— Эля! Эля, выйди! — слышится крик Лёньки Жукова с улицы.
Эля и Аллочка только что закончили святочное гадание. Сначала они попытались гадать на блюдце. Эля выпросила у бабушки тоненькую до прозрачности тарелочку из старинного сервиза. Нарисовала на большом листе ватмана всё, что полагается. Девчонки зажгли свечи и стали вызывать дух Пушкина. Но дух почему-то никак не хотел к ним являться. Тарелочка не двигалась, хоть ты тресни! Тогда Эля предложила вызвать дух недавно умершего деда Миши. На дух отца она питала ещё меньшие надежды, чем на дух Пушкина. Отец, на её взгляд, был слишком ярым атеистом, чтобы явиться на такой вызов. А дед Миша всё-таки человек старой дореволюционной закалки. Эля не раз слышала от бабушки Ядвиги, что дед никогда не начинал оперировать, не перекрестившись. И плевать ему было, при какой власти происходила та операция.
После первых же слов «приди к нам, дух деда Михаила Анджиевского!» тарелочка тронулась с места и медленно пошла по начерченному кругу. Девчонки так обрадовались этому, что не сразу вспомнили, какие вопросы собирались задавать духу. Эля брякнула первый пришедший на ум:
— Скажи, пожалуйста, дух деда Миши, сдам ли сессию вовремя и без троек я, Элеонора Анджиевская?
Аллочка фыркнула, давая понять, что вопрос донельзя примитивный и не такой уж жизненно важный. Тарелочка двинулась, делая остановки возле букв «Д» и «А». Эля вздохнула с облегчением — главное, начало положено.
— Скажите, пожалуйста, дух Михаила Германовича, скоро ли я выйду замуж? — спросила Аллочка, решив проверить на себе правдивость ответов духа Элиного деда. Аллочка до сих пор ни с кем не встречалась и была твёрдо уверена в том, что замуж она не выйдет, скорее всего, вообще.
Тарелочка дала ответ духа «нет». Тогда Эля повторила этот же вопрос относительно себя. Ответ был прежним. «Странно, — подумала Эля, — сколько же лет ещё мы будем просто встречаться с Лёнькой?» Её одногруппница уже пригласила всех на свадьбу после зимней сессии. Это была первая студенческая свадьба на их курсе.
— Дух Михаила Германовича, скажите, а я вообще выйду замуж за кого-нибудь когда-нибудь? — задала вопрос Аллочка.
Дух долго молчал. Потом тарелочка с трудом двинулась, давая ответ «да». Эля решила не останавливаться на этом вопросе. Она считала, что рано или поздно она в любом случае станет женой Лёньки. Аллочка, вопросительно взглянув на Элю и увидев, что та не собирается пока задавать вопрос, спросила у духа:
— Сколько детей у меня будет?
Дух без колебаний ответил, остановив тарелочку напротив цифры «1». Эле стало интересно, что на этот вопрос ответит дух её деда ей? Тарелочка пошла по кругу, миновав единицу. Сделав полный круг, она всё-таки остановилась возле цифры «1», но тут же подошла к цифре «2».
— Двенадцать, что ли? — усмехнулась Эля. — Наверное, он устал.
Тарелочка вдруг завращалась, отвечая «нет!» Тогда Аллочка спросила:
— У меня будет хороший муж? Он будет меня любить?
И снова последовал какой-то непонятный ответ «да», «нет», «да».
— Наверное, у меня будет хороший муж, но я с ним разойдусь, — прокомментировала Аллочка.
— Скажи, пожалуйста, дух деда Миши, Аллочка долго будет жить со своим мужем? — решила уточнить судьбу подруги Эля.
Тарелочка нервно забегала по листу ватмана с такой скоростью, что девочки испугались, как бы она вообще не свалилась со стола. Не дай Бог, разобьётся бабушкина раритетная вещица. Будет им тогда гадание!
— Наверное, мы чем-то рассердили дух твоего деда. Видимо, он больше не хочет с нами разговаривать. Давай погадаем иначе. Мне моя бабушка рассказывала, что ещё можно жечь бумагу. Сначала помять её, положить на блюдце, сжечь и посмотреть, что изобразит тебе тень сгоревшей бумаги, — внесла свежую идею Аллочка.
— Давай. Только уж блюдце я принесу другое.
Сделали всё по всем правилам гадания. Уставились на стенку, где колыхалась тень сгоревших останков бумажного комка. И так, и сяк крутили блюдце с горкой пепла, смотрели под разными углами.
— Ничего не понимаю! — первой призналась Эля. — Наверное, у меня с воображением плоховато. Какой-то ящик вытянутый, что ли? А ты, Аллочка, что видишь?
— Ой, Элька! То, что подсказывает моё воображение, мне даже произносить неохота.
— Давай, говори, чего уж там!
— По-моему, это холмик. Понимаешь? — с тихим ужасом говорит Аллочка.
— Ну да! А вон там вдалеке крест. Так?
— И ты это видишь, Эля?! Я думала только у меня нервы не в порядке.
— Да при чём здесь нервы? Глупости всё это!
Эля поднялась и включила хрустальную люстру. Брызнул яркий свет — после темноты резанул глаза.
— Знаешь, Эля! Наши девчонки из группы недавно ездили к одной цыганке гадать.
— На рынке, что ли? Или на вокзале?
— Не валяй дурочку! Домой к ней ездили. Говорят, сущую правду предсказывает. Давай как-нибудь и мы с тобой съездим к ней. Она живёт где-то на краю города. Если хочешь, я узнаю адрес.
— Ну, посмотрим. Может, весной или летом, когда потеплеет.
И в это время девочки услышали знакомое: «Эля! Эля, выйди!» Эля выглянула в окно, махнула рукой, мол, заходи в квартиру.
Лёнька поднялся на второй этаж. Дверь была уже открыта.
— Привет! Что, матери нет дома? Чем это палёным у тебя пахнет?
— Привет! Мамы нет, у меня Аллочка. Мы с ней бумагу жгли.
— Уничтожали секретные документы? Чьи-нибудь любовные письма жгла? Ну-ка, признавайся, как на духу! А то придушу тебя, как Дездемону! — обнимает Элю Лёнька.
— Погодите, сейчас уйду, тогда будете целоваться! — выходит в коридор Аллочка. — Привет, Лёнечка! Как поживаешь? Экзамены сдаёшь?
— Сдаю. Я ж по делу пришёл! — вспомнил вдруг Лёнька. — Говорят, Пашку Ломинского в милицию забрали за что-то. Пошли, девчонки, к Серёге, узнаем, что там случилось?
— Мне домой надо. Поздно уже. У кого мать в командировке, тем можно. А мои предки только и следят, чтоб я позже девяти вечера не пришла.
— Меня тоже бабушка блюдёт из окна и по телефону. А мы сейчас успокоим её бдительность часа на полтора-два. Хватит нам этого времени, Лёнь?
— Должно хватить. Здесь недалеко. Да и незачем нам долго у Серёги околачиваться. Узнаем и назад.
— Поехали с нами, Аллочка! Мы тебя потом до самого дома проводим, — предлагает Эля, выключая большой свет в зале и оставляя одну лампу двухрожкового торшера. — Так, а трубочку телефонную снимем на время, будто я болтаю с кем-то. Ну вот, теперь можно смело ехать. Надеюсь, навещать так поздно меня бабушка не станет. Я с ней сегодня уже виделась. Только бы она у окна вахту бдительности не несла. Ты вот что, Лёнь, иди на всякий случай первым. Подожди нас на остановке. А мы минут через десять подойдём. Хорошо?
— Ох, и конспиратор ты, Элька! Даже я на такое не способен.
— Способен, способен! Я знаю! Ты вообще у меня очень способный парнишка, дорогой! Ну, иди, не тяни время! — чмокает Лёньку в щёку Эля.
Спустя десять минут выходят из подъезда и они с Аллочкой. Эля смотрит на бабушкино окно на седьмом этаже. У Ирины сегодня дежурство на «Скорой». Надо было ей позвонить, предупредить, что она уходит на два часа. А то Иришка имеет обыкновение заскакивать домой на минутку, если вызов поблизости. Чего доброго, решит навестить сестру и выдаст её ненароком бабушке. Ну да ладно, авось пронесёт сегодня!
До дома, где жили братья Ломинские, добрались быстро. Поднялись в квартиру на пятом этаже. Дверь была не заперта, так что нажимать на кнопку звонка не пришлось. Ни Эля, ни тем более Аллочка до сих пор ни разу не бывали в гостях у своего одноклассника Серёги Ломинского. Да он и учился-то с ними только до восьмого класса. Потом в ПТУ ушёл. Потому что жить стало не на что. В школе он ничем особенно не отличался — ни умом, ни внешностью. В списках озорников тоже не числился. Стеснительный, слегка заикающийся, невысокий парнишка. На своего длинного рыжего брата Пашку Серёжка был совершенно не похож. Но любил он его очень. Понимал Серёга, что Пашка и шебутной, и непутёвый в чём-то, а всё равно — самый родной для него человек. Особенно после того, как мать окончательно где-то сгинула. Квартира Ломинских поразила девочек. Какой-то старый диван у стены в зале, круглый полированный стол и две табуретки. На окнах ни шторочки, газетами стёкла прикрыты. С потолка свисает голая лампочка без абажура. На кухне, куда краем глаза заглянули девочки, квадратный стол без клеёнки. Посуда на нём чистая, правда. Начатая бутылка водки, гранёный стакан и разломленная пополам булка чёрного хлеба. И тоже две табуретки, свисающая лампочка. Сам Сергей спал на диване одетым. Лёнька по-хозяйски, не разуваясь, прошёл к дивану. Махнул рукой девочкам, хотя они и не думали снимать свои сапоги. Нельзя сказать, что в квартире было грязно. Нет, полы мылись, по всему видать, часто. Но состояние невообразимой нищеты привело Элю с Аллочкой в шок. В такое жилище они попали впервые.
Лёнька тряхнул спящего парня за плечо:
— Серый, подъём!
— А? Чего? — подскочил Серёжка. — Фу ты, чёрт! Заснул я, что ли? Здорово! Привет, девчонки! Проходите, садитесь. А я тут с работы пришёл, выпил маленько. Меня и сморило, видать. Про Пашку-то слыхал?
— Да вот пришёл от тебя услышать подробности.
— Да какие, на фиг, подробности? Я и сам толком ничего не знаю. Говорят, что он украл на заводе лампочки. Зачем, сколько, куда он их дел? Понятия не имею. Завтра пообещали мне с ним встречу устроить. Вот от него самого всё и узнаю. Сказали, судить его будут. Ох, тоска зелёная! Хоть бы кто на поруки его взял на заводе! Говорят, надо адвоката нанимать. А сколько ему платить? Неужто засудят Пашку а, Лёнька? Господи, кто по крупному ворует, тех не судят! А этот, может, и взял сколько-то лампочек, сразу и попался!
У Серёжки в глазах слёзы стоят.
— Что делать, ума не приложу! Пошли, выпьем со мной, ребята? — приглашает он на кухню.
Лёнька разливает в стаканы водку. Девчонкам тоже плеснул немного.
— Выпейте, чтоб ему меньше досталось, — показывает он на Серёжку. — Ему завтра на работу, потом в милицию. Ты сильно-то не увлекайся, Серёга, этим. У тебя ж, наверное, пожрать даже нечего.
— Нечего, — смущённо улыбается Серёжка. — С работы шёл, в магазинах голые полки. Хлеб только и купил. Пашка был, так я и похлёбку варил. А одному есть неохота. Ох, чёрт, и как его угораздило! Что теперь будет?
— Ладно, не скули раньше времени. Может, обойдётся ещё всё. Надо бы кому-то на лапу дать. Да я сам не знаю, как это делается. Не доводилось ещё, понимаешь ли! — разводит руками Лёнька. — У кого бы спросить? Может, к учителям в школу сбегать, а, девчонки? Пусть нас научат. А то учили десять лет не тому, что в жизни нужно.
— Знаешь, нас учили не воровать! — сердито отвечает ему Эля. — Завтра зайдёшь ко мне, возьмёшь для Серёжки банку тушёнки, мама из прошлой командировки с Севера привезла несколько штук. Небось, не заметит. Да что я сама, в конце концов, не могла съесть её?
— Правильно! И я что-нибудь к Эле принесу, консервов каких-нибудь. Сейчас ведь, действительно, в магазинах ни черта нет, кроме спиртного и хлеба. — Аллочка с жалостью смотрит на Серёжку. — А ты, Серёжа, много не пей. Этим горю не поможешь. Ещё ведь и Пашке надо поесть отнести. Передачи там принимают, интересно? Я в фильмах видела, нужно носить передачи заключённым.
— Ладно, Серёга! Ты меня завтра вечером жди. Пашке привет от нас передавай. Пусть духом не падает. Что узнаешь, мне расскажешь. Ну, давай, допьём до конца, и спать ложись. — Лёнька разлил остатки водки себе и Серёжке в стаканы, выпили.
Простились с Ломинским-младшим до завтра. Поехали, проводили Аллочку. Эля молчала всю дорогу. Ей совершенно не хотелось разговаривать. Этим поздним вечером неприятные мысли о жизни друга впервые появились в её голове и ползали там, в мозгах, как дождевые черви в земле. Конечно, она знала, что Лёнька живёт совсем не так, как они с Аллочкой. Но не могут же все жить одинаково! Она была несколько раз у него дома. Мать Лёньки всегда с радостью встречала её. Эле очень нравилась Лёнькина сестра Лида. Отчим, правда, противный, угрюмый какой-то, улыбочка мерзкая на губах. Весь как будто непромытый... Неужели и с Лёнькой может произойти что-то похожее на Пашкину историю? Ведь они вместе росли, учились, дружили. Нет-нет, Лёнька всё-таки не такой, как Пашка! И мать у него нормальная. И в институте он учится, боксом занимается. Не может с её Лёнькой ничего плохого случиться, не может! Надо, наверное, поехать к Аллочкиной цыганке погадать. Заманчиво узнать наперёд, что ожидает тебя в жизни. А вдруг скажет что-нибудь страшное? Ну, а что страшного можно сказать ей? Разве что бабушка?.. Она уже старенькая, хоть и бодрится. Ещё эти сегодняшние гадания... Нет уж! Лучше не гадать. Живи, как живётся. Надо поспешить домой. Кроме бабушки, которая следит за внучкой в отсутствие матери, есть ещё один блюститель Элиной нравственности — соседка из квартиры напротив, Мария Фёдоровна. Эта, наверное, у телевизора меньше времени проводит, чем у глазка своей двери. Всё «сфотографирует» и бабушке с мамой расскажет. Ещё и от себя, наверняка, добавит страстей. Лёнька называет её мандавошкой. Эле он объяснил, что означает это слово. А бедная Аллочка ещё в десятом классе вздумала рассказать об одной противной однокласснице своим родителям. И закончила свой рассказ словами: «Такая мандавошка эта Ленка!» Родители поперхнулись, ужиная. Переглянулись между собой. Потом Аллочкин отец осторожно спросил:
— А ты знаешь, дочь, что означает это слово?
— Ну что оно может означать, папа? Просто ругательное, вроде твари. Эля так свою соседку по лестничной площадке называет
— Как, Эля говорит такие слова? — разволновалась мама.
— Мам, ну не «падла» же она её называет, — успокоила мать Аллочка. — Хотя у нас в классе, между прочим, все так ругаются. А тут какая-то вошка!
Отец прикрыл своё лицо вечерней газетой. Мама покраснела и нервно стала убирать посуду со стола. Аллочка поняла, что ляпнула что-то не то. И, по всей вероятности, это касалось её подруги. На всякий случай, чтобы обелить Элю, она промямлила, поднимаясь:
— Вообще-то, это не сама Эля говорит. Так называет эту вредную старуху сосед из другой квартиры, — во избежание дальнейших недоразумений врёт Аллочка. — А мы просто повторяем и всё...
— Так не повторяйте, как попугаи, что попало! Надо знать, что говоришь, — мама трёт и трёт давно уже сухую тарелку.
— А что это означает, мама? — наивно спрашивает Аллочка.
— Пусть отец тебе объяснит! Он у нас много читает, значит, знает всё! — мама мечет гневные взгляды в беззвучно хохочущего за газетой отца.
— Как ты понимаешь, Аллочка, вошки — это те же твари, — начинает из-за газеты пояснения отец. — Но...
Смех душит его.
— Спроси у Эли, знает ли она смысл этого слова. Если не знает, папа вам потом объяснит. А сейчас отправляйся заниматься. И думай в следующий раз, что говоришь! — приходит на выручку отцу мать.
Ох, и посмеялись Эля с Лёнькой над сконфуженной Аллочкой, просвещая её.
...Но сейчас Эле не до смеха. Тяжёлые думы одолевают её. Даже не хочется сегодня постоять в подъезде с Лёнькой. На душе мерзко, на улице холодно.
И Лёньке не до развлечений в этот вечер. Эк, угораздило Пашку. Неужели, правда, спёр он эти проклятые лампочки? Как помочь другу?
* * *
Наконец-то зима, кажется, отступила. На деревьях стали набухать почки. Воздух запах весной. Приближалась вторая сессия Элиного студенчества. Зимние страсти понемногу улеглись. Пашку Ломинского всё-таки судили. Ему дали год «химии». Лёнька ездил к нему пару раз. После первой своей поездки схохмил невесело:
— В школе химию не учил, как следует, так здесь его научат...
Сам Лёнька учился в институте не хуже других. Много тренировался в зале. К 9 Мая выиграл краевые соревнования и стал кандидатом в мастера спорта. Тренер усиленно «жал» его на мастера. Времени было в обрез. Поэтому с Элей теперь встречались несколько реже. Ну, ничего, скоро каникулы, наверстают упущенное. Вообще-то, Лёньке уже до чёртиков надоели эти стояния с подругой в подъезде. Почти три года обтирают стены. Но Эля — девица строгих правил. А ему, Лёньке, это даже нравится. Не то что другие, шалавы. Да и следят за ней строго. Хотя, если бы и не следили, вряд ли он позволил бы себе какую-то вольность по отношению к ней. Слишком дорога была для него Эля. Поначалу, конечно, пытался кое-что... Но, получив в первый же раз серьёзный отпор, оставил свои привычки для других. Эля была необыкновенной. Совсем из другого мира и в то же время своя, близкая и родная. Лёнька и сам себя чувствовал иным рядом с ней. Жениться бы надо, пока не встретила она какого-нибудь будущего архитектора. Лёнька старается зорко следить за ней. Да разве уследишь? В институте она, вроде, даже ни с какой девчонкой не дружит. Только Аллочка по-прежнему ходит в её близких подружках, хоть учится в медицинском институте. Но ведь это ещё только первый курс. Что-то будет дальше? А как жениться? Главный вопрос — где им жить? Не вести же Элю в свою конуру в Берберовке? А он вряд ли уживётся с тёщей. Ещё бабушка Элина... У той язык, как опасная бритва! Не смотри, что родилась до революции. Дворянка! По Лёнькиным понятиям, она скорее на комиссаршу пенсионного возраста смахивает. Квартиру снимать — значит, надо идти работать. На две стипендии не проживёшь. Разве что по ночам грузить на станции что-нибудь? Или сторожем пойти работать куда? Говорят, после третьего курса учиться уже не надо — преподаватели так оценки ставят. Да к нему и эти три года довольно снисходительно относились. Всё-таки он на ринге честь института защищал как боксёр. А сам Лёнька старался не наглеть, занятия посещал исправно, готовился к экзаменам, не сачкуя. Свои «удовлетворительные», можно сказать, честно зарабатывал.
После сессии Лёнька всё-таки сделал Эле предложение. Эля от души расхохоталась:
— Да ты что, Лёнь, маму мою в могилу загнать раньше времени хочешь? Её же удар хватит, если я объявлю, что замуж выхожу.
Увидев, как помрачнело его лицо, она поспешила объясниться:
— Ты тут не при чём. Она будет против, независимо от того, за кого я соберусь выходить замуж. Мама считает, что мне ещё рано думать о замужестве. Надо институт окончить сначала. Думаешь, твои сильно обрадуются тому, что ты женишься?
— Да мне плевать, кто чему будет радоваться! Мне важно, чтобы хорошо было тебе и мне, поняла? Что я, мальчик маленький? Мне скоро двадцать один стукнет! У нас уже полгруппы переженилось! Мы с тобой три года за ручку ходим. Сколько можно?
— Ой, Лёнька, не знаю я... Может, обождём маленько, а? Аллочка вон даже ещё ни с кем не встречается, а я замуж. Надо как-то подготовить своих осторожненько.
— А давай, Эля, подадим заявление в ЗАГС и потом будем готовить. Ведь для чего-то же дают там два месяца. Вот их и используем на подготовку.
— Ну, Лёнь, я же не отказываюсь. Давай подадим, если тебе так хочется. В конце концов, это даже интересно. Опять же, талоны в ЗАГСе получим. У меня как раз босоножек нет. Куплю в магазине для новобрачных.
— Подадим заявление так, чтобы расписаться где-нибудь в конце августа. Раньше уже вряд ли получится. В сентябре все поедут в колхоз, а у нас с тобой — медовый месяц. Надо на следующей неделе идти в ЗАГС, чтобы успеть до сентября. Эх, жалко, Пашки не будет! Я бы его в свидетели взял. Ладно, возьму Толяна из нашей команды. А ты — Аллочку? — размечтался Лёнька.
— Ну, а кого же ещё? Надо ей позвонить, рассказать про нашу афёру.
— Почему это «афёру»? — обижается Лёнька.
— Ой, Лёнечка, ты совсем чувство юмора потерял, собравшись жениться. А женишься, что я с тобой, угрюмым, буду делать? — смеётся над ним Эля. — Иди домой. Я с Аллочкой поговорю. Будем думать, как моих готовить к «приятной неожиданности».
Лёнька нехотя оставил свою любимую до завтра, а Эля позвонила Аллочке, попросила её узнать адрес гадалки, про которую та говорила в январе. Оказывается, Аллочка уже давным-давно знает, где живёт знаменитая в Красноярске цыганка.
Договорились завтра же с утра поехать к ней. Аллочка, разумеется, заинтересовалась, что за петух клюнул Элю, но та ответила, что расскажет всё при встрече. Пусть Аллочка запасётся терпением. Ложась спать, Эля вспомнила Лёньку. Волна нежности к нему затопила душу девушки. «Смешной! Старается казаться взрослым, а сам, как ребёнок набычился, когда я сказала, что он мою маму раньше времени в гроб загонит. Вот завтра про все гробы «цыганочка Аза» нам и поведает!»
***
По указанному адресу девочки приехали часам к одиннадцати. С автобуса вместе с ними сошло довольно много народу, и все направились по одному пути. Значит, тоже к гадалке. Подошли к огромному, по местным меркам, кирпичному дому. Это даже не дом, а усадьба какая-то! На приличном расстоянии от неё в округе расположились скромные деревянные домишки. Прошли через большие кованые ворота. Во дворе стояло несколько скамеек. На них сидели люди. Видно было, что сидели уже давно. Те, кому не хватило места на скамейках, расположились прямо на травке под деревьями. Эля с Аллочкой остались стоять, прислонившись спиной к дереву. Две русские женщины усердно подметали двор. Вскоре подъехала новенькая «Волга». Из неё вышел толстый цыган. Он окинул взглядом народ, вошёл в дом. Через минуту из дома выглянула цыганка средних лет. Тоже посмотрела на сидящих людей, что-то сказала подметавшим женщинам. Из рядов сидящих на скамейке раздался подобострастный выкрик: «Давайте, мы вам что-нибудь сделаем по хозяйству! Поможем!» Цыганка понимающе усмехнулась, ответила «Отдыхайте!» и снова вошла в дом. Девочек покоробило увиденное.
— Вот придурки! — ругнулась Эля. — Не знают уж, как угодить.
— Дожили! На цыган работать... — Аллочка передёрнула плечами. — Она что, не принимает ещё?
Женщина с ребёнком-инвалидом, сидящая рядом с девочками прямо на траве, ответила усталым голосом:
— Сказали, что она сейчас пообедает и начнёт приглашать.
Подошла ещё партия страждущих. Видимо, автобус сделал новый рейс. В рядах сидящих на скамейке возле дома прокатилась лёгкая волна движения. Девочки, наблюдая за вновь входящими в ворота, не сразу заметили, что дверь в дом открылась, и несколько человек вошли в неё. На скамейке освободились места. Эля обратилась к женщине:
— Вы бы пошли, сели на скамейку. А то ещё, наверное, долго ждать придётся. Аллочка, беги быстренько, займи места.
Аллочка ринулась к скамейке. Эля, подхватив маленького ребёнка на руки, не дожидаясь ответа своей соседки, понесла его следом за Аллочкой. Мать ребёнка с благодарностью пристроилась рядом с ними. Ребёнок перебрался к ней. Солнце припекало. Из дому вынесли ведро воды с алюминиевой кружкой. Несколько человек подошли напиться. Каждый черпал воду кружкой и пил из неё, передавая другому.
— Какая антисанитария! — брезгливо шепнула подруге Аллочка.
— Вряд ли здесь бывает санэпидемстанция, — усмехнулась Эля. — Четыре часа посидишь на солнцепёке и этому будешь рад до безумия. А ты, Аллочка, хочешь всё сразу: и судьбу свою узнать, и чтоб обслужили тебя, как в ресторане. Хитренькая! Сколько она берёт, кстати? Ты не спрашивала у своих девчонок?
— Говорят, у неё нет определённой таксы. Кто сколько может, столько и даёт.
— Странная постановка вопроса. А если я нисколько не могу? Она что, задарма мне погадает?
— Нет денег, не ходи. Имей совесть.
Местная распорядительница вызвала очередную партию ожидающих. Соседка с ребёнком вошла в дом.
— У тебя нет фотографии Иры с собой? — спросила вдруг Аллочка.
— Нет, конечно! Чего бы я её с собой таскала? А зачем она тебе понадобилась? — удивилась Эля.
— Да она, говорят, по фотографии ещё гадает. Посмотрела бы на Иринино фото и сказала, когда та замуж выйдет. Пора уже вашей Иришке семьёй обзаводиться. Я слышала, как моя бабушка с твоей об этом по телефону разговаривала.
Бабушки девочек подружились ещё в ту пору, когда водили их в детский сад. Потом вместе стали ходить в изостудию и на гимнастику. Правда, позже Аллочку отдали в музыкальную школу, куда Эля отказалась поступать наотрез, ссылаясь на отсутствие слуха, всерьёз увлёкшись рисованием и спортом. Ну, а бабушки, как и девочки, дружили до сих пор, хотя их общение в последнее время всё больше сводилось к телефонному.
— Ну что ж ты мне раньше не сказала об этом, Аллочка? — подосадовала Эля.
— Забыла, извини. Совсем упустила из виду твою Ирину.
— Да при чём здесь Ирина? Пусть она сама о своей судьбе беспокоится! Она вообще не верит ни во что такое. Я бы Лёнькину фотографию взяла. На него бы погадала! Он знаешь, что мне вчера сказал?
В это время открылась дверь. В очередную пятёрку попали и Аллочка с Элей. Вошли. Их повели куда-то в глубину дома. Проходя мимо приоткрытой двери очередной комнаты, Эля не удержалась от любопытства и заглянула в неё краем глаза. Комната была большой, совершенно без мебели. Пол полностью застелен огромным красивым ковром с длинным ворсом. На полу сидело человек пять цыганских ребятишек разного возраста. Маленькие цыганята играли в кубики; старшие смотрели большой цветной телевизор, стоящий тоже прямо на полу безо всякой подставки. Эле вспомнился больной ребёнок, который был с ними на улице. Вряд ли он живёт в подобных условиях, подумалось ей. А эти — счастливые дети!
Комната, в которую провели людей, была полутёмной и не очень просторной. В ней помещался широкий диван, два больших кресла, журнальный столик и хельга с красивой хрустальной посудой. На полу в комнате лежал мягкий ковёр, на который даже страшно было наступать. Со стены свисал ещё один, вообще огромный, полностью накрывая диван. На креслах тоже лежало по маленькому коврику. Девочки сели на краешек дивана. После уличного зноя в комнате было прохладно. Откуда-то лилась необыкновенно приятная музыка.
— Космическая, — шепнула Аллочка Эле. — Знаешь, ты иди первой. Я после тебя. Ты меня подожди потом на улице. Куда они все выходят с сеанса, интересно? Не во двор, точно! Я бы видела...
— Надеюсь, их там не убивают, — показала Эля глазами на дверь комнаты, в которую только что вошла очередная женщина.
— Ну, девчонки-то наши вернулись живыми, — вполне серьёзно ответила ей Аллочка.
Они помолчали. Прошло довольно много времени, прежде чем на журнальном столике замигала настольная лампа в виде хрустальной лилии. Так гадалка вызывала следующего посетителя. Подошла очередь Эли. Она, перед тем как открыть дверь, неожиданно для самой себя почему-то перекрестилась.
Войдя в маленькую комнату, Эля не сразу увидела гадалку, настолько было темно. И лишь большая горящая свеча указала ей, куда нужно двигаться. Подойдя к невысокому столику, покрытому плотной домотканой салфеткой, на котором стояла свеча, Эля поздоровалась в пустоту. Сбоку от столика из темноты появилась цыганка. Ответила на приветствие. Села. Достала откуда-то колоду карт. Протянула её Эле. Велела сдвинуть несколько штук. Эля сдвинула. То ли от волнения, то ли от свечи и темноты у неё слегка кружилась голова. Гадалка посмотрела на карты, на Элю.
— Имя у тебя необычное, — произнесла она. — Ты крещёная?
— Не знаю, кажется да, — ответила Эля.
Вообще-то, ещё до сеанса она твёрдо решила не отвечать ни на какие вопросы гадалки. Коль взялась гадать, пусть гадает, а не выспрашивает.
— Крещёная, — утвердительно сказала цыганка, заглянув в карты. — Что хочешь узнать?
Конечно же, Эле очень хотелось узнать, выйдет ли она замуж за Лёньку. И когда это случится? Но она решила не торопиться с этим вопросом, начала издалека:
— Скажите, пожалуйста, долго проживёт моя бабушка?
Гадалка разбросила карты. Ответила:
— У тебя две бабушки. Они обе проживут ещё довольно долго для их возраста. Но первой из жизни уйдёт та, которая ближе к тебе. Она потеряла мужа и сына. Это очень сильно укоротило ей жизнь.
— А мама?
— Мама проживёт до глубокой старости. Но жить вы будете не вместе.
«Ещё бы! Конечно не вместе, — подумала Эля. — Разве сможет моя мама ужиться в одной квартире с Лёнькой, которого не переносит, хоть и скрывает это? Где же мы с ним будем жить?»
— А вы можете сказать, когда моя сестра выйдет замуж? — скорее для очистки совести, чтобы не обидеть Ирину своим невниманием, спросила Эля.
— Сестра старшая. Когда она выйдет замуж, не скажу, но случится это раньше, чем у тебя, — помешав карты, ответила цыганка.
«Как раз! Это в твоих картах такое написано? — иронически усмехнулась в душе Эля. — Да наша Ириша, наверное, ещё ни с кем не целовалась ни разу! Не зря мама с бабушкой переживают, что оставаться ей старой девой. А мы с Лёнькой на днях заявление в ЗАГС подаём!»
— Что ещё хочешь спросить? Спрашивай!
— Что меня в жизни ожидает?
— Дай левую руку, — цыганка взяла в свои мягкие тёплые руки холодные длинные пальчики Эли. Для чего-то помяла её ладонь. — Дай правую.
Эля затаила дыхание, протянув обе руки. Потрескивала свеча. Стекал, оплавляясь, жёлтый воск. Эле показалось, что если бы она не подтрунивала в душе над собой, не убеждала бы себя, что всё это ерунда и фантазии, то запросто бы грохнулась в обморок. Гадалка долго смотрела в ладони Эли. Потом взглянула своими чёрными глазами в Элины глаза, немного светлее цыганских, будто душу перевернула.
— Жить ты будешь хорошо. В богатстве, любви и здравии. Скоро тебя ждёт большая печаль и слёзы. Много горьких слёз. Но это пройдёт. Дальше всё будет хорошо. Большие перемены в твоей жизни будут. Хорошие. И будешь терять близких, плакать по ним, как все... Ещё в твоей жизни ожидает тебя страшная тайна. Но слёз горьких она тебе не принесёт. Слёзы будут счастливыми.
Цыганка замолчала. Эля ждала продолжения, но она молчала. Тогда Эля робко спросила:
— А замуж я скоро выйду?
— У тебя будет несколько попыток выйти замуж. Но выйдешь ты не очень скоро и только один раз, — гадалка что-то проделала с картами, заглянула в них, как в записную книжку. — Кто такой Георгий? Кто такой Алексей?
— Не знаю... — растерянно ответила Эля.
— Всё! Больше я тебе ничего не скажу. Иди!
От неожиданности Эля чуть не забыла заплатить за гадание. Спохватившись, она вытащила из кармана юбки десятку и почему-то стыдливо протянула её гадалке. Та, не глядя, приподняла салфетку на столе, мол, положи сюда. Эля засунула красненькую денежку, лицом Ленина вниз, под неё и пошла к двери.
— Не туда! — сказала ей цыганка. Отдёрнула за своей спиной длинную чёрную штору, которая скрывала небольшую дверь.
Эля вышла прямо на улицу. После темноты она не сразу поняла, что оказалась за домом, с обратной стороны цыганской усадьбы. Не успели её глаза привыкнуть к свету, как из той же двери выскочила Аллочка, вся красная до самых корней своих светленьких волос.
— Тебя что, ошпарили? — удивилась Эля. — Почему так быстро?
— Ой, Элька, не спрашивай! Она не стала со мной разговаривать! Даже не знаю, хорошо это или плохо…
— Что, ты зашла, а она отправила тебя сразу на улицу, сказав, что не хочет с тобой разговаривать?!
— Да нет! Я вошла. Она взяла карты. Посмотрела на них, на меня. Потом говорит: «Ты родилась в мае. Число твоё — семь. Ты некрещёная! Больше ничего тебе не скажу. Иди!» А я точно знаю, что я некрещёная. Бабушка маму давно ещё ругала, что меня побоялись окрестить. Они побоялись, а я теперь страдай! Представляешь?
— Пусть это будет твоим самым страшным страданием, Аллочка! Думаю, ты не много потеряла. Денег не заплатила? — деловито спохватилась Эля.
— Да нет... — растерянно ответила Аллочка. — Впустую столько времени потратила! А тебе она что сказала? С тобой она долго разговаривала.
— Да ну её! Сначала, вроде, гладко говорила. А под конец всё смазала! Каких-то Георгия и Алексея приплела.
— Может, это Лёнька?
— Может, и Лёнька. Хотя он всё-таки, по-моему, Леонид, а не Алексей. Ну, а что за Георгий, скажи на милость?!
— Так, может, ты познакомишься с каким-нибудь Георгием?
— Ой, Аллочка! Ну что ты говоришь?! Как я могу познакомиться с кем-нибудь из парней, если Лёнька, или «Алексей», шагу не даёт мне ступить без него. У нас даже на курсе нет никого с таким именем. Георгий! Скажет тоже!
Девочки брели по тропинке бескрайнего поля. Солнце шло на закат. Навстречу показались люди. Значит, автобус из города только что пришёл. Сейчас развернётся и поедет назад. Потом придётся его ждать часа полтора-два. А уже есть хочется...
— Побежали? Не дай бог, опоздаем!
Ехали молча. Эля переосмысливала предсказание гадалки. Аллочка не разговаривала, потому что любила ездить в транспорте, особенно в автотранспорте, молча. Если она сидела рядом с водителем, то следила за дорогой. Если ехала так, как сейчас, то просто любовалась природой, думала о чём-нибудь своём. Она не больно-то расстроилась из-за того, что гадалка не стала ей гадать. Нет, так нет! Зачем что-то знать наперёд? Хотя, иногда быть может, и нужно. Можно было бы себя поторопить с чем-нибудь, зная, что тебе отпущено на всё про всё столько-то времени. Она вообще живёт так, как будто бы за неё распоряжается кто-то другой. Её всё устраивает. Она поступает так, как советуют родители и бабушка. И ничего плохого в её жизни не происходит, слава Богу! Она делает так, как удобно Эле, потому что это и ей удобно. Она всегда может подстроиться под того, кто ей дорог, близок, приятен. Она сама для себя — не главное. Аллочка давно поняла, что её жизнь предназначена для того, чтобы жить для других. И это ей нравится! Ну, вот такой она человек! В семье долго боялись, что она, будучи единственным ребёнком, может стать избалованной эгоисткой. Но у неё есть подруга Эля, которая почти как сестра. Она решительная, отважная, рисковая, но всё равно мягкой и покладистой Аллочке порой кажется сестрой младшей, которую нужно опекать.
Приехали домой к Анджиевским. Проходя мимо дома Ядвиги Леонардовны, девочки помахали её окну рукой, на всякий случай. Быстренько разогрели обед, поели. Бабушка всё-таки позвонила, поинтересовалась, где пропадали. «Ездили в берёзовую рощу, дышали воздухом, гуляя», — приврала Эля.
Аллочка отзвонилась своей бабушке, сказала, что сидит у Эли в гостях, что уже пообедали.
— Ну, теперь слушай, что я тебе скажу, дорогая моя! — загадочно начала Эля, усевшись с ногами в глубокое старое кресло. — Вчера Жуков сделал мне предложение.
— Да ты что?! А ты? Да кто же тебе разрешит сейчас замуж выходить?! — заволновалась Алла.
— В том-то и дело! Я, конечно, согласилась, чтобы не расстраивать Лёньку почём зря. А теперь, в свете сегодняшнего гадания, скажу тебе так. Цыганка нагадала, что жить я буду хорошо, в богатстве, любви и при здоровье. Ну, здоровья у меня, слава Богу, хоть отбавляй. Любви — тоже. Лёнька любит меня, я — его. Богатству откуда взяться? Ну, мы же оба, окончив институты, будем работать. Значит, какие-никакие деньги у нас будут. А вообще — это, наверное, всем говорится про богатство. Правильно я понимаю, Аллочка?
Получив утвердительный кивок подруги, Эля продолжила:
— Гадалка предрекла мне скорые печаль и слёзы. Ну, ещё бы! Тут такие рыдания будут, когда я сообщу о своём решении выйти замуж за Лёньку! Мама станет биться в истерике, я — плакать, оттого что мне не позволяется делать так, как я хочу. Но это пройдёт, как и сказала наша цыганка. В конце концов я выйду замуж за Лёньку. Вероятно, не с первой попытки из-за козней моих родственничков. Конечно, сразу же начнутся разговоры, что нельзя опережать старшую сестру, ничего хорошего из этого не получится. Придётся поторопить Ирку! Кстати, гадалка сказала, что она выйдет замуж раньше меня. Чем чёрт не шутит? Может, и так. Она же не уродина. Пусть выходит, пожалуйста, мне не жалко! Но я всё же выйду замуж один раз и навсегда. Ты будешь моей свидетельницей на свадьбе, Аллочка! Мы с Лёнькой на этой неделе подадим заявление. Посмотрим, как это делается. Получим талоны в магазин для новобрачных. Тебе нужно что-нибудь? Например, бельё красивое? Босоножки я куплю. А ты себе можешь ещё что-нибудь дефицитное взять по талонам. Кажется, на свидетелей они тоже распространяются. Или нет? Заодно узнаем все тонкости предсвадебной подготовки.
— Ох, Элька, и артистка ты! Тебе твои такую свадьбу устроят! Долго не захочешь замуж выходить!
Предстоящая подготовка к свадьбе развеселила девчонок. Они забыли о дневных волнениях и усталости. Поездка за город к гадалке стала казаться им небольшим приключением в их жизни.
— Слушай, цыганка сказала, что в моей жизни будет страшная тайна! У-у-у! — завыла, дурачась, Эля. — Это, вероятно, из той же серии, что и Георгий, правда же?
«У меня-а-а есть тайна! Её зна-а-а-ет каждый!», — запела безголосо она.
Аллочка подскочила к пианино и стала подыгрывать ей. В это время в квартиру вошла Мария Николаевна. Она улыбалась.
— Веселитесь, девчонки? Поделись своей тайной со мной, дочь!