О раскулачивании (Николай Вознесенский) / Проза.ру

   К моменту моего рождения, мой дед по материнской лини жил уже в Москве. А наша семья: мать, отец, сёстры Маша и Зина жили в его доме, где когда-то родилась и наша мать. Дед уехал в Москву в начале коллективизации. Дом он оставил нашей семье, а из имущества, что осталось после сплошной коллективизации и беспардонного раскулачивания, часть продал, а часть оставил нам.
Не захотел он работать в колхозе с теми, кто пытался его раскулачить.

   А ведь человек он был работящий, не пьющий. Ещё от своего отца он перенял опыт и развил свой природный талант - столярничать. Он очень искусно делал выездные дрожки, санки, пролётки, а также шкафы, столы, стулья, прялки, гребни, ткацкие станки и тому подобное. У него всегда было много заказов. Ну и, естественно, деньжата водились. В хозяйстве имел две коровы, две лошади и, конечно, как большинство крестьян, имел свиней, овец, птицу.

   Бывало, уберёт урожай, обмолотит хлеб и принимается за своё занятие – столярное дело. Днём часто ходил в лес выискивать хитро изогнутые деревца, коряги. Потом сушил их, обрабатывал и делал такие красивые санки или дрожки, что залюбуешься. А будущие комбедовцы в это время собирались в складчину выпить, просто посидеть и подымить самокрутками или поиграть в карты.

   Многие мужики простые вещи для хозяйства делали сами, а мой дед делал не только для своего хозяйства, но и на продажу, а в основном на заказ. А после революции 1905 года он со своими братьями и ещё с двумя односельчанами организовал в селе производство кирпича. Работали только сами без найма помощников со стороны. Копали и возили песок, глину, сами рыли на склоне балки печи для обжига кирпича, а также печи для обжига известняка на производство извести. Добывали известняк для этой извести. Корчевали пни на лесных вырубках для топки печей. Строили навесы – сушилки. Месить раствор глины с песком подключали всех своих домочадцев. И село, начало преображаться. Красоваться новенькими кирпичными домами.
   Потом, когда началось наступление на крестьянство и, особенно, когда началась сплошная коллективизация, им всё это припомнили. Сначала сделали так, что производить кирпич им стало невыгодно, даже без найма рабочей силы и без закупки сырья. Всё делали своими силами и своим транспортом. Просто задавили налогами. Глядят, от одного налога покряхтели, но продолжают работать. Тогда им ещё больше увеличивают налог. И так до тех пор, пока они уже сами отказались от своего дела из-за невозможности платить налоги.
   Когда началось раскулачивание и сплошная коллективизация, комбедовцы, почувствовав в руках власть, начали потрошить всех, кто жил зажиточнее их. Даже моего деда подвели под раскулачивание.

— Да какой же я кулак? – Удивлённо вопрошал он на собрании комбеда. – У меня земли меньше, чем у многих из вас, так как у меня две дочери и один сын. А на девок, как вы знаете, земли не прирезали.

— А у тебя две лошади, – выкрикнул Никита Баранов и тут же зашёлся кашлем, перенапряг свои больные лёгкие.

— Так ведь двухлемешный плуг одна лошадь не потянет. Надо две лошади. Да и кто тебе не давал иметь две лошади? Земли у тебя столько же, что и у меня и семья такая же по составу и численности, и изба такая же деревянная.

— А у тебя две коровы, – опять ему ставят в упрёк.

— А кто вам мешает или запрещает иметь столько же или больше?

— Мы не кулаки, у нас нет столько денег, – язвительно заметил Баранов.

— Так ты работай. Вот и будут деньги. А то ты всю зиму отдыхаешь, водку пьёшь, да в карты играешь. И летом работаешь с холодком. На одни перекуры уходит полдня. И землю, что у тебя есть, полностью не обрабатываешь, пустует много. А заиметь лишнюю скотину у тебя не денег нет, а желания никакого нет. Потому что за скотиной нужен постоянный уход, да и кормов нужно много заготавливать. Это же работать нужно сколько? А тебе лень всё это делать. Вот ты зимой на печи лежишь и покуриваешь, а я или в лес иду заготавливать материал для поделок, или дома не разгибаясь, стругаю и долбаю, чтобы заработать эти деньги, которых, как ты говоришь, у тебя нет, но которые ты пытаешься сосчитать в моём кошельке.

— Ты нанимал работников, – пробасил молодой мужик Гуля.

— Это когда же я нанимал работников?

— В прошлом году.

— Так это же мой племянник Димка помогал мне. Вы же все его знаете. Дочери мои замужем у них свои семьи, а сыну только восемь лет. Мне одному трудно, вот и приходится просить родственников помочь

— Но ты упорно не хочешь вступать в колхоз и свинью на днях зарезал.– прогундосил Артём Старостин.

— Я для того и выращивал свинью, чтобы осенью её зарезать, как мы все это всегда делаем. Или ты хочешь, чтобы я тебе её отдал? А в колхоз не хочу вступать потому, что не могу и не хочу работать в одной упряжке с Никитой, Артёмом и им подобными. Я буду вкалывать, так как работать спустя рукава не могу – совесть не позволяет, а они перекуривать да спать под кустом. Нет уж, увольте.

Отобрали у него лошадей, одну корову, повозки, сани, весь сельхозинвентарь и отправили в губернский город, как кулака. Через два месяца, когда была опубликована статья Сталина: «Головокружение от успехов», его выпустили, как незаконно раскулаченного. Но он не захотел больше оставаться в колхозе и уехал в Москву, где жила одна из его дочерей. Там он работал столяром-краснодеревщиком на фабрике и был в большом почёте и всеми уважаемый за свои золотые руки и покладистый характер.

Были в селе, конечно, и настоящие кулаки, очень зажиточные. Арендовали много земли, держали постоянных работников, имели много скота, сами уже не работали. Но их было мало – несколько семей. Да и тех можно было бы не высылать куда-то, а запретить держать и нанимать работников, запретить арендовать землю, ограничить наделами земли на каждого члена семьи. Кулачество, как таковое, само перестало бы существовать. Ну а тех, кто боролся против Советской власти и вредил ей, строго карать. И всё.

Ну ладно, кулаков раскулачили и выслали, а ведь очень много, так называемых середняков, вроде моего деда, пораспродали своё имущество и дома и уехали на жительство в города. Так что село опустело больше, чем наполовину.
В селе создали колхоз из двух бригад. Председателем избрали моего отца, как бывшего красноармейца и более–менее грамотного, как–никак, а он закончил все четыре класса церковно–приходской школы. К тому же он был незлобивый, со всеми мог поладить и договориться, в перебранки не вступал, а в начале двадцатых был в агитбригаде, участвовал в самодеятельности, ездил с агитотрядом по области, однако ни комсомольцем, ни коммунистом не был. Пробыл он председателем один год всего. А на другой год прислали из райкома партии коммуниста, 25-тысячника и его «избрали» председателем. А отца избрали бригадиром первой бригады и он её вывел в передовые.

Фото из Интернета