Кот
Давайте познакомимся. Я студентка музыкального училища. Зовут меня Крися. Да нет, не Крыса, а Крися. Это уменьшительное, но не очень ласкательное от экзотического имени Крискентия, выбранного для доченьки мамой 15 лет назад.
Жизнь у меня такая же трудная, как моё имя. С утра до 3-20 у нас уроки, как в обычной школе. Потом надо на сольфеджио бежать. Потом общее фортепиано и репетиция ансамбля. И где-то в 8 вечера плетусь я домой, уставшая до бесконечности, расстроенная очередной тройкой по сольфеджио и выволочкой, полученной за плохо выученную партию. «Нет в жизни счастья! Ничего-то из вас, дорогая Крискентия, не получится», - такие мысли кружатся в воспалённом мозгу.
Вот наконец мой дом. Я открываю дверь квартиры, и навстречу мне выходит роскошный кот. Шерсть его, длинная и пушистая, сверху блестит, как вороненая сталь, а по бокам топорщится мягким серым пухом. Хвост он поднял и несёт его гордо, как павлин. Я наклоняюсь и почёсываю своё сокровище под горлышком. Он жмурит довольные глазки и нежно мурлычет – все неприятности забыты, жизнь кажется бесконечной и прекрасной, наполненной любовью и лаской.
Мой кот – найдёныш. Желая обрести свой дом, когда-то очень давно (уже минул, наверное, целый год) он прикинулся ласковой кошечкой и так жалобно мяукал в подъезде, что сердце моё не выдержало и я впустила его в квартиру, несмотря на возражения мамы. Впрочем, как только слабое, нежное существо потёрлось головкой о мамин тапочек, потом сладко потянулось мягоньким своим тельцем, скользнуло мимо и, повернувшись, заглянуло в мамины глаза, всё было решено, и мы стали выбирать имя для нашего уже далеко не маленького котёнка.
-Мурка, - сказала я, вспоминая, как звали кошек у моих подруг.
-Баст, - назвала мама священное имя богини-кошки.
- Пыжа, - произнесла я кличку бабушкиной киски.
- Исида, какая-то царица с кошачьей головой, - проговорила мама.
- Какая Пыжа, какая Исида! - закричал мой двоюродный брат, случайно забежавший к нам в гости и уже вертевший нашу кошечку так и сяк. – Это кот, самый настоящий котяра!
- Мейсон, - пропели мы с мамой хором.
Целых две недели наш Мейсон ласково мурлыкал, гибким язычком лакал молоко из блюдечка, нежился под солнышком на широком подоконнике или мирно дремал на маминых коленях..
Но вечно притворяться невозможно! Очень скоро мы почувствовали, что имеем дело с хищником.
У нас в коридоре стояла пустая коробка из-под музыкального центра. Мама, проходя, случайно задела её полой халата, и тут створки коробки разлетелись в стороны, оттуда вымахнуло разъярённое серое чудовище.
Пасть его была оскалена, глаза сверкали, лапы растопырены, и на каждой лапе выпущено по пять острых когтей, похожих на маленькие ножики.
- Ай! – закричала мама.
А кот уже висел на её халате, яростно раздирая узорчатую ткань. Мы вдвоём едва оторвали его от мнимой добычи, но погладить себя зверь не дал. Он стремительно выгнулся, показав необыкновенную увёртливость и силу, снова сиганул в коробку и выставил наружу кончик хвоста, рассчитывая, что на эту удочку попадётся дичь поменьше, и тогда никто и ни за что не сможет её отобрать.
Долго покачивалась черная кисточка над большой закрытой коробкой, которую мы старательно обходили. Наконец я, удивлённая терпением и упорством своего любимца, решила подбросить ему добычу – плюшевого зайца, единственную игрушку, оставшуюся с незапамятных времён детства.
Серая заячья шкурка давным-давно выгорела и потёрлась, но была достаточно крепка. Длинные уши, отороченные белым бархатом, по- прежнему задорно торчали в разные стороны. Он был туго-туго чем-то набит – чем, так до сих пор и не знаю. Когда была маленькой, не расковыряла: боялась сделать зайцу больно. А сейчас, как добросовестный врач, я протрогала мощное тело моего зайца и поняла, что бой с Мейсоном он выдержит. Я пристроила плюшевого бойца на зажим лентяйки и, отойдя подальше, ухватилась за черенок. Аккуратно поднесла зайца к кисточке-наживке и тронула её одной задней лапкой. Зверюга выпрыгнул из коробки мгновенно, заяц полетел на пол. Когтями передних лап и зубами кот впился в толстую заячью морду, а задними лапами он ритмично колотил его по животу, изредка замирая, вероятно, для того, чтобы вдохнуть воздуха. Заяц был невозмутим. Мейсон стервенел всё больше, силясь порвать на куски заячье тело - заяц спокойно лежал на полу, лениво вздрагивая от ударов. Ни одного клочка плюша не вырвал разъярённый зверь из заячьей шкурки. Наконец он устал. Отбросив зайца немного в сторону, походил вокруг него, сердито поглядывая на своего уж очень уравновешенного врага и, сделав вид, что ему бесконечно надоело это ушастое чучело, отправился к своей чашке подкрепиться свеженьким молочком.
На следующий день он обнаружил, что в городской квартире можно охотиться по-другому. Надо всего лишь дождаться, когда все уйдут с кухни, а дальше действовать по обстоятельствам.
Мама приготовила муку, насыпала в неё немного соли и перемешала. Взяла большой блестящий нож, собираясь разрезать куриный окорочок внушительных размеров и… В коридоре зазвонил телефон… Вернувшись, она увидела на столе томившуюся в одиночестве тарелку с мукой, а на полу жалкую куриную косточку.
Тут выяснилось, что у нашего приёмыша совершенно нет совести. Его ругают, а он цинично твердит: «Мао, мао!» - мало, значит. Пришлось мне взяться за воспитание. Мейсону очень нравились сосиски. Я положила сосиску на край стола, а коту сказала: « Сидеть!» Он, конечно, на мои слова внимания не обратил, а сразу прыгнул и хотел сосиску сцапать, но не тут-то было. Я сосиску успела поднять, и обиженный кот шмякнулся на пол без добычи. « Сидеть!» - повторила я и прижала его к полу. Долго мы так упражнялись, но в конце концов котяра понял, что меня надо слушаться, и тогда сосиска ему досталась. Сейчас он никогда не тянет лапы к столу, а послушно сидит внизу и ждёт, когда ему перепадёт лакомый кусочек.
Однако заглушить охотничий инстинкт полностью не удаётся. Нельзя охотиться на кухне – поищем другие места. Вот стоит аквариум, освещенный лампой дневного света. Ярко-зеленые, чуть прозрачные остренькие листочки водорослей часто-часто нанизаны на светящиеся бледные нити стеблей, в беспорядке разросшихся по всему водяному дворцу. Между этими стебельками скользят, снуют, фланируют самые разные рыбёшки. А в правом углу, там, где фонтанирует фильтр, со дна поднимается довольно крупная рыбина, похожая на ракету, и, легко повернувшись в воздушных пузырьках, снова опускается на дно. Это сом.
Мейсон день смотрел на него, второй день смотрел. Мы думали, любуется пластикой движений такого, на первый взгляд, неловкого существа. Ничего подобного: на третий день сома не стало. Мама, подметая пол, обнаружила рыбий череп. Несомненно, это были останки съеденного кем-то сома – понятно кем. Но мы уже знали: ругаться бесполезно. Положили на аквариум стекло – мера запоздалая и ненужная: ворюгу не волновали крошечные неончики и мелкие рыбёшки с роскошными хвостами. Вскоре он нашёл нечто более интересное.
В маленькой комнате на высоком шкафу стояла довольно большая клетка с канарейками. Раньше, когда Мейсона не было в нашем доме, клетка была открыта и канарейки свободно летали по комнате. С появлением кота, клетку, разумеется, пришлось закрыть. Я полагала - ненадолго, потому что в далёком - далёком детстве, когда мы жили в большом деревянном доме, мне удалось примирить двух ярых противников: кота Ваську и собаку Джульбу,. да не просто примирить, а сделать их лучшими друзьями. Они жить друг без друга не могли, даже спали вместе.
Для начала я решила познакомить кенаря с Мейсоном. Взяла котишку на руки, вошла в маленькую комнату. Я крепко держала серого разбойника, чтобы он не схватил пташку, но неожиданно для меня спасать пришлось кота. Кенарь оказался необыкновенно воинственным. Дружить с Мейсоном он не захотел. Больше того, пошёл в атаку, очевидно решив отомстить в его морде всем котам, охотившимся на птиц и разорявшим их гнёзда. Как самолёт-истребитель он носился в пространстве комнаты, делая неожиданные повороты и стараясь во что бы то ни стало поразить противника прямо в глаз. Прикрыв тельце котёнка ладонями и собственной головой, я выскочила из комнаты. «Ещё песни сладкие распевает, агрессор!» - шевелился упрёк в моей душе.
Через неделю кенарь пал смертью храбрых, защищая своё гнездовье, то бишь клетку, от серого чудовища. Через две недели не стало вдовы-канарейки. Мейсон вернулся с прогулки в тот момент, когда бедняжка прыгала по комнате, думая, очевидно, что она в безопасности, пока кота нет дома. Вспорхнуть и улететь она не успела. Молниеносный прыжок – и на полу остались две лапки да несколько жёлтых пёрышек. Печально, но свобода и власть даже в человеческом обществе оплачиваются кровью, что ж говорить о мире животных – так, к сожалению, только так.
Но жизнь, несмотря на все несчастья, продолжается, и, когда я открываю дверь квартиры, навстречу мне выходит роскошный кот, по имени Мейсон. Он ласково трётся о мои ноги, так что невозможно его не погладить по мягонькой шёрстке. Если я уезжаю из города, то Мейсон не даёт покоя маме: ходит по дому и хнычет: «Мыр-мыр, мыр-мыр», что означает: «Крися, ну где моя Крися?»