Однажды мы проснёмся, и нам больше незачем будет мечтать. Однажды мы откроем дверь, а за ней будет ждать, рассыпаясь горящими метеорами и полыхающими звёздами, необъятная вселенная. Однажды человеческий мир, подобно сколапсировавшей звезде, пожрёт сам себя. А те, кто его уродовал и насиловал, первыми будут принесены в жертву его плотоядности.
В тот день соседи через стенку разобьют головы об телевизор, а их дети, будут снимать этот высший акт любви к самоуничтожению на телефоны, а потом делать селфи с трупами родителей. Диктор в телевизоре перережет себе горло в прямом эфире, а его экзальтированные коллеги, в восторге от такого перформанса начнут мастурбировать возле его тела, и от этого вечерний выпуск новостей на канале будет иметь неслыханный рейтинг. Жалкий писака с филологическим образованием, считающий себя киноманом, будет жрать страницы глянцевого журнала, в котором он имел небольшую колонку, и рыдать. Качёк в тренажёрном зале утром уронит себе на ногу гантелю, а вечером ему в больнице помимо перелома диагностируют рак яичек. Толстуха, держа в одной руке надкушенный чизбургер со свиной котлетой, помидором черри и чесночным соусом, в другой – кухонный нож, станет перед зеркалом и вспорет себе живот, при этом будет пытаться доесть чизбургер. Анорексичка купит на рынке несколько килограммов сала, и дома, съев их, умрёт от несварения желудка.
Сионист и ваххабит сядут вместе смотреть “Гриффинов”, но на двадцать третьей серии ваххабит скажет: “Борода не делает козла раввином”, и начнётся поножовщина. Нефтяной магнат выпьет литр нефильтрованной нефти, еврейский банкир литр гойской мочи. Патриотизм и онанизм станут словами синонимами, демократия и копрофагия тоже. Политики и дворники поменяются местами. Все жесткие диски в мире отформатируются, все компьютеры зависнут. На всех бумажный купюрах появиться портрет Джорджа Карлина. Все драгоценные металлы и камни превратятся в фекалии вомбата.
Человеческая мысль больше не сможет выносить самое себя. Те существа, что мнили себя людьми, прозреют и осознают, что время истинного человека прошло, а они лишь генетический мусор, отработанный материал, вырождение. Ибо модерн искусно скрывал от человека его уродство. Так искусно, что даже некая часть человечества, в самом деле, верила в красоту и прогресс, что были для него проявлением божественного. Но постмодерн вывернул человека наизнанку, сорвал все маски, разорвал все шоры, развеял пелену, ткнул человечество носом в собственное уродство, как свинью рылом в свежий навоз. И теперь это человекообразное существо поняло, что и божественное может быть уродливым. Поняло что человеческая раса в стадии регресса. Пик интеллектуального и духовного развития прошёл. И сейчас вся суровая жестокость, и неумолимая мерзость постмодерна стала лицом к лицу с постчеловеком.
Те немногие люди, что не совершат суицид, будут безумно хохотать, и умрут от колик в животе. И тогда все животные выйдут из лесов, спустятся с гор, выплывут из морей и океаном, вылезут из под земли и песков, освободятся из клеток и коробок, загонов и вольеров, и будут с невыразимым трепетом поедать трупы людей. О, если бы они могли плакать от счастья, они бы заплакали! С неба будут падать звёзды, океаны приобретут прекрасный алый оттенок. Земля разверзнется и поглотит небоскрёбы и фабрики, торговые центры и заводы, автомобили и танки, церкви, мечети и синогоги. Цикл ещё одной расы будит завершён.
И тогда останемся лишь мы с тобой. Нам больше не нужно будет мечтать, ждать, приспосабливаться, терпеть, обороняться и оглядываться. Больше не будет чувства брезгливости к человекообразным существам, которым уже никогда не быть людьми. Больше не будет информации, больше не будет спешки. Жить, как и умереть, будет одинаково хорошо. В то время, как и жизнь, и смерть в человеческом социуме, не способны принести удовлетворение. Такие слова как раса, язык, религия, накопительство, разрушение и потребление потеряют всякий смысл. И тогда мы будем счастливы. Жизнь после бога, жизнь после человека.
Но это будет однажды. А пока люди воюют, трахаются и потребляют. Я рад за них, ибо иного им уже не познать. Так, стало быть, нужно вселенскому хаосу. Быть может за триллионы световых лет, на другом конце вселенной, некие разумные расы или совершенные космические мыслеформы наблюдают за нами и от души хохочут? Что ж, я посмеюсь вместе с ними.