Сквер, скамья, коньяк, доктор и я

         
            Теплый, сухой сентябрь. Не редкость для питерской климатической, усредненной нормы, не уникальность. Вот октябрь – это да! В особенности вторая половина его, ну, так, числа с …го включительно, плюс-минус, сколько-то там, все равно не угадать. Не угадать веселую питерскую погоду. Как захочет, так и будет. Не взирая, и потому что!
            Иной раз смотришь в окно – серое. Все серое. Небо, дома, мост, машины, пешеходы, Нева, левый берег - направо, он же – налево, серое все.
            Ну, думаешь, так! Плащ, осенние ботиночки, зонтик. И уже, через полчаса беготни - плащ на руке, зонт в сумке оттягивает плечо, и, ох уж они, эти осенние ботиночки. Вдруг - жмут, и стельку неплохо бы с супинатором, оказывается. А над головой, что характерно, веселое солнышко.
            Или так. Глянул – небо яснее ясного, солнце, девушки внизу где-то, в сарафанах щебечут… ну, и выходишь соответственно погоде за окном, ага!.. Далее, полагаю, могу не продолжать?
            Образовался у меня среди недели выходной день. Ну, там…что-то отложилось, что-то перенеслось, в общем, в этот вторник во мне нужды не оказалось, в чем я, надо признаться, не был разочарован ни в малейшей степени.
            В скверике на Московской, на третьей скамье слева от входа, под начинающей желтеть липой сижу я, собственной персоной. Читаю Ремарка и изредка отхлебываю из плотно оплетенной тонкими кожаными ремешками плоской, стеклянной бутылочки, коньяк.
            Там, ближе к Ильичу с кепкой, в протянутой в будущее руке, стоящему на постаменте перед громадным  и мрачным зданием какого-то НИИ, или еще чего-то, кипит жизнь. Остановка. Ежесекундно прибывают и отруливают маршрутки, троллейбусы и автобусы, люди спешат, бегают туда-сюда, вытягивают шеи в надежде не пропустить свою 49-ю или 246-ю, и, опять же,  свой 27-й или же 35-й.      
            Сегодня я в стороне от этой суеты, мне никуда сегодня не нужно.
            Коньяк – пьется маленькими глоточками. Ремарк – читается, липа шумит…
            - Добрый день. Прошу прощения за беспокойство. Не будет ли мне позволено присесть на эту скамью рядом с вами?
            Я поднял глаза.
            Передо мною  мужчина средних лет, старше меня на пару-тройку этих самых  лет. Или же, может, еще старше. Роста невеликого, телосложения плотного. Особенно, что характерно, в отличном, но мятом костюме, и в туфлях на босу ногу, в точности, как О.Бендер. И сильно не трезвый, к тому же.
            Демонстративно оглядываю несколько свободных скамеек по соседству с моей, дескать, вон, сколько, почему бы вам, милейший, не устроиться на одной из них?
            Мужчина все так же торчит передо мною, сияя пьяненькой, но учтивой улыбкой.
            Тяжело, и опять же, демонстративно вздохнув, чуть ерзаю задом по скамье, изображая радушие и желание подвинуться, хотя сижу с краю, и на трехметровом пространстве хватит места еще для пятерых.
            Уединение нарушено. Пытаюсь читать, ничего не выходит. Не могу сосредоточиться на тексте, с детства знакомом до буковки. Внутренний протест, тем не менее, не спешит вырваться наружу. Делаю вид, что читаю, достаю из кармана фляжку и совершаю глоточек. Ну вот, началось:
            - Позвольте полюбопытствовать, что вы читаете?
            Так, сейчас главное, чтобы мизансцена совсем уж в точности не повторила эпизод из знаменитого кинофильма, где герои Фатюшина и Муравьевой знакомятся в метро. Ну, вы помните, не сомневаюсь?
            Молча, закрываю книгу и показываю обложку своему, вдруг, свалившемуся на мою голову собеседнику.
            - О, Ремарк. “Три товарища”. Книга на все времена и возрасты. Перечитываете, разумеется?
            - Да. Раз в десятый, наверное.
            - Я, знаете ли, тоже имею грешок, изредка перечитывать  любимые книжки, пересматривать любимые фильмы…
            - Переслушивать любимую музыку, - язвительно подхватываю я.
            - Да! - оживляется нетрезвый джентльмен без носков, не замечая сарказма, - Именно! Обожаю романтиков. Берлиоз, Григ, Шуман. Бетховен тяжеловат для меня, но его великая семнадцатая соната, это… Слов нет. Меня просто бурей выносит  из этого ветхого мира.
            - Куда?
            - Что вы говорите?
            - Куда, спрашиваю, выносит из этого мира?
            - А…я не знаю. Куда-то выносит. Не могу слушать ее спокойно, всегда волнуюсь, как мальчишка все равно.
            Мне нечего возразить, молчу. Беспомощно, чувствуя, что настроение ремарковское безвозвратно ушло на сегодня, разглаживаю желтоватые страницы потрепанного томика в зеленом переплете. Вспоминаю, вдруг, о спасительной фляжке. Знаете, бывает, когда в какой-то ситуации становится неловко, и некуда деть руки, хватаешь что-нибудь, и начинаешь это “что-нибудь” мять, теребить, перекладывать из руки в руку. 
            Отвинтил крышечку и сделал изрядный глоток. Тут же поплатился и за это.
            - Что вы пьете?
            Еле слышно скрипнув зубам, протягиваю человеку без носков фляжку. Причем так, чтобы явственно читалась написанная выжигателем по дереву надпись на кожаном ободке оплетки “Drink me”.
            - Оригинально, - хихикнул тот, скользнув глазами по надписи.
            - Это коньяк. Дагестанский. Три звездочки. Пять – крепковато для меня, как для вас Бетховен. Еще вопросы есть, или же вы позволите мне немного почитать?   
            - Да, да, конечно. Простите меня.
            - Ничего…
            Снова пытаюсь читать – нет. Решительно закрываю книгу и убираю ее в сумку. Мой незваный гость сидит рядышком, и знаете, мне кажется, что выражение лица он имеет виноватое. И мне становится его немного жалко, такого нелепого в туфлях на босу ногу, такого виноватого. В конце концов, не такая уж и беда, подумаешь, ну, не почитал я сегодня Ремарка. Все равно же, наизусть помню.
            Сосед потянулся к внутреннему карману и достал, ни за что не догадаетесь, большую металлическую фляжку.
            - Вот, не угодно ли отведать моего коньяка? В знак моего извинения за доставленное вам неудобство.
            - А что ж? С удовольствием. А что у вас за коньяк?
            - Как раз, дагестанский. Но не из магазина. Это подарок. Я, знаете ли, доктор. Детский врач. И, разумеется, благодарные пациенты, вернее, их родители спешат благодарить совершенно традиционным образом. У меня целая коллекция скопилась  самых разных напитков, есть абсолютно уникальные образцы. Вот, как раз, этот коньяк мне привез из солнечного Дагестана один замечательный папа одного замечательного мальчугана. Прошу вас, попробуйте.   
            Отвинчиваю крышечку и делаю глоток… Бесподобно! Совершенно никакого сравнения с моим, как бы теперь его назвать, алкогольным напитком чайного цвета.
            - Изумительный вкус, богатый букет. Согласен, ваш коньяк, это нечто особенное. Правда, я никогда не считал себя таким уж гурманом и ценителем, и выпиваю-то исключительно для настроения, и от случая к случаю. Но благодарю вас, - возвращаю фляжку владельцу.
            - Да я и сам, признаться, вообще не употребляю.
            Удивленно кошусь на него, и он замечает мое недоверие:
            - Да, сейчас я в небольшом… э-э-э, штопоре, совершенно не характерном и уже изрядно меня утомившем. Если располагаете временем, я хотел бы объяснить вам его причину?
            Вижу, что этому человеку просто необходим слушатель. Бывает жизненно важно, чтобы тебя выслушали. Сам не раз был в такой ситуации, поэтому всем своим видом даю понять, что слушать готов.
            - Благодарю вас, - облегченно улыбается детский доктор. Достает платок, вытирает лицо и шею, смотрит на облачка, бегущие по синему небу, на шелестящую, желтую липу над нами.
            - Заведую я педиатрическим отделением частной клиники…ну, название вам ничего не скажет. Не важно. Вот. А тут, около недели назад, мой однокашник, старинный приятель молитвенно упросил подменить его. Самому ему позарез необходимо готовить кандидатскую к защите, жизненно важное, и вполне понятное дело.
            А трудиться мой товарищ имеет честь врачом на специализированной, детской “Скорой помощи”, колесящей по дорогам Ленинградской области. О, это уникальная машина. Оборудованный по последним словам медицинской техники микроавтобус “Мерседес-Бенц”, мощный, красивый автомобиль с современнейшим оборудованием для оказания практически всех возможных видов экстренной помощи маленьким пациентам. Нужно сказать отдельно, что на всю область такая машина всего одна. Можете сами понять, что работы для нее очень много, ежедневно и невпроворот.
            И бригада подобралась отличная. Все первоклассные специалисты, и фельдшер с высшим образованием, и медсестра с двадцатилетним опытом работы по профилю. Водитель, Николай Иванович, просто великолепный шофер с огромным стажем и доскональным знанием всех областных дорог и населенных пунктов. Это важный момент, прошу обратить внимание.
            Я кивнул. Преамбула, на мой взгляд, несколько затянулась, но, тут уж, назвался слушателем – сиди и слушай, тем более что выходной день.
            Видя мое внимание, доктор без носков благодарно улыбнулся и продолжил:
            - В тот день, в прошлую пятницу, двигались мы по вызову к одному небольшому поселку в Гатчинском районе. Толком нам не объяснили, связь прерывалась, вроде, несчастный случай с мальчиком десяти лет. Ну, наше дело солдатское, приказание понятно – исполняем. Едем с ветерком, с мигалочкой, Николай Иванович, где требуется, включает сирену, машины дорогу уступают, все как положено.
            На всякий случай, я карту развернул, нашел этот поселок, действительно, крошечный, чтобы нужный поворот не прозевать. Нет, в квалификации и опыте нашего шофера я не сомневался ни минуты. Но, вы же понимаете, дело ответственное, может, в этот момент решается, будет ли здоров пострадавший, или останется инвалидом? А, может, даже и его жизнь… да и, одна голова хорошо, а четыре-то лучше, верно?
            Вижу, доктор волнуется, молча, достаю свою фляжку, отвинчиваю крышечку и протягиваю ему. Он, так же молча, кивает и делает глоток, немного морщится, нюхает горлышко и возвращает фляжку мне. Убеждаюсь  в его деликатности, когда он, благодаря меня, прижимает руку к груди. Но – опять молча. Конечно, после его амброзии мой…э-э-э…напиток резанул его неискушенное горло изрядно, надо думать.
            - И вот, мы мчимся, Николай Иванович сосредоточенно баранку крутит, мы втроем за картой и за местностью следим. И вот тут, постарайтесь понять, друг мой, нелепость момента и всю абсурдность данной ситуации, в нужном месте шофер, молча, проезжает наш поворот и все так же летит прямо, дальше по трассе.
            - Как это? – не понимаю я.
            - Да, да! А мы, все трое, так же, молча, сидим и смотрим в окна. Причем, совершенно отчетливо, все мы, мы потом обсуждали это вместе с водителем, понимаем, что только что пролетели нужный поворот. Что в данный момент мы удаляемся от места нашего назначения. Но, тем не менее, никто не издает ни звука, не делает ни единого протестующего жеста, чтобы указать водителю на его ошибку. Все, как будто, так и надо, представляете?
            - Массовое помутнение рассудка, - козыряю я эрудированностью.
            - Да какое там помутнение! – отмахивается доктор, - Говорю же, совершеннейшая кристальность сознания, мысли, полное понимание происходящего. Как…застыли все, как парализовало нас всех. Нет, не так, будь мы парализованы, мы бы желали что-то сделать, да не могли. А тут, ни малейшего внутреннего и внешнего протеста, ни-ка-ко-го!
            - А дальше?
            - Дальше…- доктор откидывается на спинку скамьи, смотрит куда-то в дальний конец сквера, похоже, ничего не фиксируя мутноватыми своими, и печальными глазами.
            - Едем дальше. Недолго, километра два, не больше. То-есть, не более минуты. И перед нами две легковушки в лобовом столкновении. Не очень сильно, видно. Так, левыми фарами зацепились на небольшой скорости. Двое мужчин друг друга за грудки хватают, две женщины рядом. Еще одна на обочине стоит, и на руках у нее ребенок. Девочка маленькая. И обвисла так, характерно.
            - Без сознания?
            - Точно. Приходилось видеть?
            - Приходилось. Вы дальше, давайте.
            - Выходим, сразу к ребенку. Мамаша в истерике, помогите, мол. Так мы, как бы, и так уже все в работе. Фельдшер Вася с шофером носилки бегом тащат, укладываем девочку. Беглым осмотром определяю закрытую черепно-мозговую, и еще неизвестно, что там с шейными позвонками. Фиксируем ей головку шейным “хомутом”, аккуратно двигаемся к машине, сестра там уже интенсивную терапию готовит.
            - Ловко…
            - Да что там, это ж все на рефлексах уже, работа есть работа, - машет рукою доктор, - Дайте еще вашего горлодёра, а?
            Протягиваю ему фляжку. Он лихо, запрокинув голову, в точности как пионер-горнист, делает два больших глотка, не морщась уже. Вытирает губы тыльной стороной ладони.
            - Из всего этого шума-гама и истерики вырисовывается картина банальнейшей нашей российской беспечности и нежелания соблюдать элементарные правила безопасности. Мамаша-дура, простите за грубость, сидела, пристегнувшись, на переднем пассажирском месте. И дочку свою, кроху совсем, четыре годика, на руках держала. Ну, вы подумайте! Вот, вы автолюбитель?
            - Ну…
            - Не важно. Должны понимать, как разумный человек, что согласно законам динамики, даже при незначительной скорости возрастает кинетическая энергия, соответственно и возрастает масса тела, если грубо и своими словами. Правильно?
            - Согласен.
            - Вот! Вы согласны. И мамаша эта, наверняка, согласилась бы. Но, тем не менее, дочь свою держала на коленях, думая, что вполне спокойно ее руки заменят ремень безопасности. В результате не сильного столкновения и резкой остановки машины девочка влетела головой в стекло…
            Молчу, не зная, какую свою умную мысль можно вставить в этот эмоциональный монолог хорошего человека.
            - Довезли?
            - А? Да, конечно, уже в карете сделали что нужно. Связались с базой на предмет экстренного обследования, томографии и терапии, ну, это специфично все, вам не интересно. Успели, в общем, все в порядке, ребенок жив и уже на пути к выздоровлению…
            - Почему, интересно.
            - Тут, на самом деле, вот, что интересно. Пока девочку к карете на носилках везли, одна из пассажирок подошла, растерянная вся, с мобильником в руке. Говорит, мол, как это вы так быстро приехали? Она, мол, только-только дозвонилась до “скорой”, а тут и мы из-за поворота вылетаем. Минута всего прошла.
            - О как!..
            - Понимаете? Минута всего прошла. Та самая минута, что мы после нужного поворота в полном молчании проскочили, и до места ДТП долетели.
            Молчу. Перевариваю.
            Пьяный доктор без носков поворачивается ко мне всем своим широким торсом, облаченным в мятый, но отличный костюм:
            - Вот, скажите мне, дружище, что это такое было? Как все это вообще имело возможность случиться? Чтобы именно мы! Именно в самое нужное время! И в самом нужном месте проехали свой запланированный поворот, а?
            - Я не знаю.
            - И я не знаю. И все пытаюсь понять, осмыслить. А из-за невозможности оного, чтобы мозги не закипели, вот, пью эту вот гадость. Отпуск взял недельный, для поправки здоровья.
            Помолчали. Выпили еще раз из его фляжки, потом снова из моей, закусили его мятой шоколадкой, нашедшейся в другом кармане его костюма.
            - А что тот мальчик?
            - Какой мальчик?
            - Ну, тот, десяти лет. К которому вы так спешили.
            - Да все в порядке с ним. Заскочили по пути, там две минуты езды. Думали, захватим, если что. Балбес юный, полез за антоновкой на яблоню. Спрыгнул неудачно, подвернул ступню. Вася за минуту вправил, а сестра за две минуты эластичным бинтом зафиксировала. Вот, собственно, и все.
            - Понятно…
            - Скажите, друг мой, у вас, судя по вашему возрасту, дети, разумеется, есть?
            - Дочь. Как раз, четыре годика в ноябре будет.
            - Вот вам моя визитка. Если, не дай Бог, что, прошу без церемоний. Вас как зовут?
            Я представился.
            - Я запомню вас. Вы оказали мне неоценимую услугу, выслушали со вниманием и терпением. Это, знаете ли, в наше время очень, очень ценно. Желаю вам здравствовать. И буду очень надеяться, что моя визитка вам не пригодится.
            Доктор встал, я тоже. Мы, молча, пожали друг другу руки, и он не твердой походкой ушел в направлении входа в метро. А я снова сел на скамью и остался сидеть уже в одиночестве.
            Я взглянул на сероватый, дорогого, рыхлого картона прямоугольник с золотым обрезом. Фамилия, имя, отчество. Врач-педиатр, кандидат медицинских наук. Телефоны: домашний, рабочий, мобильный.
            Я потом потерял эту карточку.


                “Я снова оглянулся и увидел под солнцем, что не
                быстрые успешны в беге и не сильные – в битве;
                не у мудрых – хлеб, не у понимающих – богатство
                и не у знающих – благосклонность, но для всех
                время и случай”.

                Эк 9:11