Пролог

Никитаананьев
Париж погружался в вечерние сумерки. Шёл первый день февраля тысяча девятьсот тридцать четвёртого года, и пасмурная погода с лёгким моросящим дождём давала о себе знать. Вечерело быстро, и уже приблизительно в четыре часа пополудни начинали загораться первые огни, а ещё через пару часов весь город озарялся светом фонарей, домов, общественных заведений и рекламных объявлений.

Мартин де Дюбуа отложил книгу Марка Твена, одного из своих любимых писателей, встал с широкого кожаного кресла и подошёл к окну, выходящему на проспект Сен-Мишель. По нему вились струйки прохожих, а вдалеке слышался шум от автомобилей, проезжающих вдоль набережной Сены.

Впрочем, его мысли были заняты совсем другим, нежели лицезрением вечернего Парижа. «Дело Ставицкого», подумал он, должно быть интересным. Ещё одно подтверждение гнилости нынешней республики, и ещё одна возможность нанести по ней удар. Кажется, намечается что-то серьёзное. 3-4 числа, вроде, должно собраться несколько тысяч человек, а то и больше. В любом случае, выбраться надо. Возможно, даже в ущерб учёбе.

Отойдя от окна и слегка задёрнув шторы, он снова погрузился в чтение, но мысли о предстоящих выступлениях всё не давали ему покоя. Всего двенадцать лет назад итальянцы смогли установить по-настоящему национальный режим; да и в соседней Германии неслабо давят красную заразу. Когда же наступит наш черёд? Может быть, уже сейчас?

Сам Мартин де Дюбуа испытывал к Третьей республике давнюю антипатию. Будучи выходцем из старой семьи предпринимателей, чьи предки получили дворянский титул ещё в 1820 году, во времена Реставрации, Дюбуа с давних пор симпатизировали роялистам и являлись ими. В саму политику, однако, традиционно не вмешивались. Отец Мартина, Шарль де Дюбуа, владел небольшой фабрикой по производству мебели, двумя ресторанами и внушительным участком земли к югу от столицы. Как единственному сыну, Мартину в будущем предстояло унаследовать это имущество, однако в большей степени его привлекала политика.

Когда ему исполнилось 18 лет, он сразу вступил в Action Francaise, где был зачислен в молодёжное крыло организации – Camelots du Roy. Правда, особыми поручениями он себя не обременял, ограничиваясь публикациями своих статей на второстепенных полосах в главном печатном издании движения. Также Мартин носил позолоченную лилию на правом лацкане своего пиджака и стабильно выписывал все основные газеты правого толка, что печатались в Париже. Но той «вялой» ситуацией на столичных улицах доволен не был.

Его родной VI округ, где он жил на бульваре Сен-Мишель в просторной квартире на четвёртом этаже вместе с семьёй, к тому же, всегда был вдали от какой-либо активной политики. Сюда парижане приходили либо погулять – как, например, в Люксембургском саду – либо посидеть в одном из многочисленных кафе здешних бульваров. И даже сегодня, в не самую приятную погоду, людей на бульварах было много.

Марти в очередной раз отложил книгу в сторону и взял в руки свою записную книгу, Так, через три дня его семья приглашена в гости к какому-то промышленнику, на завтра же планов нет. Можно наконец-то отоспаться, хотя надо бы и к очередному учебному дню в Высшей нормальной школе нормально подготовиться. В принципе, ничего сложного, но тем не менее. Закрыв книжку, он улёгся на кровать и постарался пораскинуть в уме, сколько правым удастся вывести на улицу людей в ближайшие дни.

***

Гильберт Люпэ, сидя у барной стойки в одном из заведений неподалёку от Площади республики, попросил себе ещё виски. Сегодня для него был не самый удачный день, и вместо традиционных посиделок с чашечкой кофе в гордом одиночестве, он выбрал бар. Будет ли он сильно напиваться? Вряд ли. Однако вполне до кондиции «среднего уровня».

Эх, можно было бы позвать Ферранда – он всё равно живёт недалеко. Хотя возможно, у него опять проблемы с учёбой, и он корпит над наукой. С другой стороны, Гильберт должен быть верен себе – если нет настроения, всегда быть одиноким волком. Так ему всегда нравилось.

Учиться истории литературы в Сорбонне для него оказалось несложным. Единственное, что раздражало – большое количество нытиков и псевдоромантиков. Он был не из таких и всем им никогда не доверял. Да и всяких «антифашистов» среди них было хоть отбавляй.

Гильберт был прагматиком. Как и Мартин, его старый друг ещё со школьной скамьи, он терпеть не мог нынешний строй. «Свобода, равенство, братство» – это ерунда. «Труд, семья, отечество» – вот такими должны быть истинные республиканские ценности. И Третья республика вряд ли сможет до них дорасти. Её нужны сильный институт президентства, корпоративный парламент (в Италии же получилось!), надёжная армия и гордость за французскую нацию. Германии, по его мнению, доверять было нельзя, Британии – тоже. На юге ещё Испания, где каждый день какие-то стычки.

«Огненные кресты», куда он вступил по протекции отца – ветерана Первой мировой войны, его вполне устраивали. В Сорбонне, однако, многие его однокашники весьма это не одобрили, хотя Гильберту, по большому счёту, на это было плевать. Главное, что друзья поддержали, а остальное неважно.
Опорожнив уже третий по счёту стакан виски и оставив на стойке счёт, Гильберт вышел на улицу. До своего дома ему идти минут тридцать пять, а стало быть, можно проветриться. Благо и на улице не холодно, и дождь перестал капать.

***

– Отбой! – крикнул своим зычным голосом начальник цеха.

Наконец-то, фыркнул про себя Огюст Фабре, снимая рабочий комбинезон и накидывая поверх лёгкой рубашки слегка потёртое серое пальто. Теперь можно вернуться домой, поужинать и лечь спать. За неделю и без того утомился сильно.

Да уж, работать помощником на одном из производственных цехов завода «Рено», конечно, не сложно, но слегка утомительно. Правда, игра стоит свеч – если проработать так ещё пару лет, можно будет и на колледж деньги накопить. Отец с него ничего не требует, значит, планам ничто мешать не должно.

Ничего, через несколько дней рабочие будни, возможно, будут «разбавлены» столкновениями с полицией. Solidarite Francaise призвала выходить на улицы, и он, Огюст, обязательно будет в первых рядах. Слава Богу, социалистом он почти и не успел побывать, быстро в них разочаровался и примкнул к новой крайне правой партии, созданной совсем недавно.

Если всё удастся, можно и успех наших соседей повторить. Нормальные рабочие давно уже должны были понять, что их главный  враг – это социалисты и республиканские плутократы, а не «фашисты». Хорошо ещё, его отец состоит в Конфедерации христианских трудящихся, а не где-нибудь, где витают красные.

Моя жизнь, конечно, не идеальна, но и не так плоха, – подумал Огюст. Подруга есть, денег на еду и что-нибудь из одежды раз в месяц хватает. Времени, правда, мало, да и раздражает обилие красных флагов, которые часто вывешиваются в его родном округе Гобелен.

Погружённый в свои мысли, он не заметил автомобиля и вздрогнул, когда недовольный водитель, остановившись, просигналил ему. Тот отмахнулся и, увлекаемый людским потоком, направился в свой квартал, прикрываясь от дождя старой газетёнкой.

***

Столица покрылась ночной тьмой. Всё, вроде бы, жило своей обычной жизнью, однако в воздухе чувствовалось неуловимое ожидание и предвкушение скорых событий. Событий, которые разбудят город и заставят всколыхнуться его многочисленных обитателей.