Он понимал, что тонет. Он всем открыто говорил, что все ... ему конец. О!!! ... Бедная его душа металась, как в огне ... И выхода не находила. Она - душа была бессильна бороться с собственным безумием. И Левушка все это понимал. Он понимал, что никогда не бросит свою семью, но .. предает её и, предавая, он губит собственную жизнь. И он, конечно, начал пить. Пил понемногу. Ровно столько, чтобы приглушить собственную подлость, или хотя бы от сердца отодвинуть. Она же, совесть, ничего не понимает. И никто ничего не понимает.
Он летом при храме устроился работать. Все делал аккуратно, не придраться. Все починил. И незаметно от отца Антония совсем немного кагора выпивал без разрешения. Считай, что воровал. Отец Антоний обнаружив, рассердился, схватил за шиворот и со словами "Вот тебе, зараза такая", кирзовыми сапогами надавал ему поджепников, но не прогнал.
Лера Валерьевна, не находя сил видеть мужа всегда навеселе, не находя сил для какого-то объяснения, взяла детей и уехала на все лето к родителям. А Левушка сумел за это время сломать ногу, сбежать из больницы домой и на костылях приходить в храм. Его желтые глаза стали еще золотистей. Взгляд, как отражение солнечного света без звука всегда пел ... Ему б уехать! ... Или в тюрьму попасть! Или связать и силой увезти куда-то! ... Или убить немножко...
Но ... все иначе разрешилось. Он умер сам.
Во дворе при храме стояла его старенькая машина. В ней он и выпивал. Не сильно. Понемногу. На этот раз он купил ром и после первой рюмки появилось ощущение приятной тупости. "Все хорошо" - ром тихо прошептал. И это "хорошо" хотелось закрепить. В последнее время ему нравилось пить наедине с самим собой. В этой ситуации никто никому не мешал, и сам собой доволен оставался. "Хорошо, - думал Левушка, - что пьяный мысленный бред чаще всего забывается уже на следующий день, иначе сколько бы мусора душевного, оживая, закрепилось". Налил вторую рюмку и больше двинуться не смог.
Так и остался с полной рюмкой. Сердце окончательно сломалось. Был закат, и солнца луч соединился с его последним рыжим взглядом. И это взгляд все высказал и все открыл, и улетел, прося прощенье. О, Боже, ты меня пойми. Прости. Запутался. Я знаю, ты все видишь - так получилось ...
Лера Валерьевна сразу прилетела. Детей не взяла. Оставила у родителей. Она себя считала виноватой в смерти мужа. Это она его бросила. Это она его предала.
Её помогали все; деньгами, делом, советом и просто с нею пили чай. А она постоянно себя винила. Постоянно. Одно и то же. Все о своей вине. Вся высохла от слез.
Похороны прошли спокойно. Батюшка ей помогал во всем.. Все Левушку любили. И Лера это знала. И он всегда всем помогал. И всякую работу выполнял легко с улыбкой рыжих глаз. И всякие дела без хвастовства в его руках решались.
И вот! Теперь всё страшной пустотой заполнилось все то, где он дышал когда-то. Лера хотела уйти к нему. Нет, не убить себя ... растаять ... От этой мысли глаза её, два озера в слезах, всегда светились болью.
Все её слезы растаяли мгновенно, когда одна знакомая случайно проговорилась на тему "Лева - Жанна". Лера не могла поверить, но ... решила этот факт проверить. В лоб, напрямик всех спрашивала - это правда? И все смущались. И Лера поняла. Пришла домой, достала фотографии похорон. Стала смотреть. Вот её грустный Левушка в гробу. Справа от него она, жена, а слева любовница.Вот еще ... еще ...
Прекрасно. Просто прекрасно. И все знали. И никто ей не сказал. Но эта!!! Эта его сгубила! Дрянь! И хватило же наглости прийти на похороны, ... и разговаривать со мной, ... и фотографироваться ... Ты мне заплатишь ...
В воскресенье она налила в маленькую баночку воды. Завернула её аккуратно. Хорошо оделась. Накрасилась и пошла в церковь.
Бледная до синевы, с тонкими искривлёнными от боли губами, опустив огненный взгляд в пол, она отстояла всю службу. Молиться не могла. Ждала.
Когда служба закончилась, она поднялась на клирос и громко, очень громко, на весь храм, стала объяснять Жанне, кто она есть и что её ждет. "Я вылью эту серную кислоту в твои глаза, если ты еще раз здесь появишься. Дрянь. Ты будешь жить с уродливым лицом. Оно всем раскроет твое уродство. И на суде твоё уродство я докажу ... Воровка. Ты украла у меня не только его сердце ... Ты украла его жизнь... И грязь твоя упала на всех вас, кто рядом был и видел это, и ничего не сделал... Смотрели ... Развлекались ... И сами осквернили не только мою жизнь! ... Грязь на всех на вас упала ...
Все в храме слышали все это. Отец Антоний быстро поднялся на клирос, и Жанна мгновенно спряталась за его спину. Он руки положил на плечи Леры. Она, его отталкивая, кричала о красном фонаре, который следует повесить, о мерзости душевной, о боли ... Он мысленно молиться стал и руками, не прикасаясь к ней, её он обнял. Она заплакала. Сквозь слезы слова ему бросала ... Вы ... и церковь, ... как это можно! Как же так! Как Бог такое разрешает! Вы не священник. Вы не любите людей Вы себе в алтаре пол утеплили, а где мы стоим, цемент и ноги замерзают. И вы пример любви! О, Господи, как больно ...
Отец Антоний тихонько попросил принести святой воды. Дал выпить. Она, дрожащими губами сделала несколько глотков и внезапно, оттолкнув его руки, выбежала из храма. Она никогда не войдет в его стены. Она никогда им не простит.
А Жанна страшно испугалась. Её лицо и шея покрылись красными пятнами. Отец Антоний только упрекнул, что и погулять-то тихо не можешь, грешишь на всю округу. Казалось бы, он должен укорять и обвинять её в греховной страсти. Но! Он всем сердцем понимал, что это бесполезно, что человек в своих поступках от праведности так далек! Он - человек за все заплатит сам. Уже при жизни.
Отец Антоний Жанну попросил уйти, а Женю регентом назначил.
Продолжение следует.