Все тот же наш подъезд нехилого дома. Я на той же лавочке, люблю тут почитать Маклина в айфоне. Тепло.
Голос справа, мужик, тенор:
- Не надо ничего таскать! Сюда идут таджики!
Смотрю: джипяра, багажник открыт, папа и два подростка лет шестнадцати.
- Я говорю, не надо ничего таскать. Идут таджики.
И верно, идет знакомый работяга. Таджик. Отдыхал уже, наверное. Потому что не в синей робе с национальной на спине 'ТСЖ (..)ный". Он в трениках жилетке и шлепанцах.
Джип стоит под мигалкой и таджик мимо папаши и двух лбов таскает к лифту туалетную бумагу, еду на три дня, моющие средства на полгода, сумки кетчупов и майонезов, пакеты с лаками для волос и косметикой для мадам, видимо. Юноши обсуждают жеребьевку футбола. Папа курит у багажника. Мимо следует таджик с четырьмя сумками фруктов, раскраснелся, но идет. Теперь пошли всякие крупы и яйца. Кока-кола и боржоми.
Мальцы утомились футболом и пошли уже домой...
- Не! - голос папы. - Уронишь. Это я сам.
И папа понес лично две бутылки виски, хорошего, кстати.
Не то, чтобы претензия, но слова "спасибо" я так и не услышал.
Я знаю десяток таджиков и в нашем доме. Они работают. И что-то москвичей тут на клумбах и мусоропроводе я не видел. Да и на планировании соседнего парка - дорожки, чернозем, рассада, - тоже.
Пока мой знакомый выгружал все натасканные товары на неведомом мне этаже - у меня было время об этом подумать.
Все это действо таскания шло час семнадцать минут.
Но тут он вышел, наш таджик. Поскольку мы знакомы, я спроси его:
- А сколько заплатили?
Он помялся:
- Дивесты рубилэй.
Мне трудно оценить полтора часа бега с полными пакетами и без секунды перерыва.
Пакеты тяжелые, конечно.
Но бремя белого человека (как говорил Киплинг) тяжелее, понятное дело.
Едренать.