В этот Терем коллектив вместе с пострадавшими переехал два года назад, работали над его отделкой и благоустройством профессиональные строители, а ребята помогали им до сих пор, по своей воле, не отрываясь от основной программы, доводя все задуманное до завершения.
Проект надстройки по запросу владельцев Клиники был предложен специалистами из Скандинавии и, видимо, поэтому зимой здесь никогда не было холодно, а летом жара не проникала сквозь толстые бревенчатые стены.
На первом этаже были хозяйственные и технические помещения, комната дежурных сотрудников и пост сестры милосердия. На втором, в одном его крыле - кабинеты специалистов, в том числе и Георгия, в другом, с отдельным коридором - на две стороны располагались жилые комнаты реабилитантов – палаты, по три человека в каждой, и санитарный блок - туалеты и душевые.
Кабинет директора недавно переехал на третий этаж, то есть в Терем – надстройку, на четвертом – верхнем - был главный Большой зал, вмещавший до сорока расставленных по кругу кресел, и еще две комнаты для арттерапии и других форм работы с ребятами.
Стены первого и второго этажей были кирпичными, а двухъярусное возвышение над ними, сделанное из дерева, и было Теремочком высоким, вход в который ревностно охраняли все его обитатели; красивый высокий забор ограждал лечебное заведение от любого нежеланного проникновения снаружи.
Удерживать здесь реабилитантов никто не пытался: при желании прервать лечение пациент вместе с приглашенными родителями могли расторгнуть договор с директором, но случалось это очень редко, и повторное обращение обычно рассматривали весьма тщательно.
Георгий, так же как и Максим Никитич, в этом дворце души не чаял; похоже, что само строение залечивало раны истерзанных искусственной, безумной радостью сердец…
Молча, с закрытыми глазами, он просидел в кресле минут десять - свой стандартный передых - и с предвосхищением отправился смотреть все достроенное и доделанное за лето. Завернул к Кате в процедурную и стал задавать ей вопросы в шутливом и даже игривом тоне, который ему позволяли их хорошие отношения.
- Как работалось? Что вы можете отметить интересного, приятного, удачного, а, может, и новенького из того, о чем говорят или воркуют?
- Нет уж, сперва вы, про ваш пляж, про людей интересных; вы там писали что-нибудь? Дадите почитать? Мне ваш прошлый рассказ понравился, про девушку - модель…
- Я вот возьму да и напишу про вас, Катя, и про всех, кто рядом с нами!
- Про всех вы не будете, а вот про кого-нибудь из пациентов или как вы их называете?..
- По именам, Катюша, а всех вместе - ребята, люди, которые у нас … Смотря где и с кем общаюсь. А как там, наверху, все уже сделали, занятия там проводят?
- Вот вы, Георгий Александрович, вместе с директором эту комнату и обновите, наверное, на днях.
- Спасибо, Катя, мы еще пообщаемся…
- Да, но у меня к вам вопрос есть очень важный: скажите, пожалуйста, женские судьбы от чего зависят?
- Девушки твоего возраста часто бывают влюбленными, а любовь не совсем слепа, она ищет некую схожесть с определенным образом, сидящим часто далеко от ее сознания и манящим своей подходящестью: хорошо, если это образ папы, который заботливо относился к маме и дочери, ухаживал за ними и был приличным человеком, но если, к сожалению, такого не случилось, то нужно иметь представление о том, Катя, какие признаки в мужчине для тебя недопустимы.
Важно ценить и уважать себя, и не считать хорошим парня лишь за то, что он обратил на тебя внимание, нельзя чувствовать себя никудышной и никому не нужной, считать любой контакт с мужчиной за счастье нельзя. Извини, Катюша, за торопливость, что сказал все очень быстро…
- Спасибо большое, я кое-что поняла. - Выйдя на лестницу, он решил на самый верх не ходить и с приподнятым настроением бодрым шагом пошел на третий этаж, к руководству:
- Проходите, я вас приглашаю на чай - будете? Правда, я уже…
- И я тоже – уже…
- Мы тут многое сделали: всю сантехнику заменили, это - моя гордость. Зал Большой магии доработали, Школу доброты и Школу разума обновили, шли, как говорится, по проекту. Работы много, но наши опекуны - их двое, не то они родственники, не то соратники по бизнесу - нас поддержали крепко. Дай, Бог, им здоровья!
- Да, я впечатлен, хотя толком еще не огляделся. Вот группу себе подбираю человек на шесть-семь. С мальчиками проще, уже подобрал, ну, может, добавлю, а вот девушки из молодежи клубной или богемной, типа артисточки или художницы - обязательно со странностями в вопросах пола или с задатками феминизма - еще не нашел… Можно красивую, добрую внутри, которая корчит из себя девушку–вамп, и обладает аристократической внешностью, как ей кажется…
- Это зачем вам еще и вамп? До нее же не достучишься! Хотя вижу, вы подбираете группу репрезентативную, «всякой твари по паре», как на ковчеге у Ноя… Есть у меня в группе одна, самая вредная - услышав отзывы о вашей работе, наотрез отказалась переходить от меня.
- Хочу с завтрашнего дня всех взрослых дам вам вручить, их ведь больше трех-четырех не бывает… как вы на это смотрите?
- Это реально и конкретно, а, значит, подходит нам обоим. Спасибо за доверие, я действительно с девушками работал много, а перед армией был вожатым в пионерлагере в девичьем отряде, мне было восемнадцать лет.
- И еще есть одна: на той неделе исполнилось восемнадцать, не знаю - оставлять или пусть родители забирают, у нее проблемы с перееданием и ощущением себя толстой. Она патологически реагирует на любое упоминание о том, что стала лучше и поправляется, сразу впадает в уныние и любыми способами ест еще больше, а затем вызывает привычную для нее рвоту, и опять все по кругу… Вы ее сразу заметите - темноволосая, глаза завешены прической как занавесками. Зовут ее Ирина.
- Я все понял, позвольте удалиться; я у себя обеих девушек посмотрю завтра. Да, - воскликнул Георгий. - Мы будем завтра проводить большую группу в новом помещении?
- Конечно, проведем в полдень, в Круглой комнате, или по другому - в Зале Большой магии - это уж как вам больше понравится, таблички там пока нет; а дальше у меня много директорской работы, - сказал он и тепло улыбнулся так, как иногда мог. Такой улыбки, как топлива для души, Георгию хватало на весь день.
Вернувшись в кабинет, он взял чистый лист, поделил его на девять клеток (3х3) и стал заполнять их по собственным критериям: по важности, сложности и прочим признакам, то есть, весьма субъективно. Квадраты получили номера, а каждый номер - пару страниц в его рабочей тетради (мало ли что за сей персоной обнаружится?).
Кристина, Виктор, Станислав, Остап, Регина и он сам - шестой. Сделав записи, он произнес на весь кабинет: - Теперь можно работать, остальные добавятся…
Как оно все сложится, с кем и что получится? Все будет непросто: с каждым из них, с их родителями, с теми, кто станет их приятелями, с кем они подружатся, кто на кого будет влиять?
На другой день в назначенное время все участвующие в работе - ранее поступившие реабилитанты, инструкторы, их стажеры, психологи и лично директор, он же главный психотерапевт - собрались в новой Круглой комнате. Кресел было достаточно, где-то с десяток оставались в резерве, круг был идеальный, дневной свет проникал из панорамных окон, симметрично охватывая пространство; особенной была атмосфера солнечного дня, в искусственной подсветке потребности не было.
- Добрый день, - традиционно начал встречу Георгий. – Это первое занятие нового учебного года и впервые - в новом зале, передаю слово Максиму Никитичу, пожалуйста…
- Хочу поблагодарить всех присутствующих за работу в нашей волшебной обители, спасибо за все, что вы делали, за …
Персонально он отметил многих и, познакомив с актуальными новостями, завершил выступление…
Первое занятие Георгий продолжил по обычной схеме: всем было предложено представиться и рассказать, как он сюда попал и что хочет получить здесь; говорили свободно, руки поднимали сами и в выступления других не вмешивались. Из двух девушек, о которых говорил директор, была лишь одна – Регина. Она поглядывала на ведущего украдкой, а рассказала о себе не меньше других, что-то в ней было от смеси сильного характера и стеснительности.
Когда все высказались, он предложил по кругу сказать, о чем на этом занятии думалось и что вспомнилось. И здесь все звучало мягко с желанием и принятием. Спросив точно так же о чувствах и выслушав каждого, он с соответствующей интонацией говорил каждому участнику индивидуальное «спасибо» и в заключение объявил: «Группа закончена».
Перехватив взгляд Регины, пригласил ее задержаться: - У меня к тебе дело есть: хочу тебя пригласить для работы в моей группе, ты ведь здесь не так давно и сейчас у Максима Никитича, а мне нужна в группу девушка с сильным характером...
- Какой же он сильный, если я – наркоманка? Никакой он не сильный, просто я вредная и не хочу никуда уходить, я здесь уже привыкла.
- Понимаешь, девушек в той группе больше не будет, и для работы с чисто мужским составом нужен совсем другой стиль, а я бы тебя взял с удовольствием, хоть, может, с тобой и будет не так просто. Все, что делается просто, часто бывает ненадежным.
- Я подумаю… Но, раз вы просите… Я завтра утром вам все скажу…
Забежав на минуту к Максиму, сказал пару слов, а от него получил приятное разрешение - проводить занятия со своими участниками, так же, как и общие со всеми ребятами, в Большом зале.
Спустившись к себе, он, как обычно, отрешился ненадолго от мыслей: посидел с закрытыми глазами, затем приготовил чай и достал принесенный с собой завтрак; завершив и эту процедуру, сделал пометки в журнале и сосредоточился на том, что дальше… Дальше нужно разобраться с Ирой, с ее пищевой зависимостью: будет ли он с ней работать, может, поговорить об этом с девушками, которые жили с ней в детском отделении? В дверь постучали:
- Я - папа Иры, хотелось бы поговорить, нас к вам директор направил…
- Проходите, присаживайтесь, мне Максим Никитич о вас говорил. Решения у меня еще никакого нет, я ведь вас не видел ни разу, меня зовут Георгий Александрович. Пожалуйста, расскажите, какие у вас намерения, давно ли проблема и в чем она состоит: лично для вас, для семьи и для девушки?
Папа, похоже, был способен ответить последовательно, и по его ответам нужно было сложить картину: на что он способен, на отношения внутри семьи, каков примерно климат в доме, где росла Ира, и куда ей предстоит возвращаться после реабилитации.
- Слушаю вас.
- Ира у нас не одна, у нас еще есть сын, ему девять лет; оба ребенка родные, отношение к ним одинаковое, с сыном все нормально, пойдет во второй класс, а вот дочь… - говорил папа долго, клонил больше к тому, что упустили ее, когда появился малыш, все внимание мамы было отдано ему, Иру отправляли к бабушке и жила она в основном у нее…
- А вы как в ней участвовали: мягко, по-дружески или чаще строго? Много ли времени проводили вместе, вдвоем, и где - дома или где-либо?..
- У меня его и не было, времени-то, все работа…
- До позднего вечера и без выходных? – жестковато, но как бы между прочим уточнил Георгий.
- Ну, ходили, сейчас уж не припомню, и в кино, и на прогулки, и даже грибы собирали, она тогда была хорошей девочкой, а вот когда мама родила - стало не до Иры, а я и дома-то бывал редко, да командировки частые…
- А ты, Ира, что помнишь из детства: как вы с папой дружили, о чем говорили, что обсуждали вспомнить можешь?
- Я больше с дедушкой дружила, он со мной уроки учил, на каток и на танцы меня водил, мы с ним рисовали, и на море я с ними ездила; а потом, когда мне было двенадцать, дедушка умер… Он был строгим, и я его слушалась всегда, он и пошутить любил - глаза ее наполнились слезами. - Расположить девочку к разговору труда не составило, и ему захотелось поработать с ней хотя бы годик, может быть вместо дедушки…
- В чем сейчас вы видите проблему, что вам сказали при выписке из детского центра, кто ее вел?
- Врач Ольга Леонидовна вела, Ира была там весь учебный год, жалоб на нее не было и срывов по употреблению наркотиков не обнаружено, правда, когда приезжала домой, то часто ночевала у подруг…
- Вы этому не препятствовали, лично знали тех, с кем она дружила, у кого оставалась, бывало так, что не одну ночь подряд? – Георгию было важно, насколько обыденной была такая самостоятельность для родителей, а более всего - нужна ли девочка вообще хоть кому-нибудь.
- Да все у нас бывало, она творила, что хотела, иной раз ей и врежешь - поплачет, наобещает и снова за свое. Так ведь? – обратился он к дочери – Я тебе сколько раз говорил, что это добром не кончится? – Девушка молчала, опустив на лицо шторки черных, прокрашенных волос.
Спрашивать осталось только о приеме пищи и о «прекрасной» худобе. Лицо ее могло бы быть красивым, синие глаза Георгий заметил еще с порога, раньше, чем торчащие косточки плеч и абсолютно не утепленные телом ключицы. Более или менее в рамки приличия вписывались предплечье, щиколотки и икры, все остальное едва угадывалось под свободной кофтой и укороченными брючками. Типаж был восточным, и это склоняло мастера к тому, чтобы предать юному созданию природой заложенные параметры за счет возвращения здоровья - психического и физического.
- Вес у тебя какой, а то у меня в кабинете весы есть?..
- Сорок два…
- Очень прилично, - откомментировал мастер без всякой иронии; он не пользовался унижениями, а юмор был тут не уместен, – прилично для работы, которую тебе нужно будет проделать, чтобы поправиться. - Девушка побелела своей и без того белой кожей. – Для тебя это слово звучит пугающе - как опасность, ты можешь об этом говорить или лучше эту тему не трогать?
- Да, не трогать…
- Я не буду. - Затем Георгий обратился к папе, а девушку направил подождать в холл, не прощаясь:
- Что вы скажете о пищевой ее проблеме, как она для вас выглядит, какие издержки в этой связи, что вам уже говорили медики, психологи, все, к кому обращались, вплоть до гадалок и кудесников?
- Мы и правда у кого только не были: гадалка сказала, что-то неопределенное, к ней ходила жена; врачи говорят разное, но конкретно за нее никто не берется; с психологами общались только в «детской», где она лежала; они так и сказали: восемнадцать исполняется - пойдете ко взрослым, а там у них есть специалисты, они вам все скажут.
- Мы все обсудим с коллегами и примем решение, обо всем вам сообщим до пятницы, – завершил учитель.
- Спасибо вам большое, а то нам ведь ее, наверное, домой надо забирать, да там уже искать кого-нибудь. - Они попрощались.
Вот и вся история, - грустно сам себе заметил Георгий. – Живут-то они за сто верст, в большом городе, и им вся эта езда накладная уже надоела… А сейчас надо чай попить и походить по Терему, по комнатам, посмотреть, как ребята живут, пообщаться свободно. Вскоре он набрал директора по телефону:
- Мне нужно с вами поговорить об Ире, я общался с ней и ее отцом, как у вас там – просвет есть? … Понял, иду.
- Что вы решили, Георгий Александрович, вы с такими работали, приходилось?
- Приходилось, амбулаторно, чисто консультативно с девушкой лет девятнадцати и с ее мамой, им это помогло, мы, я помню, встречались нерегулярно, но на протяжении года. Потом, еще года через три я встретил ее в маршрутке, она рассказала, что после наших встреч устроилась на работу, а там влюбилась; потом вышла замуж за своего начальника и еще что-то, а сейчас у нее ребенок, которому годик, мальчик.
- Да, я вас слушаю, и что?
- Так вот Ира наша не имеет с той девушкой ничего общего: наркотиков у той не было, воля была к работе и парня хотела серьезного - такого и увела у его же секретарши. С нашей девушкой сложно: на семью опоры нет, дедушку она любила и праздновала, но он давно умер – с тех самых пор душой своей она осиротела…
- Очень важно то, что самочувствие ее под угрозой, и наша технология с ней не сработает; мы не можем организовать ей персональное, дозированное питание, она постоянно добывает себе еду у других пациентов – ее угощают, вид у нее жалкий и выклянчивает изобретательно; девочки из детского филиала говорят, что и без спроса могла взять и вечно деньги занимала, особенно у новеньких - вот такая тревожная картина… - Здесь сейчас доктор Ольга Леонидовна, поговорите с ней, Иру она знает давно. Вас я понял, спасибо.
- Спасибо вам, иду к доктору, - сказал Георгий и, выйдя из кабинета, остановился с ребятами пошутить, передохнуть и подготовиться к визиту к красивой молодой женщине, какой, несомненно, являлась О. Л.
Дверь в докторскую была открыта, видимо, для проветривания и, хотя знакомы они были давно и достаточно хорошо, он как-то по-армейски спросил: – Разрешите войти? - и задержался у порога. Хозяйка кивнула, и он продолжил: – Я по поводу Иры, вы ведь с ней работали в детском отделении, родители хотят ее оставить или больше склонны забрать домой, в свой город?
- Если дадим родителям надежду, они ее оставят. Вы можете ее дать - надежду, ну, и аргументы ко всему этому приложить?
- У меня существенные доводы к отказу... Оставлять ее я не вижу возможности, нет в ее личности опоры для нового поведения; не получается у нее прекратить делать то, без чего жить не может. Ограничить ее в питании у нас условий нет, еда всюду доступна, это не так, как с наркотиками, которых в наших покоях нет и не будет; то есть поведенчески мы управлять ею не можем, можем только разговоры разговаривать. Есть ли у медицины, у вас, Ольга Леонидовна, опасения за ее здоровье, может ли ее состояние ухудшиться и чем это грозит нам всем?
- Я считаю, что Иру необходимо перевести в специализированную клинику в ее городе и, если вы за нее не беретесь, то я с родителями переговорю и ваше мнение им выскажу. У вас все, Георгий Александрович, а то ко мне пришли?..
- Спасибо большое, всего вам хорошего… - сказал он и, проходя по этажам, заглядывая в открытые комнаты, здороваясь и спрашивая традиционное «Как жизнь?», вернулся в кабинет.
Больше с вопросами об Ире его никто не беспокоил, она уехала домой, и родители, которым надоело кататься из города в город, приняли все как-то с облегчением, что нередко бывает при смене обстановки (декораций).
- Вас здесь ждут: молодой человек с очень серьезной мамой, они у директора уже были, и он их направил к вам, - сказал дежурный инструктор и улыбнулся.
В волшебной клинике все ребята, которые уже почувствовали атмосферу и стали привыкать к местным традициям, были с Георгием Александровичем очень приветливы, общались непринужденно и могли прямо в коридоре, в холлах, во дворе и в беседке обращаться с вопросами. Для сотрудников доступ к нему был тем более открыт…
- Спасибо, Дима, иду! Мама вправду серьезная, серьезней меня? – спросил он полушутя.
- Этого я не знаю, но бояться тех, кто доходит до вашего кабинета, вам нельзя. Ведь они идут сюда за помощью, хотя и лукавят, особенно употребляющие, или, как их теперь стали называть, «резиденты».
- Кто стал называть?
- Говорят, что это слово учредители предложили, чтобы от медицинской и всякой прочей терминологии уходить…
У окна напротив кабинета стояли двое: мама что-то объясняла сыну, он делал вид, будто слушает, но, особо не впечатляясь, смотрел в окно: не то вид на стрелку двух рек привлек его внимание, не то влекла его свобода, за которой был свободный доступ к многообразию средств - от аптечных до кустарных.
«Во всяком случае, - подумал Георгий, - на поступление ему не сегодня, так что после визита уж он обязательно вынудит представительную маму дать ему денег, а для чего - он сформулирует. И возможности отказать красивому сыну, аккуратно и прилично одетому, у нее не будет.» – Все это как-то самостоятельно промелькнуло в голове у Георгия Александровича. Он быстро прошел мимо гостей в свою комнату, огляделся, кое-что убрал в шкафы, подправил кресла и, открыв двери, пригласил к себе заждавшуюся (минут пятнадцать, не больше, но каких тяжелых!) пару:
- Прошу вас. Проходите, присаживайтесь, я - Георгий Александрович. - И пока они называли себя, глянул на стены и все остальное и подумал: нет, не тянет этот антураж на ее уровень, хотя важные персоны и раньше здесь бывали, и он не впервые оказался в такой, похоже, конфузной ситуации.
-
Важной была мама, и он по всем правилам своей науки, невзирая на это, перешел к делу. – Кто начнет?
- Давайте я начну: Вадик занимается этим давно! Перепробовал очень много, начинал с трамадола, курил коноплю и так далее, но не это важно. Воспитывать его с десяти лет пришлось одной, отец нас покинул, сейчас он живет в другом городе, преподаватель, они общаются по телефону изредка. Я всегда очень много работала, была востребована как высококлассный специалист, занималась бизнесом и поэтому была очень занята.
Говорила Римма Валерьевна увлеченно и была озабочена, смогут ли ее такие важные выкладки понять правильно, с явным намерением ничего из своих подробностей не пропустить; говорила с нажимом и следила за внимательностью к каждому своему слову - только очень большой опыт слушателя позволял Георгию выживать в подобных ситуациях. Вмешиваться в подобные монологи было бессмысленно, можно было даже вызвать гнев, но пока все было в порядке. Владик терпел как обреченный, лишенный выбора человек…
- Нам вас рекомендовал доктор, который приводил Владика в порядок, он называл и директора и вас. – Здесь Георгий, улучив момент, наконец-то встрял:
- Ты что-нибудь скажешь?
- Мама уже все сказала; я готов поступить к вам на лечение, когда скажете. - Отметил он лаконично до абсолюта.
Весь этот час доктор пронаблюдал за мамой и за тем, как вел себя мальчик и насколько был он терпелив; казалось, что энергии протеста, скопившейся в нем, было достаточно для мощного взрыва, волна от которого выбьет из упорной мамы так необходимые ему средства. «Вот так они и жили, - подумал Георгий, - сын вырос натренированным и выучился, особенно при людях, терпеть бесконечные монологи.»
Отдыхал мальчик в наркотиках: веселел, уходил в раздумья, общался и искал возможность продолжить собственное, не зависящее ни от кого, полусладкое состояние. Ощущал себя таким, каким ему хотелось: бодрым, сообразительным, видным, умным, смелым и главное - недополучившим в своей жизни внимания или еще чего-то от мамы, папы (в меньшей степени) и от всех, кто осмеливался от него хоть что-нибудь требовать.
На все неугодные ему предложения отвечал отказом, а обосновывал его своим любимым изречением «не хочу», оставлявшим Владика свободным человеком. От всех бед защищала и спасала его мама, но сам он мамы не боялся, она с годами все больше боялась сумасшедшего сына, коим тот становился при определенной дозе, что бывало, как говорят, редко, да метко. Все, определенное мастером из предложенного материала без единого вопроса, Георгий Александрович продумал и произнес:
- Теперь вам нужно к Максиму Никитичу, скажете ему, что я готов с вами работать. Дату поступления он уточнит… - затем встал и, пожимая руку Владику, посмотрел ему в глаза, тот взгляда не отвел – значит, за свое будет бороться; улыбнулся маме, просто как женщине, она ответила уважительным «До свидания!» .
Они ушли, а Георгий глянул на часы: прошел час - не слабо… «Все еще впереди…» - подумал он, тут же вышел в коридор и пошел к дежурному инструктору Диме с вопросами…
- Сколько сейчас людей под нашей крышей? Мне пора уже в количестве разобраться: ничего не менялось - по прежнему пятнадцать плюс двое резервных?
- Говорят, что с октября можно и нужно будет набирать до двадцати. Растем! - С легким юмором ответил инструктор. - А под крышей и в стенах десять, из них двое ваших: Регина и Остап, доктор. Остальных вы, наверное, уже отобрали: Владика с солидной мамой возьмёте, Станислава – из балета, Виктора - сталевара и Кристину, чуть не забыл, пока шесть… - четко выложил Дима.
- А нужно мне восемь: одного парня и одну девушку, кто первыми обратится, тех и возьму… Там еще на подходе дочь архитекторов и парень, вроде, ди-джей, а, может, и кто попроще пожалует. Кристина, после нашей встречи вряд ли придет, она бы уже объявилась, но, увидев, что ее опытность здесь не сработает, - не захочет - быть, как все для нее не интересно. На сегодня все, пора домой, времени уже много…