Посвящается Е.Старовойтовой,
первому читателю
и Крестной Ника Вермана
...вымышлены. ... случайны.
Был теплый южный вечер. Лениво покачивались разлапистые ветви пальмы у входа в санаторий. Под пальмами буйно раскинулись кусты акации, в которых по ночам стрекотали цикады.
Жизнь казалась Лёшке прекрасной, исполненной ожидания чего-то большого и светлого, которое вот-вот в его, Лёшкиной жизни должно наступить.
Это была его первая встреча с морем. В детстве родители вывозили их с братом только на дачу – в пригород. А тут, такая оказия! Неожиданно, за проявленную доблесть и отвагу ему, после госпиталя, выдали путевку в санаторий лётного корпуса.
В санатории Лёшке понравилось. Море, закаты, трехразовое питание. Девушки в лёгких платьях. Они с соседом по номеру – Иваном вечерами гуляли по набережной, где Лёшку каждый раз охватывало ощущение какого-то бесконечного праздника.
Только одна грустная нота нет-нет да и проскальзывала в этой мажорной симфонии: на том же этаже, что и он, в маленьком одноместном номере в конце коридора, возле лестницы жила девушка с удивительными грустными глазами.
Она была старше его, лет может на пять. Собственно, это была даже не девушка, а молодая женщина. По-балетному прямая спина. Волосы, небрежно стянутые в узел на затылке. Спокойные и ровные движения. Когда она двигалась, казалось, что где-то, совсем тихо, только для нее играет лишь ей слышная музыка.
В отличии других отдыхающих в санатории дам, она не пыталась привлечь к себе внимание. Но, когда она входила в обеденный зал Лёшка, даже не поднимая глаз, буквально кожей чувствовал её появление. Иногда он ловил на себе её внимательный взгляд, и каждый раз цепенел и смущался.
Вообще-то он был парень шустрый и весёлый. За словом в карман не лез. И девчонкам он всегда нравился. Но рядом с ней он откровенно робел и терял дар речи.
Один раз они вместе ехали в лифте. В любом другом случае он нашел бы тысячу поводов, чтобы познакомиться, а тут, она подняла на него глаза, и он утонул в этом её глубоком прозрачном взгляде. Она спросила, на какой ему этаж, а у него запершило в горле, и, вместо того, чтобы ответить, он что-то буркнул сердито, стукнул ладонью по кнопке своего этажа и отвернулся. Прямо как подросток.
Лифт поехал. В зеркальной панели Лёшка увидел её отражение. Она смотрела перед собой и едва заметно улыбалась.
Из лифта он выскочил как ошпаренный.
В другой раз в столовой он случайно задел её, проходя мимо. Чем не повод завязать знакомство? Но и тут на Лёшку напало совершенно необъяснимое косноязычие, и, опять буркнув что-то невнятное, он сердито плюхнулся на свое место за соседним столиком.
После этого, каждый раз он приходил в столовую в числе первых, и растягивал время, ожидая её появление.
Украдкой он наблюдал, как двигается она между столов, как садится на своё место, в пол-оборота к нему.
Он прислушивался к разговорам за соседним столиком, и каждый раз вздрагивал при звуках ее голоса. Правда, говорила она не часто. И никогда не смеялась в голос, как ее соседки.
Один раз он слышал, как они уговаривали её пойти на танцы в соседний дом отдыха. Он, конечно, тоже пошёл, но она не пришла, и он страшно рассердился на нее за это.
Она не бывала ни на танцах, ни на процедурах. Не слонялась по набережной, как другие отдыхающие. Поздними вечерами в ее окне редко горел свет.
Потом он обнаружил, что рано утром она ходит плавать. Одна. Каждый раз она заплывала далеко-далеко в море и долго-долго не возвращалась. Лёшка сердился на нее и за это. Когда её долго не было он начинал нервничать и не находил себе места: не случилось ли чего. Хотелось броситься следом – спасать её. Но она всегда возвращалась.
И вообще, к концу отпуска Лёшка окончательно уверился, что он, определённо, герой не её романа. Девчонки на набережной, да и в самом санатории постоянно заигрывали с ним. Это были нормальные простые и понятные девчонки, с которыми легко было вступать в словесные перепалки. Девчонки, которые кокетничали и пытались произвести впечатление. Которые с удовольствием ходили на танцы и в кино, и от которых у него не пропадал дар речи.
Но вот только и никаких сильных эмоций они у него не вызывали, и на следующий день он уже не мог вспомнить имен тех, с кем так весело они с Иваном болтали и проводили время накануне.
А Она ему снилась.
Он про себя, машинально повторял её подслушанное украдкой имя, когда ждал её возвращения из моря, или появления в обеденном зале.
Он был определённо увлечён ей, но, надо сказать, что увлечение это казалось Лёшке, не привычному к южному морскому колориту, частью его фантастического южного мироощущения, как запах магнолий, крик чаек или шум моря, и он принимал это всё целиком, сильно не задумываясь.
И вот, этим тёплым томным вечером Лёшка, улизнув с набережной, где собралась большая и не в меру шумная компания, лениво развалился на лавочке в кустах акации, отрешенно уставившись на звёздное небо.
Небо было здесь не такое, как дома. Казалось, что он может достать звезду, просто протянув руку, даже не вставая с лавочки.
Жизнь казалась ему прекрасной, а ожидание чего-то большого и светлого наполняло её каким-то особым смыслом.
Лёгкое южное вино слегка затуманило голову, стирая грани, и делая мир вокруг нереальным, и от этого еще более прекрасным.
Краем глаза Лёшка уловил движение у входа в санаторий. Со своей лавочки он наблюдал, как женская фигура в лёгком белом платье не спеша двигалась к парапету и наконец остановилась там, положив кисти рук на перила.
С парапета открывался потрясающий вид на море и набережную в огнях. Издалека доносился шум музыки. Как всегда кожей, интуитивно Лёшка понял, почувствовал, что это Она там молча стоит у парапета и смотрит на ночное море. Слушает отдалённый шум музыки.
Вино и приближающийся конец отпуска сделали его храбрым и толкнули на отчаянный шаг. Он поднялся с лавочки, тихо подошел и встал рядом с ней, как она, облокотившись на перила.
Какое-то время они стояли так рядом – молча. И вдруг он услышал, что она плачет. Тихо-тихо, почти неслышно всхлипывая.
Это открытие ошеломило его. Какое-то время он просто стоял рядом в нерешительности. Потом тихо поднял руку, и осторожно обнял ее за плечи.
Он чувствовал, как она вздрагивает при каждом всхлипе, и ему страшно захотелось прижать её к себе, закрыть, защитить от всего мира, от всего, что может заставлять её плакать.
Это было новое, не привычное для него ощущение, и он застыл, боясь сделать неверное движение и спугнуть её. И вдруг она сама повернулась и порывисто обхватила его руками, прижавшись щекой к его плечу.
Так они и стояли у парапета, обнявшись. Он тихонько гладил её по спине, и чувствовал кожей её горячее дыхание. Ему хотелось сказать ей что-нибудь хорошее, но слов не находилось, и он молчал, лишь изредка касаясь губами её волос.
Дыхание её наконец стало ровным. Она перестала плакать и осторожно отстранилась от него, вытирая глаза. «Ну, вот и всё» - подумал Лёшка, и ему стало как-то грустно.
А она вдруг коснулась горячими, еще мокрыми от слёз губами его щеки, одним дыханием, еле слышно прошептала ему на ухо: «Спасибо!» и ушла.
Глядя ей в след он видел, как уходя она выпрямила спину, подняла голову и вновь стала той спокойной и отстранённой незнакомкой, за которой он наблюдал пол-отпуска.
Лёшку охватило щемящее чувство потери. Ему хотелось бежать за ней, остановить её, резко, до боли дёрнув за плечо развернуть к себе. Но вместо этого он просто стоял у парапета, глядя ей вслед, хотя она давно уже скрылась в холле.
Продолжение http://www.proza.ru/2015/07/28/1594