Всюду, куда ни глянь, торчали абсолютно бессмысленные вещи. Какие-то карандаши, отвёртки, стены, мебель, бумажки, пепельница и я. И всё это слабоорганизованное хозяйство страдало от жары.
Первыми не выдержали бумажки. Сначала большой белый лист взлетел под потолок, шурша, колыхаясь и довольно успешно оборачиваясь полярною совою. А потом и бумажки помельче стали превращаться в полярных же воробьёв, синиц, цыплят и попугайчиков.
Утомленные солнцем огрызки карандашей остроносыми гусеницами поползли к краям стола. Брык - и они уже висят на сопливых ниточках и, извиваясь, пытаются превратиться в полярных ужей.
Фуххх, теперь пепельница... Ишь ты, фантазёрка какая. В момент стала полярной песочницей, а эксокурочная малышня резво заработала совочками, ковыряясь в полярном песке.
Торшер распространил довольно крупное полярное сияние, мебеля засверкали острыми ледяными гранями, стены весело покрывались инеем, а я робко ощупывал макушку, опасаясь, не присоединился ли к холодной компании северный олень.
Весь мой бессмысленный мир с упоением подвергался замерзанию...
Только подлые отвертки медленно, но неотвратимо подкрадывались... подкрадывались... ах ты ж, подкрались таки! Полярное сияние на секунду полыхнуло нестерпимо, а потом с бабахом пришла тьма.
Увы, не полярная... Ибо эти плоскоголовые экстремалки сковырнули вдребезги свежепоставленный кондишн...
И грянул зной, скукоживая всю мою полярную фауну, крутя дули из цыплят и попугайчиков, и особо вызывающий кукиш - из совы.