Поселок, где Олег жил с родителями, братьями и бабушкой, сто-ял на отшибе города. Если бы не школа, до которой надо было топать и топать, то Олег был бы полностью доволен такой дислокацией их дома, так как за его оградой сразу начиналась степь. В этой бескрайней дали, было что-то такое, что влекло подростка и его младших братьев уйти, как можно дальше к горизонту. Особенно этот зуд был нестерпим весной, когда потемневший снег быстро съеживался, размякал и, расплываясь, разом впитывался в землю. Тогда братья, благо наступали весенние каникулы, отправлялись обследовать окрестности, наблюдая, как оживает природа. Каждый такой поход, с разведением костра в какой-нибудь ямке, с краюхой хлеба и бутылкой воды, делимой на всех, был открытием мира.
Даже зимой, бродя в разношенных, подшитых валенках по сне-гу, с пробивающейся сквозь него щетиной пожухлой травы, дети по следам птиц, собак (они трактовались, как волчьи или, на худой конец – лисьи), зайцев, мышей и прочих зверушек пытались узнать великую Книгу природы.
А потом наступал тот зуд, который рос вместе с яркостью ве-сеннего солнца. Серая земля начинала приобретать зеленоватый отте-нок от напористых, крошечных стебельков разнотравья, которые, рас-правляя листочки и боковые веточки, торопились зеленым покровом застлать землю. А как полыхали синим пламенем в сжатых в кулак ис-пачканных пальцах ирисы и подснежники, которые, чуть ли не бегом преподносились маме! И сколько было радости увидеть какого-нибудь яркого жука или бабочку, попытаться поймать изумрудную ящерицу или случайно обнаружить на земле гнездышко с пестренькими яйцами жаворонка и почувствовать себя первопроходцем.
Но в середине наступившего лета в степь пригнали экскаватор и он начал рыть глубокие ямы, в которых строители стали бетонировать фундаменты под опоры высоковольтной линии электропередачи. Вместе с другими мальчишками, братья бегали смотреть, как экскаватор вгрызается ковшом в землю, как насыпает пирамиды прохладного желтого песка, в котором, когда механизм смолкал, все они кувыркались и играли.
…Нет, Олег не забыл свою степь. Ему было жалко ее, изранен-ную экскаватором и гусеницами бульдозеров. Но там, где должна была пройти ЛЭП, по всей видимости, в глубокой древности располагались море или озеро. Экскаватор, загребая мелкий, промытый песок, подни-мал на поверхность вместе с ним превратившиеся в мел ракушки, кости каких-то животных, возможно ящеров. Находить все это было интересно и вскоре комната, где спали братья, и подоконник веранды были завалены костями, которые бабушка каждый раз грозилась выбросить за ограду. Ей не пришлось этого делать: сноровисто сделав фундаменты и засыпав котлованы, строители также умело установили опоры и переместили технику дальше. И братья вновь возобновили свои походы в степь. Но теперь они почему-то не вызывали у Олега такого возбуждения, как прежде. Опоры ЛЭП, словно частоколом, отгородили ее и отодвинули подальше от поселка и дома подростка. И куда-то ушла прежняя восторженная близость со степью, где чуть ли не каждая травинка или мураш были знакомы братьям. Так бывает, когда человек, которого ты помнил одним, спустя время оказывается далеким от того, запечатленного в памяти, образа. А тут еще произошел случай, который Олег на всю жизнь «зарубил на носу».
…Солнце склонилось к закату, когда, возвращаясь, уставшие братья подошли к одной из высоковольтных опор, от которой до дома – рукой подать. И тут самый младший, Юрик, как его звали все, заметил пеньковую веревку, свисавщую откуда-то сверху опоры. Братья попытались, вроде маятника, покачаться на этом канате, но, ударившись о каркас конструкции, Олег отказался от затеи. А затем он увидел, что рядом с фундаментом, к которому крепилась одна из сторон опоры, лежат молоток, зубило, брезентовые рукавицы и тюбик вазелина. Они были, словно забытые кем-то, а, может, и оставленные за ненадобностью, но пригодные отцу для хозяйственных работ. По крайней мере, так, как старший, решил Олег и, загрузившись добычей, братья поспешили домой. Сгрузив ее под столом в веранде, они заспешили в летнюю кухню, пристройку к дому, где мама готовилась жарить пирожки. Это было любимое блюдо братьев, которые могли уничтожить целую чашку пирожков, с любой начинкой. Особенно сегодня, протопав по степи не один километр. Но мама не спешила их печь, поджидая мужа, который должен был придти с работы. Он появился вскоре, переоделся, вымыл руки и тоже пришел в кухню, где уже скворчали на газовой плите две сковородки. Но ожидание первого пирожка было прервано. Какой-то мужчина, стоя у калитки, громко в тоже время, как-то несмело звал хозяина. Встав из-за стола, отец пошел на этот зов, а следом, из любопытства, увязались братья.
За оградой стоял невысокий мужчина в рабочей одежде, с выго-ревшими волосами и обветренным, загорелым лицом. Поздоровавшись, он с каким-то смущением обратился к отцу, в тоже время, бросая взгляды на братьев:
- Понимаете, мы там (он махнул рукой в сторону степи) ЛЭП тя-нем. Ну и возле одной из опор оставили рукавички и кое-какой инструмент. Пришли с ужина, а их нет. Мальчишки сказали, что ваши ребята там проходили. Может они что знают?
…Он вопросительно посмотрел на отца, а тот, повернувшись к сыновьям, спросил, а скорее выдохнул одно лишь слово «Брали!?».
Юрик, обведя всех радостным взглядом своих круглых глаз, ут-вердительно сказал «Ага!» и заспешил в веранду. Туда же пошел и Олег, вернувшись с «добычей», которую молча отдал мужчине. Тот, сноровисто забрав все, тут же обратился к отцу братьев, лицо которого покрылось красными пятнами:
- Вы уж их не ругайте… Дети – они есть дети!
… И, похлопав Олега по плечу, вроде как уважительно добавил: «Хозяйственный!», и зашагал к своей бригаде. А братья, через пару минут получив от отца, в зависимости от возраста и степени вины ремня пониже спины, все трое оказались стоящими в разных углах сво-ей комнаты. Вскоре туда прибежали бабушка и мама, которые начали причитать и спрашивать: как такое могло получиться, что братья взяли чужие вещи? Потом пришел отец, который стращал их милиционером, который обязательно придет и спросит за это воровство. Было столько нагнано жути, что братья, стерпевшие удары ремня, начали всхлипы-вать. Вскоре из угла был отпущен младший Юрик, который особо не понял, за что его наказали, но сообразил, что надо по-быстрому попро-сить прощения. Этого не собирался делать средний брат Владимир, который имел упорный характер, но и он был прощен. А Олегу доста-лась доля на своем примере показать братьям, как нехорошо брать без спроса чужое. Обида, раздражаемая запахом пирожков, душила его, он старался не заплакать, но слезы сами потекли ручьем, когда жалостли-вый Юрик, принес ему надкусанный пирожок, чтобы и он откусил ку-сочек. И сквозь рыдания он слышал, как мать громким шепотом серди-то выговаривала отцу, что надо и меру наказанию знать. Его выпустили из угла, отправили умыть лицо и усадили за стол.
Олег не помнит вкус тех пирожков, и с чем они были. Но с той поры он не ведал, что такое зависть и равнодушно относился к тому, что кем-то было забыто или оставлено. Лежит - и пусть себе лежит.