Если ехать почти пять дней от Москвы до спрятавшегося в недрах Забайкалья города Борзя, потихонечку сам превратишься в покачивающийся вагон, и все эти милые, красивые, иногда просто роскошные пейзажи за окном превращаются в рвотный порошок. Хочется уже как-то на твёрдую землю. Осознать себя человеком с ногами и ступнями, а не с колёсами.
Поведение жителей вагона напоминало грустное качание от титана до туалетов, а самое большое паломничество развернулось около скромной таблички с названиями станций.
Естественно.
Едешь-едешь часов пять, потом хочется как-то прошвырнуться. Некоторые тянулись в дорожные ларьки за консервами и дошираком, некоторые просто уныло бродили по платформе, чтобы вспомнить – что есть такое земля. И что она не качается и никуда не скачет аки тачанка.
Ну вот, очередная станция. Название весьма привычное для забайкальца и экзотичное для жителя европейской равнины.
Хилок.
Сначала я прочитала – «ХиПок».
Потом у меня в голове родилось соответствие с небезызвестным Хичкоком. В принципе, недаром родилось. Вышла я, значит, на платформу, дохнуть вечернего воздуха, а там – проводник ругается с каким-то мужиком.
Проводник у нас был – супер. Во-первых, молодой и не лишённый брутальности. Во-вторых, он едва ли не ежечасно собирал «дань» с пассажиров купе – видите ли, с каждого проданного им предмета ему идёт некий навар. Откуда – я не вникла, - то ли от начальника поезда, то ли от самой РЖД.
Звали проводника, если верить бейджику, Алексей. В общем, Лёха.
И вот – выхожу я усталая и замотанная на полустаночек в Хилоке, - а там – трое китайцев затаскивают в вагон огромные тюки, чемоданы, сумки – в общем, кажется, что сам тамбур вагона сейчас проломится от бесконечного количества всевозможной фигни, которую эти дети Азии пытаются заволочь в узкий – кто ездил, тот знает – коридорчик поезда Москва-Пекин.
-Это к вам, - мрачно заключает проводник Лёха.
Я внутренне охнула, но внешне только кивнула. Надо сохранять непроницаемость.
Старый китаец на ломаном русском пытается объяснить звереющему проводнику то, почему багажа так много. Тот требует багажную квитанцию и почти готов остановить поезд, пока китайцы не затащат весь этот скарб в багажный вагон (он, кстати, всегда идёт сразу за локомотивом).
-Да я же двадцать лет тут работаю, я всё знаю! – распинается старый китаец.
-А я – вечность, - с мрачностью Люцифера заключает проводник Лёха.
Я вижу, что переломить ситуацию у него не получается, и, по ходу дела, я поеду на тюках.
-Ну я же не виноват, - зачем-то виновато и непривычно по-доброму оправдался проводник, когда я с каменным лицом проходила мимо, - Это компьютер выдаёт свободные места.
-А я как будто в страшном сне, - добавляю я с тоскою разочаровавшегося в жизни поэта-романтика.
Я киваю, делая знак, что вроде бы всё так и нужно. Пусть китайцы, пусть тюки. Ехать мне осталось всего одну ночь.
Когда я прихожу в купе, то застаю полный разгром. Китайцы раскидали свой шмот везде, где можно, и гнусавят что-то на своём языке, не обращая ни на кого внимания. На мои попытки что-то объяснить по-русски, китайцы реагируют наивными лицами. На английский – та же реакция. Китайского, я соответственно, не знаю. Нет, ну я в курсе, как там пишутся иероглифы «люди» и «дом», но чтоб говорить – это надо папиного друга, его бывшего ученика. Он хорошо по-китайски шпарит.
Друга нет, но китайцы есть, от этого никуда не денешься.
-Помогать. Помогать, - лепечет один из китайцев, показывая вниз и утираясь от пота, - нижняя полка не закрывается из-за неловко положенного туда гигантского чемодана.
Они что – в поезде никогда не ездили?
Я «помогать», и китаец вежливо кланяется. Вообще, они оба некрасивые, как монголы, похожи друг на друга, но я молчу. Может, я им тоже кем-то там кажусь.
За десять минут китайцы распихали весь свой скарб, остался только один огроменный тюк с меня ростом. Он не лез никуда. Ну ни в одну щёлочку не входил. Пока в купе царил такой беспорядок, я стояла в коридоре, где меня и нашёл мрачный, как Байрон, проводник.
-Ему тюк не уложить, - немного обречённо произношу я, и Лёха смотрит на меня с сочувствие.
-Багаж, понял? – грубовато, в стиле новых русских почивших девяностых, говорит проводник, руками изображая подобие бумаги.
Китайцы наивно и робко, с отрицанием качают головами.
Проводник со злобным лицом показывает на тюк.
-Вот сюда его ложи, - стучит он по верхней полке, - и сам на него ложись.
(Прошу понять, что лексика проводника сохранена).
Китаец опять ничего не понимает. В результате, тюк остаётся стоящим на попа на нижней полке, и нижний китаец лежит, упираясь в него ногами.
Я прохожу в купе и печально укладываюсь спать. Планшет у меня разрядился. От китайцев пахнет чем-то азиатским и неизведанным. Мне вообще очень страшно!
Я лежу.
Китайцы залили себе своего любимого зелёного чаю и знаками предложили и мне попить.
-Нет, нет, спасибо, - по-русски говорю я, потому что понимаю, что ничего другого мне не остаётся.
Китаец предлагает мне одну за другой сначала булку, потом колбасу.
Это у них что – плата за гостеприимство такое?
-Нет, нет, спасибо.
Я делаю вид, что копаюсь в телефоне. Китайцы оживлённо беседуют между собой, потом я обнаруживаю, что один из них меня зовёт.
-Маньзули? – спрашивает он до тех пор, пока я не догадываюсь, что это странное слово – Маньчжурия.
Ну да, я еду в Маньчжурию, но пока что – до Борзи.
-Борзя. Борзя, – произношу я, но, по-моему, бурятское название городка до китайца не доходит.
Он вежливо замолкает, однако громко жуёт и прихлёбывает чай.
Я ложусь, не накрываясь, ибо боюсь китайцев, - если что – бежать легче, в простыне не запутаешься, - но больше всего я боюсь забайкальской полупьяной шпаны из соседнего купе, которые уже звали меня до этого попить пива, поэтому из купе своего носу не кажу. Свет ночника оставляю. Первый китаец, лежащий на нижней полке, засыпает быстро, и сопит-то он как-то по-китайски. Мне и не передать, честно.
Второй залезает наверх и долго-долго копается в телефоне, потом пытается спать, но не может. Он ворочается, я терплю, одновременно чуть-чуть злорадствуя.
Я плохо сплю в поездах, поэтому рада, когда у людей есть такие же проблемы.
Впрочем, китайцы тихие, спокойные, в меру вежливые и неприятностей не приносят. Злобный проводник ещё несколько раз проштудировал вагон, потом отправился к себе в купе – дежурить.
Эх.
Посмотрев на китайцев, едущих в Маньчжурию, я поняла, что в Маньчжурию уже как-то не очень хочу.
Хватит. Наманьчжурилась.
И только утро принесло мне избавление в виду пребывания на знакомый жёлтый вокзал, однако, это совсем другая история.
…Кстати, оба китайца очень вежливо и мило, по-китайски, со мной попрощались, традиционно складывая руки. Вот такие хорошие люди, жаль, что по-русски не бум-бум!