Тема «правильного» (в европейском понятии) поединка - поединка во имя защиты личного достоинства и чести - требует обратиться к истокам этих нравственных категорий, мысленно перенестись в те далекие времена, когда эти истоки, просочившись через толщу веков, обрели, наконец, живительную почву, способную подпитывать и направлять в нужное русло образовавшийся благодатный поток. Эта почва оказалась должным образом возделана и обихожена быстро набиравшим силы и общественный вес новым военным сословием, получившим название рыцарства. Именно процесс становления рыцарства привел к жизни и наполнил конкретным содержанием «вечные» нравственные начала, возвышающие человеческую личность, - добро, справедливость, бескорыстие, достоинство, преданность, верность. И, конечно же, честь - качество, которое в структуре тогдашних общественных реалий все отчетливей становилось доминирующим, определяющим и характер личностных отношений, и критерии моральных оценок в поведении.
Временной адрес этого процесса - IX-X века. Место - страны Западной и Центральной Европы, которые в те времена представляли собой далеко не благостную картину. Это были скорей не государственные образования, а разобщенные войнами и многочисленными распрями сообщества племен и народов, населяющие опустошенные регулярными набегами варягов и норманнов земли, на которых в малочисленных полуразрушенных городках ютилось полунищие жители, а за их пределами простирались превращенные в пустыри поля и нивы. Эту безрадостную обстановку нарушали лишь возвышающиеся на вершинах холмов окруженные крепкими заборами, рвами и крутыми скалами воинственные жилища феодалов с четырехугольными зубчатыми башнями. И всегда близ этих одиночных крепостей теснились жилища крестьян, возделывающих огромные земли и угодья феодала. Роскошь и нищета, жесточайший деспотизм владык и крепостная зависимость, сменившая еще не столь давнее рабство. И царящее вокруг дикое бесправие. Вот что в первую очередь характеризовало те несчастные времена.
«Сколько несправедливости, насилия, жестокости производилось безнаказанно человеком сильным и честолюбивым против беспомощного! - пишут французские историки Жюст Жан Руа, Жозеф Франсуа в книге «История рыцарства», первое издание которой вышло в России еще в 1858 году. - Беда семейству, утратившему своего главу, если сыновья не достигли еще возможности защищать мать, сестер и самих себя. Часто тогда враг семейства, и обыкновенно честолюбивый и злой сосед, не встречая препон своей ненависти и мстительности, отнимал у вдов и сирот отцовское наследие».
Беззаконие и произвол были главными приметами времени. Ни одна из стран Европы той поры не представляла собой единого, сплоченного и цельного сообщества, а были разбиты на десятки, сотни и мелких и крупных поместий, которыми владели представители высшей феодальной знати - герцоги, графы, бароны. И каждый из них в своих имениях чувствовал себя независимым государем, едва ли не ровней королю. Каждый мог творить суд и расправу над крепостным, ремесленником, торговцем по своему усмотрению, облагать их податями и налогами, распоряжаться их жизнью и смертью. Каждый имел право собирать собственное войско, объявлять соседям войну и заключать мир. И часто пользовался этим правом - если было достаточно власти, богатства и - главное - если в распоряжении имелось собственное войско. Преимущественно конное, хорошо оснащенное, умеющее воевать.
Все это могли себе позволить, конечно, лишь крупные феодалы-землевладельцы. Благо было достаточно умелых, готовых к боевым действиям воинов, желающих отправлять службу в таком войске - из числа малоземельных феодалов. Разумеется, не бесплатно, а на определенных и очень выгодных условиях, прежде всего на условиях получения во временное или постоянное пользование феода - части наделов землевладельца. Эти феодалы-наемники после определения на службу становились вассалами (от латинского vassus - слуга), а их наниматель-землевладелец - сеньором (господином группы вассалов). Вассал обязан был по первому же требованию сеньора являться на собственном коне в тяжелых доспехах и в сопровождении некоторого количества пеших и конных воинов, набранных из зависимых людей своего поместья. Такие вассалы впоследствии и стали носить имя рыцарей (название произошло от немецкого слова ritter - всадник). Во Франции рыцари назывались шевалье, в Испании - кабальерос, в Германии - риттеры.
Обязательная военная служба рыцаря не превышала 40 дней в году. За сверхурочную службу шло дополнительное жалованье. Военная добыча - трофеи, выкуп за пленных, сами пленные - тоже доставались рыцарю. Предполагалось исполнение и некоторых других повинностей. К ним относилась денежная «помощь» сеньору в случае посвящения его сына в рыцари, свадьбы дочери, организация выкупа, если он попадал в плен. Согласно обычаю, вассалы участвовали в суде сеньора, присутствовали в его совете, участвовали в турнирах. Все эти условия оформлялись в виде вассальных отношений называемых оммажем и завершались клятвой верности сеньору - фуа. Ритуал присяги состоял в том, что рыцарь вкладывал свои руки в руки сеньора, показывая этим, что он отдается на его милость. Если размеры полученной за службу земли позволяли, новый владелец в свою очередь передавал часть ее в качестве феодов своим вассалам. Так складывалась многоступенчатая система вассалитета от верховного сеньора (сюзерена) - до однощитных рыцарей, не имевших собственных вассалов.
Первоначально рыцарство не давало никаких прав на сословное преимущество. Но постепенно оно сформировалось как специфическое военно-феодальное сословие. Военное дело становилось его главной социальной функцией. Военная профессия давала права и привилегии, определяла особые сословные воззрения, этические нормы, традиции и культурные ценности. Рыцарство все больше превращалось в замкнутую наследственную группу. В развитом Средневековье статус рыцаря уже предполагал исключительно благородное происхождение. Сами рыцари считали себя «цветом мира». В определенном смысле так оно и было, поскольку уже в XIV веке принадлежать к рыцарскому сословию значило принадлежать к знати.
К этому времени образовался особый род рыцарства, отличавшийся тем, что мелкие феодалы поступали на службу за материальное вознаграждение, а иногда и бескорыстно, ради того только, чтобы приобрести славу и почести. В эпоху Крестовых походов именно этот слой рыцарей, получавший за службу только жалованье, стал в Европе наиболее многочисленным. Таким образом, рыцарство постепенно проходило фазу «милитаризации», приобретало чисто военную направленность. Одновременно с этим складывался рыцарский этический кодекс, основанный на чести и справедливости, воинской доблести, защите обиженных, сирот и неимущих. Во имя этих нравственных ценностей рыцарь готов был не только обнажить меч, но и положить свою жизнь. Примеры такого благородного самопожертвования возбуждали благодарность и восхищение, особенно у женщин, по своей слабости нуждающихся в защите и покровительстве - мужественном и могучем.
В свою очередь рыцарь, воспитываемый с младых лет в особых условиях и смотревший на женщину, как на существо, наделенное даром пророчества и притягательной нравственно силы, как на создание высшее, чем мужчина, готов был ради нее на любые безрассудства. Так складывался культ женщины, культ Прекрасной Дамы - притягательной, возвышенной и ... недоступной (стоит заметить, что жена никогда не входила в разряд сих Прекрасных Дам).
Поначалу некоторые из рыцарских идеалов вступали в явное противоречие с этическими принципами, которые диктовались христианством. Так, гордыня, провозглашенная церковью главнейшим из смертных грехов, считалась рыцарем одним из важнейших своих достоинств, а месть за оскорбление (истинное или мнимое) была законом его этики, в которой не оказывалось места для христианского всепрощения. Рыцарь сражался ради славы, его нравственной доминантой был культ доблести и «право оружия». Героическая смерть в честном бою воспринималась как высший пример для подражания. Религия, видя в рыцарях защитников веры, опору слабых и обездоленных, стала относить рыцарство к священному войску, достойному благодати небесной, придавая больше величия и важности этому войску, освящая прием в его члены пышной обрядностью.
Итак, Бог, честь и женщина стали девизом рыцарства. Их слава стремительно росла и множилась, о их подвигах и благородных поступках слагались песни, им давали самые почетные титулы и награды, они имели право восседать за одним столом с королями и только им дозволялось носить меч, броню, золоченые шпоры, двойные кольчуги, шлемы, горностаевые и беличьи меха, бархат и красное сукно. По осанке и вооружению рыцаря узнавали издалека. Перед ним опускались мосты замков, гостеприимно раскрывались двери дворцов. Короли считали за честь быть принятыми в рыцарское сословие. Известный французский король Франциск I, в 1515 году вступая на трон, просил знаменитого рыцаря сеньора Пьера де Баярда как о великой чести посвятить его в рыцарское достоинство.
Подчеркнем еще один немаловажный момент. Центральное место в рыцарской системе ценностей занимал такой идеал, как доблесть. Под доблестью понималась не просто смелость, но смелость, доходящую до безрассудства, постоянный поиск опасностей и презрение к смерти. Эти качества подчеркиваются в дошедших до нас лучших образцов поэзии трубадуров, у всех героев рыцарских поэм. Так, граф Роланд (средневековая французская эпическая поэма «Песнь о Роланде») категорически отказывается просить о помощи, хотя противник многократно превосходит его отряд. А герой немецкого эпоса «Песнь о Нибелунгах» Зигфрид в ответ на просьбу не ехать на пир к врагам, где его ожидает неминуемая гибель, надменно заявляет: «Ответить им отказом не позволяет честь».
Понятно, что идеалом рыцарства для рыцаря могли быть не осторожные и расчетливые владыки, а люди подобные английскому королю Ричарду Львиное Сердце, который не задумываясь мог с горсткой воинов броситься на целое войско. Сила такого примера была столь велика, а традиция столь сильна, что в боевой обстановке не только рядовые рыцари не могли поступиться и пядью земли, которую они отстаивали. Нередко военачальники жертвовали удобной позицией и проигрывали битву из боязни, что их обвинят в недостатке смелости. С высоты нынешнего времени это можно назвать ничем неоправданными предрассудками. Но факты от этого не меняются. И продолжают упрямо свидетельствовать о своем: когда с рыцарскими предрассудками сталкивались, к примеру, интересы стратегии и тактики, полководцы, казалось бы, вопреки здравому смыслу, обычно отдавали предпочтение предрассудкам.
За несколько дней до битвы при Азенкуре (25 октября 1415 года) произошел на первый взгляд курьезный, но весьма красноречивый случай. Английский король Генрих V, продвигаясь навстречу французской армии, в вечернее время миновал по ошибке деревню, которую квартирьеры определили ему для ночлега. Ошибку быстро обнаружили, было время вернуться назад и свернуть на дорогу, которая вела к той деревне. В другой раз он так бы и сделал, но только не теперь. Теперь возвращение затрагивали вопросы чести. Генрих V относился к тем королям, «кто более всего соблюдали церемонии достохвальной чести». И как раз только что издал ордонанс, согласно которому рыцари, отправляющиеся на разведку, должны были снимать свои доспехи, ибо честь не позволяла рыцарю двигаться вспять, если он был в боевом снаряжении. Потому, будучи сам облачен в боевые доспехи, он уже не мог вернуться назад и вынужден был провести ночь там, где она его застала.
Чем большее значение приобретало рыцарство, чем ярче полыхал блеск его славы, тем сложнее становилась система отбора кандидатов, жаждавших приобрести это столь почетное и благородное звание. К отбору допускался только родовой по отцу и матери дворянин, достигший 21 года. Но одного дворянского происхождения было недостаточно. Требовалось путем длительного сурового обучения и воспитания, начинавшихся с малых лет, подготовить себя морально и физически к исполнению воинских трудов, перенесению трудностей, освоению нелегких рыцарских обязанностей. При этом только до семи лет ребенок воспитывался дома, ежедневно участвуя в играх и занятиях, развивающих силу, выносливость и воинский дух. После этого направлялся в распоряжение будущего сеньора, где до 14 лет был пажем при супруге сюзерена и ее окружения. За эти годы под руководством опытных наставников он овладевал искусством верховой езды, фехтования, стрельбе из лука, охоты, а под руководством женщин приобретал круг знаний, умений и навыков, необходимых в светском общении и придворной жизни. Духовные лица знакомили его с основами грамоты и христианского вероучения.
В 14 лет юноша «переходил» на мужскую половину и становился оруженосцем при рыцарях двора сюзерена. За эти годы ему надлежало обстоятельно освоить «начала любви, войны и религии». Таким образом, за «полный курс обучения» он должен был овладеть «семью рыцарскими добродетелями» - умением охотиться, ездить верхом, плавать, фехтовать, стрелять из лука, играть в шашки, слагать и петь стихи в честь дамы сердца. Кроме того, выработать у себя такие нравственные качества, как храбрость, настойчивость, целеустремленность, верность сюзерену. К концу Средних веков для рыцарей считалось необходимым знать французский язык, ставший во многих странах языком придворной знати.
При благоприятных итогах, достигнув 21 года, молодой человек получал право быть посвященным в рыцари. Но обряд посвящения предварялся испытаниями на физическую, воинскую и нравственную зрелость на турнирах, поединках и, случалось, даже на пирах. И не каждый эти испытания выдерживал. В таких случаях несостоявшийся рыцарь обычно отправлялся в путешествие, во время которого громкими делами и благородными поступками доказывал свою состоятельность, соответствующую рыцарскому званию.
Подготовка посвящения в рыцари занимала несколько дней и включала в себе молитвы и строгий пост, исповедь и раскаяние в грехах, чтение псалмов и освящение меча священником. Непременным элементом ритуала было громкое чтение в присутствии всех присутствующих на церемонии рыцарских правил и законов. Приведем здесь несколько положений из названной выше книги «История рыцарства», дающих представление о требованиях, которым должны были соответствовать рыцари и которым большинство из них в полной мере соответствовали.
«Рыцари обязаны бояться, почитать, служить и любить Бога искренно; сражаться всеми силами за веру и в защиту религии, умирать, но не отрекаться от христианства.
Они обязаны служить своему законному государю и защищать его и свое отечество.
Щит их да будет прибежищем слабого и угнетенного; мужество их да поддерживает везде и во всем правое дело того, кто к ним обратится.
Да не обидят они никогда никого и да убоятся более всего оскорблять злословием дружбу, непорочность, отсутствующих, скорбящих и бедных.
Жажда прибыли или благодарности, любовь к почестям, гордость и мщение да не руководят их поступками; но да будут они везде и во всем вдохновляемы честью и правдой.
Да повинуются они начальникам и полководцам, над ними поставленным; да живут они братски с себе равными, и гордость и сила их да не возобладают ими в ущерб прав ближнего.
Да не вступают они в неравный бой: несколько против одного, и да избегают они всякого обмана и лжи.
Честные блюстители данного слова, да не посрамят они никогда своего девственного и чистого доверия малейшею ложью; да сохранят они непоколебимо это доверие ко всем и особенно к своим сотоварищам, оберегая их честь и имущество в их отсутствие.
Да не положат оружия, пока не кончат предпринятого по обету дела, каково бы оно ни было; да следуют они ему и денно, и нощно в течение года и одного дня.
Если во время следования начатого подвига, кто-нибудь предупредит их, что они едут по пути, занятому разбойниками, или что необычайный зверь распространяет там ужас, или что дорога ведет в какое-нибудь губительное место, откуда путнику нет возврата, да не обращаются они вспять, но да продолжают путь свой даже и в таком случае, когда убедятся в неотвратимой опасности и неминуемой смерти, лишь была бы видна польза такого предприятия для их сограждан.
Да не принимают они титулов и наград от чужеземных государей, ибо это оскорбление отечеству.
Да сохраняют они под своим знаменем порядок и дисциплину между войсками, начальству их вверенными; да не допускают они разорения жатв и виноградников; да наказуется ими строго воин, который убьет курицу вдовы или собаку пастуха, который нанесет малейший вред кому бы то ни было на земле союзников.
Да блюдут они честно свое слово и обещание, данное победителю; взятые в плен в честном бою, да выплачивают они верно условленный выкуп, или да возвращаются по обещанию, в означенные день и час, в тюрьму, иначе они будут объявлены бесчестными и вероломными.
По возвращении ко двору государей, да отдадут они верный отчет о своих похождениях, даже и тогда, когда этот отчет не послужит им в пользу, королю и начальникам под опасением исключения из рыцарства».
Ну а центральный элемент посвящения в рыцари - аколада - заключалась в том, что кандидат становился на колени, а самый авторитетный рыцарь, присутствовавший на церемонии (нередко это был лично король), от своего имени произносил напутственную речь, затем, после того, как посвящаемый произносил клятву на Евангелие беспрекословно блюсти законы, вынимал меч и ударял им плашмя по его плечу, напоминая, что этот удар должен быть последним, который рыцарь позволил нанести безнаказанно.
Таким и сохранился, преодолев века, облик рыцаря - почти идеального человека, чья честь, достоинство и высочайшее благородство служили образцом подражания для многих и многих поколений. При всем том, рыцарство имело немало и темных сторон. Далеко не всегда идеал находился в согласии с реальностью. Многие рыцарские безумства приносили горе, позор и разорение отнюдь не только одним простолюдинам. А захват добычи в феодальных войнах, грабеж купцов на дорогах?! А чем оборачивались на деле Крестовые походы в чужие земли, совершаемые под знаком защиты от неверных Гроба Господня? Вандализмом, погромами, жесточайшей резней... Нет, не все в рыцарстве было так уж возвышенно и благостно. Но вместе с тем, надо признать, что именно рыцарская эпоха, а она продлилось до ХVI века, сильно продвинула идеал отдельной личности, до того почти не существующий. Что под воздействием повального террора рыцарских поединков люди - пусть только одни дворяне - научились уважать друг друга как человек человека, а не только как менее знатный более знатного. Учтивость и вежливость в обращении, осторожность к чужому самолюбию - все эти и другие черты, которые исповедовали сами рыцари и которые что называется несли в массы гордым своим примером, пробудили у многих сознание того, что каждый должен дорожить не только своим уважением, но и уважением другого. Что каждый должен быть готов постоять даже ценой жизни за малейшее неосторожное прикосновение к своему доброму имени. Именно это и стало доминантой всего исторического развития дуэли, превращения ее в поединок чести. Но путь к этому был еще неблизким.
В начала XVI века, с появлением огнестрельного оружия и появлением регулярных армий, когда ордалии и военные единоборства рыцарей практически сошли на нет, в Италии, в Неаполитанском королевстве, появился новый вид поединка - bataille а la mazza (поединок в кустарнике) и его разновидность - bataille en bestes brutes (поединок на манер животного). Первое название происходило от вида неаполитанских кустарников, образующих заросли, в которых поначалу обычно проводились эти поединки. Второе название отражало сущность самого боя: драться так, как дерутся дикие звери - без пощады, до смерти. Появление этих видов дуэлей историки связывают с формированием неофеодальных кланов, стремлением членов этих кланов встать вровень с традиционной элитой, что, в свою очередь, рождало в их среде обостренное, зачастую завышенное чувство чести и, как следствие, вело к росту числа стычек между враждующими сторонами. Результаты таких стычек всегда или почти всегда были одинаковыми: дуэли. Жестокие и беспощадные, со смертельным исходом.
Итальянцы не очень долго оставались единственными владельцами своих новых «изобретений». Вскоре итальянские новшества стали достоянием французов. Уже в начале 30-х годов XVI века новый тип поединка стал повседневным элементом военного и дворянского быта Франции. Это было как раз время правления уже Франциска I, когда судебные поединки еще были, как мы бы сегодня сказали, абсолютно легитимны и когда начала обретать права гражданства идея «благородной дуэли», основоположником которой, напомним читателю, слал лично французский король. При всем том существовало правило, регламентирующее порядок участие в этих дуэлях. Он сводился к тому, что право на дуэль дворянин должен испрашивать непосредственно у короля, о чем Франциск I считал нужным вновь и вновь напоминать подданным в своих ордонансах. Но это обстоятельство как раз менее всего устраивало дворян. Все большее их предпочитало выбирать более простые методы сведения счетов - без промедления и всяких проволочек. Число дуэлей непрерывно росло, и почти все они, начиная с периода Итальянских войн времен правления Франциска I до конца правления его сына Генриха II велись в соответствии с новыми итальянскими правилами. Дух этих поединков уже мало соответствовал рыцарскому куртуазному единоборству. Вторая половина XVI века стала этапом формирования особых традиций и норм, при которых законы чести реализовались непосредственно в такого рода дуэли, где все или почти все было «от войны», от боя «до крайности». Эти традиции и нормы без серьезных изменений просуществовали вплоть до середины XVII века.
Главное, что резко отличало французские дуэли от поединков прошлого и даже дуэлей итальянцев - жестокость и беспощадность. По правилам, ставшим каноном, дуэлянту предоставлялось лишь два выбора: либо убить противника, либо самому быть убитым. Потому картина боя в большинстве случаев имела один и тот же вид: изранив друг друга, но не прекращая поединка, оба участника погибали. Считалось вполне допустимым убийство обезоруженного, упавшего или раненого противника, ибо не писаные, но строго чтимые правила требовали одного: исход поединка должен быть очевидным и не вызывать сомнений в победе.
Даровать поверженному противнику жизнь, позволить упавшему встать или поднять выбитую шпагу - то, что в эпоху расцвета рыцарства и век-полтора спустя являлось признаком истинного благородства - воспринималось в обществе далеко не однозначно. В 1559 году Ашон Мурон, племянник маршала Сент-Андре, предательски убил капитана Матаса, победившего его в честном поединке. Капитан, старый вояка, пожалел юнца. Он выбил у него из рук оружие и прочитал нотацию: дескать, нехорошо нападать на опытных людей, едва умея владеть клинком. Ничего предосудительного, вроде, не было совершено, но беда, что Матасу изменило чувство осторожности. Его молодой противник оказался злым и коварным. Когда капитан повернулся к нему спиной и стал садиться на лошадь, тот воткнул ему в спину шпагу. И что же?! В глазах придворных, в число которых входил известный полководец Генриха II Франсуа де Гиз, Мурон выглядел чуть ли не героем, а «глупость» капитана, не применившего по прямому назначению оружие, вызвала откровенное возмущение.
Всеобщее мнение осудило так же графа де Грандпре, тоже капитана, «доблестного, как шпага», проявившего излишнюю куртуазность в поединке с квартирмейстером легкой кавалерии де Гиври. Когда у Гиври сломалась шпага, граф предложил ему взять другую. В ответ прозвучало высокомерное: ему, мол, хватит и обломка, чтобы повергнуть противника. Но это была только бравада. Условия боя стали явно неравными и честь капитана не позволила продолжать поединок. Он опустил шпагу. И поплатился в глазах общества, которое сочло, что граф был просто обязан убить соперника, который позволил себе демонстративно отказаться от милости противника.
В XVI веке происходит еще одна перемена в репертуаре традиционного поединка: исчезает обычай вызывать соперника брошенной перчаткой - важнейшая ритуальная часть судебного поединка, символизировавшая готовность дуэлянта отстаивать правое дело собственным телом, залогом предоставления которого для Божьего суда и являлась перчатка. Отказ от этой традиции не случаен: в те времена уже никому и в голову не приходило, что в бою он отстаивает свою правду перед лицом Всевышнего, а не свою честь в глазах себе подобных.
От поединков прошлого, прежде всего судебных, дуэль XVI века отличалась и изменившейся ролью секундантов. Из наблюдателей, призванных следить за соблюдением правил, они превратились в дублирующие пары бойцов, своим оружием поддерживающих единоборство главных противников. Дуэль с участием нескольких сражающихся пар, превращающаяся иногда в небольшое сражение, находит во Франции наибольшее распространение. Результаты таких поединков несложно себе представить. Не случайно в 1547 году, сразу же после своего вступления на престол, Генрих II был вынужден издать специальный ордонанс с весьма примечательным названием «Против убийств, которые ежедневно происходят в нашем королевстве», имевший своей целью в первую очередь поставить барьер убийствам из засады и внезапным вооруженным нападениям.
Одновременно с этими переменами упрощалась процедура вызова на дуэль: с 70-х годов XVI века дело все чаще сводилось к устной договоренности без использования письменного вызова с изложением причин дуэли (картеля) или обмена посредниками, призванными договориться об условиях боя. Промежуток между вызовом и самой активной фазой дуэли мог занимать всего несколько минут. Считалось, что наиболее честна и благородна как раз та дуэль, которая следовала сразу же за оскорблением и вызовом, когда еще не остыли и остры эмоции.
А вот поединок, отложенный на некоторое время, что дает возможность улечься страстям и позволяет воспринимать ситуацию, руководствуясь холодным разумом; это есть уже не дуэль, а хладнокровное и осмысленное убийство. «Кровь не может лгать» - таков постулат был в ходу у сторонников наносить противникам удары «сразу, а не хладнокровно». Другого, по их мнению, истинный дворянин, который носит на боку шпагу, а на ее конце - свою честь, просто не может себе позволить. Эта точка зрения для французского дворянина XVI века, независимо от того разделял он ее или нет, была предпочтительней, она полностью отражала его представление о «праве оружия» и силы как последнем доводе не только в делах чести, но и в повседневной жизни, при решении любых конфликтов. Минет еще не одно десятилетие, прежде чем человек, привыкший вести «диалог» посредством шпаги, несколько изменит свои взгляды в отношении «права оружия», признает и примет другие нравственные координаты, другие правила поведения и другие дуэльные нормы, которые, освобождаясь от чрезмерной жестокости и непотребства, пока еще вызревали в дворянской среде западноевропейских стран. И во главу которых будут поставлены лучшие правила рыцарского поведения.
Пройдет время и знаменитый французский аристократический Жокей - клуб обратится к графу Шатовильяру с предложением составить и издать дуэльный кодекс. Кодекс, составленный графом на основе лучших дуэльных традиций и рукописных правил, подпишут около ста аристократов страны, известных своей щепетильностью в вопросах чести. Произойдет это в 1836 году. Кодекс станет непререкаемым руководством для секундантов и дуэлянтов. На его основе будут изданы кодексы в других европейских странах, в том числе в России.