Девяносто пятый год отложился в моей памяти весенним отдыхом в одесском пансионате «Заря». Моим соседом по номеру был некто Тарас, личность колоритная: мужчина лет сорока, ростом под метр девяносто, в рубашке с короткими рукавами, называемой в народе «шведка», с галстуком, длинный узкий хвост которого он прятал в брюки. На голове его была почти новая соломенная шляпа классического образца, улыбался он сдержанно, обнаруживая отсутствие зубов в фасадной части рта, что несколько обескураживало сельского интеллигента, в свое время даже окончившего Высшую партийную школу в столице. Беседы на историко-политические темы были познавательными днем, а вечером служили мне колыбельной. Под монологи Тараса я любил засыпать, а если уснуть не получалось, просил его рассказать еще о ком-нибудь из героев партии, например, о Бухарине или о Кирове.
Отдых был прекрасен, весенняя Одесса благоухала ранним цветением фруктовых деревьев, цвела сирень и алели тюльпаны. Вода в море была еще холодной, но солнце было ласковым, теплым, и мы с Тарасом после завтрака направлялись на пляж для принятия загара.
Полный сезон мне отдохнуть не пришлось, в Екатеринославе была назначена Всеукраинская конференция по борьбе с наркоманией. Леонид должен был делать на ней доклад, а несколько сотрудников, и я в том числе, выступать на тематических занятиях секций. К мероприятию был приурочен футбольный матч между командой ребят, ранее принимавших наркотики и прошедших лечение в отделении, и командой журналистов, имеющей многолетнюю спортивную историю. Матч был уникален не только составом игроков, но и тем, что проходил на главном стадионе города, на прекрасном зеленом газоне. Новое отношение к больным наркоманией давало свои результаты, главным в которых были люди, возвращенные к жизни.
Отпуск мой летом девяносто пятого был также необычен. Из Иркутска на Украину приехала моя сестра с мужем, и мы все вместе встретились в гостеприимном доме Валентины Ивановны в Коктебеле. Я представлял гостям все, что было в поселке с любовью и выделял яркими красками каждую подробность бухты, поселка, улицы, двора, в котором мы проживали. Жаль было, что не все родственники съехались, как в восемьдесят четвертом в Екатеринославе или еще ранее, летом семидесятого года на озере Байкал. Но и эта встреча у моря для меня была счастьем. Иногда мы вдвоем с сестрой ходили на пляж, и по дороге она покупала домашние пирожки у тети Кати (так звали торгующую своими изделиями женщину, жившую у ближайшего поворота дороги к пляжу). Рита была старше меня на девять лет, и с ней я мог почувствовать себя младшим братом на полном основании.
Загорали, купались. Плавала сестра все тем же неспортивным стилем, как и прежде, и я узнавал ее движения. Говорили о многом, и я всё больше ощущал сказочность момента. Жизнь разбросала семью, унесла наших родителей из этого мира, и даже возможность быть рядом для нас стала роскошью.
Пора была прекрасной и давала отдыхающим то, чего люди ждали всю зиму: солнце, морской воздух и ласковое море, по утрам гладкое, как зеркало, и прозрачное. К обеду обычно поднимался ветерок, слегка штормило, и люди резвились в волнах.
Весь совместный отдых продлился четырнадцать дней. К концу встречи мы сфотографировались на память. Снимок запечатлел на галечном берегу в метре от воды всех пятерых: Светлану, Риту, Леню, меня и тринадцатилетнюю Машеньку в красном платье, всех загоревшими, красивыми и улыбающимися. Море получилось лазурным, контуры Кара-Дага четкими, и его профиль красноречиво завершал значимость и поэтичность снимка.
В этом же году я познакомился с художником Женей, который, услышав, что имеет дело с психологом, рассказал мне очень много интересного о психологических тонкостях в процессе создания портрета. Я знал, что люди редко принимают свое изображение из рук художников с полным согласием узнать себя. Мастер изображает все, что видит и чувствует, передавая карандашом или кистью натуру, и выделяет признаки характера, которые обычно вуалируются особым выражением лица при фотографировании или «припудриваются» антуражем.
Заказчик сверяет произведение художника с собственным представлением о своей персоне, подтверждение которому обычно и отыскивает в портрете. И если не обнаруживается желанный образ, то работу считает неудачной, а иногда даже отказывается от заказа, как, впрочем, и в жизни от себя самого. Художник Женя запомнился мне своей Ван-Гоговской внешностью и мыслями, которыми очень откровенно делился, но вскоре он уехал, и больше, к моему огромному сожалению, мы не встречались.
Еще в одной встрече судьба свела меня с профессором, доктором медицины Тимуром Робертовичем. Случай произошел явно курьезный. Я, делая смелые и самонадеянные шаги в освоении профессии, в попытках испытать себя и заработать, договорился с администрацией пансионата о разрешении оказывать свои услуги на его территории. В вестибюле столовой я уселся за большой стол и выставил на его край табличку: «Психотерапия, психоанализ». Приходившие на ужин отдыхающие в очередь не становились, изредка кто-нибудь спрашивал совета, но записываться на консультацию желающих не было. Отчаявшись, я уже хотел уходить, и именно тогда к столу подошел высокий, плотный, коротко подстриженный господин и спросил:
- Психоанализ в Коктебеле? А вы откуда будете?
- Из Екатеринослава!
- И давно там у вас аналитические традиции?
Я объясняться не стал. Спросил, в чем, собственно, вопрос, и, если есть проблема, то я готов ее обсудить. Незнакомец представился, и мне ничего более не оставалось как, немного смутившись, рассказать ему о себе. Он оказался заведующим кафедрой именно психотерапии, доктором медицины и, конечно, в сравнении с профессором, я, дилетант, выглядел бледно. Уверенность придавало лишь знание того, что представлял я достойный коллектив, учителя, в которого верил, и что у меня в работе уже были свои результаты.
Знакомство состоялось, и в дальнейшем мы уже здоровались, встречаясь на набережной. Профессор был человеком приветливым и прекрасным собеседником. Он рассказывал о психотерапии очень легко и еще тогда в наших первых коротких встречах рекомендовал прочесть работы Карла Ясперса и Эриха Эриксона. Даже короткая встреча с ним придавала мне уверенность и предметный настрой на постижение знаний.
Возможность такая очень скоро представилась, вскоре мне предложили пройти обучение в Университете по специальности «психология», и я стал посещать занятия, слушать лекции, сдавать экзамены и писать рефераты. Давняя моя мечта получить высшее гуманитарное образование осуществлялась, а урожайный на события девяносто пятый год подходил к концу, оставляя о себе добрую память.
В девяносто шестом я все больше внимания уделял работе со спортсменами. К бадминтонистам прибавились еще две девочки из спортивной школы плавания, обе очень талантливые и родившиеся в один день – первого октября восьмидесятого года. И здесь, в бассейне, я уже в который раз за последние годы испытывал высокую гордость, был очень благодарен людям за доверие и все это везение воспринимал почти как чудо. Отношения с новыми подопечными сложились хорошими, в этот период им сопутствовал успех, они благодарили меня за помощь, хотя действительный мой вклад в их результаты на водных дорожках определить было невозможно, как и во всех вопросах, касающихся души человека.
В начале июля директор спортивной школы бадминтона пригласила меня для разговора и сообщила о своем намерении организовать обучение «моделей». Сказала, что уже подобрано название новому направлению, что есть куратор учебного процесса, который имеет опыт работы с юными красавицами. Мне опять доверили дело, которым я никогда не занимался, потому что психологическая подготовка девочек виделась руководству будущей школы моделей необходимой.
Уверенность в себе должна была освободить их красоту и грациозность от комплексов, блоков и неуклюжести в походке, жесте, мимике и речи. Мне доверили разработать программу обучения, по своему предмету и определить количество занятий, а также участвовать в обсуждении возникающих по организации школы вопросов, и я вновь согласился.
Такая была пора, и хотя китайская мудрость гласит: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен», перемены эти несли мне все больше возможностей и успехов, осуществлялось все то, о чем в разные годы я мечтал. Еще в школе, я, глядя на учителя физики, мечтал работать в этом амплуа с детьми. О красивых девушках мечтают все юноши, и этот момент не нуждается в комментарии. О модельном деле я тоже слышал и воспринимал это как соприкосновение с миром прекрасного искусства.
Возможности быть счастливым новая эпоха предоставила мне в полной мере. Выехав уже третий год подряд на отдых в усадьбу Валентины Ивановны, вез я в голове задачу, и все время думал о том, как буду проводить свое первое занятие. Эта работа с девушками, мечтающими о подиумах Парижа и Милана, существенно отличалась от групповой психотерапии в наркологической больнице и контингентом, и ситуацией.
Опыт взаимодействия с девочками у меня был со времен работы вожатым в пионерлагере, к которому прибавилось управление контролерами ОТК на заводе, где работала в большинстве своем молодежь женского пола. Специфику отношений с ними я знал и чувствовал и обычно мне удавалось их понимать. Очень помогал опыт клуба «Контакт», где девушек было немало, и обращались они с вопросами даже после занятий, да и индивидуальные консультации многому меня научили. Учащихся школы моделей воспитывать не было нужды, их нужно было научить владеть собой, понимать других людей и себя, ни в коем случае не командуя ими и не читая морали.
В сентябре я провел мое первое занятие, на которое для юных красавиц взял с собой в портфеле пять учебников, в каждом из которых разместив по нескольку закладок. Занятие прошло, книги не пригодились, было знакомство, и я что-то рассказывал девочкам о задачах, то, что сам успел понять к тому времени. На втором занятии я предварительно расставил стулья по десять в два отдельных круга на расстоянии, которое позволила большая, предоставленная нам аудитория. Предложив ребятам, обсуждение темы дал ход беседе, и занятие пошло живо и естественно, в привычном для меня русле. Поняв, что решение найдено, я ненадолго вышел из класса и, впервые с того момента, как в июле был приглашен к модельной деятельности, вздохнул с облегчением.
К началу учебного года во Дворце спорта была организована школа моделей, набран состав преподавателей, разработана учебная программа, и я почувствовал себя членом нового коллектива и участником общего дела.