Свет.Глава 8.
Больше всех жителей деревни свету обрадовался Кирюха, по прозвищу Горелый. Был он одним из двоих сыновей бывшего председателя Ульянина, авторитетом в деревне не пользовался, напротив считался мужиком никчёмным и ленивым. Работать Кирюха и в самом деле не любил, а любил выпить по поводу и без такового и рассказать о своих военных подвигах. Подвигов у Кирюхи было много, он забывал о чём уже рассказывал, а о чём нет и получалось, что то он служил танкистом и истреблял немецкие "Тигры" в неимоверном колличестве, то вдруг начинал говорить, как будучи советским лётчиком, сбивал немецких асов. Взрослые героя-ветерана не слушали, отмахивались от него как от назойливой мухи, потому самыми благодарными слушателями были дети, приезжавшие к бабушкам и конечно я, постоянный житель деревни, мне рассказов Кирюхи доставалось больше всех. Я ему верил, в моих глазах Кирюха был действительно героем, а уж где он там служил, танкистом или лётчиком, мне было всё-равно. Тем более, что Горелый действительно служил и воевал, горел в танке, от чего лицо у него было страшное, маленькие дети его пугались, а рука плохо работала и постоянно болела. Именно ссылаясь на свои ранения от работы в колхозе Кирюха постоянно отлынивал, аргумент, что работает безрукий бригадир Митрий и безногий Паля на него не действовал.
Вот тут и случилось такое дело, как свет. Кому-то нужно было заводить и глушить движок, заливать топливо в бак, проверять масло и делать ещё какие-то важные важности, например протирать движок ветошью. Как оказалось людей знакомых с техникой в деревне нет, один только то-ли танкист, то-ли лётчик Кирюха с железом, топливом и ветошью был хоть как-то знакомый. Выбора не оставалось и главным над движком, а значит и светом был назначен Кирюха Горелый. После кратких курсов и практических занятий, занявших примерно пол-часа, новый механник был утверждён в должности. Вместе с новым начальником света курсы по работе движка прослушал и я, но к практическим занятиям, ввиду малолетства и малосильности допущен не был, а значит расчитывать мне приходилось на должность внештатного помощника Кирюхи, чему я несомненно был рад до крайности.
Кирха-же, не просто был рад, он вознёсся до небес, он был при должности, при чём ни какого-то там скотника или конюха, что конечно тоже должности важные, а человеком он стал наиважнейшим, равным самому бригадиру, если не выше. Он давал свет. На какое-то время, правда не продолжительное, Кирюха Горелый даже забыл про водку. Кроме того, он выменял или просто выпросил у кого-то из электриков старую брезентовую куртку, которую носил и в жару и в стужу, подчёркивая важность своего положения. Вечерами, не смотря на то, что дом Ульяниных находился в центре деревни, Кирюха так строил свой маршрут к ферме, где стоял движок, что проходил по всей деревне, из конца в конец. Мне это было на руку, так как мы жили от фермы в противоположном краю, а увидев начальника, я сразу собирался на работу. Горелый меня не гонял, напротив всячески поощрял мой трудовой порыв, иногда даже давал протирать ветошью движок перед запуском. Вхожими в сарайку, с движком были только мы с Кирюхой, остальным, простым смертным, разрешалось смотреть на процесс появления света только из далека, в двери или маленькое окошко и то не мешая нам, электрикам-механникам. На дверь сарайки был повешен где-то добытый замок, вещь редкая и нераспостранённая. В деревне Кирюху зауважали, начали называть Кирьян Фёдорович и даже готовы были слушать его рассказы.
В общем-то уважение деревенских и испортило в итоге и так не очень стойкого Кирюху. Из уважения на каком-то празднике механнику-электрику поднесли. На утро свет никто не включил, не появился свет и вечером, и следующим утром. Народ заволновался, к дому Ульяниных снарядили делегацию, к свету уже привыкли. Делегация выяснила, что Кирюха болеет, а проще говоря находится в сильном похмелье, и для того что бы появился свет надо Горелому выпить грамм пятдесят, лучше сто. Водку конечно нашли, механника поправили и всё вроде наладилось. Вот только с тех пор начал Кирьян Фёдорович пользоваться своим служебным положением.
При вечернем обходе деревни, Кирюха подсаживался к кому-нибудь на лавочку, а то и просто стучал в окно и жаловался на свои трясущиеся руки. При этом не забывая напомнить, что должность его ответветственная, работа тонкая, трясущихся рук ни как не терпит, это вам не лошадь запрягать. А решение избавить его, механника от такой проблемы совершенно просто, надо налить рюмку-другую и всё как рукой снимет и будет свет. Деревенские бабы шли на встречу, рюмку наливали, тем более Кирюха знал где присесть, или к кому постучать.
Дальше больше.Через какое-то время Кирюха без рюмки на работу не шёл. Сидел у своего дома, с ярко выраженным страданием на обгорелом лице и ждал, когда кто-то принесёт опохмелиться. В деревне даже установилась своеобразная очередь, из тех кому свет был очень нужен. Четвертинка водки, наполненная на треть, проблему решала всегда. Кирюха ставил четвертинку в карман брезентовой куртки и со стонами и кряхтением шёл включать свет. Были и обратные случаи, иногда свет горел по несколько дней не выключаясь. Это означало, что Кирьян Фёдорович в запое, и свет выключится когда он из запоя выйдет, или в баке закончится топливо.
Кроме ста грамм водки была и ещё одна деревенская хитрость. Иногда к главному механнику подсылали меня, первого и единственного помощника. Я как правило дать свет Горелого уговаривал, ну если он не совсем был пьян, мы шли с ним к движку, я поддерживал механника за брезентовую куртку, если было надо помогал подняться из сугроба зимой, или обойти лужу летом.
Но всё когда нибудь заканчивается, закончилось и золотое время Кирюхи Горелого. Через два года через лес, называемый Барский Угол, прорубили просеку, установили столбы, и в деревне появился свет постоянный. Движок за ненадобностью был снят и увезён в неизвестном направлении, мы с Кирюхой остались без дела, отчего он горько запил и умер в тот-же год. А мне подошло время идти в школу и меня ждали большие перемены в жизни.