У одного царедворца родился долгожданный сын, а он возьми да и назови мальчика Кракамбаром.
— Что тебе в голову-то взбрело? — спрашивают его. — Что за имя такое?
— Уж не хуже других имён, — отвечал молодой отец,— в самый раз для покоев царских. Станет сынок мой чужеземцев каких иль гостей встречать, выступит важно вперёд и представится: «Кракамбар!» И воскликнут они: «Ух ты!» или «Вот это да!». И станут его уважать.
Заслышав это, родные только махнули рукой: что слова даром тратить?
— Поглядим, — решили,— к чему приведут эдакие-то глупости.
Время шло, и за мальчиком с самого нежного возраста стали водиться странности. Царедворцам, к примеру, любо жаловаться на жизнь. Этот парень никогда не куксился и не ныл. Кто обидит его — молчит. На материнские люли да затрещины батькины не обижается.
«Может, болен он чем?» — удивлялся отец и всё проверял: нет-нет, да как даст сыну по уху!
Но опять, всякий раз, Кракамбар не смущался ни капельки и отцу своему всё прощал.
Наконец, царедворец так обеспокоился, что призвал придворного лекаря.
Тот напялил очки, постучал больного по лбу и груди, заглянул в оба уха, в горло и в нос, и печально вздохнул:
— Сожалею, мой господин! Только мальчику царедворцем-то не бывать: больно сердце его большое, просто огромное. А ведь это — беда, с такой хворью в царском дворце не сгодишься. Да на белом свете, поверьте уж старику, долго не протянуть. Словом, он у вас не жилец.
Как услышал отец ; опечалился:
— А я было решил, что пойдёт сынок по моим стопам. Золотую ленту, что носят наперевес, ему сызмальства приглядел…
— Это, — лекарь ему говорит, — невозможно, и всё! Пускай дочери Ваши будут хоть царедворшами, хоть цредворихами. Этот юноша — никогда.
— Что ж, и нет никакого снадобья от такой злой заразы?
— Почему же, имеется. Только кроме больного, никому о нём не положено знать. И старик шепнул мальчику на ухо:
— Дорогой ты мой Кракамбар! Раздавай свое сердце другим. Только это и может тебя спасти.
С тех-то пор мальчуган призадумался. А когда немного подрос, прихватил с собой хлеба кусок и покинул дворец.
Поселился он на окраине. Там что-нибудь подсобит, здесь поможет. Лишней платы не требует, понемногу к каждому делу сердце старается приложить. Как на хлеб заработает ; помогает даром. Сделает дело — и скорее бежать, чтоб за то не получить ничего.
Вскоре окрестный народ разделился: одним Кракамбар ; по душе, другим ; поперёк горла. Сам же он нарочно к грубиянам почаще ходит: тем-то, сколько не отдавай, ничего назад не получишь.
Наконец забияки от слов перешли к тумакам, а там и за палки взялись. Теми палками погнали они Кракамбара.
— Убирайся, — кричат, — с глаз долой!
Кракамбару того и надо. Торба, хлеба кусок да посох — все богатства его.
Весело припустил Кракамбар прочь от города. «Знатно, — думает, — мне повезло. Удалось изрядно сердца мне здесь оставить.»
Но едва дома за горизонтом скрылись, как почувствовал Кракабар: больно торба его тяжела.
Развязал, а в ней — гостинцев до верха! И записка лежит: «Пусть вернётся к тебе, дорогой ты наш человек, все добро, что ты нам сотворил!»
Тогда понял бедняга, что остался он в дураках: что ему удалось раздать, возвратилось назад. И тогда он, присев на обочине, горько заплакал.
— О чем убиваешься, добрый человек? — спросил прохожий.
— О том, что другие ко мне так непростительно милостивы, что вот-вот в гроб загонят.
— Э! То не горе! Избавление близ. Ступай к главному жадине, Царю-Великану. Он-то уж никому ничего не спускает, никому ничего не платит. И как раз ему сторож для дочери нужен.
Кракамбар даже слёзы лить перестал:
— Это что же, он родную дочь под замок посадил?
— Под замок, да какой! Он висит на дубовой двери, дверь та ; в башне, а башня —под самыми облаками.
— За какую же это вину?
— Да её только и остаётся, что спрятать, потому что к придворной жизни совсем непригодна. Потому, во-первых, что отец её великан. Как приедут послы, да как выступят ей навстречу, так головы и позадирают, а шапки с затылков так и летят. Хочется, видно, всякому из них крикнуть: «Ух ты!» или «Вот это да!», но они приличия соблюдают, крепятся. Да разговора-то никакого всё равно не выходит!
— А во-вторых?
— Да царевна спорить совсем не умеет, и согласна всегда и со всем. А уж хуже этого с царской дочерью ничего и случиться не может.
Кракамбар просиял:
— Это то, что мне нужно!
Потом обнял прохожего, все гостинцы ему отдал и припустил со всех ног во владенья прижимистого царя.
Заявился прямо к нему:
— Буду работать бесплатно за уговор: бранить меня нужно не меньше раза в неделю.
— По рукам! — хлопнул в ладоши Царь-Великан и приказал личной страже с пришельца глаз не спускать. А Кракамбара поставил в караул у царевниной башни.
После вахты иди, куда хочешь. Но в первый же вечер стало ему так тошно на сердце! Так потянуло кого-нибудь чем-нибудь одарить! Вышел он из дворцовых ворот, нашёл иву-красавицу, сделал дудочку и взобрался с ней на пригорок.
Заиграла дудочка. К песне музыкант приложил и сердце: пусть кому-то поможет она, и пусть кто-нибудь, да улыбнётся.
И вспорхнула малиновкой быстрокрылая песня, и над сёлами полетела. Кого встретила, развеселила, а потом приземлилась на окошко великановой дочки. И царевна тоже разулыбалась, перестала грустить.
Кракамбар же песней своей недоволен. «Слишком, — думает, — мало в ней сердца».
Не по нраву пришлась она и соглядатаям царским.
— На пригорке сидит, в самодельную дудку дудит, — доложили они.
Царь от этих вестей сделался сам не свой. Из угла в угол так и снуёт, кулаки сжимает да хмурит лоб.
Но певцу о том невдомёк. Спозаранку он в карауле.
Царевна сверху ему кричит:
— Твоя ли вчера была песня?
— Ох, моя, — сник от стыда Кракамбар.
Слово за слово, — и проговорили весь день напролёт. А как солнышко собралось отойти ко сну, Кракамбар ; на пригорке опять, начинает новую песню. В этот раз так старался он, что половину сердца в неё половину вложил.
Взмыла в небо она, пролетела на сёлами легкокрыло, прозвененла на городом стольным, удивила всех и к царевнину подоконнику притулилась.
Доложили слуги царю, что вчерашний свистун и гудун — на том же холме, и опять тревожит вечерний покой.
— Что он всё туда ходит? — задрожал от догадки царь. — Не иначе, сокровища ищет? Покопайте-ка там вокруг.
Так и вышло: едва копнули — клад обрели.
Царь от гнева кипит, Кракамбара — за шиворот и в темницу.
Уже новый день народился. Кракамбар ожидает казни, печалится, что сердца раздать не сумел, а не знает, что повсюду ждут его песню.
Стало стражникам невмоготу от Кракамбаровых вздохов.
— Слышь, и нам по душе твоя песня. Вот, держи-ка ивовый прутик. Мы его отломили от ивы. Авось, нам за это головы не снесут.
Кракамбар от радости аж подскочил. Поймал веточку, сделал дудочку, и в последнюю песню свою всю до донышка сердце вложил.
Полетелая песня, что лебёдушка белая, и всё царство крылами покрыла. Всякой душе подавала весть, всякому отчаянному дарила надежду, слёзы всякого печального осушала. Промелькнула в небе, спустилась, прибилась к излюбленному оконцу.
Тут царевна не утерпела, барабанить стала в двери дубовые с навесными замками:
— Эй, немедленно позовите отца! Я теперь с ним совсем не согласна!
Царь примчался. Так бежал, что еле дух сумел перевести:
— Как же рад я, доченька! Ты, наконец, научилась спорить!
— Это точно. Так слушай: хочу, чтобы ты отпустил Кракамбара! Я ещё и сама уйду вместе с ним. А не согласишься ; убежим всё равно, да всё найденное золото заберём с собой.
— Да за что же мне это? Чем я так провинился перед тобой? Как заберёте? Вот что, доченька: остынь-ка, не кипятись! И нельзя ли как-нибудь, чтоб сокровище у меня осталось? Поразмысли сама: уж тебе ли справиться с Кракамбаром? Хоть и споришь со мной сейчас, а всё тебе это непривычно. Кто же станет его бранить?
— Я и стану. Слово ему дала: чтобы он хорошо себя чувствовал, раз в неделю буду сердиться и негодовать. А богатство оставлю, коли ты нас отпустишь. Нам оно ни к чему.
Вот обрадовался Царь-Великан! Отпустил их с миром. Даже так растрогался от их щедрости, что принялся было золото раздавать, но потом спохватился и отобрал всё назад, да с приваром.
А Кракамбар с царевной поженились и прожили в ладу и согласии долго-предолго. Каждое дело и слово стало для них новой песней.
Но и им настала пора состариться, и однажды царевна простилась с супругом и умерла.
Взял тогда Кракамбар хлеба кусок и зашагал по дороге. Тут ему повстречалась ватага детишек.
Выступил старшенький и спросил:
— Кто ты?
— Я Кракамбар, ; отвечал Кракамбар.
Половина детей немедленно завопила:
— Ух ты!
А другая:
— Вот это да!
А потом все вместе воскликнули:
— Скорей расскажи!
Кракамбар присел на пенёк и с тех с него не встаёт. Если поесть и отбежит, сразу несётся назад. У него не кончаются сказки, у детей ; вопросы.
— Расскажи про дальние страны!
— Про царевну!
— Про Царя-Великана!
Кракамбар теперь ; старый-престарый. Дети дёргают его за бороду, потому что она обросла зелёным и белым мхом, а в нём прячутся ягоды — брусника и клюква.
И сейчас он на том же месте сидит. А не верите — сами сходите и посмотрите.