Вместо предисловия

Татьяна Пушкарева
 
Мы с Анькой оказались соседями по купе фирменного скорого поезда, в котором предстояли сутки совместного пути.
Именно так она мне назвалась, хотя производила впечатление, что не из простецких кругов, и выглядела лет на шестьдесят уже.
- Удивлены? – улыбнулась понимающе. -  А я теперь всё ближе уж к своим истокам: в семье меня так звали бабушка и мама. Осмысливая прожитое, утверждаюсь, что только они меня и любили по-настоящему. И хочется теперь быть той, которую они любили.

Поезд остановился на узловой станции в Кулундинской степи спокойной осенней предзакатной порой. Поглядывая в окно на мельтешащих по перрону людей, Анька задумчиво произнесла:
- Как суетливо мы живём: спешим, стремимся соответствовать в мелочах и пропускаем главное, а жизнь – она всего одна…

- Поездка не покажется долгой, - подумалось мне, я поддержала разговор:
- Да. Вот они, бегут, у каждого свои  истории и смыслы жизни. Неповторимое богатство – каждая человеческая душа.
- Истории случаются с нами в молодости, а вся жизнь потом уходит на работу над ошибками в них или на преодоление самих себя в угоду обстоятельствам, - глубокомысленным эхом откликнулась собеседница.
Набирая ход, состав застучал по рельсам, предсказывая интересную беседу, и я внимательно обернулась к новой знакомой.

Напротив меня сидела приветливая немолодая хрупкая женщина.  На висках  от корней крашеных каштановых волос пробивались сединки. Изрисованное явными морщинами миловидное лицо выдавало натуру эмоциональную. А в глубине карих выразительных глаз жили тоска и печаль.
Предчувствие меня не обмануло: ей было что рассказать.
Жизнь её, действительно, оказалась необыкновенной: дано ей было испытать большие, настоящие чувства.

Наш разговор продлился едва не до рассвета, пока под утро не вмешался сон. А когда к полудню под мерный перестук колёс я открыла глаза, Аньки в купе уже не было, остались только в памяти моей её искренние истории, полные любви и боли. Некоторые из них особенно потрясли моё воображение.Вот они.