«...Это растение везде видится. То есть, водится. В Сибири, на Урале, в Подмосковье, Саранске, Нью-Йорке... Цветёт желтовато-белыми (в парке, культивированные – розовыми, жёлтыми, темно-красными) цветочками, изысканными по форме, собранными в зонтик. Листочки – резные, оправдывают название; собрать и помять в ладони – пахнет ладаном. Идя мимо – там ли, тут ли – невольно задерживаю шаг.
...В детстве у меня был друг Слава. Мы всегда были вместе. Я у него многому училась, и многому просто подражала. Например, Слава заикался – и я заикалась, считая это единственно приемлемым способом /языком общения. Слава любил хлебные горбушки – и я за столом из кусков хлеба выбирала горбушку.
...Помню, он сказал мне: «П-пойдём зд-дороваться с людьми!» И вот, мы пошли вдоль деревни, два маленьких существа, он шёл чуть впереди. Шёл и говорил встречным:
- Д-доброе утро! Зд-дравствуйте!
Не забыть, как светлели их лица (какой-то высоченный дядя... Женщина с коромыслом...), когда они отвечали:
- Доброе, доброе! Здравствуйте!
...Ещё как-то, это было зимой, нас закрыли в его доме. Наши мамы работали в школе*, девать же нас было вечно некуда... Итак, заперли в доме – предварительно, конечно, убрали подальше спички и ножи... За окном пошёл снег. Забросив однообразные домашние игры: «в школу», «в магазин», «в больницу», мы стали мечтать вслух о том, как хорошо было бы выйти на улицу и побегать там по снегу и воздуху.
Обследовали дом, сенцы – в сенцах нашли крошечное оконце, только что высунуть нос и... голову... Слава рассчитал: если туго повязаться вязаными шалями (а таковые нашлись): концами крест-на крест по диагонали на груди, потом подмышки, потом – завязать на спине... Получается почти так же тепло, как в пальто, и тело проходит в отверстие.
Валенки выброшены по одному на улицу, оденем там, тут в них не пролезаем... Шедшая мимо девочка по просьбе Славы ставит к стенке, под оконце санки – приземляться... Первой вылезаю я, ногами вперёд, он помогает, держит в сенцах за руки... Потом я помогаю ему, вытягивая за ноги из оконного отверстия... И вот, уже бежим по заснеженной улице, а люди за стёклами окон испуганно показывают на нас пальцами...
Наказания, честно говоря, не помню, помню лишь этот короткий миг свободы.
...Было лето. Я его не видела несколько дней. Потом моя мать сказала: «Пойдём попрощаемся со Славой.» Взяла меня за руку, и мы пошли, мать сказала, что Слава уезжает, далеко-далеко. По пути попадались цветы тысячелистника, я их рвала – Славе в дорогу.
В его доме было много людей, толпа... Он лежал на лавке (или на койке? Не помню...) вытянувшись во весь рост, на спине, руки сложены на груди, держат свечку; глаза закрыты... В изголовье букет из ягод земляники. Мне объяснили (или я тогда сама додумала?): если он проголодается в своём долгом пути – поест земляники, подкрепится и – дальше... Я положила рядом тысячелистник, на память; по приказу взрослых поцеловала его в лоб, - жёлтый, холодный... Меня увели.
Побывав на родине, сделала несколько фотографий. Показываю людям. Смотрят с интересом... Цветы тысячелистника.
- А это, что за растение?
Говорю: «Целебное. Как заболит зуб, или что-нибудь ещё, сорвать листочек, пожевать – и боль пройдёт.»
Я и сама в это верю.
Тысячелистник кутает землю вечноцветущим ковром.»