Моряк с печки бряк

Сергей Александрович Горбунов
Седьмой «Б» решил бесповоротно: 23 февраля, в День защитни-ков Отечества, пригласить на классный час дядю Мишу Морозова. Во-первых, в армии он был моряком Северного флота (до сих пор в тель-няшке ходит), во-вторых, если начнет рассказывать про корабли  и про всякие морские истории – заслушаешься. Для верности, чтобы пригла-шенный не отказался, – класс, поспорив из-за кандидатур, избрал деле-гацию, наказав ей уговорить матроса придти в школу.
… В степной Малаховке  Михаил Морозов был человеком из-вестным. В молодости –  первый футболист и драчун. Порой директор совхоза не знал, как ему быть. Благодаря Морозову, команда Малахов-ки первенствовала в районе и, значит, лучшего нападающего следовало поощрить. А как его поощришь, если он на танцах драки затевает! Вот такие вот плюсы-минусы! И директор, который все же ценил Михаила за старание в механической мастерской, прозорливо говорил, что армия из этого молодца всю дурь выбьет. Тем более что Морозов навострился служить во флоте. А там порядки строгие.
То, что Михаил бредил морем –знали все. Он и брюки носил только клеш, заставляя старшую сестру вставлять ему клинья в обыч-ные магазинные штаны. И тельняшку, неизвестно где добытую, сам стирал и штопал, но три полоски «тельника»  всегда виднелись в неза-стегнутой рубашке. Так и в школу ходил, щеголяя морской терминоло-гией в мальчишеских разговорах.  И ведь добился своего. Когда при-шло время призыва в армию, то военный комиссариат одних  одно-классников Морозова  определил в танкисты,  других – в  пехоту и авиацию, а его, одного,  – в морфлот. И появился он в Малаховке спус-тя два года в бескозырке и бушлате, с двумя лычками на погонах и с «мичманскими» усиками, сразу сделавшими его солидным и значи-тельным. На вопросы земляков: почему на флоте служат три года, а он пришел раньше, Морозов коротко отвечал, что сегодня  в армии всем сокращают сроки службы, а там, где он, « трубил» в морской авиации на авианосце, были такие условия, что год за два надо засчитывать. Дальше Михаил по этому поводу не распространялся, а любопытные не решались лезть в военную тайну. Да и на фотографиях, что  служивый присылал матери, он красовался в матросской форме. К тому же  острота этого вопроса получила разрядку, когда спустя время Морозов женился и, живя в браке четвертый год, никак не мог с супругой  завести детей. Людская молва приписывала  этот факт влиянию его морской службы, где он, наверное, облучился от секретного оружия. Хотя было и другое мнение, заключавшееся в изъяне его жены, Тамары. Худющая  в девичестве,  после замужества,  как на опаре,  она в свои двадцать с небольшим лет, нарастила такие объемные груди и бедра, что, по мнению перемывающих косточки односельчан, – не способствовало  зачатию потомства. Но если по виду Тамары нельзя было сказать о том, что она переживает  отсутствие детей, то Михаил эту семейную «щербину» воспринимал болезненно и, даже начал попивать. Но слесарь он был отменный, научился мастерски водить трактор и комбайн, и ему прощали утренний перегар.
Все эти  характеристики Морозова имели значение лишь для взрослого населения Малаховки, а для местных пацанов он был авторитет, который учил их вязать морские узлы, разбираться во флотских званиях, кораблях и всему, что относится к морю. А когда он рассказывал  про волны, которые выше сельсовета, или про северное сияние, полыхающее на небе морозными ночами, – слушатели все это видели наяву. По их мнению: только такой человек должен был придти к ним на классный час.
…Ребячью делегацию возбужденная и взлохмаченная Тамара встретила в прихожей. Не дослушав самого бойкого Артема Чимашина, хозяйка всплеснула руками:
- Это кто же вам такую глупость сказал, что Морозов – моряк!?
… После замужества Тамара приобрела не только пышные теле-са, но и резкий, напористый голос. И теперь он взвился к потолку, и, рассыпавшись осколками, упал вниз.
- Да, сапог он, сапог! – эти слова разъяренной женщины больно резанули слух делегации. – И  никогда матросом не служил. Солдатом он был, а   форму – купил. И врет он вам все,  пересказывает, что в книжках вычитал.
… Она осеклась, увидев боковым зрением, как из спальни вы-шел в обвисшем трико Михаил, по лицу которого было видно, что он выпивши. Но это состояние не помешало ему услышать слова  жены, которые повергли его в шок. Опершись  рукой на косяк двери, и широ-ко раскрыв глаза, он лишь испуганно, с придыханием  повторял:
- Тамара, как ты можешь, такое детям говорить?
 …Но супруга уже вошла в раж.
- А ты что, пьянь ходячая,  думаешь, я молчать буду!? Как бы ни так! Ишь, как глазища выкатил! Чего, спрашивается, шарашится? На-жрался, и спи. Я еще до начальства доберусь. Такого алкаша да еще и в школу приглашают! Моряк он видите ли! Сапог ты – понял!? Сапог!
Последнюю фразу Тамара произнесла с издевкой, зная, что ар-мейцы называют моряков «шнурками», а те их – «сапогами». Но если там присутствовали гордость за свой род войск и желание подразнить «чужака», то здесь была цель, - как можно больнее уколоть нетрезвого Михаила. Но заноза впилась в другого. Артем, отпрыгнув к двери, со слезами в голосе  крикнув – «Моряк – с печки бряк – растянулся, как червяк!» – выбежал в сени. За ним, подталкивая друг друга, понурив-шись,  вышли и остальные делегаты.
… Мудрые люди не зря говорят, что хорошая слава бежит дале-ко, а худая – еще дальше. Подробности похода школьной делегации к Морозовым вскоре стали достоянием всех. И если в механической мас-терской после этого случая слесари иногда беззлобно просили  Михаи-ла рассказать о дальних походах авианосца и про его героическую службу на флоте, то обозленные мальчишки или вообще делали вид, что не замечают своего вчерашнего кумира, или дразнились, отбежав подальше.
Развязка наступила после женского дня. К Тамаре на склад, где она главенствовала, приехал совхозный механик и поинтересовался: почему  Михаил второй день не выходит на работу?
Такой вопрос оскорбил супругу низвергнутого ею моряка. Кар-тинно поклонившись, она величаво произнесла:
- Здравствуйте вам! Сами Мишку отправили в командировку, а теперь ищут. Вот и я бы хотела знать, когда он вернется. Я не двужиль-ная со скотиной управляться.
… Когда собеседники выяснили, что никто Морозова ни в какую  командировку не отправлял, поспешили в контору, к директору совхоза. Тот вызвал участкового и руководителя отдела кадров – дочь бухгалтера, вчерашнюю школьницу, не прошедшую по конкурсу в институт и теперь нарабатывающую трудовой стаж. Стали разбираться и еще больше запутались. Оказывается,  Михаил написал заявление на имя директора, в котором просил уволить его из совхоза, так как он выезжает на учебу. На этом документе красовалась разрешающая виза директора совхоза, благодаря чему Морозов получил трудовую книжку, выписался в сельсовете и – уехал. Все это доложила кадровичка и предъявила заявление пропавшего односельчанина. Виза на документе привела директора в ярость, так как была кем-то подделана. И про учебу  Михаила никто ничего не слышал. Но тут вспомнили про сварщика Алексея Симака – закадычного  друга Морозова. Послали за ним машину, и та привезла его прямо с работы в брезентовой робе. Едва «не разлить водой» вошел в кабинет, как участковый,  застывший в служебном росте на старшем лейтенанте, без «философий» спросил: где  Михаил? А директор добавил, что если сварщик станет придуриваться, то он вспомнит ему пьянки с  Морозовым и  печку, что Алексей сварил из совхозной нержавеющей стали  для своей бани.
Доводы были железные и Симак, неприязненно покосившись на Тамару, буркнул, что Михаил скоро даст о себе знать.
- Как это понимать? – директор повысил голос. – Ты можешь толком объяснить?
- А чего тут объяснять!? – сварщик удивленно уставился на гла-ву хозяйства. – Вы же Евгений Николаевич знаете, что Миша  с детства мечтал о море. Из-за матери, что одна и трудно ей будет без него, – в мореходку и в военное училище не пошел. А тут счастье – в армию на флот призвали. Но опять осечка. Привезли их на Северный флот, на приемный пункт, где распределяют, кого и куда направить. Военкоматом Михаил планировался в подводники, а тут его прокрутили в кресле и велели по половице ровно пройти. А как пройдешь, если его и без раскрутки шатает: они накануне в поезде, прощаясь с гражданской жизнью, водку и вино пили, которые им проводники втридорога продавали. Ну, Михаил  перебрал и после раскрутки его начало из стороны в сторону кидать. Но медицинской комиссии причину такого состояния не объяснишь! И направили его хотя и на флот, но в армейскую часть. Это кто не знает, думает, что в морфлоте – все  моряки в тельняшках и в бескозырках. А там кого только нет. Я вон под Вологдой служил, так там морская авиация стояла, и кроме летчиков все остальные море лишь на картинках видели. Но тоже – моряки! Миша и рапорты командованию писал, но ему отвечали, что у нас все рода войск – почетны, командование знает, кого и куда послать, а он, Михаил, должен с честью выполнять свой воинский долг. Тем более что служит  на ответственном участке Северного флота. А этот участок, Евгений Николаевич, – артиллеристские склады флота, расположенные в тайге, подальше от жилья. Матросы там были приписаны к погрузке-разгрузке в складах, а армейцы, то есть Миша с товарищами, к охране этих бомб и торпед. Фотографироваться он у моряков форму брал, а когда уходил в запас – у мичмана купил матросское одеяние, так как в Малаховке стыдно бы-ло появляться в солдатском кителе. Скажут: уходил в моряки, а пришел в сапогах. Ну, а тут он женился (взгляд, как бритва в сторону  Тамары), потом у него мать умерла, и море осталось только в полосках тельняш-ки. Тем более что  некоторые дамочки не очень лестно о «сапогах»  вы-ражаются. Вот он, нося «тельник» и рассказывая всем о море, таким образом,  поддерживая свою мечту. Он даже комбайн, который вы ему обещали дать, хотел,  «Яростным», как эсминец назвать.
- Ты не тяни и не юли, – старший лейтенант милиции постучал кулаком по столу. – Ты говори, где Михаил?
… Алексей медленно посмотрел на наручные часы и, выждав паузу, сказал, что по его расчетам сейчас Михаил Афанасьевич Моро-зов  оформляется в плавсостав  одного из морских пароходств нашей необъятной страны.  За подделку подписи директора совхоза, он про-сил его простить. Так как не  мог больше оставаться в  Малаховке, где ему отрубили швартовы, то есть канат, которым судно крепят к прича-лу. А теперь он свободный человек (победный взгляд на Тамару)  и уй-дет в моря. Домой, скорее всего, на побывку,  вернется, когда обогнет земной шар, пересечет экватор и на себе проверит волны выше сельсо-вета.
Сказав все это, сварщик вышел из звенящей тишины кабинета на улицу, где пахло весной и далеким океаном.