«Ты всегда садись между нами! Или в следующий раз не возьму! Поняла?» Я говорила: «Ага!» И мы шли. На «чертово» колесо, где я, вцепившись в поручни, высматривала наш дом среди деревьев, или на пляж, или в кафе под мостом. Я немножко жалела этих мальчиков, которые пили у нас чай с пирогами и приглашали на свидания мою сестру. Она приглашения принимала «чтобы родители были спокойны» и таскала меня с собой. Сердце ее было уже занято.
О большой любви сестры я узнала из огромного скандала. Она пришла с мороза не румяная! А бабушка-то и заметила! Где была-то? В гостях небось? Да у кого? И ей пришлось сознаться …у кого. Бабушка и мама кричали на кухне : «А кто будет думать о выпускных экзаменах?» «Ты выбрала институт?» «Он старше тебя на 6 лет!» и гораздо тише: «Мать-то у него повесилась, отец-алкоголик!» , « Он тебя спортит и вообще замуж не выйдешь!». Я запереживала и спросила у сестры : «А вдруг он тебя действительно попортит чем-нибудь?» Она мне ответила: «Нет. К нему же ходит женщина с завода. Ты разве не видела?» Я на взрослых теть внимания не обращала, но сестра еще и цыкнула глазами на меня не хуже бабушки, и я отстала.
Он жил в соседнем подъезде на пятом этаже. Худощавый, смуглый как цыган и белозубый.
Работал токарем что ли, а после работы проводил все время в цирке. Умел делать сальто, прямо на асфальте. Жонглировал всем, что попадалось. Ходил на руках. Водил на поводке огромного черного пуделя. А на арене был клоуном. Звали его диковинно для нашего двора «Эдуард, Эд». Улыбался он удивительно. Абсолютно весь он улыбался. А вот, чтобы он смеялся, не помню вообще. Когда у Джины рождались щенки, он всегда выдавал всей малышне двора по щенку. Поиграться. На часок. И ребятня была счастлива, и щенки замучены. Мы всегда жалели когда щенков раскупали.
Она никогда не брала меня на эти свидания. Я выспрашивала у неё, что там происходило. А она там мало мне рассказывала! Как в книжном магазине он просил ткнуть ее в глобус пальцем, чтобы узнать, где они будут жить. Как ей разрешили подняться к куполу с воздушными гимнастами. Как он всю дорогу нес её на руках. Как подарил ей маленькую книжку стихов. Я знала для чего. Для тайной переписки. Стих-то мало места занимает на странице. Пиши сбоку от него чего хочется. А сестра потом лежит на диване и будто бы книжку читает. А на самом-то деле читает то, что он ей пишет. А потом еще и сама напишет простым карандашом. А его записку стирает ластиком. Я видела. Я часто придумывала, как они поженятся, и как я буду много ходить в цирк, и всем во дворе выдавать щенков. Я думаю, он бы мне позволил.
О том, что он уехал, я узнала случайно. Ночью мне захотелось в туалет и, проходя мимо бабушкиной комнаты, я увидела там свет, а подойдя поближе, услышала, как она говорит: «У тебя таких еще двадцать будет! Уехал - значит и не любил! Плачь уж сегодня ночью, а больше не смей и вспоминать! Не хватало еще такой красавице из-за мужиков плакать!» Я тут же быстренько к себе пошла. Еще застукают, что подслушиваю! «Уехал! Эд?!Когда? Я и грузовика-то не видела с мебелью! И куда?»
Сестра затолкала книжку со стихами подальше в шкаф. А я достала. Думала выкинуть надо в помойку. Раз он такой оказался. Открыла и перелистала все странички. Всё-всё было стерто, что карандашом написано. Только на первом листе осталась надпись, потому что ручкой было написано. Я книжку все-таки не выкинула. Побоялась, что заругают. Я забыла всё. На много-много лет.
…- Ты знаешь, я давно хотел тебе сказать, ты мне очень нравишься.
Нет! Он же меня сейчас поцелует! Поцелует! Он наклонялся все ближе. Я же не умею целоваться! Вообще! Поддавшись на движение теплых рук, ощутила его всем телом, совсем рядом. Я закрыла глаза, и он сразу же поймал мои губы своим теплым дыханием. Так легко! И так хорошо! Оторвавшись от губ, он тихонько подул мне на шею и наклонившись к самому уху прошептал:
- Что нам стоит дом построить?
И я, встав на цыпочки, прошептала ему в ответ:
- Нарисуем-будем жить!
Ответила и вспомнила! Тот клоун! Он так писал! Ручкой! А потом уехал! Мелькнуло в голове и …забылось.
Влюбленные, как и дети, верят в чудеса. В этом их сила.