По народным приметам, вчера, на день Афиногена, начинался сбор грибов, то есть 29 июля можно назвать грибным днем. А мне вспомнилось, как мы с сослуживцами время от времени собирали в лесу рядом с нашей частью грибы, жарили их с на самодельном противне и таким образом разнообразили свой солдатский рацион.
В нашей сдружившейся тесной компашке были: я, татарин, выросший в степях Казахстана, который из грибов знал только шампиньоны и грузди, русский Вовка Трофимов из Златоуста, который грибы знал только по картинкам, Миша Саркисян, который жил до армии где-то в горах Армении и грибов никаких вообще не знал, и Ваня Петров, удмурт из Глазова, который говорил, что уж он-то в грибах хорошо разбирается, так как уже трижды травился ими.
Нет, мы не то, чтобы голодали, но попробуйте с утра до вечера питаться перловкой или гречкой с селедкой, через день - с жареными кусками сала, выдаваемого за свинину, да жиденьким гороховым супом, поневоле захочешь хоть какого-то разнообразия.
Нас, стройбатовцев, особыми разносолами никогда не баловали, невзирая на то, что мы из последних сил строили важнейший в стратегическом плане объект – ракетную площадку. И потому мы постоянно пребывали в тягостных рассуждениях на предмет, чего бы перекусить в промежутке между обедом и ужином.
А в окрестностях части, представляющих собой дремучие костромские – сиречь сусанинские леса, оказалось полным-полно грибов. Они здесь росли на каждом шагу – видимо, потому, что некому было собирать. Кроме нас, конечно. Итак, рассказываю, как мы впервые испробовали означенной компанией костромские грибы.
Мы распределили обязанности следующим образом: втроем собираем грибы и несем их к костру, разведенному в укромном уголке за баней. А там, на противне, уже шкворчит растаявший маргарин (сперли на кухне), рядом на пне восседает Вовка Трофимов, который по зрительной памяти восстанавливает перед собой картинки съедобных и несъедобных грибов и тщательно сортирует принесенную нами добычу.
И ведь какой оказался благородным костромской лес – поганок в нашей добыче почти не оказалось. Во всяком случае, златоустовский знаток грибных иллюстраций в этом нас клятвенно заверил. А трижды травившийся грибами удмурт Петров сказал, что уж он-то точно отличит ядовитые грибы от неядовитых, по одним только ему известным признакам.
Но вот вместе с маргарином зашкворчали и наши крупно накромсанные грибы (сейчас вот вспоминаю, как они выглядели, сопоставляю с тем, что узнал о грибах много позже, и думаю, что мы набрали маслят, опят, подосиновиков и белых).
Картошки, к сожалению, не было – нас в части кормили ее сушеными ломтиками, которые надо было как-то специально размачивать, поэтому мы ее красть на кухне не стали. Но грибов было и так полно - каждый из нас троих принес их сортировщику Трофимову не менее чем по два подола гимнастерки.
И когда над лесом поплыл аромат зажариваемого с грибами лука, мы поняли, что не зря призвались в армию и именно в стройбат: где бы мы еще смогли зажарить целое корыто деликатесных грибов?
Когда урчание наших животов пересилило ласковое журчание плавающих в раскаленном маргарине жарящихся грибов, и их почему-то вдвое стало меньше, мы, боясь, что так грибы скоро совсем растворятся и нам ни черта не останется, похватали ломти накромсанного на газетке хлеба, солдатские алюминиевые ложки и недисциплинированно, без команды (хотя, какая команда, ведь все четверо были рядовые) стали таскать в рот горячие грибы и, гримасничая, перекатывать их во рту, прихлебывая воздух, чтобы они слегка остыли.
Но скоро дело пошло на лад, жаровня стала быстро остывать на сквознячке, потому что из-под нее были выгреблены сапогами все еще малиновые, но уже покрывающиеся сизым пеплом угли, и мы заработали ложками куда азартнее, чем лопатами при рытье траншей под всякие кабеля, тянущиеся через лес от командного пункта к возводимой нашей частью ракетной площадки.
Так вкусно нам давно не было, доложу я вам! Мы мычали, подмигивали друг другу – ах, какие мы молодцы! – показывали большие пальцы. В общем, были очень довольны жизнью. До того момента, пока в самом конце трапезы опытный грибоед Петров вдруг не выпучил глаза и не начал кашлять и хвататься за горло.
- Мляяяя, отравился, знаток хренов! – завопил Трофимов. – Щас и до нас дойдет!
Не сговариваясь, мы побросали ложки и ломанулись под ближайшую сосну и стали совать в рот пальцы, чтобы вызвать искусственную рвоту.
У нас с Трофимовым получилось как-то сразу, а Миша Саркисян давился своими пальцами, таращил и без того выпуклые красивые и печальные, как у коровы глаза, и время от времени мычал, пуская с губы длинные слюни:
- Ай, ара, ай, так умырать нэ хочицца!...
Наконец, и у него получилось, и мы через несколько минут вернулись к костру опустошенными, со слезящимися глазами и бледными рожами. Вернулись, чтобы унести в часть тело нашего отравившегося товарища.
Но тело, как ни в чем не бывало, сидело и поедало остатки грибов. Мы оторопело уставились на Петрова.
-Так ты не отравился!?
- А с чего бы? – прошлепал маслеными губами Петров. – Грибочки – самый смак! Это я просто немного подавился, прокашлялся, всего и делов-то… А вы куда ходили? Уже наелись, что ли?..
Мы гнались за Петровым до самой столовой, где в это время уже начинался обед. И этот долбаный знаток-грибоед тут же затесался за стол, поближе к замкомвзвода, хохлу сержанту Карачевцеву, обладающему пудовыми кулаками и умеющему махом навести порядок не только у себя в подразделении, а, при случае необходимости, и во всей роте.
И ведь не просто сел за стол, а и пододвинул к кастрюле с горячим гороховым супом свою тарелку. Слушайте, ну как это можно столько жрать, а?..