(из серии "Мои таксистские истории, и не только)
Я и часа не проспал, после ночной смены, как надсадная и продолжительная трель мобильного заставила меня вновь вернуться из страны вечного кайфа в страну вечных долгов и дураков. Звонила Ирка, диспетчер , мамкины настенные часы показывали ровно 9:
- Юр, ты спишь?
- Еще нет, только штаны снял!
- Мне, что отвернуться?
- Зачем, я уже другие надел, свадебные.
- А как ты догадался?
- Догадался чего?
- Юрка, я серьезно! У нас заказ горит, Борька сломался, а людям на свадьбу в Савеловский загс, свидетели они! Начало в 10 часов.
- Так вроде ж свидетелей теперь того, ликвидировали , как класс?
- Ну не знаю, мне пофиг, я замуж больше не хочу. Юр, Измайловский бульвар, поможешь? А? Тебе же из Сокольников ехать?
- Ну да, но к 10-и все равно не успею!
- Юр, понятно, что не успеешь, но ближе тебя все равно никого нет.
- Иришка, да еду я, еду , вот машину завожу!
- Юрка! Спасибо! Главное штаны береги, авось пригодятся!
- Не за что, и типун тебе на язык!– спросить еще, за что она меня так не любит, не успел. Ирка ехидно хихикая , дала отбой.
Через пятнадцать минут, я уже был на Преображенской площади. И пока горел красный, думал о нас с Иркой.
Мы конечно с ней дружили. А как иначе? В такси без своего диспетчера, все равно, что на рыбалке без наживки. Я старался никогда не оставлять без внимания все ее просьбы о помощи, подобной той, что и сегодня утром. Она же, если мы попадали в одну смену , отдавала мне все самые выгодные маршруты, в которых отдельной строкой проходили заказы на услугу «трезвый водитель». Лучшего для таксиста и придумать было нельзя. Реальная булка с маслом, да еще и с двух сторон. Две штуки чистыми прилепали сразу, а потом могло все вырасти и до десяти, и до двадцати, и до….. даже не буду писать цифру , все равно не поверите.
Ирина жила в области , далеко за городом. Иногда я ее подвозил прямо домой, для чего надо было отпахать километров 70 с гаком. В принципе мы оба догадывались к чему, рано, или поздно могут привести эти длительные по лесам и долам совместные поездки. Догадывались, догадывались, и однажды, все этим и закончилось.
В тот день, Ирка, как всегда ждала меня на конечной станции метро, чтобы мне не пришлось , сначала тащится по пробкам в центр, а потом обратно. Ночная смена была тяжелой, как никогда, что для нее, что для меня. Потому, ни о чем таком, я даже не думал, пока не заметил , каким коротким и одновременно долгим взглядом она окинула меня, когда садилась в машину. Господи, этот взгляд безумно желающей ТЕБЯ здесь и сейчас , женщины, я бы не спутал ни с каким другим. Даже не знаю, какой чудак, смог убедить человечество в том, что мужчины любят глазами, а женщины ушами. По моему личному опыту, все как раз наоборот! И если ты, реально желаешь знать, хочет ли ТЕБЯ женщина, просто загляни в ее глаза, дальше, как в песне: «Ты все поймешь, ты все увидишь там»! О том, что это так, я узнал еще в школе.
Как-то в десятом классе нас повезли автобусом на экскурсию в Красную Поляну. Мы с Элькой (моя первая школьная любовь), дабы не палить нашу тайную порочную связь, нарочно оказались подальше друг от друга – она на задней площадке, а я рядом с водителем. Старались мы почем зря - к тому времени, уже все были в курсе, и не только одноклассники, но и практически все учителя, начиная с нашей классной , «сорок пять , бабы ягодки опять», Аллы Степановны, до хромоного англичанина, Ивана в квадрате (Ивана Ивановича). И пока ехали, всю дорогу , мы украдкой переглядывались. В этом для нас не было ничего нового, кроме одного – с каждым разом взгляд Эльки становился все пристальней и отрешенней. Естественно, по малолетству я ничего не понял. И, чтобы не быть похожим на малыша из анекдота: Папа, а море, где?- постарался не придавать этому никакого значения.
Правда к вечеру, где море, все же выяснилось. Под видом делания уроков, мы с Элей укрывшись от родителей в ее девичьей светелке, долго и жарко целовались , под ее кофтой и юбкой , как всегда не было ничего. В перерывах между поцелуями, она и поведала о том, что происходило в автобусе. То ли весна, то ли дорожная романтика, то ли наивные песни про любовь под гитару, а может сразу все вместе , вызвали в ней такой острый приступ желания, что если б автобус сделал остановку для вынужденной прогулки по лесу, то там бы все и случилось, прямо под первым же попавшемся кустом. « Все» означало для нас – перейти последнюю черту, у которой остановилась наша «долгая дорога в дюнах». Двигаться по этой дороге мы начали еще с конца восьмого класса И двигались мы довольно шустро, благодаря тому, что мне удалось раздобыть книгу известного немецкого сексопатолога «О здоровом сексе», в русском переводе. Чего греха таить книга была столь увлекательной, что я переписал наиболее волнительные абзацы вручную , в прямом и переносном смысле, и не один раз. Затем все переписанное свел в одну толстую , большого формата, коричневую общую тетрадь, снабдив собственными карандашными (довольно точными) зарисовками порнографического характера и эпиграфом из строчек известного анекдота:
Ложись на горы Алтайские
Хватайся за колокола китайские
И суй своего дракона
В пещеру Соломона
Успех моего первого печатного издания тиражом всего в один экземпляр, превзошел все ожидания! Рукопись , что называется пошла по рукам, а всем желающим прочитать и переписать, пришлось записываться в очередь, растянувшуюся аж до самого выпускного. В результате моя знаменитая тетрадка стала сильно смахивать на ветхий завет Казановы, в обложке из старого коричневого и изрядно истоптанного башмака.
Наш же с Элькой , летящий на всех парах паровоз, когда до коммуны им. Ромео и Джульетты оставалось лишь чуть, каких-то там пол штыка, совершил экстренное торможение. И дело было не только в природной девичьей стыдливости и вдолбленной убежденности, чуть ли не детского сада, в том, что порядочная девушка до свадьбы ни-ни. В стойкую Элькину оборону внесли свой посильный вклад ее дед с бабкой, они и в Москве-то не жили , она каждое лето ездила к ним на каникулы. Но им каким-то непостижимым образом удалось убедить горячо любимую внучку, что забеременеть можно и вовсе не раздвигая ног, и не снимая трусов. Вот так, фух – в форточку надуло, и такой нежданчик , непредусмотренный никаким , даже самым продвинутым законодательством. В результате, каждая задержка, на каких-то день-два Красной Армии приводила Элю в состояние неописуемого ужаса – она начинала кашлять и температурить. С другой стороны , из хороших книжек про людей с большой буквы, я знал , что нет ничего более грязного и подлого, чем насилие над душой и телом человека. Потому поступить вопреки , доброй воли Эльки , не смог бы никогда. Но мое юношеское нетерпение постоянно вздымалось куда-то в высь , выше самого высокого американского небоскреба. Я весь извелся, и с этим надо было, что-то делать, не помогали уже и регулярные переписки вручную всей домашней библиотеки от Мопассана, Куприна до Золя с Максимом Горьким. Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны, от соседки двумя этажами ниже Екатерины Францевны. Как, что и почему, парой строк не обойтись, потому о ней как-нибудь в другом рассказе. Так или иначе, сорокалетняя Екатерина Францевна, разведенная и одинокая, не только помогла мне утихомирить, хотя бы на время, мою мужскую прыть, но и научила, как сделать так, чтоб у нас с Элькой все случилось, но нам за это ничего не было.
Занятия с соседкой проходили по ускоренному курсу, теория перемежалась с практикой так интенсивно, что некоторое время я ходил постоянно вялый и сонный. Мои родители перепугались не на шутку, и посоветовали мне поменьше учить уроки и больше бывать на воздухе. Делали они это совершенно искренне, так как были уверены, что только служба в армии может сделать из меня человека.
Немудрено, что теперь я с жаром ежедневно доказывал Эле, что знаю способ, от которого абсолютно точно никаких детей не бывает в принципе. Но она по-прежнему крепко-крепко сжимала ладошками свое заветное яблочко. И хотя мне дозволялось многое, надкусить этот давно созревший плод, при Элькиных страхах было просто нереально. По сему ничего не оставалось делать, как смириться – мы ведь твердо решили пожениться уже через год после окончания школы, ну или через два, если б я , как надеялись мои родичи, загремел в армию.
Но была весна , и был автобус марки ЛАЗ – за что отдельное спасибо замечательному советскому автопрому! Ездили мы в Красную поляну в начале марта, а в конце апреля, когда родители Эли уехали на все выходные по дачно-огородным делам, упорное Элькино нет-нет, неожиданно превратилось в долгое и протяжное даа….
" От нежных бедер к ногам упал капрон
С твоей я нежной груди сорвал бутон
Легла под кленами ты , спиной примяла цветы
В объятьях жаркой любви, минуты шли"
Я не терял головы, и сделал все, как надо. Элька плакала и целовала мои руки, а мной обуревали противоречивые чувства. Я сам, того не желая, опередил события и навсегда лишил себя возможности узнать, каково это, потерять девственность вместе. Мы лежали, обнимались , осыпая друг друга благодарными поцелуями. А меня не покидало какое-то странное , совсем ни к месту , чувство , что , несмотря на всю нашу безумную и страстную любовь, нам НИКОГДА не быть вместе. Так оно и случилось. Ровно через три месяца , в течение всего лишь одного дня, «все, что было между нами» (слова из песни) , словно корова языком слизнула: позвонил Эле какой-то знакомый, по какому-то пионерлагерю, пригласил в Парк Горького, покататься на каких-то там американских горках. Она по-честному ко мне, - Юраш, пойти, или ну его нафик! А что Юраш? Мы ж теперь навек до гроба, не зря ж Элькины дед с бабкой старались.
-Сходи, покатайся! –
Она и покаталась до утра. А когда, после пьяной и бессонной ночи , я заявился на разбор полетов , на меня взирали две серо-голубые льдышки, по-прежнему красивые, но абсолютно чужие – я был всем, а стал никем, вернее ничем. В Элькиных глазах не было ни жалости, ни сочувствия. С тех пор хорошо усвоил, что женщина никогда не жалеет того, кого разлюбила, и навсегда запомнил, как смотрит не любящая и равнодушная к ТЕБЕ бывшая любовь. В результате пятиминутной разборки, лететь пришлось мне , правда не далеко, всего лишь в соседний подъезд, прямо в «гнездо кукушки» (из названия фильма). Ну конечно, а куда ж еще? Екатерина Францевна к тому времени, укатила за длинным рублем в далекий Норильск, с каким-то бородатым инженером. А Надюха Кукушкина, любила меня беззаветно аж с шестого класса. Да-да я хорошо помнил эту любовь, она как раз сидела за нами с Николашей, и чуть что лупила от всей души по нашим маковкам своим тяжеленным портфелем. Однажды, но уже в девятом классе, она со своей закадычной подругой Ленкой Григоряшкой (Григорьева) заманили меня в квартиру к Ленке, которая ловко заперла нас с Надей в комнате на ключ. Надюха плакала и говорила, как она ненавидит Эльку, она было очень симпатичная, но Элька красивее, и я ее искренне любил, потому отбившись от отчаянных девичьих признаний, в конце концов, был выпущен на волю.
После облома с Элькой , дурил и маялся еще пару месяцев. На занятия в строительном институте , куда все же был принят, к немалому удивлению отца с матерью, практически забил, и всю стипендию тратил исключительно на пиво с креветками. Но как-то вечером, нос к носу, у подъезда столкнулся с Капитанской дочкой, так за глаза мы звали Надю, отец которой был моряком и по долгу отсутствовал дома. Она ежилась от осеннего ветра и курила.
- Привет.
- Привет.
- Ты чего здесь одна?
- Маму провожала на вечернюю, вот докурю и домой пойду.
Сигарета ее заметно подрагивала. Мы вроде разговаривали, а она все время смотрела куда-то вниз, словно у нас под ногами была не обычная осенняя и грязная лужа, а «зеркальце мой свет». Чудная! О том, что будет, я знал заранее и без всякого зеркала, прямо, как в кино: «Вы привлекательны, я , чертовски привлекателен, чего зря время терять?» И действительно , уж полночь , а Герман тут, как тут – мои модные "левисы" (марка джинсов) вдруг стали узкими и тесными, от конфуза спасала только моя по осеннему длинная куртка.
- Надь , может чаем угостишь? Холодно как-то.
- А что на седьмом, уже не наливают? – на седьмом этаже жила Элька.
- Ну ёёё, ёперный театр, блин дура , - вспылил я про себя, круто развернувшись на выход.
Надюха, проворно поймала меня за рукав:
- Да, ладно, Юр! Я ж пошутила. Конечно, пойдем, у меня кроме чая еще много чего есть!
Мне пришлось плестись за ней почти бегом, по ходу веря, что быстро мельтешившие перед глазами стройные и затянутые в капрон икры , лишь только начало из обещанного Надей, «много чего есть».
В квартире , в отличии от промозглой улицы, было тепло и уютно. Посидев для порядка минут пять на кухне - я же чай пришел попить, мы практически без всяких лишних слов , перекочевали в родительскую спальню. Здоровенный , двуспальный аэродром гарантированно оберегал от случайного падения на пол в самый неподходящий момент, не то что узкая девичья кровать Эльки. Надя билась подо мной, как подраненная лань, извивалась и кусалась, прилично прихватив меня за оба плеча сразу – почти две недели, после этого я стеснялся после тренировки заходить в душ, так и тащился домой потный и грязный. От дальнейшего членовредительства, спас вовремя засунутый в Надюхин рот уголок подушки, заодно решивший и другую проблему с не в меру любопытными и ушастыми соседями. Всласть накрутившись «на все четыре стороны», какое время мы лежали порознь. Я был опустошен, но спокоен. Спокоен , потому что Надюха оказалась уже не девочкой, а значит и никакой ответственности на мне за происшедшее.
Как и почему, она рассказала сама, обхватив меня руками и ногами и уткнувшись губами прямо в самое ухо. Сразу после той знаменитой засады в Ленкиной квартире, назло мне Надя отдалась, уже давно облизывающемуся на нее Федьке Ореду (Оредову)из соседней школы. Мы были с ним знакомы чисто шапочно, иногда сталкивались на школьной хоккейной площадке. И хотя она его давно отвадила, судя по тому, как она ловко, без всякого с моей стороны понуждения, закидывала на мои плечи свои стройные длинные ноги, Оред основательно понадкусывал ее яблоко, оставив мне в лучшем случае половину. Но я особо и не парился , потому как в тот момент Надюху не любил , но очень тащился от ее упругого во всех местах, как мячик, юного тела. А любовь- зараза, пришла, как всегда без приглашения. Наверное , все дело в моем дурацком характере, мне всегда было важно кого-то любить. Единственно, любить горячо и страстно я мог сразу несколько женщин одновременно. За четырех не скажу, такого точно не было, но двух, трех случалось, и не раз. И все мои проблемы в жизни – наверняка плата за вот такое не пойми чего. Все логично – если хаваешь в три горла в одном месте, то в другом обязательно с тебя сдерут уже во все четыре. И Бог здесь не при чем. Он ведь не наказывает, и не награждает, он лишь учит, как правильно жить, и что делать, если такое не получается.
Пока Надя нежно шептала о том, что теперь никому меня не отдаст и обязательно родит двух мальчиков, мне неожиданно вспомнилась ее мать, Галина Федоровна, миниатюрная, но очень соблазнительная , коротко подстриженная блондинка. Башка моя дурная, но я ничего не мог с собой поделать, на месте Нади мне живо представлялась Галина Федоровна. И сердце мое вещун, не обмануло. Не прошло и года как , Надюха, словно списав Элькин сценарий в точности до запятой, после обычной вечеринки с однокурсниками сделала мне ручкой. Ее новый хахаль Сева, был сыном директора крупной продуктовой базы, естественно против его видео-шмидео, мальборо-шмальборо и черной Волги с темными стеклами, моя сорокарублевая стипендия не канала - так ничто, плевок в душу разбитной и красивой девушке из Нагасаки, в которую , не без моих усилий, превратилась, Капитанская дочь:
" У ней такая маленькая грудь
А губы , губы алые, как маки
Уходит капитан в далекий путь
И любит девушку из Нагасаки"
Я в отчаянии и тоске слонялся по всему родному 19-тому кварталу, ночевал , где придется и как придется, даже в детском саду, подменяя знакомого по совместным пьянкам сторожа. Хорошо, что хватило ума оформить в институте академку и , чтобы не мозолить глаза и без того расстроенным родителям, устроился работать грузчиком на Главпочтамт.
В один из вечеров , снедаемый весной и нахлынувшими воспоминаниями, я решил зайти к Наде, так без всякой надежды, просто поговорить и покурить. Дверь открыла Галина Федоровна:
- Здравствуй, а Нади нет дома. – после небольшой паузы, глядя на мое опавшее и пожухшее в одно мгновение лицо, -
- Ну ты заходи, чай попьем.
- Блин, опять чай! Дался им всем этот чай!
Подумал я про себя, но все равно послушно потопал на кухню. А куда еще? Сел на привычное место у окна. А на какое еще? Галина Федоровна придвинула ко мне пепельницу и устроилась на кухонный пуфик сбоку.
- Больно? – и не дожидаясь ответа, добавила, -
- Больно, я знаю. Мой тоже нашел….лахундру..какую-то в Калининграде. Вот письмо прислал,….. паскуда!
Следуя за ее взглядом, я повернулся к окну -на подоконнике валялся надорванный почтовый конверт. В принципе, после такой от всей души « паскуды» добавить было нечего. Галина продолжала отрешенно смотреть в окно, и я без стеснения , вовсю пялился на ее круглые, тесно сомкнутые коленки. Мы оба оказались выброшенными за борт привычной жизни и оба нуждались в утешении. И пока никто не вспомнил про этот проклятый чай, я прямо со стула свалился на нее сверху и буквально впился в ее рот, больно приложившись зубами об зубы. Она мотнула головой:
- Ты что? Мальчишка! Наглец! А ну пошел…..
Галина была права, все закручивалось как-то неправильно, не по-людски, и черти в аду уже отплясывали джигу и протягивали в мою сторону средние пальцы. Мои же пальцы вовсю сжимали и разжимали упругую грудь-стоечку. Про бюстгальтеры с кнопочкой спереди между двух чашек я был давно в курсе – один щелчок, и все, что нужно у тебя в руках. Крепко сжимал я только пальцы, стараясь ладонями лишь чуть касаться сосков. Федоровна внезапно перестала крутиться, и я полностью завладел ее губами и языком. Из закрытых же ее глаз градом текли слезы. Задаваться вопросами «зачем и почему?» было бесполезно - женщины могут плакать и от радости, и от горя, от оргазма и от боли, или от всего сразу вместе. Да и какие еще вопросы, если она уже отвечала мне, сначала робко, потом все сильнее и быстрее. Солоноватый вкус слез перемешивался со сладковатым вкусом крови. Все таки я надпорол либо десну, либо внутреннюю часть щеки.
- Ну вот, «кровь, пот и слезы» (название известно рок-группы), - незнамо откуда провернулось в моей голове. Из перечисленного не хватало только пота, но судя по, чуть ли не до потолка, взбухшим соскам Галины, засуха нам не грозила абсолютно.
Как мы очутились в знакомой до каждой пылинки спальне, честно не помню, и это еще вопрос, кто кого туда донес. Все ненужное - ее вышивная блузка с черной юбкой и полу сдернутый лифчик телесного цвета, - ворохом улетели под кровать. Оставались еще одинаковые с Надиными черные кружевные трусики . Стаскивать их пришлось не сверху вниз, а снизу вверх. Дочь с матерью оказались разительно похожи, черты сливались, и я уже не отличал, чьи длинные ножки смыкались у меня за плечами. И надо же такому случится , что именно в этот момент, она вдруг выпалила:
- О Господи! От туда же вылезла Надька!
Не знаю, толи она хотела так остановить наше взаимное безумие , толи просто до нее это только дошло. Но лучше бы она этого не говорила. Я стал, как одержимый – выгибал, раздвигал, ставил , укладывал, снова ставил, тянул к себе и от себя. Галина ни чему не сопротивлялась – да и что она , хрупкая, миниатюрная могла сделать против кабана с дымящимся на перевес. Все ее тело сотрясали, то короткие, то протяжные стоны, а простынь под нами, хоть выжимай, мы оба текли и растекались вышедшем из берегов взаимным вожделением, столь же греховным и столь же мучительно сладким :
" На озаренный потолок
Ложились тени
Скрещенья рук, скрещенья ног
Судьбы скрещенья
И падали два башмачка
Со стуком на пол
И воск слезами с ночника
На платье капал"
Я ушел под утро , не прощаясь. Больше мы не виделись, или почти не виделись. При случайных встречах, отводили глаза и делали вид, что мы не знакомы вовсе. Черти в аду грустно курили бамбук. Между нами не было ни любви, ни даже страсти в привычном смысле, наши тела стали всего лишь орудием мести, кому-то другому, третьему. Через несколько лет я убедился, что адюльтер «зять- теща, свекор- невестка» не такая уж редкая фигня , а природная греховность человека не просто набор слов. И от чего так тащились матроны царского дома, когда Гришка Распутин , неистово совокупляясь с ними прямо под алтарем, заставлял их не менее истово молиться, мне стало доступно, как «Отче наш».
Что же до нас с Надей, то фортуна вновь благосклонно подмигивала мне сразу двумя глазами. Ведь, если ты мужик с шарами, то мстить женщине за что угодно, не позволишь себе никогда по определению. А тут и рыбку съел, и на стульчике посидел. Наказать женщину за измену допустимо лишь одним праведным способом – ОРГАЗМОМ, многослойным, как торт Наполеон, и бесконечным, как очередь за колбасой в Елисеевский. И мне это удалось. Самым иезуитским и изощренным способом. Пока Надюха шарилась с сыном купца советского розлива в каком-то кремлевском пансионате , я добрался до нее через тело ее матери, не оставив на нем ни одного места , куда бы я не излил все свое возмущение Надюхиным предательством. И кто сказал, что блюдо мести должно быть холодным? Лично я борщ из холодильника всегда подогреваю. Месть моя была жаркая- хоть прикуривай, но от того, не менее сладкая. А осознание, что изменница никогда об этом не узнает, возносило мое злорадство чуть ли не до луны. Через пару месяцев боль моя прошла окончательно.
На Главпочтамте в хозяйственном цеху, работали 20 уборщиц, человек пять плотников почтенного возраста, три вечно пьяных сантехника, и всего два грузчика – я , да Борька Зосимов, будущий известный шоумен России, первым привезшим в нашу страну МТиВи. По какому случаю он вдруг стал моим напарником – отдельная история. А пока под водочку и селедочку я, сколько хватало сил, утешал разведенных, и не разведенных теток, кого сидя, кого лежа, на деревянных скамейках и столах, и даже стоя промеж деревянных шкафчиков, швабр, щеток и веников. Не знаю почему, но все там у нас было из дерева. И чувствовал себя я никаким ни грузчиком, а моряком дальнего плавания, загулявшего не в какой-то темной подвальной раздевалке Главпочтамта, а в самом, что ни на есть, разудалом портовом вертепе Кейптауна:
"Американцы, аха-аха-ахо
Пришли на танцы, аха-аха-ахо
На рейде бросив свой авианосец
Сошли на берег чужие матросы…
………………………………………
У кабальеро плохие нервы
Кругом ребята, и все из НАТО
Долой пилотки, привет колготки
Четыре года в подводной лодке
Теперь другая жизнь
Теперь ночная жизнь
Американцы, аха-аха-ахооо…."
Еще через три месяца, опоздав на утреннюю лекцию по архитектуре, я курил у окна и смотрел, как по улице летит, опаздывая, первая красавица нашего потока Галка…моя будущая первая жена. Кроме нас, из опоздавших никого , и потому деваться ей было просто некуда. Когда, она , откинув за спину свой огромный красно-белый- синий шарф, склонилась к моей зажигалке, я с удивлением, издалека она всегда казалась мне через чур тощей, обнаружил , прямо таки выпирающую из под Галкиного плаща приличного размера грудь. Сколько себя помню, так было всегда. Стоило мне остановить взгляд на какой-нибудь девушке, или женщине и подумать, что не плохо бы с ней «динь-динь» ( из кинофильма «Сеньор Робинзон» 1976 г.), отворачиваясь и забывая уже через секунду, рано или поздно это случалось, хоть через день, хоть через месяц, хоть через многие годы (с лаборанткой Машей с кафедры физики мы сошлись на моем диване ровно через 18 лет). Не знаю , за что я был награжден, или наказан таким даром свыше, но исключением стала лишь учительница по литературе и наша классная Алла Степановна. Когда она, вставала на цыпочки, чтобы написать мелом что-то умное в самой верхней части доски, мне со второй парты были хорошо видны не только швы на ее чулках выше колена, но и два призывно выпирающих под серой юбкой глобуса. И на протяжении всего урока , в голове моей , и не только в ней, постоянно звенели «динь-динь», хотя и фильма такого еще не было и в помине.
*****
Загорелся зеленый, думать о чем-нибудь еще, кроме , как о спасении опаздывающих на свадьбу свидетелей, стало некогда. Пока пересекал Преображенский перекресток размером с три площади Дожей в Венеции (сам там был, ничего особенного, правда много столиков и пива), посигналил гаишнику, который накануне на этом же самом месте нарисовал мне сотку штрафа за переход дороги в неположенном месте. Господи, я никогда не перестану любить свою страну. Такое возможно только у нас - лихо крутящего, одним пальцем автомобильную баранку водителя , мог внезапно остановить гаишник и оштрафовать, как какого –то безмозглого простого пешехода. На мой недоуменный взгляд пузан примирительно вполголоса объяснил:
- Пойми, у нас в этом месяце план, план по пешеходам!
Штраф этот я бережно храню , будет время в рамочку оформлю , как и знаменитый, висящий над моей кроватью в рамочке счет из ресторана «Карусель» 1994 года. История с этим счетом довольно примечательная и о ней обязательно расскажу.
Гаишник вскинулся, но конечно не признал, и потому на всякий случай погрозил палкой. Через минут 15, я уже заруливал к нужному дому. Если честно, то за опоздание свидетелей особо не переживал, по закону они не требовались. Подумаешь, ну не успели к официальной части торжественной сдачи гнезда, или гнизды , в эксплуатацию! Наверстают же за свадебным столом, к маме не ходи, да и посудачить будет о чем. А дежурные, для таких случаев отмазки, как заправский московский таксист, я знал наизусть.
Во внутрь п-образного дома , въехал нарочито медленно и печально, чтобы даже намека не было на какое-то там опоздание:
- Ё, мое! Вот это, подстава!!!!
В совершенно пустом дворе стояли четверо: высоченный мужик во всем черном, худая баба во всем белом, толстая баба в платье с подсолнухами и огромной чемодан, размером со старый Запорожец.
- И никакие это не свидетели! Нате вам с кисточкой , собственной персоной, жених и невеста!
Я прямо ниже спины, аля Паниковский , ощущал, что «сейчас меня начнут бить ногами, и возможно по голове»! Одного щелбана от жениха мне хватило б на пару часов безмятежного детского сна, за время которого невеста из подола своего платья успела бы пошить не только белые тапочки, но еще и валенки скатать в придачу, чтоб я ни в коем разе не простудился в морге.
Она уже не голосила и не плакала, просто сипела, как артист Санаев из кинофильма «Оптимистическая трагедия»:
- Ну как же так, как же так?
- Я же за неделю вперед заказывала!
- Только вчера вечером, специально вашу девушку предупреждала, чтобы только водитель не опоздал!
Писец был не стандартный, обычные оправдания про пробки, пробитые колеса и пиндоские подводные лодки в река Москве, не катили. Я носился вокруг них, как нашкодившый Чау-чау: усаживал, рассаживал, укладывал, и запихивал с помощью дрожащих коленок в багажник увесистый чемодан – наверняка решили сэкономить на жратве в ресторане, затарившись собственными икрой и водкой. Несмотря на все мои старания , жених продолжал угрюмо молчать, как временно оглушенная не той монтировкой щука. Потому на всякие пожарные , я все же старался постоянно держать в поле зрения его утонченные с мою голову руки, и даже с глубоким смирением предварительно затравленного парой сотен баксов в зубы, гардеробщика из Метрополя, принял его шикарный черный пиджак на оказавшиеся в машине плечики из химчистки. Кстати с гардеробщиком Сеней из ресторана на Неглинной , отдыхающим каждое лето не на занюханном Кипре, а на Багамах, лично знаком.
На часах ровно без двадцати десять - успевать не реально , разве , что вертолетом МЧС, предварительно сломав жениху обе ноги в нескольких местах. А пока не сломали чего-нибудь мне , мы тронулись в путь. Перед самым выездом на главную, невесту заметно качнуло, спасибо панорамному зеркалу заднего вида, а то еще б чуть-чуть , и ехать дальше, уже никакого смысла.
Распахнув настежь окно с ее стороны , и бросив руль, я обеими руками выгребал из всех бардачков, какие только мог найти пакеты. На первый раз все обошлось, но гарантий ,что подобное не повторится не было никаких. Преодолеть атмосферу всеобщей растерянности, уныния и тошноты, могли лишь только чьи-то решительные и четкие действия. В принципе я уже пришел в себя и представлял, что нужно делать в первую очередь. Через платную справочную Билайна созвонился с ЗАГС-ом. И оказалось все не так уж и страшно, вернее даже совсем не страшно- расписали бы по любому, главное , чтоб приехали и не передумали по дороге.
После такого известия, в машине заметно посвежело. Тетка оказалась матерью невесты. Была, по провинциальному, проста и словоохотлива - через пять минут мне я уже знал , что и на какой полке лежит: год назад, дочь забрав почти все материнские накопления, поступила в платный институт в Москве, а месяц назад познакомилась в каком-то ночном клубе с парнем из Германии, который так очаровался ей, что согласился не только оплачивать ее съемную квартиру, но и официально на ней жениться, хотя по-русски не бельмеса , ни послушать , ни поговорить. Вот и вся загадка, хотя теперь я даже представить боялся, что думал Ганс, или Фриц, имя его так и осталось неизвестным, о ненавязчивом русском сервисе, когда вдрызг опаздывает заранее заказанное свадебное такси, а за рулем все-таки прибывшего автомобиля – весь из себя такой водитель из Шанхая. Всеми делами естественно заправляла Лена (невеста), именно она решила, что свадьба будет без свадьбы – никаких свидетелей, никаких друзей, и никакого застолья! И в огромном чемодане вовсе не снедь , как я подумал сначала, а всего лишь килограмм мамкиных пожитков и тонна ее, теперь уже не нужных вещей, но бросить которые просто душила жаба. По ее же плану, после расписки они сразу в аэропорт, чтобы навсегда улететь в фатерлянд новоиспеченного мужа, а маме с чемоданом надлежало также немедля на вокзал, чтобы отбыть в ее рязанский фатерлянд. Короче, кто такая Лена, сомневаться уже не приходилось – все в точности по Гоголю: между ног «Коробочка», а в душе «Плюшкин»! Кто виноват? Да вот она, рядом со мной, мама ее. Как и все матери из неполных семей, отдала своему единственному чаду безоглядно все и даже больше, за что и удостоилась чести, постоять минут 15 на торжественной линейке в самый счастливый день любимой доченьки. Постоять, и дежурно всплакнуть на дорожку.
Мне немножко стало жаль немчуру. По возрасту, явно не «стрелок из «Эдельвейс» и «шмайсер» со «шпандау» (немецкие автомат и пулемет времен ВОВ), видел только в кино. А вот поди ж ты, выплачивать репарации за Сталинград, Ленинград, Ржев и Витебск ему теперь предстояло по полной программе – они летели на таком налегке, что было абсолютно ясно – начинать одевать Лену во все новое, добротное и немецкое придется сразу по прилету в побежденную Германию.
По большому счету, меня все это не касалось. Я таксист и «наше дело –сел, поехал- ночь, полночь», главное не опоздать, отвезти и содрать, как можно больше чаевых. Москву знал прилично, потому , где дворами, где тротуарами, а где и прямо по газонам, в 10-25 мы были уже на месте. Перед ЗАГСом толпа из девиц в белом и мужиков в черном, причем девки все наши, а женихи, кто откуда. Выгрузив своих прямо перед входом, зачитал Ленке приговор:
- С вас, ровно 800 рублей, - она протянула штуку, я в ответ две сотни. Ее рука дрогнула и зависла в воздухе. Я был весь во ВНИМАНИИ! В своих несбыточных мечтах мне до жути хотелось стать великим режиссером, или сценаристом, если не в этой жизни, то в следующей уж точно. Воочию прямо передо мной, не в кино и не в книге, ДОБРО боролось со ЗЛОМ! ЖАДНОСТЬ все же победила, Ленка быстро выхватила из моей руки две бумажки, и убрала их в сумочку:
- Спасибо большое! – жаль, что она не сунула их за вырез платья прямо в лифчик, для завершения психологического портрета было бы даже очень ничего.
- Пожалуйста, обращайтесь, если что! – я нисколько не огорчился, хотя из 800 20% нужно было отстегнуть фирме, еще и платная справка и потраченный бензин, другими словами не заработал ничего. Напротив, гордость переполняла меня – мне удалось сохранить лицо родной конторы и избавить Иришку от неминуемого скандала. Правда оставался еще последний штрих, вишенка на торт – хотелось, как можно галантней выдать Гансу, или Фрицу, его свадебный пиджак. Главное, чтоб он не заметил , из чего свита вешалка, а то подумает, что у нас в России все из проволоки. В результате вишенка, выскользнув из моих суетящихся рук, аккуратненько, опахалом разлеглась прямо у нас под ногами на пыльный асфальт. Сам офигев от такого конфуза, бросился поднимать пиджак с таким рвением, что еще б пару сантиметров, и моя услужливая рожа сама обратилась бы в пыль. Бормоча извинения, и беспрерывно поминая, явно не при каких делах, мать Фрица, или Ганса , старательно ладонью выбивал пыль. Она слетала с пиджака и ложилась тоненькой серой дымкой прямо на его черные эсэсовские брюки. Когда я это заметил, то понял, что смотреть на прощание в голубые арийские глаза, лучше не стоит. Потому, как в них и без всякого знания немецкого, прочитать можно было только одно:
- КОСОГЛАЗЫЙ, РУСИШ ШВАЙН!!!
Через пять минут, с отчетом о проделанной работе, звонил Ирке. Она смачно чмакнула меня в трубку и быстро добавила:
- Юрка, Яузкая аллея ( русские бани на дровах по ценам Монако), три машины на час дня, «пьяный водитель», за тобой, или как?
- Ириш, какой «или как», конечно за мной, - от моего дома до этих бань, всего минут пять ходу. На место прибыл с большим запасом, часа так на полтора. Дальше, как по писанному- узнал в каком доме именно мой клиент и где стоит его машина. С какого-то никогда мне разрешили встать рядом, обычно выгоняли за территорию на общую стоянку. Воистину , делай добрые дела и тебе воздастся! Времени был вагон: клиент мог выйти и в час, и в два, и вообще только на следующее утро, потому ,разложив кресло, я позволил себе задремать. И чтобы совсем не уснуть, стал вспоминать о нашем с Иркой первом, и последнем разе.
(продолжение http://www.proza.ru/2015/08/31/282)