишек во дворе, которые почему-то тоже дразнили меня приблудной. Когда я спросила у папы, что это значит, он лишь вздохнул, ничего мне не ответив...

Но Игорька она любила! Любая его прихоть, любой каприз, любое желание - всё было исполнено, стоило только пожелать. Цветные карандаши? Краски? Плюшевый медвежонок? Пожалуйста! Велосипед, мопед, мотоцикл? Пожалуйста! Всё это и много-много больше у брата имелось. Я же с тоской лупила глаза на девочек во дворе, на их нарядные платья и их новых кукол, на брата, доламывающего свою очередную машинку или с наслаждением отрывающего голову весёлому и доброму плюшевому мишке и, зажавшись в уголок, беззвучно плакала... Боялась, что мамочка заметит мой рёв, задаст трёпку, и у них с папой будет из-за меня очередной скандал.

Того несчастного медвежонка с оторванной улыбающейся головой, кстати, отдали мне, а Игорьку взамен купили нового. Папа взял большую иголку с ниткой, пришил несчастному зверьку часть его мягкого, игрушечного тельца и вручил его мне со словами:

"Смотри, Лерочка, мишка выздоровел и хочет с тобой дружить!"

И я была тогда просто счастлива... Папа бросил меня, когда мне было пятнадцать лет. Нет, он не ушёл от нас, он просто умер...

В тот день, как обычно, я пришла из школы и с порога почувствовала оглушительную тишину в квартире. Раньше такого никогда не было: мой папа - пенсионер, и в это время всегда был дома. Он встречал меня прямо в дверях, забирал ранец, помогал раздеться, целовал в щёчку, спрашивал, как прошёл день, и неизменно шутил. Я возвращалась из школы одна, без своего брата, у него были какие-то свои дела со взрослыми ребятами, типа выпить водки или покурить за углом.

И когда папа радостно встречал меня, я всегда ловила на себе ледяной, ненавидящий взгляд матери... Странное, непонятное чувство заползало тогда в мою детскую душу, как будто... как будто она ревновала меня к моему отцу...

В тот день, возвращаясь из школы, я заметила у подъезда "скорую". Обычное явление, когда в доме полно старых и больных людей, но сердце моё почему-то сжалось. В дверях меня никто не встречал. Прошмыгнув в комнату, я увидела папу сидящим в кресле, людей в белых халатах и удивительно спокойную маму. Папу положили на носилки, накрыли простынёй и вынесли из квартиры вперёд ногами, я же ещё не осознала, что это конец... что папа умер... А после похорон в квартире поселилась звенящая, зловещая какая-то тишина... Мама не обращала на меня внимания, как будто не замечала вовсе, или я превратилась в невидимку, или умерла вместе с папой и меня вместе с его гробом опустили в промёрзшую неласковую землю. Она по-прежнему видела только одного Игорька, судорожно прижимала его к себе и целовала, как будто видит его в последний раз в жизни... Мне было обидно, что она не замечает меня, ведь папы нет больше и её любовь мне необходима вдвойне. Однако, я продолжала жить горькой и обидной жизнью "девочки для битья" и ловить затрещины и пинки за пустяшные проступки.

Мне исполнилось шестнадцать лет, когда мой брат попытался меня изнасиловать. Мама всё ещё была на работе, когда он набросился на меня, сбил с ног, избил и порвал на мне одежду. Я кричала и боролась изо всех сил, кусалась, царапалась, плакала... Вошла мама и увидела нас, катающимися по полу: меня - в разорванной одежде, практически без ничего, и его с разбитым носом и фингалом под глазом...

На мои слёзы и жалкие попытки объяснить что-либо, она ответила тем, что отхлестала меня по зарёванным щекам и вынесла свой неоспоримый вердикт: "Сучка не захочет - кобель не наскочет! Нечего было задницей перед ним крутить!" - рявкнула она и вытолкала меня из квартиры. Грязную, избитую и бездомную, сидящую на лавочке у подъезда, меня подобрала старушка из нашего же дома и пригласила пожить какое-то время у неё. Выбора у меня не было. Так я оказалась у бабы Шуры. Старушка дала мне что-то из одежды, напоила чаем, успокоила и уложила спать. Утром, осмотрев мою разбитую физиономию, баба Шура посоветовала мне не ходить в школу, отлежаться, а завтра - как Бог даст. За завтраком старушка поведала мне, что, оказывается, жива ещё моя родная бабушка - папина мама.

"Я хорошо её знаю, Нину-то. Игорь, папа твой, женился и привёл Ольгу в дом, не сошлись Нина с невесткой характерами, Ольга-то у него вторая жена... Нашла у Нины с Ольгой, как говорится, коса на камень, Ниночка смирилась, разменяли квартиру, она и съехала от них, чтобы не разрушать семью сына. Недалече тут живёт, в соседнем микрорайоне. Доехай, детонька, узнай... Бабушка твоя, родная кровушка ведь..."

Наутро соседка сама отвезла меня к моей бабушке. Она была ещё достаточно крепкой для своего возраста. Как ни странно, бабушка сразу узнала меня, хотя и не видела много лет. Заплакала и судорожно прижала меня, оцепеневшую от волнения, к своему мягкому, округлому телу... Мы пили чай с бабушкиными ватрушками, а она всё смотрела и смотрела на меня...

"Кушай, кушай, детынька... Ишь, какая ты худенькая. Кушай" - ласково говорила она, подсовывая мне то конфету, то ватрушку, то вазочку с малиновым вареньем. Я послушно ела, размышляя о том, как я скажу бабушке, что пришла к ней насовсем. Соседка засобиралась уже уходить, и я в растерянности завозилась тоже. Бабушка подняла на меня вмиг погрустневшее и вытянутое лицо.

"Лерочка... Как же так, детка? Навестила старуху в кои веки и уходишь.. " - огорчённо произнесла она.

"Н-нет... Я останусь... Побуду с Вами... с тобой.." - пряча глаза, прошептала я. С тех самых пор я жила у своей бабушки. Маму с Игорем видела как-то мельком, на улице. Я даже в другую школу перевелась, чтобы не видеть брата. Ну не могла я видеть его, понимаете?

Мы жили с бабулей очень дружно, и она души во мне не чаяла. Но день ото дня она старела и голова её стала уже совершенно белой... Боже мой, как же я переживала за неё, что она уйдёт, оставит меня совсем одну!.. Я вполне успешно окончила школу и поступила в институт, когда произошло несчастье.

Нет, не с бабушкой. Слава Богу, что не с бабушкой... Моя мать... Маршрутка, в которой она ехала на работу, попала в аварию. Так уж вышло, что никто, ни один человек, кроме неё, не пострадал... Да, были царапины, ушибы и ссадины, но это мелочи по сравнению с её травмами. Самое ужасное, что мама не сможет больше ходить... Я искренне переживала за неё, решила даже взять академический отпуск в институте, чтобы ухаживать за матерью, но...
Но в первое же своё посещение её в больнице споткнулась о жёсткий материнский взгляд, пылающий давней бескомпромиссной злобой, и тот её крик...

"Проклятая приблуда! Вся жизнь из-за тебя псу под хвост! Уберите... Да уберите же её!!!"

И я ушла.

Ушла, дав клятву самой себе, что никогда больше не вспомню об этой женщине, назвавшейся моей родной матерью, однако, спустя много лет, нарушила клятву... Благополучно закончив институт, я схоронила бабушку, жила в её квартире и работала по специальности. Я ничего не знала о матери и брате, пока девушка-соцработник не разыскала меня. От неё я узнала, что мама так и не встала на ноги после той аварии, что последнее время ей хуже, что ей необходим постоянный уход... И что брат мой в тюрьме, за наркотики, кажется...

"Понимаете, мне-то ведь тоже не разорваться... Или Вы переезжаете к маме, или сдаёте её в престарелый дом..." - вынесла свой вердикт соцработница. Выразив своё решение в пользу престарелого дома, я смущённо попросила девушку заняться этим, оплатив ей всевозможные финансовые издержки.

Возможно, вы осудите меня, но свою мать в доме скорби я не навестила ни разу. И вот сегодня раздался этот телефонный звонок... Вздохнув, я принялась собираться на свидание к маме. Стараясь одеться попроще и никакой косметики. Каблук - Боже упаси... Мама не любила никогда видеть меня нарядной и весёлой, да и повода для веселья нет... Облачившись в чёрное, бесформенное, монашеское какое-то платье, в котором была на похоронах бабушки, я заперла квартиру и поймала такси.

Дом Скорби встретил меня стойким запахом мочи, пота, одинокой старости и болезни... Нерешительно перешагнув его порог, я столкнулась лицом к лицу с пожилой женщиной в застиранном белом халате и стареньком цветастом платке.

"Здравствуйте. Я дочь одной вашей больной, Смирновой. Дело в том, что мне позвонили..." - как можно бодрее, произнесла я. Женщина достаточно долго изучала меня, и с потного добродушного лица её медленно сползала улыбка.

"Тёть Лена, кто тут?" - послышался звонкий девичий голос.

"Да так... Ходют тут... Живая-то матерь не нужна была - на государство спихнули. А как дух испускает - явились... К Смирновой тут..."

Юная тоненькая девушка возникла на пороге одной из многочисленных комнат и пригласила меня пройти за ней.

Небольшая комнатка, тёмная даже в такой солнечный день... Затхлый запах болезни, мочи, страданий... Белая кровать в углу, и на ней лежит моя мать. Она постарела за эти годы, раздалась вширь...

"Тётя Оля, пришла дочка Ваша..." - тронув маму за руку, произнесла сестричка. Глаза матери распахнулись, она вздрогнула, как от удара, и растерянно улыбнулась.

"Лера, доченька... Присядь. Иди, Танечка, оставь нас..." - хрипло прошептала она. Медсестра удалилась, сославшись на важные дела. Я тихонько опустилась на стул, а мама нерешительно погладила мою руку, словно боясь, что я отдёрну её.

"Виновата я перед тобой, детка... Крепко виновата... Чую, недолго мне осталось... Недвижима сколько лет после той аварии, а тут ещё сахарный диабет... Умираю я... боюсь... страшно боюсь смерти. Легче будет мне её, окаянную, принять, ежели выслушаешь да простишь. Ты не уходи только... С отцом твоим познакомилась, когда сорок лет ему было, мне - двадцать. Статный, красивый из себя мужчина был твой отец тогда! Детей у них не было: жена его никак не могла забеременеть, он верен ей был, не изменял. Я влюбилась в него, да, видно, орешек не по зубам попался. К ведьме ходила, она и сделала чёрный приворот на крови... И Игорь, твой отец, моим стал.

Однако же, не всё вышло так, как я хотела... Игорь, хотя и жить без меня не мог, к жене своей всё одно мотался, и постель у них была, как выяснилось. Или приворот был слабоват, или обманула меня проклятая ведьма... Забеременела я, и его жена, как ни странно, забеременела тоже... Разводиться с ней, чтобы жениться на мне, Игорь отказался наотрез. Когда я родила маленького Игорёчка, в ту самую ночь поступила в роддом со схватками и она, жена твоего отца. Её сразу на стол, прокесарили, да что-то не так там пошло... Умерла она... Девочка слабенькая родилась, ты... И осталась без мамки, сиротой. Отец твой поклялся, что распишется со мной, если я возьму тебя к себе в дочки и записал вас с Игорёчком как двойняшек.

Забрали мы обоих детей из роддома и, как только отец твой схоронил твою настоящую мать, расписались.

Однако, я так и не смогла забыть, что ты плоть от плоти той женщины и не сумела полюбить тебя... Иногда мне так хотелось положить на тебя большую подушку да и прижать её покрепче к твоему красному, ненавистного личику... Ведь грудные младенцы иногда задыхаются и гибнут без видимых на то причин... Когда же ты стала старше, я представляла, как сажаю тебя на подоконник и сталкиваю вниз, с высоты пятого этажа... Инсценировать это можно было как несчастный случай.

Но каждый раз, когда меня посещали такие мысли, в комнату входил твой отец, брал тебя на руки, целовал и лелеял...

Как же ненавидела я тебя тогда..."

Закрыв глаза, женщина отвернулась к стене. Какое-то время она молчала, и мне показалось даже, что мать не дышит. Привстав, я наклонилась над ней.

"Не смотри на меня, не смотри! Я не могу так... Не смогу продолжить дальше, если будешь так смотреть..." - глухо простонала она.

"Прощай" - я поднялась и, оставив пакет с гостинцами на тумбочке, двинулась к двери.

"Нет, Лера, нет, не уходи... Дослушай до конца... Не могу я этот грех унести с собой в могилу..." - беспомощно прорыдала она, пытаясь схватить меня за край платья, и продолжила:

"Твой отец... В тот самый день мы поскандалили, и я вылила на него всё... Что он испортил мою молодость и растоптал мою любовь... Что он никогда не любил меня, не любил даже своего родного сына, Игоря, что, живя столько лет со мной, он любил только свою мёртвую жену и тебя, потому что ты её дочь... О том, как я ненавижу его за его нелюбовь и тебя за то, что ты столько лет стоишь между нами. Лицо его потемнело, он пытался что то возразить, но я была непреклонна. Сказала, что желаю, чтобы вы с ним сдохли, оба... Ответили наконец-то по заслугам за мою поруганную молодость. Он схватился рукой за сердце, захрипел, и я бросилась к телефону, чтобы вызвать "скорую". Но... Но не знаю, что со мной произошло, ноги онемели и руки тоже... Довольно долго я стояла, удовлетворённо наблюдая, как корчится он от боли, умоляюще глядя мне в глаза и как постепенно глаза эти теряют свой блеск, становясь стеклянными, неживыми... Не знаю, сколько я так стояла, но когда очнулась... когда очнулась... Твой отец по-прежнему сидел в кресле. Лицо его было совершенно серым, как зола, как придорожная пыль... Широко распахнутые глаза вперили в меня свой полный страдания остекленевший взгляд... Я всё-таки вызвала "скорую", они приехали и констатировали смерть. И тут вошла ты... Да, я виновата в его смерти, виновата... Они до сих пор приходят ко мне, даже сюда приходят... Твой отец и твоя мать. Встанут у кровати и... молчат. Смотрят в глаза мне с немым укором и... молчат! Цепенею я от ужаса, волосы дыбом встают, закричала бы, да язык-то словно к небу прирастает. Руки мои в его кровушке... Прошу тебя, доченька, прости! За его смерть, за то, что ненавидела тебя так и желала тебе смерти... Ты простишь, тогда и они меня простят... Умоляю тебя, Лера, прости!"

Из потухших, выцветших глаз её покатились слёзы... Не в силах находиться рядом с этой женщиной, я выбежала из комнаты, едва не сбив с ног нянечку в цветастом платке.

"Что ты, что ты, милая? Ну что ты? - забормотала растерянно добрая женщина, прижимая мою голову к своей тёплой и мягкой груди, и я поняла, что плачу. - Давай сделаем вот что. Сейчас я отпрошусь, и мы сходим с тобой в храм Божий, тут рядом. Идём, детка..." - поставив швабру в угол и поспешно снимая халат, предложила она.

Храм Божий встретил нас сиянием свечей, запахом ладана и особой, какой-то торжественной, тишиной. Службы не было, однако священник был в храме, он-то и встретил нас - немолодой уже, седоватый батюшка с благообразным лицом. Я смутилась, а тётя Лена оставила нас, отошла помолиться. Батюшка ласково спросил, что случилось и почему я плачу... Я что-то невнятно бормотала и не смогла ничего объяснить. Но он как бы и сам всё понял...

"Молись, Господь подскажет, как поступить тебе. Он слёзы твои осушит и верный путь укажет"

И правда, сердце моё, выплакав все свои слёзы, стало вдруг таким лёгким, и я вновь увидела свет... Теперь я хожу в церковь, покрестилась даже. Я понимаю, что в моём сердце нет места для зла и мести ей, моей мачехе. И, приходя в храм, навещаю и её... Не вправе судить я чужие поступки, хорошие они или плохие. Я отпустила свою обиду и боль. И я искренне прощаю её...