Привет еще раз. Дочитал до конца. Не буду пока говорить <о содержании>,
поскольку таким образом и через него тексты я никогда не читаю. Но с точки
зрения <языка и литературы> это, пожалуй, лучший твой текст. По крайней
мере - по первому прочтению сложилось такое впечатление. В <Страхе за
будущее> - тоже по впечатлению (не всегда до конца выверенному мыслью,
поскольку такой анализ нужно делать очень долго и конкретно с текстом, а не
по воспоминаниям) - ты писал, как бы рассказывая о чем-то, имея в виду, что
есть какая-то отдельная от писателя реальность, <именуемая жизнью>, о
которой можно рассказывать. Как бы - многие не владея даже самым
примитивным даром слова, не могут ее описать, а ты можешь. И получалось
часто нечто вроде журналистках очерков, где объектом описания являются не,
скажем, политические события, а то, <что происходит с людьми>. Отсюда они
выглядели неровно в литературном смысле. Орские хроники, но - не намного
более. Хотя местами были выходы на собственно художественные прорывы, в
достаточной мере случайные, как родник порой из-под земли пробивается, или -
подземная вода, если где бы то ни было копать упорно. Так, скажем, в
фотографии многие вообще не умеют строить композицию, и <фотографируют мир
таким, как он есть>. Я по себе помню, как мне в ранних фотках своих
нравились только некоторые черточки - там вдруг свет почему-то волнует - как
на лицо лег.. там почему-то тональные пятна волнующе расположились: А в
общем и целом это были почти документы - хотя сами по себе фотографии
отличались от других и газетных, тем более, выбором материала. Я, например,
никогда не делал социальную фотографию, а - например - весенние ручьи, лужи,
деревья, или - портрет: короче - немного под Пескова - если помнишь такого
фотографа из <известий>, кажется. Ну - это общий пример подхода к построению
образа. Мне кажется, когда автор говорит о внешней реальности, он как раз,
даже <описывая ее объективной>, как раз себя от нее не отделяет. В принципе,
скажем, как твой герой этой повести. Но с другой стороны - в таком подходе
работала вся русская литература 19 века. И это у них получалось. И часто
намного интереснее довольно однообразной литературы модернисткой. Дело
здесь, мне кажется, в так называемом христианском <реализме православия>, но
это долгий другой вопрос - что это такое и почему так. Тем не менее
реалистический подход в стиле 19 века содержит в себе очень глубокий
потенциал - причем потенциал мистический и метафизический (примерно об этом
и говорили на балконе - об образах 19 века как типологии построения героя и
текста, итд).
А - вот еще интересное замечание по поводу <По замкнутому по кругу>, и того, что
сцены купания там самые интересные, и что <другие это тоже говорят>. Здесь
быть может, я сказал то же самое, что и другие, но совсем в другом смысле.
Не исключаю, что на уровне городского ЛИТО было прочитано так, что <Упоров
навертел много галиматьи, и единственное, что читать можно - это как они на
Елшанке купались: Но это нечто вроде того, как дети из пирожного изюм
выковыривают. Без черных пустотных сцен-описаний - просто само по себе
<купание> вообще бы не воспринималось. Здесь я могу привести один стих
До десяти лишь потому считаю,
Что десять классов были по плечу,
Но слово "акмеизм" не понимаю,
От клизмы символизм не отличу.
Поэт я бессеребряного века,
Лишь безналичный знающий расчет
В своих трудах, и звяканья монеты,
Чтоб Богу мог ты звякнуть, я вперед
Не требую, служа тем телефоном,
В котором Бог молчит хоть, но слыхать,
Как дышит в трубку он. Пока пульс полон,
Гудкам коротким связь не оборвать.
Вот это <дыхание молчаливого бога> на самом деле и составляет главное
содержание романа. Герой, в монастыре, скажем, может думать о боге все, что
угодно, настоятель монастыря - тоже (я жил в монастыре, и знаю их реалии, да
и твой священник-настоятель - забыл как его - персонаж тоже во многом
литературный). Это неважно - поскольку реальное дыхание бога и откровение
всегда идет там скрытым авторским фоном повествования. После чего любые как
бы <мысли от автора> или героя воспринимаются как все <под богом ходим> и не
вызывают отторжения <умной прозы>. У одного из современных модернистких
богословов православных есть такая мысль: <Самые глубокие и скрытые
структуры эмпирического мира соответствуют законам духа. Именно дары и
харизмы определяют и нормализуют психику и физиологию>. И <сцены купания> и
подобные воспринимаются, вообще говоря так, что как помимо харизм бог вдруг
дает еще реально и свои дары: Народ (что попроще) - вообще говоря все
вышеизложенные мной мысли сознательно не рефлектирует, ну а насчет даров -
да, заметит всегда. Мол - так и надо писать. А остальная галиматья не нужна:
Все бы им поскорее и на халяву: А вот понятие божественного мрака как
богопознания (по Псевдодионисию Ареопагиту) - что именно в нем обитает бог,
и иначе, без этого ухода в тьму, которая превыше всякого света, бог
недоступен - ( как раз на уровне харим, на мой взгляд( - это все пропускают
обычно как нечто к жизни не имеющее отношение и малозначительное.
Теперь об этом тексте. <Авторские ремарки от первого лица> в начале главок
меня нисколько не покоробили. Наоборот, и даже в некотором смысле <дохнуло
Пелевиным>. Он довольно часто пользуется этим, как литературным приемом
например, в <Дженерейшн пи>. Вы вообще с ним в некотором смысле похожи по
<скупости языка>, за что его очень часто пиндюрили, как и тебя, наверное: Но
он то еще ладно - признанный метр, а тебя будут пиндбрить особенно в силу
<провинциальности происхождения>, и заштампованное сознание почти всегда
будет воспринимать такого рода построение текста не как художественную
особенность данной прозы. А именно как <неумение цветисто развернуться>, и
вообще - <хорошо писать>. Покоробить эти ремарки могли только опять таки
неразвитое художественное восприятия - мол - хера ли он опять умничает. На
самом деле это как бы выпад или укол рапирой в пустоту: немного авторская
зависть к миру, немного его отторжение: Да и вообще - зачем длинно описывать
то, что можно просто сказать: Отчасти это как бы глубокий <вдох перед
выдохом> - на вздохе ведьразговаривать невозможно - а мыслить - да:. А
потом - пошел далее сам текст - разговор: вообще - последняя метафора как
бы неслучайна, на мой взгляд. Само изложение материала в языке - его
художественная подача построена на <уровне бытового разговора>. И это как
раз и есть самое интересное. А не недостаток. То есть - вполне можно
представить себе ситуацию, в том же Орске или среднестатистической России
когда встречаются два человека, и один у другого спрашивает: <Как дела?>. И
они примерно так и будут говорить. Например, один сначала выскажет <свои
мысли о жизни вообще>, а потом начнет подробно рассказывать историю. Вот
примерно таким же языком. Тем языком, который реально существует сейчас в
обществе. Но который до сих пор никто, как здесь. в этом тексте, не ввел в
литературу. На уровне внешнего сюжета изложения - события описаны примерно
на уровне того же бытового сознания. И вот это тоже удивительно, что автор
почти нигде не выходит за его грани. Вообще, это редкость, чтобы удержаться
на этом уровне. Чтобы мысль была чут яснее - приведу пример насчет Чехова.
Известно, что в начале ХХ века его роза вызывала резкое отторжение почти у
всех писателей - Ахматовой. Мандельштама, Белого,: - перечислять можно до
бесконечности (кроме Бунина) Им он казался скучным провинциальным реалистом.
Но вот интересно позднее мнение Андрея Белого, так сказать - его прозрение:
<<Вся поверхность его образов реалистическая: Но чем глубже проникает его
взор в самую структуру жизненных отношений, чем детальнее он изучает
структуру своих образов, - тем эти образы прозрачней: Еще недавно мы стояли
на прочном основании... (но) Эпоха, еще вчера казавшаяся нам столь
реальной, вдруг оказалась тяжелым кошмаром, который мы приняли за
реальность: Теперь сама земля стала прозрачной. Мы идем как бы на скользком
прозрачном стекле, из-под стекла следит за нами вечная пропасть. И вот нам
кажется, что мы идем по воздуху. Страшно нам на этом воздушном пути. Можно
ли при таких условиях противополагать реализм символизму: Сохраним же за
ним название реалиста, но не будем соединять с понятием о таком реализме
примитивных представлений:>,[1]: примерно так же и здесь - о реалистической
фактуре образов. И рационалистические ремарки - это как бы - вспышки
авторства или субъективности - с самим автором не тождественные. Сам автор
писатель - авторское сознание - скорей маскируется в них, а не высказывает
свое мнение. Почему я и говорю, что это - <художественный прием>. Не будь
их - повесть же с плохим концом - в некотором смысле все же: и читателю
некуда было бы уйти: по ее окончания. А здесь как бы они - недостроенные
ступеньки в небо: вроде простые, <железобетонные> по своей мысли даже>,
пусть две-три - но во всяком случае - хоть нечто иное и в другую сторону -
обозначено: а причем более и не надо: Не знаю, насколько внятно выразил
мысль. Но по чистоте языка итд - фактически нет <дебелостей и мокрот>, как в
свое время святые отцы говорили насчет <непреображенного телесно-духового
бытия человека>. И если по Мандельштаму <русский язык - звучащая и
говорящая плоть>, - то здесь действительно в некотором смысле речь идет о
воплощении современного человека в современном ему теле-языке, а не скажем -
теле человека серебряного века, <телевизионной телесности человека
публичного> или коллективной телесности социализма.
Отсюда интересен и выбор <главного героя повествования>, а если точнее -
соответствующей ему литературной фигуре. Вот как раз от этого текста у меня
осталось впечатление, что мне не <рассказывают о чем-то>, потому-что <мало
ли какая ***ня в жизни бывает>, и не о том еще слышали, да и какое мне до
всех этих реальностей дело, бывает и похуже и пострашнее, хотя и любопытно:
Если раньше в <страхе за будущее> герои в самом деле были отчасти по типажу
19 века в отрицательном смысле - и замечая только лишь эту грань, можно
согласится было даже отчасти и Лифшицем: То здесь герой при все его
внешне-схожей фактурности - скорее фантом, чем фигура реальная, откуда, в
общем-то и название - <Обыкновенный дурак>. Но как сгорающее на костре
чучело - текст в самом деле пронизывают <чеховские подводные течения>,
которые, кстати, в еще более напряженном виде существуют и у Пелевина.
Только он всячески их сознательно где только возможно маскирует и
камуфлирует. Остается как бы <одна реальность>, но вот это то как раз и
страшно. Не помню у кого читал о <страхе реальности>. Вроже все вокруг
говорят на том же вот этом языке и живут вот так же. Но никто на самом деле
себе в этом не сознается. Да и в реальности живут далеко не все, или - почти
никто. Кроме, быть может, - самого русского языка. И взять и выдать этот
язык, после чего, как Азазелло в Мастере из зеркала сама по себе соткалась
из тумана некоторая фигура: То есть процесс здесь в некотором смысле
обратный, чем в <Страхе за будущее>, причем и зеркало то само по себе -
осталось:
Ну ладно: вот такие примерно впечатления, которые выразил, как мог: Далее
чтобы разбираться - тоже подробнее работать конкретно с текстом надо: хотя
бы - чтобы мысли уточнить. Боюсь вообще дело запутать!
С.К.