Убийца

Шеррон
      Неподдельный ужас сияет в глазах. Кровь стынет в жилах. Девушка чувствует, как острый нож разрывает её хрупкую, нежную кожу. Адская боль пронзает тело от головы до ног. Она ерзает и все еще пытается сопротивляться, спрятаться от его ножа. Девушка бьется в агонии, терпит невыносимые муки, а парень рвет лезвием ее грудь в поисках чего-то более ценного. Она взглянула на него сквозь мутную пелену страха, боли и смерти. Его рука мелькнула в воздухе, а глаза девушки закатились, тело сотрясла мощная судорога, и последний вздох разбился о тишину.

      Парень презрительно сморщился, оглядев свою жертву, валявшуюся в луже крови.

      — Такое будет с каждым! — заявил он, сжимая в руке её сердце, вырванное прямо из груди.

      В воздухе чувствовался страх. Парень, усмехнувшись, кинул сердце к ногам матери погибшей. Та вздрогнула, сдерживая слезы.

      — Уходите, — велел он им. — Пока не слишком поздно.

      Мать девушки подняла на него печальные, но полные решимости глаза.

      — Мы не уйдем! Кровь моей дочери не должна была пролиться напрасно!

      Парень презрительно усмехнулся и тихо зашагал к заходящему солнцу, оставив после себя боль, страх и решимость. Легкий ветер донес его слова:
      «Я еще вернусь».

      Он шел в сторону алого солнца, а люди провожали его взглядами, полными ненависти. Казалось, он их не замечает, они ему безразличны. Но лишь казалось…

      Он шел, ослепляемый пламенем заката, шел под мощным градом людской ненависти и обвинений, шел, с ужасом осознавая, что он — убийца. Он убил, убил жестоко и… И безразлично. Упрямый ветер бил в лицо, будто желая скинуть с человека оковы безразличия, но убийце уже ничто не поможет…

      Он взглянул на свои окровавленные руки. Это чужая кровь, это ее кровь. Боль резко пронзила сердце. Что же он наделал! Презрение. Страх. Ненависть. Любя ее больше жизни, мерзко стер с лица земли. Руки запачканы её кровью, презрение к самому себе топит с головой, ненависть и злоба на себя убивают… Он отчаянно смотрит, как его плоть тонет в крови заката. Пелена презрения застилает взор, её последний крик застыл в голове, боль пронзает сердце. Он бросается прочь, пытаясь убежать от себя, от заката, от прошлого… Падение. Резкая боль. Темнота.

      Удушающий мрак медленно рассеивался, уступая место бледному туману. Парень тонул в непроглядной пелене белоснежного, чистого, светлого тумана… Такого нежного, как детство будущего убийцы. Он вспоминает мать, такую любящую и теплую, отца, с его строгими, но справедливыми мерами воспитания, бабушку, с её вкусными пирожками. Он погрузился в воспоминания, наводящие такую сладкую тоску об ушедших временах… А белизна тумана уступала место серому, душащему все живое дыму. Убийца безразлично поднял восхищенные глаза, все еще находясь в плену сладкой неги. В дыму мелькали жуткие образы первой выкуренной им сигареты, первого ослушания, первой любви и первого врага… Ненависть пронзила его тело, боль застелила взор. Он вспомнил ее. Туман снова засиял ослепительной белизной, когда в его голове закружился рой воспоминаний первого поцелуя, признания, и обещания быть с ней навсегда… Кровь окрасила пелену тумана, и в нём замерцали те ужасные мгновения… Его любимая проболталась об огромных и ценных землях её отца, о его боязни крови и о семейной традиции. Пикник. Парень зажмурился и закрыл уши, не желая слышать вопля ужаса его возлюбленной. Но воспоминания не давали покоя…

      Он пригласил её с семьей на пикник, а они, ничего не подозревая, согласились. Алчность управляла его сердцем, вытеснив любовь… И случилось непоправимое — он убил. Кровавый туман стал таять, снова уступая место тьме… «Мы все равно будем вместе», — застыло в его голове.

      Он лежит в горячей ванне с бокалом вина в одной руке и ржавым лезвием в другой. Сделав мучительный глоток, он поставил бокал в сторону и поднес лезвие к вене. Так хочется жить, но ненависть и презрение сильнее. Взмах руки, и агония. Вот зараженная кровь течет по венам, отравляя плоть. Адские муки смягчает лишь эйфория от воспоминаний о её любви. Он закрыл глаза и погрузился в сон. Навечно.