Еще летом, когда мы полным составом семьи отдыхали в Коктебеле, случилось как-то мне предложить Валентине Ивановне свою помощь, о которой никто и не просил, по разгрузке машины с дровами. Чурбанчики были длиною чуть больше метра и весом килограммов до тридцати. Поднимать их с земли и перекладывать в штабель было очень неловко, но это меня не остановило. Я уже хорошо отдохнул, был в форме, много плавал, и все мне было нипочем. Вот я и блеснул удалью, забыв о том, что ранее уже имел неприятности по поводу болей в спине.
Радикулит проявил себя остро по возвращении домой, спровоцированный упражнениями с гантелями. Он, что называется, «прострелил». Началось мучение с лечением. От работы я отказываться не хотел, больничные листы были не для меня, и всякое ограничение в движении всегда было мне мукой. А тут еще начавшиеся занятия с моделями, которые пропускать не было возможности. Я добирался на работу иногда по гололеду, ездил зимой в троллейбусе, проводил занятия в холодной аудитории, и за весь период обучения первого набора, закончившийся в феврале, не пропустил ни одного занятия. Было мне в ту долгую зиму страшновато, обострения были частыми, и жена, приняв решительные меры, пригласила на дом мануального терапевта. Первые два сеанса провели на дому, а затем продолжили в его кабинете, расположенном неподалеку от дома. Полезность работы уважаемого специалиста точно определить и в последующие годы было невозможно, но, все же, принимались меры.
Боли продолжались, я долго посещал сеансы массажа и иглорефлексотерапии. Ходили на них вдвоем с женой. Настроение было грустным, мне было тяжело переступать даже через небольшие возвышения, а Светлане смотреть на напуганного мужа. Четких перспектив к выздоровлению видно не было, и, пройдя восемь сеансов, я пошел делать рентген в Областную больницу. Снимки показали, что катастрофы нет, есть остеохондроз, а боли не проходили, и было уже страшновато. Мой, если так можно выразиться, психотерапевтический статус помогал в решении своей личной проблемы очень слабо. Моя утонченная чувственность и в определенном смысле мнительность усугубляли переживания. Лежа на диване, я грустил, по ночам слушал музыку, используя наушники, и замечая, что теряю ощущение силы и уверенности, понимал, что не имею на это права. Такое грустное настроение передавалось Светлане, она поддерживала меня, как могла, но былая радость в нашем доме таяла. Помню, что очень меня поддерживала Маша, она играла со мной в шахматы, предлагала чай, интересовалась самочувствием, иногда мы с ней просто болтали. Ей шел пятнадцатый год, и она делала все, что могла, и за это я ей очень благодарен. На фоне таких событий вся моя семья вступила в новый, девяносто седьмой год.
Ситуация, связанная с болезнью, не отменяла потребностей семьи и, к тому же, лечение надо было оплачивать. Несколько раз я брал больничный и отлеживался дома. Это отражалось на моей работе в диспансере. Инициатива в деятельности коллектива и влияние на события в отделении, личное участие в работе с пациентами и фактический авторитет в принятии решений, касающихся главных вопросов, начали резко уменьшаться еще в девяносто пятом. Курировать больных наркоманией меня не назначали, их лечением занимались два врача нарколога, а работу с родителями пациентов тогда перепоручили маме одного из больных, что было вполне логично для того, кто этот вопрос решал. В работе с больными алкоголизмом коллектив не был заинтересован по целому ряду причин, одной из которых являлась создаваемая их присутствием неоднородность контингента.
Искусственное или естественное положение «вне игры» удручало меня, но жизненный опыт, настрой оставаться здесь вплоть до административного вмешательства, чувство своего права быть здесь отправляло меня каждый день на работу в отделение. Леонида я уже просто боялся, не ждал от него ничего перспективного, да и тот ничем не выражал желания работать со мной. Терпение нужно было иметь в той ситуации действительно «китайское», только напряженная сдержанность и отсутствие прямого предложения уйти со стороны Леонида удерживали меня от всяческих выяснений, и большую долю в этом играли уже полученные к тому времени два документа о прохождении обучения в Университете по профилю: «Психология» и «Философия». И еще болезнь в этой сложной ситуации дала мне право отсрочки в ожидании каких-либо изменений, каких – я тогда не знал, но всегда был уверен, что какой–то выход из положения найдется.
В марте я позвонил очень уважаемой в медицинских кругах женщине, Таисии Аркадьевне, чтобы поздравить ее с женским праздником. Знакомы мы были давно и когда-то вместе боролись за жизнь одного молодого человека, и в этом благородном деле все трое добились успеха. Поздравление было принято, а, выслушав историю с моей болезнью, она предложила прервать курс массажа и поступить на лечение в стационар Областной клинической больницы. Я выполнил рекомендацию, и начался новый этап на пути к выздоровлению.
Обследования я проходил по полной возможности этой современной больницы, и все консультанты определяли меня трудоспособным человеком. А боли сохранялись. Я осторожничал, привыкал к больнице и как будто ждал весны. Моя способность как психолога помочь любому желающему из персонала в решении личных проблем была востребована, меня уважали, я постепенно привыкал к больнице и отвыкал от дома и жены. Иногда я принимал рекомендованных людей прямо в палате, меня благодарили, и я передавал, что мог, в семью. Жена, приходя в больницу, чувствовала мою отчужденность, я как - будто хорошо вошел в роль больного и получил все причитающиеся этому званию права: право на жалость, на заботу, право жить своей полуживой манерой, все более ни за что не отвечать и ни в чем не участвовать. Уменьшалось мое присутствие в жизни дома, и семья стала как-то сиротеть, а я все ждал, когда окончательно пройдут все боли.
Почувствовав всю тяжесть созданной мной ситуации по состоянию жены и дочери, по взглядам их красивых глаз, по тому, насколько они устали быть в непонятной ситуации, где, слава Богу, нет горя, но нет и мужчины в доме, я однажды переступил страх и поехал ночевать домой. Так стационарное лечение, затянувшееся на полтора месяца, было окончено.
Боль постепенно отступала, в июне я регулярно посещал бассейн, подолгу плавал, делал простейшие упражнения и возвращался к жизни. Кризис был преодолен. В результате я понял, что без моего участия жизнь вокруг будет продолжаться. Убедился воочию, и прочувствовал простую истину о том, что нельзя получить тепло и заботу, даже от самых близких людей, если от них отвернулся. И, главное, если за жизнь не бороться, не преодолевать боль, не искать решений, не любить ее каждый день, занимаясь здоровьем, настроением, то она уйдет к тем, кто будет ей, жизни, интереснее, и никакими взываниями к жалости и справедливости ее не удержишь.
В июле девяносто седьмого, несмотря ни на что, выезд в Коктебель состоялся. Слезы появились у меня на глазах, когда мы въезжали в поселок, ведь я действительно полгода не знал, чем кончится мой, казалось бы, такой банальный радикулит. Солнце и море укрепили меня; лежа на пляжной гальке, я старательно и осторожно выполнял упражнения с небольшими камнями, больше опасаясь навредить себе, чем стремясь достичь быстрого эффекта в восстановлении физической формы.
Лето стояло жаркое и очень душными были вечера, уходить с набережной не хотелось, возвращались на ночлег часам к двум, а утром вновь шли на пляж. Достаток наш был по-прежнему невысок, и Света, и юная Маша имели очень скромные запросы. Мы с большим удовольствием ели чебуреки и ходили с Машенькой за мороженым в дальний конец набережной, деликатесов себе не позволяли, а вершиной гурманитарной роскоши было для нас поесть шашлык. Отпуск проходил полезно и интересно, мы загорели, подкрепили здоровье, приобрели много интересных знакомств и продолжили общение со старыми приятелями, и очень скоро наступила пора возвращаться домой.
Едва прибыв, в один из первых дней по приезде, когда морской загар горел и золотился на коже, а грудь еще, кажется, дышала морским воздухом, я прохаживался по Озерке, совершая покупки. Осенний рынок был богат ассортиментом. Удовлетворив свои запросы, я уже направлялся домой, и вдруг неожиданно услышал за спиной приятные знакомые голоса, мужской и женский. Я оглянулся и увидел своих коллег по работе в школе моделей, завуча Сергея и Татьяну, которая обучала девочек актерскому мастерству и пластике движений.
Как выяснилось, окликнули они меня не только для приветствия, тут же, на рынке, прямо между торговыми рядами, они рассказали о том, что Сергей уже работает у Татьяны в ее фирме. Фирма была известной в городе и занималась подготовкой секретарей-референтов, и они решили создать здесь класс для юных моделей. О приглашении меня к себе на работу они, видимо, разговаривали и решили предложить сотрудничество. И опять мне выпала удача, именно так я ощутил это неожиданное, радостное и перспективное известие, и, конечно, согласился, даже не сделав для приличия паузы.
Программу нужно было вновь создавать самостоятельно, и я тут же приступил к делу, а вскоре начались занятия и с будущими референтами. Одновременная деятельность в двух, в определенном смысле конкурирующих друг с другом организациях, была согласована с обеими хозяйками, и от них было получено непростое для подобной ситуации разрешение. Будущие помощницы шефов, боссов и президентов были постарше моделей возрастом и имели прагматичные задачи, в отличие от юных фей подиума, конкурсов красоты и обложек рекламных журналов. Им нужно было получить работу в фирмах и с ней справляться. Этика и психология бизнеса и менеджмента стали дисциплиной, преподавать которую мне предстояло. Проект этот для меня вновь был пилотным, решения принимались по пути следования, бывали нарекания от руководства, но в главном я подошел. Это приглашение было важным для меня еще и тем, что атмосфера в отделении, главном месте моей работы, менялась, и коллектив все меньше нуждался в моем участии.
Период перемен продолжался, и девяносто восьмой год моя семья встречала уже в более оптимистическом настроении, чем предыдущий. Иногда боли в спине меня посещали, и тогда я ходил на работу с палочкой, а, точнее, с металлической тростью, которая придавала мне уверенность, помогая в ходьбе и в пользовании транспортом, и меня не смущало производимое мною впечатление на коллег и учащихся. В канун Нового года в обеих школах моделей, на курсах референтов и в спортивном клубе были проведены сказочные новогодние вечера. Всюду я был вместе со своей красивой женой, и принимали нас дети и коллеги очень приветливо, а Светлана общалась с ними легко и непринужденно. За всеми удачами и личными победами нашей молодой семьи стояла серьезная каждодневная работа, мы творили свою общую историю, друг другу не мешая, поддерживая во всем и обмениваясь знаниями и навыками. Девяносто восьмой обещал быть годом становления, и, к тому же, по моим ощущениям, в диспансере назревали какие-то важные и решающие события. Должно же было мое терпенье получить удовлетворение, а сам я - новые возможности и пригодиться, наконец, отделению хотя бы тем, что был я человеком взрослым, имел тридцатилетнего сына, имел образование и участвовал в судьбе отделения нового типа уже шестой год!