Мой дядя Пако

Иракли Ходжашвили
     Я  уже  упоминал, что  у  меня  был  дядя Павлик  (Пако), папин  младший  на  четыре  года  брат. Это  тот, который  любил  бегать  в  гастроном  покупать  сахар. Когда  продавался  не  развесной  кусковой, а  песочный  сахар, то  от  него  иногда  оставались  сахаринки  на щеке, или  подбородке, поэтому  Пако, на  всякий  случай, брал  с  собой  ложку. Бабушка, наверное, догадывалась, но  сердилась  на  «обвешивающих»  продавцов.
     Писал  я  и  о  том, что  во  время  войны  он, в 13-14  лет,   мастерил  из   пустых   банок   от  американских  консервов  (когда  удавалось  их достать)  жестяные  «печки», тем  самым   внося  свой  вклад  в  тощий  семейный  бюджет.
     Собственно  говоря,  в  нашей  семье  он  был  единственным, у  кого  руки  росли  откуда  надо.  И  всю  жизнь, пока  они  ему  подчинялись, он  чинил  всем  соседям, родственникам   всё : утюги, плитки,  сломанные  вещи  и пр.
«Раз   даже  Павлик  не  починил,то...!»
     Оказывается, когда  я  был еще  совсем  маленьким  и  еще  не  выговаривал   правильно  слова,  я  ходил  по  дому  с  маленьким  молоточком,  постукивал  им  по  разным  предметам , «чиня»  их, и  периодически  спрашивал  у  взрослых – «Дабдо?» ( искаж. от «давдо» - «положить?»)  Если  мне  отвечали  утвердительно, то  я  его  там  клал, потом  тут  же  снова  брал  в  руки  и  шел «чинить»  дальше.
      Может  быть, родные  надеялись, что  из  меня  выйдет  толк, но  все, и в  первую  очередь  Пако, скоро полностью  разочаровались. Однажды, когда  я  был  уже  достаточно  взрослым, он поручил  мне  забить  гвоздь. С  тех  пор  он  стал  называть  меня  «мамаила» ( в  смысле – «весь  в  отца»)  и  потом  всем  говорил  (и  это  стало  уже  семейной  легендой), что  мы  с  папой  сперва  перебьем  себе  все  пальцы, а  потом, может  быть, случайно  попадем  и  по  гвоздю.
     В  нашей  семье  у  всех  был  хороший  музыкальный  слух. Оказывается, папа  как- то  сказал  моей маме, что  если  бы  он  раньше  понял, что у  нее  нет  музыкального  слуха, то  он  на  ней не  женился  бы!  Странно, если  учесть, что  в  театральном  кружке  он  часто  аккомпонировал  ей  при  декламации  стихов . Правда,  это, с однй  стороны   подтверждает  высказывание, что  «любовь  слепа»     ( хотя  «слепа»  это  же  не  «глуха»!), но, с  другой  стороны,  говорит  и  об  артистичности  мамы! Так  натурально  скрывать,что нет  слуха!
     Так  вот, даже  на  таком  семейном  фоне  у  Пако  был  АБСОЛЮТНЫЙ  слух.  Сколько  раз, особенно,  после  нашествий  папиных  друзей,   он  настраивал  специальным  ключом  наше  старое  черное  пианино  с  золотыми   вензелями  и  медалями  на  откидной  крышке  и  креплениями  для  свечей  на  передней  стенке!
      А  я  любил  играть  рядом, периодически  стуча  по  камертону.
В  школе, где  Пако  учился, был  духовой  оркестр, где  он  играл  не  то  на  трубе, не то на  кларнете. В нашем  же  дворе  жил  еще  один  его  друг, который  играл  на  большой  тубе. Я  не  помню его  настоящего  имени, потому  что, из-за  его  кучерявых  волос,  все  звали  его  «Пушкин».  Бабушка   вспоминала, как  однажды, когда  ребята  вернулись  после  репетиции, он  с  порога  прокричал  ей: «Тетя  Дагмара,  мы  сегодня  такую   красивую  вещь  репетировали!»  - «Ну, напой!». И  он  «напел»  свою  партию  тубы: «Ум- па-па, ум-па-па, ум-па-па-па. Пауза. Раз-два-три,раз-два- три...  Ум-па-па, ум-па-па...Пауза...»!  После  этого, когда  он  приходил  на  наш  балкон,  увидя  его,  я  бежал  к  Пако - «Умпапа  пришел!»
     Учась  в  «железнодорожной»  школе, ученики  часто  проводили  уроки  в  одном  из  старейших  садов- парков  Тбилиси – Муштаиде.
Этот,  когда-то  большой  сад,  был  разбит  еще  в первой половине  XIX  -го  века  персидским  духовным  лицом –муште(а)идом  Мир  Фетте  Саидом  на  землях, подаренных  ему  русским  царем  за  особые  услуги  в  русско-персидской войне 1826-28 гг. В  30-х  годах ХХ века  там  располагалось   трамвайное  депо. Было  решено  построить  участок  железной  дороги  для  обучения  учащихся. Потом эта  идея  получила  дальнейшее  развитие  и, в конце  концов, приняла  вид  первой  в  мире  Детской  Железной  Дороги, обслуживаемой  учащимися  школы  и  техникума, открытие  которой  состоялось  24  июня  1935  года. Через  эту  «практику»  на  железной  дороге  прошли  и  мой  папа с  товарищами – кто  проводником, кто  стрелочником, кто  дежурным  перрона.
     А  кто  и  машинистом  на  настоящем  дымящем  паровозе!
     После  школы  Пако   пошел  учиться  на  мастера- наладчика  ткацких  станков  и  даже, до  мобилизации  в  армию, работал  на  ткацкой  фабрике,  откуда  приносил  нам,  детям,  разноцветные  картонные  трубки- катушки. Мы  сматывали с  них  остатки  ниток, если  они  были  (потом  бабушка  из  них  что-нибудь  вязала),  и  играли  ими:  вдевая  одну  конусовидную  катушку  в  другую, мы  сражались  на  «копьях», или  «мечах».
     Кажется, именно  в  этот  период  у  Пако  появились  головные  боли, которые  сперва  связывали с  работой  в  шумных  цехах. Боли  были  иногда  такие  сильные, что  он  ничего  не  мог  делать.
     Во  время  прохождения   медкомиссии  в  военкомате  вообще  не  обратили  на  это  внимание, так  он и оказался  в  армии. Хорошо  еще, что  его,  как  хорошего  техника,  удалось  оставить  в  летной  части, которая  располагалась  недалеко  от  нашего  дома!  Это  было  для  бабушки  счастьем, потому  что  когда  солдат  выводили  строем  куда-нибудь (чаще  всего – в  баню)  они   проходили   под  музыку  оркестра  через  нашу  площадь  и  мы  стояли  у окна  и  махали  ему  руками. А  он  не  мог  ответить, только  головой  махал.
     Через  несколько  месяцев  его  все  же  уложили  в  госпиталь  на  обследование, а  потом,  установив  сосудистую  опухоль  мозга, демобилизовали.  Хотя, благодаря  чудесным  рукам  хирурга  Чиковани, большую  часть  опухоли  удалось  удалить, Пако  перевели  на  инвалидность.
     Это, однако, не  помешало  ему  жениться  на  тёте Биане  и  стать  Петиным  папой.  А  о  Пете  я  уже  кое-что  писал.
     Кстати,  Павлик, как  и  мой  папа очень  волновался, как  будет  с  музыкальным  слухом  у  ребенка,  и  все  время  включал  по  радио музыкальные  передачи  , или  ставил  пластинки, так   что  мы  получили  хорошее  классическое  музыкальное  образование ! Особенно, он  любил  «Травиату». Я  тоже  знал  ее  наизусть !
     Биана, не  в  пример  моей  маме, неплохо  пела.  Мне  запомнилась  песня, где  были  такие  слова:  «Тилитомба, Тилитомба, Тилитомба  песню  пой!»
     Когда  на  каком-то  месяце  Петька  стал  поворачивать  голову  к  приемнику, а  потом, по  уверениям  Павлика, стал  еще  и  махать  в  такт  ручками, он,  наконец,  успокоился.
     В  это  время  появились  первые  магнитофоны.  Даже  не  магнитофоны, а  «магнитофонные  приставки» (см. МП-1).
Их  надо  было  ставить  на  проигрыватель   и  диск, крутясь, приводил  в  движение  катушки  с  лентой. Ленты  были  ужасные,  все  время  рвались  и  Пако  склеивал  их  ацетоном, куда  предварительно  нарезались  кусочки  магнитной  ленты. Вот  на  этот  магнитофон   он  и  записал  первые  «гукания»  Петьки,  «Сурок»  Бетховена,  а  затем  и  концерты  Вивальди  для  скрипки  в  моем  исполнении.
 А  потом  вышла  на  экран  «Карнавальная  ночь»!
     Это  было  событием  для  всей  страны. И  практически  все  песни  были  записаны  Петькой.
Жаль, что  после  переездов, пожара  дома  и пр. событий  эти  пленки  потерялись. Хотя, та  пленка  была  такого  качества, что  рассыпалась  бы  за  это  время.
     А за  это  время  Петя  вырос,  окончил  музучилище, профессионально  играл  в  различных  ансамблях, женился, стал  отцом  и  уже  дедом  прелестной  внучки. И  я  уверен,  радуется  тому, что  она  «правильно»  реагирует  на  музыку.
На  фото: часть  Петиной  семьи  в  вагоне  ДЖД  в Муштаиде.
(вторая  дочка  делает  снимок)

       

              27.07.2015 г.