ЕЛЕНА
Лена, захлопнув за собой дверь, закрыла глаза и выдохнула воздух. Так студент перед экзаменом, задерживает дыхание, напрягается перед дверью, а войдя и, смирившись с происходящим, переходит в новое непредсказуемое состояние. Пройдя дальше по коридору, она инстинктивно выпрямилась, дабы удачно отразить свою красивую фигуру и волнистые волосы, ниспадающие до плеч, в старом овальном зеркале.
Правда её интересовала несколько иная «деталь», вернее «детали». Справедливости ради, скажем, что и здесь наблюдался полный порядок. По - крайней мере, мальчишки постарше и тем более мужчины смотрели на неё совсем иным взглядом, вполне материальным, ощутимым.
- Лена, ты где бродишь? – строгим голосом спросила мама, впрочем, не очень сильно обеспокоенная. Ей было не привыкать ожидать свою дочку до позднего вечера. И она не очень была уверена, что за это нужно ругать.
- Да мы с девчонками болтали, – с лёту ляпнула Лена, удивившись тому, что мама поверила.
На самом деле мама ничего и не слышала, шурша одеялами, покрывалами и подушками, мурлыча под нос только ей известную песню. Почему то ей стало хорошо просто от того, что на улице тёплый летний вечер, почти не поздно вернулась счастливая взрослая и красивая дочь, которая будет неумело врать про свои похождения, потому что завтра выходной и ещё потому, что она сегодня успела сходить в парикмахерскую и сделать более-менее красивую причёску и много других неза-метных для мужчины, но столь серьёзных для женщины вещей, от которых и происходит их настроение.
Тем временем Лена уже успела переодеться в халат и, за-кинув ногу на ногу, болтая тапком, уминала пирожки, ещё не со-всем остывшие и запивала эту вкуснятину молоком.
Мама села напротив и, хитро улыбнувшись, с наигранной озабоченностью спросила о Толике.
- Что-то давненько я Толю не видела, и где ж это он и что ж там с ним?
- Он мамочка очень болен, а болезнь эта ещё плохо изучена. Я очень переживаю за него, - в тон маме, с улыбкой, с интонацией жуткой озабоченности, нарисовала ответ Лена.
- Да, с этим не шутят…, - уже не так весело произнесла мама.
Лена так толком и не поняла, к кому или к чему относятся эти слова. Скорее всего, к себе, а может и нет… Она искоса взглянула на маму и убедившись, что у неё хорошее настроение, добавила:
- Если честно, ма, то мне с Толиком весело, но не очень интересно. Анекдоты мне его, надоели!
- Ну и хорошо, - опять непонятно о чём сказала мама.
Видя, что мама погрузилась в какие-то свои раздумья, Лена, ещё дожёвывая очередную плюшку, выскочила из-за стола, помыла руки под тонкой струйкой гремящего умывальника и на ходу чмокнув маму в щеку, скинула халат, плюхнулась в чистую постельку, натянув лёгкое одеяла до самого носа, вдохнув свежесть.
Она ещё некоторое время слышала, как мама в соседней комнате укладывалась спать: поскрипывал пол, шуршало одеяло, ... А потом сон как-то незаметно проглотил Лену, затянув в омут каких-то тягучих как кисель снов. Снилось, что-то похожее на картину, выполненную мазками масляной краски, которую разглядываешь вблизи. Только эти кляксы и завихрения двигались и издавали непонятные звуки. Но почему-то сама Лена это-го ничего не боялась, а наоборот приближалась всё ближе, пытаясь разглядеть всю эту непонятность. Вот как раз это то и не получалось, оттого сон даже начал раздражать. Наверное, в эти моменты, она решительно переворачивалась с боку на бок, пытаясь всё-таки выяснить до конца сон, но он был жестоко неуловим, так и оставив свою гостью и хозяйку без ясности до утра.
Жили они с мамой вдвоём, отца Лена даже и не помнила и не представляла себе, что он может представлять собой. Когда они бывали в гостях, она всегда очень внимательно приглядывалась к мужчинам – мужьям, пытаясь представить себе как этот человек ходит по их дому, что-то говорит, шутит, обнимает и целует маму, обнимает и целует … её… Вот тут Лена была особенно придирчива и ни один из отцов ребят и девчонок двора, родных и знакомых ей не нравился.
Мама говорила, что папа очень любил её, носил на руках и пел колыбельные песенки, рассказывал сказки. Но Лена, как ни пыталась, не могла вспомнить ничего: ни голоса, ни лица, ни прикосновений. Хотя смутно, очень смутно, как мазки на картине, в памяти иногда проступали какие-то движущиеся контуры, разноцветные пятна, суетящиеся солнечные зайчики, звуки. Может быть это как раз и есть те воспоминания, а может быть и нет…
Когда Толя приходил к ним в гости, то Лена старалась быть похожей на маму, ловко двигаясь от плиты к столу, без умолку шутила, смеялась или улыбалась, и получалось это у неё как-то по особенному, она будто излучала покой и счастье. И начинало казаться, что ты в этом доме свой человек и так было всегда, и что на свете нет никаких проблем.
Но как только все дела заканчивались, садилась за стол, и глаза наполнялись грустью. Будто на ясное небо неожиданно набегали невесть откуда взявшиеся тяжёлые и безнадёжно серые облака. Казалось, что и в комнате вдруг становится прохладно, неуютно, серо и слякотно. Даже «вездеход» Толя в этот момент терялся, не зная что делать. Он ничего не делал на авось, поэтому, когда не знал что делать, то ничего и не делал.
Лена и её мама ценили это его качество, потому что устаешь объяснять людям «что с тобой происходит», да и порой не можешь этого сделать (сам ничего понять не можешь) и от того становится ещё хуже.