Апрельским днём, я, как обычно, прогуливалась с сыном, не спеша, по нашим городским улицам, тихонько толкая коляску перед собой. И тут заметила вблизи двух впередиидущих девушек. Узкая асфальтированная пешеходная дорожка, тянулось вдоль извилистой междворовой автомобильной дороги и заканчивалась, уже буквально в пятидесяти метрах от нас, Т-образном перекрёстком. Это дорога тянулась сначала мимо лесополосы, а потом продолжала огибать, вдоль, высокое ограждение центральной городской больницы. И если повернуть налево от дворов, то малая дорога по прямой, выведет к главному городскому шоссе, а на право до тупика и вниз - к нашему молодому храму.
Моё внимание почему-то пало на внешний вид девушек, вроде обычные, но что-то меня смущало. Я начала искать причину своего смущения, пытаясь впоследствии предугадать кем они могли быть. Невысокая девушка плотного телосложения, та, что шла следом за подругой, намеренно отставая буквально на шаг, была одета в старую коричневую дублёнку до середины бедра, рукава, подол и воротник которой, по-старой моде, был украшен мехом. Но этот мех, будучи растрёпанным, как-то вызывающе торчал во все стороны слипшимися длинными волокнами, на ногах были одеты синие джинсы и грубые чёрные ботинки. Её вид спасали только чёрные распущенные свежевымытые шелковистые волосы, аккуратно стриженные в каре. А девушка, что шла впереди, была практически противоположностью своей подруги. Высокая, стройного телосложения, одетая в модную короткую чёрную кожаную куртку, из под которой торчала наружу белёсая вязанная кофта. В правой руке, в согнутом локте, висела дамская, довольно вместительная, сумочка. Чёрные до колен сапоги, на маленьком каблучке в виде рюмочки, смотрелись неплохо, но весь вид портила, как раз, эта, неопрятно выпущенная кофта и старые чёрные классические брюки ни в обтяжку, испещрённые вдоль и поперёк бесконечными катушками. Несвежие, короткие, засаленные, белокурые, с ядовитой желтизной на корнях, плохо прокрашенные волосы, были собраны на затылке маленькой заколочкой-крабиком. Она шла уверенной походкой впереди, с расправленными плечами, легко размахивая свободной рукой в такт ходьбе, и периодически, словно с азартом, поворачивала голову из стороны в сторону; её подруга, напротив, ссутуливши спину, с опущенной головой, с убранными в карманы руками неуверенно, скованно, пятилась за ней в след.
Мы продолжали идти, а они вдруг остановились на краю дороги на самом перекрёстке. Наконец я начала проходить мимо них, собираясь уже пересекать перпендикулярную полосу, как моему взгляду открылись их лица. Только сейчас я заметила, что у высокой девушке на шее был повязан ещё маленький платочек с узелком на боку, невзрачного тона с рисунком: серые и тускло белые пятна на чёрном фоне; а на лице были одеты прямоугольные очки с округленными углами и из под светло-коричневых линз смотрели подведённые контуром маленькие глаза. Вроде ничего особенного подумала я уже, аксессуары были подобраны со вкусом и стилем, но всё же, весь образ кричал о мрачноватости и неопрятности вида. Наконец, глазам бросились её ненакрашенные пухлые потрескавшиеся губы с оттёкшей кожей вокруг них. Взгляд упал сразу на лицо второй девушки, и всё стало сразу на свои места: полностью оплывшее лицо и натянутая кожа из-за лишней отёчность обрекла черты лица неровными и неотчётливыми.
Наконец, мы перешли дорогу и повернули направо. Я шла по узенькой аллее вдоль железного забора больницы и продолжала поминутно оглядываться на них.
Они продолжали стоять на перекрёстке, редко перекидывались фразами и иногда хихикали. Девушка в дублёнке оставалась стоять немного позади, всё с той же опущенной головой, лишь иногда поднимая глаза отвечая собеседнице. Вероятно она прятала своё оттёкшее лицо, а может стыдливые глаза. Может кого-нибудь ждут, подумала я, продолжая оглядываться, ожидая исхода действия. Вторая девушка продолжала отличаться движениями и жестами открытой развязанностью. Вдруг её правая рука, державшая в локте сумочку, прижатая под грудью, отделилась от тела, оставляя касание только локтём, и выставилась вперёд на дорогу, потом снова прижалась на несколько секунд и тут же отделилась обратно. Я продолжала наблюдать, двигаясь потихоньку вперёд. Когда мимо проезжал автомобиль, рука застывала на дороге и снова пряталась кистью под грудь, но на её место, на дорогу начало вытягиваться правая нога. Итак, играя то ногой, то рукой поочерёдно, между разговором, словно непринуждённо без стеснения, но с некой осторожностью, девушки остановили одну машину. Чёрный, отполированный до блеска джип, открыл боковое водительское окно затонированных стёкл, как раз смотревшее на ловчих. Та же девушка, что двигала всем процессом, нагнула торс и опустилась к окошку, приняв позу сложенного ровно пополам человека. Так как ноги у неё были длинные, а окошко низкое, выпучив верхнюю часть тела вперёд, часть тела, на которую они искали приключение, повисла в воздухе и стала по уровню выше головы. Ещё пару секунд и вторая напарница, что стояла немного позади, сделав вперёд лишь шаг, так и растворилась в дальнем салоне, а высокая с радостью обошла, и заняла более "почётное" место впереди, поближе к хозяину крутого авто. Машина отъехала немного вперёд, развернулась и скрылась в том же направлении откуда и появилась несколько минут назад, снова держа путь на главное шоссе.
По-видимому водитель хорошо заботился о своём дорогом железе, держа его в безукоризненной чистоте, но о чистоте своего живого сосуда напрочь забыл.
Мне стало невыносимо неприятно после случившегося, как-то скверно и не по себе. Я задумалась... О чём они думают когда идут на такие заработки. О чём они думают когда садятся в чужие машины, к совершенно незнакомым людям. Неужели только о деньгах, которые можно заработать нормальным чистым путём? О чём они думают потом?
Я была в шокирующем состоянии. Так среди белого дня, внутри города: среди жилых дворов и детских площадках, вблизи больницы, храма, открыто вышли на дорогу, поймали машину и утопились в болоте. Как они могут с этим жить? К чему они идут, на что надеятся, что хотят получить от жизни? Разве человек может чувствовать себя человеком, творением Божьим, проводя свои дни в таком тлетворном существовании.
Мне стало совсем не по-себе.
И мне представилось их плоть, их душа, их существование: словно взяли глиняный кувшин и выжили в него сок из протухших плодов, закрыли крышкой и оставили в тёмном месте тлеть дальше, источая зловонный смрад, пока не сгинет совсем, не сгниёт за живо.
А потом мне представилась тёмная зала. Что если включить в ней свет, то можно будет увидеть как она переполнена бесами и чертями, которые всегда водятся и таятся в кромешном мраке гибнущих душ; которые пожирают её заживо и ждут, когда душа покинет тело, что бы навечно завладеть ей, украсть, унести в своих страшных объятиях.
Но всё же, никогда не поздно прозреть: включить свет, очистить свою залу от греха и тем самым спастись.
Ведь наш Отец ни только вечный, всеблагой, всеведущий, всеправедный, всемогущий, но и всемилостивый, долготерпеливый и всепрощающий!
И этим примером спасения души от страшного греха "блуда",служит для нас жизнь Святой Марии Египетской.
Ведь людям не может проститься только два греха: хула на Святого Духа даже на смертном одре, когда человек умирает с грехами и неверием, вместо того чтобы раскаяться и исповедаться, что бы Бог отпустил грехи; и тому человеку, который самовольно отнял у себя жизнь - дар Божий, являясь будучи психически здоровым существом. Эти два греха не прощаются, потому что человек и в первом и во втором случае не сможет больше покаяться в своих грехах, ведь он уже умер и потерял эту отведённую нам возможность, заповеданный обряд, оставленный нам для спасения души Иисусом Христом при земной жизни.
И поэтому пока мы живы, никогда не поздно встать на истинный путь, раскаяться и пойти на встречу к Богу, который всегда ждёт, с протянутой на помощь рукой, своих любимых творений - своих детей. И лучше это сделать скорее, ведь никому не дано знать когда придёт Суд Божий, и поэтому Господь призывает верующих быть всегда готовыми ко Дню Страшного Суда, который наступит внезапно как "как жених в полунощи" согласно притчи из Евангелия о десяти девах, и так же никому не дано знать, когда оборвётся его жизнь, успеет ли человек прийти к Богу, если будет откладывать.