Я уже говорила в своих работах, что считаю: все варианты сказки "Конёк-Горбунок" написаны одним автором - А.С. Пушкиным. (К такому же выводу пришёл и другой исследователь "конькового вопроса" - Сергей Ефимович Шубин, - так же автор "Прозы.ру"). И вот в I-III издании есть такое странное место...
Спальник, приготовясь выкрасть у Ивана Жаро-птицево перо, дожидается нужного момента, -
И, услыша, что дурак
Спит прекрепко, как хомяк,
Он тихонько на пол сходит...
Я долго ломала себе голову над тем, отчего Иван спит именно, "как хомяк"? Ведь такой идиомы нет, говорят обычно "как сурок", а не "как хомяк", - хотя, конечно, и хомяк любит поспать. В последующих изданиях - по которым теперь и издаётся эта сказка, текст принципиально другой:
И, услыша, что Иван
Так храпит, как Еруслан,
Он тихонько вниз слезает...
О том, какой Еруслан храпел, я уже писала в посвящённой этому вопросу работе. Но - какая же разница - Иван (не назван дураком!) спит, как былинный богатырь, а дурак и спит по-дурацки - "как хомяк"! И при этом я считаю, что в образе Ивана-дурака Пушкин воплотил самого себя, и что это - едва ли не самое откровенное его литературное воплощение. Значит, и с хомяком Пушкин сам себя сравнил. Но у нашего поэта почти нет текстов, созданных на "голом", так сказать, месте, без какого-либо литературного источника (а чаще - нескольких). Но и текстов, где говорится про соню-хомяка - по крайней мере, художественных, нет! (Ну, или я до них не докопалась). Так хомяк этот тревожил меня долго, как неразрешимая загадка. Пока однажды - "в минуту жизни трудную" - я не стала гадать по древней китайской "Книге Перемен". Мне досталась гексаграмма под номером 35 - Цзинь. Восход.
И в комментарии к одной из черт - четвёртой - нашла такой текст:
"Ошибка, которая может быть совершена на четвёртой позиции, состоит в следующем. Четвёртая позиция - лишь подготовительная к пятой, ибо центр гексаграммы - в пятой. Четвёртая позиция при этом при ошибочном использовании её может стать чем-то вроде подделки, замены настоящего ненастоящим. Это выражено в образе хомяка. Между прочим, Вань И, чтобы сделать этот экзотический образ понятным, рассказывает следующее:
"Некогда я, только что прибыв в область Минь, увидел человека, продававшего белого зайца. Люди, споря друг с другом, хотели купить его за сто золотых монет, но это им не удавалось. Купец выкормил очень много зайцев, и тогда цена на них постепенно упала до одной денежки с чем-то. Любители странностей попробовали убить их и сварить, но они были так зловонны, что есть их было нельзя. И стало так, что ни один человек не покупал их. Можно сказать, что это не белый заяц, а просто хомяк. Увы! По существу он - ничтожная крыса, и обманным путём ему было присуждено имя белого зайца. Это значит, что он, не имея нужных достоинств, занял высокое место. Так и с людьми такого рода".
После этого рассказа, может быть, нам не покажется странным образ, данный в тексте:
Сильная черта на четвёртом месте.
Если выдвинешься, как хомяк, то стойкость
будет ужасна."
Вероятно, автор "Конька-Горбунка" знал этот текст. Я не нашла источников - их, вероятно, и нет, - свидетельствующих о том, что Пушкин был знаком с "Книгой Перемен" - "И-цзин". Но считаю, что это надо бы принять за аксиому: при таком интересе к Китаю, который был у Пушкина (описанном хотя бы в статье М.Я. Алексеева "Пушкин и Китай"), не мог он пройти мимо этой - одной из главных древних китайских книг. И при его любви ко всякого рода гаданиям, не мог он не соблазниться к гаданию по ней. Текста на русском языке - кажется - тогда ещё не было. Но был французский перевод, перевод на латынь. В Европе "Книга Перемен" была известна с конца XVII века. Кроме того, Пушкин долгие годы был знаком с отцом Иакинфом (Н.Я. Бичуриным), высококлассным (как сказали бы сейчас) специалистом по Китаю. Он мог растолковать поэту все "тёмные" места. (Вот откуда бы мог знать текст про хомяка, выдвинувшегося не на свою роль, Ершов - вот это загадка! Он ни одного иностранного языка не знал при поступлении в Университет - как сам признался в письме к другу. Да и интереса к Китаю вроде бы не испытывал. Дальше Сибири его интерес не простирался - да и то - на словах...).
Интересно, что текст "Книги Перемен" был - по-видимому - знаком английскому писателю Бульвер-Литтону, автору знаменитого романа "Пелэм, или Приключения джентльмена", - так любимого Пушкиным. По крайней мере, пассаж про льва, который на самом деле заяц, очень схож с притчей про хомяка, выдаваемого за зайца.
"Вошел благообразный слуга с картой кушаний. «Супы, котлеты, грудинка, бифштексы, жаркие и пр. и пр. – львы, птицы».
- Принесите мне какой-нибудь суп, - так я распорядился, - ломтика два львиного мяса и полдюжины птиц.
- Сэр, - ответил степенный слуга, - львов мы подаем только целиком, а что до птиц, у нас их осталось всего две штуки.
- Скажите, пожалуйста, - спросил я, - вы, очевидно, получаете провизию из Экзетера или, может быть, разводите львов здесь на месте, вроде как цыплят?
- Сэр, - заявил угрюмый слуга по-прежнему без тени улыбки, - нам каждый день привозят львов из окрестных деревень.
- И почем вы их покупаете?
- Обычно по три с половиной шиллинга штука, сэр.
«Гм! Очевидно, рынок в Африке насыщен львами до отказа», - подумал я.
- А скажите, как вы приготовляете мясо этих животных?
- Сэр, их жарят, фаршируют и подают со смородинным вареньем.
- Как! Словно зайца!
- Сэр, лев и есть заяц!
- Да что вы!
- Да, сэр, это заяц! Но мы называем его львом из-за постановлений о сроках охоты.
«Блестящее открытие! – подумал я. – В Челтенхеме они изобрели и совершенно новый язык; ничто так не развивает ум, как путешествия»."
/ Э. Бульвер-Литтон "Пелэм, или Приключения джентльмена", XXXIV.
Итак, - возвращаясь к "нашей" притче - если выдвинешься, как хомяк, то стойкость будет ужасна. Иван и выдвинулся - ничем ещё не заслужив, - по крайней мере, в глазах Спальника, - своего высокого положения начальника Конюшенного завода, он ещё и - к тому же - оказался владельцем нигде не зарегистрированного чудо-пера. А сам при этом - такой весь "белый и пушистый"! Спальник взялся разоблачить Ивана и показать царю, что тот - всего-навсего презренный хомяк. А если не хомяк - пусть подтвердит, что он - заяц - привезёт саму Жар-птицу, от которой у него перо. Значит, дурак - хомяк в глазах злодея-спальника, а в глазах самого Ивана (или самого Пушкина) он - Еруслан, - то есть, Руслан, отвоевавший волшебный меч у карлы-Черномора, и теперь хранящий его, как когда-то хранила под собой Голова. Перо и меч - они ведь амбивалентны. Но об этом я уже писала в главе о храпящем Еруслане.
Но - не так всё однозначно, и - полагаю - самому Пушкину - он сам - в Михайловском в декабре 1825 - напоминал завалившегося в спячку хомяка. Зайчик перебежал его саням дорогу, - и он не стал с ним тягаться. Спокойно вернулся и стал писать "Графа Нулина". Повёл себя, как хомяк. А те, что выступили в тот роковой день на Сенатскую площадь, они-то принимали его за "доброкачественного зайца", - и воспламенялись его свободолюбивыми виршами. И пылало перо его славы перед носом нового царя. И - когда свершилась казнь, и новый царь предстал для России палачом и тираном, вдруг вынырнуло откуда-то это стихотворение - про убийцу с палачами, избранного в цари. А царю - как раз венчаться на царство, а тут - такое! Ну, и послали фельдъегеря за этим "зайцем"! В общем, выдвинулся, как хомяк...
И вот что ещё интересно: гексаграмма эта называется -как я уже сказала - "Цзинь" - "Восход", и наш дурак спит "как хомяк" именно на восходе солнца - "только начало зориться". То есть, автор, - возможно,- таким образом прямо указывает на источник.
С Пушкиным все таинственные места рано или поздно проясняются. Но на вопрос: "откуда всё это мог знать Ершов?" - ответа у меня нет.