Бездна. Повесть

(Фото из Интернета)

Глава 1. Тайна


Под ярким мартовским солнцем снег подтаял и стал ноздреватым, похожим на упаренную пшённую кашу. В его полупрозрачных крупинках играли солнечные искорки. По этой дороге Петя ходил почти каждый день, навещая бабушку, которая жила  на другом краю растянувшегося вдоль речушки села.
 
  Ему нравилось, что долгая зима подходит к концу. Нравилось это тёплое синее небо, начинающаяся после обеда капель и терпкий запах талой земли, который чувствовался уже не только на улице, но и в избах. Кое-где, на пригорках и лужайках, появились чёрные проталинки, которые  с каждым днём становились всё больше и больше.
   Бабушка болеет, что немного гасит родившуюся в его душе радость от приближения весны. Скоро Пасха! Этот праздник Петя любил не меньше Рождества. Сколько всего вкусного настряпает мама! А какие куличи печёт бабушка! Вот только сможет ли она их испечь в этом году? Уже почитай месяц на улицу не выходит, еле по избе шаркает, не поднимая ног.

Но более всего тяготит его душу давняя ссора между мамой и бабушкой. Она началась ещё до его рождения, поэтому причина ссоры ему не известна. Но догадаться можно, он уже не маленький. Бабушка ругает маму и сердится из-за того, что та стала кухарничать в барском доме, когда ей только исполнилось 15 лет. Полина захотела этого сама по доброй воле,  из-за  дружбы с молодым барином. Они вместе играли, ещё будучи детьми. "И где только, как они ухитрились познакомиться-то?" - недоумевала бабушка.  А когда повзрослели,  совсем не разлучались до его отъезда в Москву. Барыня разрешила Полине помогать на кухне, где проявился её настоящий талант кухарки. Так она стала помощницей повара. Потом родился он, Петя.

Ещё больше стала бабушка сердится на маму из-за её решения не выходить замуж за старого лакея, которого Полине прочила в мужья барыня, обещая дать в этом случае хорошее приданное. Лакея Арсения Петруша любил за доброту и жалостливость. Он, проходя мимо, всегда по голове погладит, угостит леденцом или пряником. Иногда на колени усадит и занятную сказку расскажет. Про хитрого работника и глупого барина, про смелого и удалого солдата, про богатырей и героев. Его сказки  совсем не похожи на бабушкины: про колдунов, ведьм и прекрасных принцесс.

Полина осталась незамужней. Такую выбрала себе долю, как приговаривала бабушка, когда плакала о  её  «погубленной жизни».
- Почему «погубленной», бабушка? Мы с мамой хорошо живём. Приходи в гости, увидишь. Барыня у нас добрая, она маму не обижает. И барин, Иван Пантелеевич, тоже никогда не ругается, не кричит. Даже голоса не повышает. Приходи, бабушка!
- Ой, Петруша, золото ты моё… сердечко у тебя доброе, как и у барыни твоей.- Тут бабушка начинала плакать всё сильнее. – Мне-то маму твою жалко. Она же дочь мне! Хоть и не путёвая. Или несчастливая, горемычная. Дедушка твой, знаешь, как любил её! Мы когда с ним сюда приехали, он еле живой был. Думала не выхожу его.  Через  пять  лет Поленька родилась! Нарадоваться не могли!   Не дал нам Бог больше детей. Десять лет Поленьки было, как Ванюша мой помер.
- Я знаю, мама рассказывала. Дедушка мой здесь родился, в нашей деревне. А тебя он с войны привёз, когда с польскими шляхами воевали. Я всё знаю. Сам он был ранен сильно, вот и прожил так мало. Мама тоже его очень любит и часто вспоминает. Мне рассказывает про своё детство, про дедушку. О том, как он воевал. Дедушка ей много чего о той далёкой войне рассказывал! Мама  как будто всё это сама, своими глазами видела! Бабушка, не плачь! Что ты убиваешься? То по маме, то по дедушке. Я у тебя есть! Я уже большой.
Обняв крепко бабушку, серьёзно сказал:
- Я тебя никому в обиду не дам.
- Вот потому и плачу, Петруша, что в жизни только и смотри, чтобы тебя кто не обидел. Такая она жизнь. Старая я. Устала.
Петя ушёл от бабушки с тяжёлым сердцем и решил поговорить с мамой, попросить её забрать бабушку к ним.

На улице солнце было таким ярким! Снег искрился, аж глазам больно! В такие минуты не хочется думать о плохом, грустном. Сердце так и рвётся из груди, будто птичка, радуется наступающей весне, поёт и улетает!
Минув деревню, он перешёл речку по широкому деревянному мосту. На этом берегу начиналась барская усадьба. С главной аллеи старого сада был хорошо виден двухэтажный дом с четырьмя колоннами и большим балконом. Недалеко от господского дома стоял флигель, где жила прислуга. Кроме Петруши с мамой, здесь ещё проживали повар Никифор с женой, лакей Арсений и две горничных.
Разрумяненный, проголодавшийся от длинной прогулки, вбежал Петя во флигель. Разделся в тёплых сенях, прошёл в небольшую комнатку. Сразу увидел на столе под салфеткой обед. Пока он ел, пришла мама.
- Ну как там бабушка? Выздоравливает?
- Нет, всё болеет. Очень болеет! Мам, давай заберём её к себе? Знаешь, как ей там плохо одной. Мне её жалко. Прошу тебя, Христа ради, заберём! А?
- Плачет?
- Плачет.
- Ругается?
- Ничего она не ругается, она любит тебя. Ей тебя жалко, вот она и ругается.
- Знаю. – Полина отвернулась, утирая набежавшие слёзы.- Заберём. Вот с барыней поговорю. Если разрешит, заберём.
- Мам, ну как наша добрая-предобрая Екатерина Михайловна может не разрешить? Я знаю, что разрешит!
Полина поправила у сына рубашку, повернула его, осмотрев придирчивым взглядом со всех сторон.
- Ты не забыл, что у тебя занятия? Иди уж, поди ждут. Смотри, занимайся, не балуй! В жизни, сынок, грамота всегда пригодится.
Уже в след крикнула:
- Петруша, Екатерине Михайловне ничего не говори, ни о чём не проси! Я сама.

Переехала бабушка к ним только через год, когда совсем слегла. Так уж получилось. Вроде все были не против, но то одно, то другое мешало переезду.
Вдруг сама бабушка стала откладывать сборы на «завтра» да «послезавтра». Однажды Петя не выдержал, спросил:
- Бабушка, я ведь вижу, что ты не хочешь к нам переезжать. Почему?
- Петенька, я хочу. Но в этом доме прошла моя жизнь.  Почти сорок лет назад я впервые вошла в эти двери.  Приехали мы после тяжёлого ранения, которое твой дедушка получил в январе  1655 года  под Ахматовым. Там я родилась.  Русские  войска  два дня отбивались от шляхтичей с литовцами.  Отступили к Белой Церкви.  Там Ванечку  в бою шашкой и рубанули. Его к нам в дом принесли, всего в крови,  в беспамятстве. Если бы не мой отец, он бы сразу умер. Отец его с того света вернул. А когда Ванечка на родину собрался ехать, и меня с ним отпустил. Понимал, что прикипели мы друг к другу. Так и сказал – судьба.  Здесь я родила Полечку.  Отсюда проводила в последний путь Ванюшу. Здесь я состарилась. Это мой дом. Ты пока не поймёшь…
- Почему не пойму…- Петя посмотрел на бабушку по-взрослому серьёзно, взял её морщинистую руку, погладил, как котёнка гладят. – Понимаю.
- Умничка ты мой. Как ты становишься похож на моего отца! И разумный, как прадедушка твой, и такой же красивый. Взрослый уже совсем стал. И когда вырос? Петруша, а ты темноты бояться-то перестал?– бабушка заулыбалась и сразу помолодела.- Помнишь, как маленьким  боялся?
- Бабушка, темноты я не боюсь. Темнота до конца чёрной и беспросветной никогда не бывает. Даже ночью в тёмной комнате что-то можно рассмотреть. Летом луна в окошко светит, зимой от снега за окном светло. А иногда в щель под  дверью из коридора свет пробивается. Я боюсь тьмы. Знаешь, бывает такая мгла, хоть глаз коли – не видно! Чёрная, как сажа. Мне раньше сны страшные снились: вдруг тьма начинает надвигаться на меня из печи или из угла, из чулана. Она чёрная-чёрная, без отблесков, без теней. Без искорки. Бездна. Это страшно. Этого я боюсь и сейчас.
Бабушка смотрела на внука с удивлением и страхом. Слушала молча, задумавшись о чём-то своём, далёком.

Иногда кажется, что вот оно – решение всех твоих проблем! Но всё получается только ещё хуже.
То ли мама с бабушкой до конца не смогли помириться, то ли бабушка сильно по избе своей тосковала, а может просто болезнь её замучила, но после переезда радости и покоя никто из них не обрёл. Они жили вместе, но не было между ними тепла. Не было в их жизни той радости, которую Петруша ожидал. А тут ещё и возраст у него такой подошёл, что не до матери уже ему стало и не до бабушки! В душе постоянно, будто колокольчики звенели или бубенцы. В радостные минуты – громко, заливисто. В грустные – тихо, жалостливо. Сам не до конца понимая, что с ним происходит, он молча соглашался со всеми, что просто взрослеет.
И вот  Петруше исполнилось восемнадцать. Высокий по три аршина, с чёрными, как смоль, кудрями  и мягким взглядом таких же чёрных глаз, он выделялся среди деревенских парней. Именно из-за внешности резко изменилась вся его дальнейшая судьба.

Как-то через их усадьбу, находящуюся недалеко от Тулы, проезжал молодой царь Пётр. Уже вовсю вступила в права поздняя осень. Частым гостем стал нудный холодный дождь. Подходил к концу 1694-й год.
В тот день к полудню разыгралась настоящая буря. Ближе к обеду Екатерине Михайловне доложили: царь с небольшой свитой заехали в их имение. Иван Пантелеевич уже гостей встречает и просил распорядиться с обедом. Царь Пётр решил переждать у них разбушевавшуюся непогоду.
Может быть перед Крымским походом, а может просто из-за желания перестроить на новый манер свою армию, он постоянно выискивал рослых и красивых молодцов. Любил не покупать их у хозяина, а получить в дар.
- Подари! Ух, и молодец! Хорош тёзка! - довольно улыбался Пётр Алексеевич, сильно хлопая парня по плечу и спине. Оглядев со всех сторон, крепко схватил Петрушу за плечи и потряс, будто проверяя на прочность.- Загляденье, какой служивый получится! Подари его мне по своей любви к России! Неужто царю откажешь?
Так и подарили Петрушу царю в солдаты. Недолго его обучали. Уже в апреле он попал в Крым.  В июле русским удалось занять каланчи — две каменные башни по обоим берегам Дона, выше Азова, с протянутыми между ними железными цепями, которые преграждали речным судам выход в море.  Осада крепости Азов длилась третий месяц, но до успеха было ещё далеко, это понимал даже новобранец. Только лично Петруше эта осада перевернула всю жизнь.

Был в их отряде один старый солдат, которого все уважительно звали – Андреич. Не первую кампанию воевал, опыт в солдатской жизни имел большой.  За это все его и уважали. С Андреичем не пропадёшь! Он и еду раздобудет, и ночлег устроит. Однажды рассказал Андреич Петруше дивную историю. Приключилось это, когда ходил он в деревню, чтобы разжиться харчами. Кто там только ни живёт! И турки, и русские, и греки с поляками, и даже румыны! Познакомился он там с одним колдуном.
- Веришь ли, волосы дыбом становятся! Ну, всё мне сказал, всю жизнь мою знает. Даже мысли тайные, которые я сам себе боюсь повторить. А ещё он мне о тебе многое рассказал и очень просил, чтобы я привёл тебя, как можно скорее. Он умирает и хочет тебе тайну открыть. Большую тайну и именно тебе! Пойдёшь, Петруша? Не убоишься?
Пётр на мгновение лишь задумался. Сердце вдруг одновременно испуганно оборвалось и радостно затрепетало. Не в его характере было осторожничать и сомневаться. Ещё в детских играх он всех удивлял своей решительностью.
- Пойду. Почему бы не сходить, если человек просит. Да ещё – умирающий.
Через несколько дней они были у старика.

Вошли в маленькую тёмную мазанку с низкими окошками. Лучи заходящего солнца играли на побелке кровавыми бликами, касаясь широкой лавки и полулежащего на ней старика. Увидев вошедших, он, кряхтя, уселся, прислонившись спиной к стене.
- Сидайте, сидайте, ребятушки! Здорово, Петруша! Так ведь тебя зовут? И бабушка с матушкой так тебя звали в детстве. Вот ты какой! Царь у вас не дурак, каких молодцов себе выбирает! Не судьба тебе в деревне век коротать. Да и в армии погибать тебе не судьба, если меня послушаешься. В этот раз у вас тут ничего не получится. Провалится эта затея с Азовом. А вот через год вернётесь и возьмёте Азов.
- Вот как! – Пётр засмеялся. – Тебе бы, дедушка, царю в советники идти. Если правду говоришь, жил бы – лучше не бывает! Царь у нас щедрый, он умных страсть как любит.
 
Пётр чувствовал, что взгляд старика притягивает его, как чёрный омут. По телу холодной волной пробежала тревога. Старик усмехнулся, неожиданно сверкнув белозубой улыбкой.  Стал  на мгновение  молодым и очень близким,  кого-то Петру напомнил…

- Нет, сынок, от царей лучше подальше держаться. Они деньгами осыпят, чинами. Они и голову снимут с плеч. Их воля. Я знаю.  Да и поздно мне уже на службу устраиваться. А вот послушай, что я скажу. Через пять лет будет война. Не здесь, а далеко на севере. Потеряет русский царь много людей. В одном сражении сразу восемь тысяч погибнут. И тебе там судьба голову сложить. Веришь?
При этих словах лоб Петра покрыла испарина из-за пронзившей всё его тело острой боли. Ему показалось, что он увидел свою смерть и даже испытал предсмертную муку.
Старик удовлетворённо усмехнулся.

- Вижу, что веришь. Я не обманываю. Попробуй почувствовать, сынок, что  я тебе не враг. Только всего сказать не могу. Для этого время нужно, а его у меня нет. Всё равно не поймёшь и не поверишь.  Если  согласишься моей воли подчиниться, останешься жив. А если нет, то тебе и жизни нет! Решай!
Пётр почувствовал, как жёсткий взгляд старика сжал его голову стальным обручем. Но при этом сердце осталось спокойным, и даже какая-то необъяснимая радость зародилась в нём.
 
- Что ж я, дурак что ли, от жизни отказываться? Выбираю жизнь! – Не задумываясь, ответил Пётр.- Выполню твою волю, что прикажешь. Что же ты хочешь от меня, дедушка?
- Хочу… тут не в моём хотении дело. Ты, служивый, будь ласков, выйди, - обратился он к Андреевичу.- Нам надо с глазу на глаз поговорить.

Подождав, пока тот вышел, плотно прикрыв за собой дверь, продолжил:
- Я, сынок, тоже подневольный. Знаешь ведь, с кем говоришь? Поди уже доложили, что я – колдун? Открою тебе секрет: это не так. Я не колдун, а маг. Люди по непониманию, ставят равенство между колдуном и магом. Магия - божественная наука, которая приводит к участию в свойствах самой божественности. Она раскрывает сущность деятельности природы и приводит к созерцанию небесных сил. Но злоупотребление ею ведёт к вырождению магии в колдовство, что и делает всех нас, владеющих магией, предметом всеобщей ненависти.  Сейчас к нам плохо относятся. Думают, что все напасти на свете от нас. Люди в себе зла не замечают. Глупцы. Раньше почитали нас. Я давно на свете живу. Ещё те времена застал, поверишь ли? Есть такие народы, что и сегодня почитают магов, как богов. И через сотни лет мы не исчезнем. И почитатели будут. Не пройдёт и четырёх столетий, люди поймут, что умеют и могут многое. Такое, что сейчас никакой колдун сделать не сможет! Только источники у всех разные. Одни это по вере и любви от Бога получают. Другие – по своим знаниям, разумению в науках. Магия требует от человека нравственной и физической чистоты с некоторым аскетизмом. Только всё это вместе развивает в человеке жизненную силу духа, дающую самоозарение и возможность управлять своим собственным бессмертным духом. А это даёт человеку истинно магическую власть над элементальными духами. Человеку многое подвластно, только мало кто об этом догадывается. Да и грань между добром и злом больно тонкая, да острая. Как лезвие ножа. Трудно по ней пройти, не поранившись. Когда кого-то, а когда и себя. И так бывает. Не страшно? Знаю, что ты не из трусливых, но здесь особая смелость нужна. Решай.- Старик помолчал несколько минут, пристально глядя Петру в глаза, будто давал время на размышление.- Поверь мне, Петруша, я не колдун, люди ошибаются, по неведенью своему. Колдун - это человек, лишённый развитой сознательной воли, хотя, несомненно, знающий о существовании тех или иных веществ, искусственно дающих воспринимать то, чего он сам обрести не может. Мудрый стремится к Истине.  Колдовство же вовсе не является ступенью Посвящения, оно есть лишь уродливое отклонение от естественного пути. Поэтому от потомков своих силу эту отведи. Не будет в них веры и света. Без Света эта сила опасной становится.  Вижу, не по ним она. Иначе беда будет. В мире всё находится в равновесии. Если у тебя что-то появилось, то у кого-то оно - исчезло. Особенно это верно в нашем  мире.  Желая  сделать что-то, мы должны иметь для этого энергию. Её необходимо взять, но где? Энергия откуда-то берётся и где-то расходуется. Именно по этой причине сложилось мнение, что придётся расплачиваться страданиями за всё, чего ты достигаешь с помощью магических средств. Я тебе книгу дам. Береги её, как свою жизнь. Сам не покушайся на неё и другим не позволяй! Книга не простит.

- Дедушка, ты о книге, как о человеке говоришь.

Старик засмеялся  ледяным  смехом, от которого у Петра по спине побежали мурашки.
- Нет! Она не человек. Ей не известны любовь и жалость.- Его смех надолго прервал сухой, тяжёлый кашель. Откашлявшись, продолжал. -  В будущем люди многому научатся. Даже людей создавать будут.  Возгордится человек, поставит себя равным Богу. Впрочем, даже ты до этого времени не доживёшь.  А раз не наш грех, что о нём говорить. Тут со своими управиться бы.
- Не понял я, дедушка, что ты мне поручить хочешь?
 - Поручить ничего. Подарить тебе хочу. Силу и власть. Берёшь?   Всю жизнь я стремился  постичь конечную  и абсолютную Истину. Для этого  погружался в недра своего духа, собирал  всё своё существо в одну точку, отрекался от  всего человеческого в себе и на крыльях своего сознания  воспарял в безбрежный океан  Единого Вселенского Духа.  Читай, Петруша,  древних философов, они говорят, что вначале мог быть только  Один, подобно тому, как и в конце будет только Один.  Было время, я отвергал всё, искал одну лишь Реальность, стремился к ней – и  казалось мне, что нашёл её! Скажу  тебе, сынок, существует лишь Единый Орден, цель его – овладеть Светом. Светом! Не тьмой, запомни.  Наше желание,  наша цель, наша обязанность – оживить всюду мёртвую букву, дать безжизненным знакам живую истину, сделать бездеятельное деятельным,  а мёртвое живым.  Но всё это мы способны совершить не сами по себе, а духом того Света, который является Премудростью, Любовью и Светом Мира и который желает стать нашим духом и нашим светом.
Постигнув и исполнив  двадцать два правила развития воли, преподанные человеку от древности, станешь победителем и владыкою природы. Наука древних философов - для неё нет ничего невозможного. Она повелевает стихиями,  знает язык звёзд,  луна на её зов падает кровавой с неба, мертвецы встают из своих могил. Властительница  любви и ненависти, эта наука может доставить по своему желанию рай или ад сердцам людей. Она всецело располагает всеми формами и распределяет, как ей угодно, красоту и безобразие, превращает людей в скотов и животных в людей. Располагает даже жизнью и смертью и может доставить своим адептам богатства посредством превращения металлов в золото и бессмертие при помощи своего эликсира.  Будешь  всё уметь, всё мочь. Не смотри, что я в бедном домишке умираю. За свою жизнь я и во дворцах жил и на шелку спал, на золоте ел. Ты также очень долго жить будешь. Я вижу. Богатый будешь. По рукам?
- По рукам! – Пётр решительно подал старику свою руку. Пожатие было крепкое, совсем не стариковское. Задержав руку Петра чуть дольше,  он спросил:
- Можно я гляну на твою ладонь? Не ошибся ли…
- Смотри, не жалко.
Раскрыв его ладонь двумя руками, старик несколькими круговыми движениями  провёл по ней своей рукой, будто разглаживал. Минут пять молча рассматривал.
- Нет, не ошибся. Ты, милок, ты.

И только после этого достал из-под подушки большую чёрную книгу. На её кожаном переплёте блеснул последний луч заходящего солнца.

- Вот тебе подарок. Здесь всё найдёшь. Читай. Не бойся, что христианская церковь всё это предала анафеме. Может за это  и на костёр тебя послать. Страшно? – старик усмехнулся.- Поверь мне, всё это учение  пошло от Бога. Магии столько же лет, сколько и человечеству. Человек, как всегда,  много своего за долгие века внёс, а теперь сам же и запрещает. А ведь только от тебя и зависит на что ты употребишь – на благо или на вред. Бездна – она у нас внутри! А вот  ИСТИНА и стремление к ней человека - вечны. Нет в мире и быть не может такой силы, которой удалось бы их уничтожить. В ослеплении объявляя войну Небу, человек этим лишь изгоняет себя из его пределов. Абсолютное и Вечное непрестанно озаряет всё вокруг Себя, - слабая воля людская ни на йоту не может ослабить или изменить Его Бытие и Свет. Меняется лишь понимание,  восприимчивость самого человека. Когда дух его чист и ясен, он приближается к Свету и Истина предстаёт перед ним в неописуемом великолепии Своей Первородной Чистоты. В годину падения, когда помутившийся или ещё спящий разум оказывается не в силах сдерживать беснование страстей, человек теряется в их сатанинском хаосе и сам сковывает себя по рукам и ногам. И тогда в Истине  отражаются только его безумства и мучения. Видя это и чувствуя справедливость внутреннего самоосуждения, человек с ещё большим неистовством бросается в бездну, в нелепой надежде найти себе этим покой.  Запомни, Петруша, наши церковные обряды - древние, как мир, наши празднества походят на таковые наших отцов, и Спаситель наш пришёл не для того, чтобы изменить или отменить,  но «всё совершить и исполнить», как Он Сам сказал. Не пугайся слова "Магия",- старик улыбнулся, наблюдая, как указательный палец Петра медленно скользит по золотым буквам на обложке.- Оно берёт своё начало от слова "маг". "Маг" означает одинаково "великий" и "могущественный". "Магия" - значит "Великое Ведение", "Наука природы". Нет силы не от Бога!

 Пётр понимал, что старик начинает повторять уже сказанное от волнения успеть сказать многое, от нехватки времени, от слишком большой ноши в сердце. "Мало ему жить осталось, прошла жизнь" - с жалостью и непонятной болью подумал он, будто с родным человеком прощался.

Старик замолчал,  на его лбу выступила испарина.
 - Устал я.  Много ещё чего хотелось бы мне сказать.  Да и скажу ещё, не сомневайся.  Буду к тебе во сне приходить, рассказывать! – и засмеялся  по-молодому, задорно. – Ещё наговоримся! Человек, который верит, что он создан для совершенства и познания Бога, себя, мира - смотрит иными глазами и на себя, и на мир, в котором живёт. Эта великая истина вырывает душу его из бездны, в которую она была погружена, разбивает цепи, в которые была закована мысль.   А теперь, Петруша,   дай-ка  мне  водички испить. У дверей ведро стоит и ковшик там. Жажда меня сильно мучит.

Когда Пётр подал старику воду, почувствовал лёгкий укол в середину ладони, будто спицей ткнули. Старик пил жадно, большими глотками. Вода каплями стекала по его седой бороде на атласную рубаху и расплывалась причудливыми пятнами. С последним глотком рука его дёрнулась и упала на подушку. Пётр едва успел подхватить выпавший ковшик.

Старик умер.
Всё, что он предсказал, сбылось. В начале августа, а затем в конце сентября были предприняты две попытки штурма, но крепость взять не удалось. 20 октября осада была снята.
  Осень в том году выдалась крайне жестокая, с холодными проливными дождями, снегом и ранними морозами. В пути из-за отсутствия дров нельзя было сварить пищу и согреться. Развились болезни. Но Пётр больше не волновался за свою жизнь, сила и власть старика перешли к нему,  подарив уверенность и удачу.
Часто ночами ему снился старик.
Снился по-разному. Иногда приходил в гости, садился рядом и  долго рассказывал о Мироздание, Бытие и о Древе жизни,  о Сефиротах и Путях,  о  связи их с картами Таро. Толково рассказывал, понятно. А иногда, будто в душу вливался,  соединялся с Петром, становился  с ним одним целым.  И уже не надо было что-то говорить, объяснять. Мысли  и чувства перетекали, не проронив ни капли, открывая чудесный  Безграничный Свет.




Глава 2. Дорога


 Прошло почти 200 лет.
 Конец мая 1866 года выдался на редкость сухим и жарким. Весна была бурная, тёплая и травы удались на славу. Даже при лёгком ветре, они колыхались волной.  Стояла пора сенокоса. С раннего рассвета, едва на небе занялась зорька, на лугах  и лесных опушках  завели свои звонкие песни острые косы:

-В-ж-жик!  В-з-жик!  В-з-зж-ж!

Крестьяне спешили управиться до полуденного зноя. К двенадцати часам, когда солнце поднялось в зенит, а воздух стал сухим и горячим,  все заторопились вернуться в свои дома или хотя бы спрятаться в тень. Никто из старожил не помнил такого жаркого мая.


По белёсым от пыли дорогам, через поля, луга, леса, через города и сёла шёл старик. Он был высокого роста, с длинными до плеч,  седыми волосами и такой же седой  бородой. Под  насупленными бровями - черные, удивительно молодые глаза. Казалось, что они существуют отдельно, как бы сами по себе, на этом морщинистом, высохшем лице. Было видно, что шёл он издалека. Лицо и руки старика обветрили и стали серыми от въевшейся дорожной пыли. Длинный чёрный кафтан был расстёгнут по причине отсутствия многих пуговиц, а может быть из-за жары. Под ним виднелась тёмно-синяя  рубашка - косоворотка. Обут он был не в лапти, а в сапоги, хотя довольно таки и старые, стоптанные. На плече его висела большая холщовая котомка. Звали старика Пётр Иванович.


Он шагал тяжело и устало, опираясь на высокий, крепкий посох. В полдень старик, как обычно, остановился на отдых. Возле родника, в тени молоденьких осин, Пётр Иванович, расстелил свой кафтан и лёг на него, заложив руки под голову. Его тонкие сухие губы были полуоткрыты. Он дышал ртом, заглатывая воздух, как выброшенная на берег рыба.  Некоторое время старик  лежал не шевелясь, будто спал. Над ним чуть слышно шелестели дрожащие листики осин и сладко щебетали птицы. Горячий  воздух, пахнущий свежескошенной травой, навевал дремоту.

 Уже давно в  его жизни не осталось ничего приятного и радостного. Да и сама жизнь потеряла для него свою прелесть и привлекательность. Это произошло как-то незаметно, без какого-либо повода или причины. Когда его возраст перевалил за полтора столетия,  он однажды понял, что люди перестали его удивлять, а природа уже не вызывает того восхищения и восторга, как раньше. Давно умерли все близкие и родные.  Где-то далеко живут его правнуки, но он их не знает. Да и они давно забыли о нём. Пётр Иванович понимал, что сам виноват в этом. Такова цена за  долгую жизнь, за власть и силу над людьми.  Нужны ли они были ему? Что он получил взамен? Боль и разочарование, лишения и потери. Но когда ему было двадцать, власть  над  человеческими судьбами казалась  хоть и запретным плодом, но желанным и даже вожделенным. Уверен был, что ради этого стоит рискнуть и чем-то пожертвовать.  Прошли годы и  всё изменилось.  Он стал по-другому смотреть на жизнь. Только уже нечего выбирать, нечего желать. Жизнь подошла к своему концу.


Человек рождён для счастья. Теперь он знал это точно. Так уж устроен Богом мир, что без чувства счастья человек жить не может. Умирает. Если и не физически, то душой – несомненно. Однажды, долго не испытывая восторга счастья, перестаёт человек восхищаться, удивляться, радоваться и печалиться.  Его не пугает разлука, потому что уже не с кем разлучаться. Не пугает потеря, потому что уже нечего терять. Ему не жаль и не страшно, когда уходит жизнь и приходит смерть – «отмучился», думает он.  День за днём умирает в человеке душа, капля по капле уходит из человека жизнь. Окружающим не нравятся скорбь и печаль - они убивают человека. С ним  всё меньше общаются, всё меньше его понимают и любят. И вот приходит время, когда его все забывают. Он ещё живёт, двигается, что-то делает, но он уже умер. Он остался один. Он никого не любит и никем не любим. Что может быть страшнее? Смерть? Физическая смерть для него – избавление. Он давно не хочет жить, у него просто нет сил - жить.

Радоваться жизни, уметь быть счастливым несмотря ни на что – великая мудрость. Когда-то в молодости, он  любил пошутить, посмеяться. Но с возрастом это ушло. Шутки вызывают лишь улыбку, а смешные ситуации - чаще досаду, чем радость. Когда он потерял привычку (или способность?) радоваться, то стал это остро замечать в других людях.
Оказывается, самый бедный человек может любить так, что ему позавидует богач! И в своей любви  будет обладать всем миром, сольётся  с Богом, став тем недостигаемым Светом, к которому он безуспешно стремился  всю жизнь.
  А великий царь  запросто  сбросит золотую одежду, и полуобнажённый будет танцевать перед всем народом, просто от любви своей к Господу.

Бог не выбирает по богатству, уму, силе. Он  может сделать счастливейшим самого бедного на земле человека. А тот, получив исполнение всех своих желаний, став богатым, вдруг  поймёт, что счастлив он был именно тогда, когда ничего не имел.

Часто счастьем нам кажется то, чего мы лишены в этот момент. Вот у кого-то есть, а у меня – нет. Кажется, что весь смысл жизни заключён в этом.   А достигнув желаемого, через некоторое время понимаешь, что не такое уж это и счастье. Оказывается, оно принесло с собой  новые заботы и тревоги, мелкие неприятности, а может быть и крупные потери…
И опять счастье, как линия горизонта, уже отодвинулось, поменялось.  То оно было лесом, а теперь стало равниной или поднялось к небесам высокими горами. И одно неизменно – оно всё время где-то далеко впереди или позади.  Почти недостижимо,  полуреально…

Пётр Иванович всю свою долгую жизнь помнил те необыкновенные уроки, которые умерший колдун давал ему в странных снах… или не снах?  Где-то на уровне подсознания, в полудрёме или в медитации он получал  необыкновенное познание, за которое можно было поплатиться жизнью и к которому стремились многие философы непомерно  упорным трудом.
Существует десять божественных имён, которые мы, смертные, восприняли от Бога либо сущностно, либо личностно, либо понятийно, либо сообща по причастности, и именуются  они так: Корона, Мудрость, Разум, Милосердие, Правосудие,  Гармония, Победа, Слава, Основание, Царство. Короною же увенчана Бесконечность, которая есть бездна.
Он запомнил, что только тот, кто расширяет своё сознание до границ познанного мира и устремляется далее, тот и поймёт устройство Древа Жизни и всех его Сефирот.  Увидит, что каждая клетка раскрывается, как цветок, и среди множества цветов найдёт две сферы истинные, где есть, была и будет вся информация о всей Вселенной.
Но здесь  возможно и падение вниз, во тьму внешнюю.
Есть в Древе жизни ещё одна -  невидимая Сефира  - Даат.  Это Знание. 
Под  ней - бездна и опасность падения вниз.

Осознать через понимание и прийти к знанию - путь трудный, как в горах. Можно подняться на вершину и увидеть весь мир, а можно упасть в пропасть и погибнуть.

И тонкая грань Святого Духа, как узенький шаткий мостик через бездну. Невозможно устоять тому, чьи помыслы нечисты, устремления ложны.   
Ему было сказано: понял - иди. Конца нет.

  Старик тяжело вздохнул, повернулся на бок. Перед его глазами синели незабудки. Лёгкий ветерок покачивал их тоненькие стебельки, и они кивали своими головками, будто соглашаясь с его мыслями. В тёплом, душистом от трав и цветов воздухе жужжали пчёлы. И мысли его текли тягучие, как мёд,  не желая прерываться.

 Через полчаса старик,  наконец – то, поднялся и сел, достав из котомки скудный обед: краюху хлеба да пару варёных картошек с солёным огурцом. Запив обед  водой из родника, он недолго отдыхал.   Спешил. У него остались только сутки, а идти ещё далеко.

Дорога тем и хороша, что не мешает думать.  Идёшь себе, идёшь, смотришь на поля да леса, проходишь   деревни и города, разговариваешь с людьми, которых ты больше никогда в жизни не увидишь, а сам всё думаешь о чём-то своём, сокровенном.  Много мудрых философских книг прочитал Пётр Иванович за свою жизнь.  Тщательно изучал Библию, Коран,  Тору, Талмуд, Каббалу.   И теперь,  всё   взвешивая и сопоставляя,  пришёл  к выводу, что все религии,  разделяя между собой Единый Свет  и освещая одна другую, рождают в нашем духе надежду и покой.

 С молодости  стремясь  постичь  Абсолютную  Истину,  он понял,  что она в материальном мире является как нереальность,  но эта нереальность  есть -  единственно реальное.  Он научился соединять  рассудок и чувство в нечто отличное от того и другого,  что можно назвать  - познанием интуитивным. И только  тогда пришло познание Мира Бытия, Мира Небесного и Мира проявленного. Но некому передать открывшуюся тайну Чисел и Слов: Один - Дух Бога Живого, живущего в Вечностях. Два - Воздух из Духа. Три - Вода из Духа. Четыре - Огонь из Духа. Один Он начертал и воздвиг ими престол Славы и Колёса - планеты, и Серафимов, и священных Животных, и Ангелов, помогающих; и из трёх Он основал свою обитель. Он сделал своими Ангелами Духов и своими слугами пылающие огни. А Слово! Оно - благодетельно или зловредно. В некотором смысле является или ядовитым, или приносящем здоровье, согласно скрытым воздействиям, которые Высочайшая Мудрость дала его элементам - буквам, точнее - числам, которые им соответствуют.

Нелегко давались эти знания: много бессонных ночей, много ошибок и разочарований. Годы исканий, проб и общения с Учителями.
По многим губерниям шла о нём слава, как о великом знахаре. Разве бы поверили люди, что это - лишь результат многолетней работы с Древом Жизни? Сумев точно отнести классы лекарств и лекарственные растения к определённым Сефирам, поскольку они отражают природу конкретных видов воздействий, связываемых с этими Сефирами, он сумел раскрыть все аспекты действия лекарств. Этот аспект специально исследовали целители-посвящённые, такие как Парацельс. Невежественная и суеверная оценка этого подхода привела непосвящённых целителей к отклонению с верного пути.
Он знает, что в каждом физиологическом действии или функции присутствует психологический аспект. Он знает также, что можно существенно усилить воздействие всех лекарств с помощью соответствующих ментальных действий и что определённые химически инертные вещества можно эффективно использовать для передачи и хранения ментальной энергии.

Кому оставить свой опыт?


      Поздним вечером Пётр Иванович подошёл к большому селу.  Здесь ему предстоит провести свою последнюю в жизни ночь. Вот в этом доме. Он сам не понимал, как выбирает себе ночлег. Просто ноги вдруг останавливаются  именно там, где надо, а он  точно  знает, по какой причине хозяева не откажут ему. Здесь горе - больной ребенок. Вот уже три дня малыш лежит в горячке. Старик постучал в низенькое окошко.
   - Кто там? - раздался за окном глухой женский голос, и лицо хозяйки приблизилось к стеклу.  Закрывшись  ладонями с обеих сторон от слабого света в избе,  она пыталась разглядеть в темноте стучащего.
   - Пусти, хозяйка, переночевать.
   - Простите, но у нас тесно. Постучите к соседям, у них свободнее.
   - Хозяюшка, я сыночка твоего вылечу за постой. Пусти.

За окном раздался приглушенный возглас, потом быстрые шаркающие шаги. Входная дверь распахнулась. На пороге стояла  ещё не старая, но убитая горем женщина. Поверх тёмного в мелкий цветочек платья  был одет замусоленный передник, из-под завязанного вокруг головы платка выбились пряди спутанных волос.
-Простите меня, ради Бога! Мы в таком горе, что разум мутится. Заходите! – пропустив старика вперёд, хозяйка закрыла дверь на щеколду.
В избе и правда, было тесно. Пол избы занимала печь. Из-под занавески с печи выглядывали четыре детских головки. На широкой лавке, служившей, по-видимому, кроватью  и расположенной у глухой стены, сидел муж и качал колыбельку. Ребенок в ней плакал охрипшим голоском,  обессиленный от жара, крика и боли. Изба освещалась полусгоревшей  лучиной.
   - Проходите, дедушка. Я сейчас вам щей налью. Мы только вечеряли. Они еще горячие.
   - Благодарствую, дочка. Откушаю обязательно. А пока, дайте-ка дитя посмотрю.

Старик подошел к люльке. Хозяин было, протестующе, встал, но  поймав умоляющий взгляд   жены, молча сел.
Как только малыш оказался на руках старика, плач прекратился. Пётр Иванович уверенно и умело,  держа ребёнка на одной руке, второй провёл ему по волосам, по лицу и по животику.  Дотронулся губами до его лба и затылка. Показалось, будто он прошептал ему что-то на ушко. Минуту назад заходившийся в крике малыш, вдруг неожиданно заулыбался, широко и сладко зевнул и потянул ручонки к дедушкиной бороде.
   - Смотри-ка! Борода моя понравилась!- старик  улыбнулся ему в ответ. - Я дам лекарство.  Малыш уже здоров, но попоишь его на ночь и утром. Смотри-ка, какой хороший!  И жара уже нет. Не переживай, дочка! - он отдал ребенка подошедшей и уже повеселевшей женщине. - Болеть твой сынок никогда больше не будет. Вырастит  разумным да работящим. Большим человеком станет.
   - Благодарствую, дедушка! - заплакала от радости хозяйка.- Покушайте, пожалуйста, что Бог дал. Не знаю, как  и отблагодарить Вас!
   - Я переночую. Больше мне от вас ничего не надо.

Старик с аппетитом принялся за щи. Он ел, нахваливая, вытирая время от времени усы и бороду. Глядя изредка на хозяев, как открытую книгу прочитал всю их жизнь. За несколько минут, без каких-либо усилий,  узнал все их тайны и секреты. Мог бы рассказать самые потаённые мысли и желания. Но теперь это всё не радовало его. Какое ему дело, что хозяин был воришкой. Всю жизнь, с самого детства, ворует потихоньку везде и у всех.  Ворует по мелочам, переживает страшно, но не воровать не может. Болезнь такая у него. Как его радует в первые минуты «удачное приобретение», так он это называет в своих мыслях! Но пройдёт день, он уже не рад, ругает себя, слово даёт, что больше - никогда! Несчастный человек. Будто поняв или почувствовав, что гость думает о нём, хозяин наконец-то пришёл в себя и торопливо заговорил, словно старался кого-то убедить:
   - Ну, как же!  Вы для нас такое сделали! Мы уж не знали к кому  и бежать... Уже всех наших знахарей  перебрали. Никто из них не смог помочь. Я тут деньжат скопил на хозяйство. Немного, но возьмите  от всего сердца! - он достал из сундука и протянул старику маленький тряпичный сверточек, перетянутый шерстяной ниткой. Тот отстранил руку с деньгами и, глядя хозяину в глаза, сказал:
   - Не надо мне денег. Мне жить осталось только эту ночь да день. Давайте уж спать. Устал я. А ты, сынок, лучше бросай свой грех. Вижу, что добром это не кончится. Не бросишь, попадёшь на каторгу. Думаешь, не сможешь преодолеть? А ты только захоти, я помогу! Больше никогда воровать не будешь!

Старик, не глядя на опешивших хозяев, улёгся на кушетку возле окна, где ему постелили, и сразу уснул.
Муж с женой молча смотрели друг на друга.  По их спинам волной пробежали мурашки. Первой из оцепенения вышла жена.
- Я тебе всегда говорю, хватит уже, ради Бога! Богатства не соберёшь, только горе наживёшь.
Напоив ребенка лекарством, женщина,  улыбаясь и покачивая головой от удивления, уложила мгновенно уснувшего малыша в люльку.
   - Смотри-ка! Спит как спокойно! Сколько дней и ночей, бедненький, кричал! Измучился...
   - Я что-то  не понял о "последней ночи",- муж оглянулся на спящего старика.- Он такой ещё крепкий, здоровый, а завтра как вроде бы помирать собрался. К чему он это сказал, как думаешь?
   - Не знаю... Я рада, что сыночек выздоровел. Прости меня, Господи, уже и не надеялась.


 Опустившись на колени перед иконами, она ещё какое- то время, всхлипывая, утирая скользящие по щекам слёзы, что-то беззвучно шептала, шевеля бледными губами. Потом  прочла "Отче наш" и тяжело поднялась с колен.
Измученная болезнью сына и несколькими бессонными ночами, женщина уснула, только коснувшись головой подушки. Ей приснился страшный  сон. Испугавшись во сне, она проснулась, как будто от яркой вспышки. В избе было не по ночному светло. Все крепко спали. На печи мирно посапывали ребятишки, спал в люльке малыш. Чему- то  улыбаясь во сне, похрапывал  рядом с ней муж. Нет! Старик не спит. Женщина поняла это. Ей казалось, что она чувствует на себе его взгляд. Она пристально вглядывалась в чёрный силуэт старика. Не уловив никакого движения,  успокоилась и почти задремала. Но через некоторое время вдруг увидела, как лёгкое чёрное облако поднялось над стариком и медленно стало двигаться по избе. Оно задержалось возле икон, потом возле печи, над люлькой и стало надвигаться на неё. Сердце замерло и защемило, внутри появилась болезненная пустота, перехватило дыхание. Облако остановилось. Женщина до боли в глазах старалась всмотреться в него, но оно было прозрачно, неподвижно  и совсем безобидно. Она видела сквозь него окно, стол, кушетку... Но что это?! Где же старик?! Его нет! И тут облако метнулось к  ней, на мгновение она увидела чёрные глаза старика, его усмешку, почувствовала сильный удар в грудь и... проснулась. У неё на груди сидел большой чёрный кот.

   - Ну и напугал же ты меня, Черныш! Брысь,  брысь!- но тут  она вдруг поняла, что не может столкнуть с себя кота.
 И в это же мгновение  догадалась, что это не  их Черныш, вернее не совсем  Черныш. Руки и ноги словно парализовало.  Кот спокойно полизал лапку и повернул к ней  свою мордочку... Она увидела его глаза... это был старик.
 От ужаса всё её тело сковал страх. Не в силах пошевельнуть даже  пальцем  и просто отвернуться, она зажмурилась и... закричала.
   - Проснись! Приснилось что-то? - муж тряс её за плечо.
Открыв глаза, она увидела мужа, лежащего  рядом с ней и сидящего на кушетке старика. Дети ещё спали.
   - Сон нехороший приснился.
   - Ну что ж, вовремя приснился. Уже вставать пора, - муж отбросил лоскутное одеяло и сел.
Старик молчал.
     Так же молча, он покушал, чем  угостили, поклонился, перекрестился перед иконами и ушёл.
   - Странный человек, - сказал тихо  хозяин, стоя у окна и глядя вслед старику.
     Жена ничего не ответила, но решила не рассказывать ему свой сон. Она стояла рядом, скрестив на груди руки и, сквозь набежавшие отчего- то слёзы, смотрела на тёмный, расплывающийся силуэт.

 Никто не обратил внимания на бежавшего за стариком большого  чёрного кота. Только через несколько дней хозяева заметили отсутствие Черныша, но подумали, что кот просто загулял. Он и раньше частенько пропадал дней на несколько, после чего у соседских кошек всё чаще рождались чёрные котята без единого светлого пятнышка.

 На этот раз кот так больше и не появился.


Глава 3. Смерть колдуна

 К полудню старик,  наконец-то, пришёл в то место, которое он так долго искал. Лес поредел, стал светлее и  между деревьями показались избы.  Он брёл неспеша по лесной тропинке,  часто останавливаясь.   Глубоко  вздыхая полной грудью, приговаривал: «Благодать...  истинно благодать!»
 Выйдя из леса, огляделся, будто хотел убедиться, что пришёл именно туда куда надо.  Место ему понравилось. Всё вокруг цвело и благоухало, лето полностью вступило в свои права. Луг пестрел цветами со странным  местным названием «тольники».
Село Миленино Смирновской волости Арзамаского уезда  с трёх сторон окружено лугами да полями. И только с одного края к нему подступает небольшой лесок: дубы с берёзами и осинами, кое-где сосны с елями. Именно со стороны леса и вышел к селу старик. Справа, на пригорке - три огромные сосны и старенькая небольшая церквушка.


     Прямо за церковью начинался вишнёвый сад. Это были особые деревья: невысокие, раскидистые с ранними, крупными,  чуть порозовевшими, плодами. В глубине сада – двухэтажный помещичий дом с длинным балконом на  колоннах. В этом доме вот уже более полвека жила супружеская пара: Иван Сергеевич и Анна Ивановна Миленины. Они были предобрейшими старичками, всю жизнь свою прожившие здесь. Занимались хозяйством и заботились о своих крестьянах в меру сил. Правда  поговаривали, что когда-то  Иван Сергеевич был большой баловник по женской части, но как говорится  «кто не без греха». Начинали они свою семейную жизнь в Нижнем Новгороде, губернском городе.

 Нижний Новгород сумел к  девятнадцатому   веку   совместить в себе глубокую провинцию с заслуженной славой одного из крупнейших торговых центров  Российского государства. Базар его был известен и знаменит ещё  в восемнадцатом веке. Молодая чета Милениных вели подобающую их положению светскую жизнь, посещая самые лучшие приёмы и балы. Прожив совместно около пяти лет, похоронив отца Ивана Сергеевича, решили переехать в родовую усадьбу. Мать его, хоть и была ещё женщиной не старой, но очень просила сына не оставлять её одну. Да и Ивана Сергеевича тянуло в родовое гнездо, где прошли его детство и ранняя юность, куда он приезжал гостить ещё не женатым  красавцем-барином,  будучи завидным женихом  для всех помещичьих семейств, имеющих молодых девиц.


Хозяйство у Милениных сложилось крепкое. Их крестьяне, на удивление, были богобоязненными, работящими и  относительно трезвыми. Поэтому Бог благоволил к ним  и посылал за труды богатые урожаи. Но и у  господ Милениных имелось своё горе. Не было у них наследника. Жизнь подходила к концу, а имение после их смерти, скорее всего, достанется дальним родственникам.


     Иван Сергеевич был один из  первых русских помещиков, которые в 1861 году дали "вольные"  своим крепостным. Он сразу же сократил число дней работы крестьян на барском поле  до трёх в неделю. Разное говорили о причине такого  поступка. В одном мнения сходились: старая барыня, ныне покойная  матушка Ивана Сергеевича, никогда бы этого не одобрила.  Впрочем, зачем Бога гневить, и при её жизни, крестьян здесь не обижали.  Позволяли работать на себя, заботиться  о своём хозяйстве, хотя и держали в строгости. Но так как она уже более десяти лет покоилась на местном кладбище, решение было принято. Господский дом  никто из слуг не покинул. Внешне реформы как будто не коснулись этой усадьбы, уклада жизни хозяев и крестьян. Утро так же начиналось со звонкого и безмятежного пения барских и деревенских петухов, беззлобного перелая собак и выгона стада на луга. Добродушно мычали коровы, блеяли овцы. К господскому стаду, проходящему через деревню, прибавлялось ещё десятка два крестьянских коров и телят,  немало овец.


      День проходил в трудах и заботах. Только в комнатах барского дома царили тишина и покой. Барыня  целыми днями просиживала в гостиной, раскладывая пасьянс или читая новый роман. Она редко выходила из дома, только по особым случаям: когда приезжал в гости кто-нибудь из соседей или вдруг на день или два пропадала её любимая кошка Анфиса. Барин  же любил  весь день проводить в хлопотах. Он сам занимался хозяйственными делами своего имения, вникал во все мелочи. Часто бывал в поле, когда там шли работы. Не подгонял крестьян и не кричал на них, а просто  останавливал лошадь неподалёку и  молча глядел, как они работают. Сидит в своей старой, потёртой коляске и задумчиво смотрит, да так молча, и уедет.


      В вечерних сумерках, когда шли на отдых уставшие работники, Иван Сергеевич и Анна Ивановна пили ароматный чай со сливками, сидя на балконе в плетёных креслах. На маленьком круглом столике  едва  помещались: пузатый самовар, дюжина всевозможных замысловатых вазочек  с вареньем и мёдом, тарелочки с печеньем, с горячими румяными пирогами и блинами.  Все эти кушанья готовились по кулинарной книге Е.И. Молоховец, которую Анне Ивановне привезли из Петербурга в 1860 году. Она  сразу стала чуть ли не её настольной книгой.
Старички с умилением слушали ленивое тявканье сонных собак и запоздалое  пение не угомонившихся  петухов. Перекидываясь редкими фразами, супруги  смотрели на своё село,  на потемневшее небо с вечерней зорькой,  на привычный, знакомый до мелочей, и такой родной пейзаж.  Короткая вишнёвая аллея от дома до дороги, а дальше – село.  В стороне,  сразу за вишнёвым садом,  на пригорке – церковь,  за ней –  овраг,  кладбище,  небольшой  луг  и  потом – лес.

Перед балконом барского дома, как на театральной сцене, раскинулось большое богатое село. В основном, это были деревянные  домики с резными раскрашенными обналичниками и  высокими трубами на крышах, стоявшие среди садов и огородов, разделённых  низенькими  плетнями. Избы сложены из грубо обтёсанных брёвен и повёрнуты коньком крыши к улице.  Но, конечно, не все дома были ухоженными. Вот совсем ветхий, чёрный домишко, даже без стёкол. В нём бедствует солдатская вдова  Матрёна с тремя  детьми.

Так как основным кормильцем в крестьянской семье считался мужчина, пахарь, то некоторые помещики наделяли землю на семью по числу  в ней мужчин.  Если в семье умирал мужчина,  то его надел забирали. Если рождался мальчик, он получал надел.  Господа  Миленины этого правила не придерживались. После смерти хозяина земля у семьи не отбиралась. Наравне с барской землёй, пахались и засевались и вдовьи наделы.

Рядом  с избой Матрёны - большой добротный дом с крепким  забором, с резной калиткой и с лавкой у ворот.   Здесь живёт семья  церковного  старосты  Кузьмы Ефимовича. Его жена Ульяна родила восемь лет назад девочку, а сама после родов переболела горячкой. Дочка Анисья была для отца с матерью единственным утешением и радостью. Других детей они уже и ждать перестали.


       Старик подошёл к их дому, постоял немного в раздумье. Потом уверенно снял с плеча котомку и присел на скамейку.
Возле дома играли ребятишки, среди которых была и маленькая Анисья. Сарафан из голубого ситца, из-под косынки выбились тёмные кудряшки, на носу-пуговке и щёчках светятся десятка два веснушек. Самая обычная девчонка. Пожалуй, только глаза не по возрасту выразительные и умные.
      Вначале  появление старика насторожило ребят. Но он сидел молча, улыбаясь сквозь усы. Взгляд чёрных глаз был добрым и мягким, как прикосновение бархата. Вскоре дети успокоились и продолжали свои немудрёные игры.
     Из ворот с коромыслом и вёдрами вышла Ульяна. Она по деревенскому обычаю поздоровалась с чужим человеком, сидевшим на их скамейке, и направилась к колодцу.

Колодец находился через три дома. Ульяна оглянулась, чувствуя на себе взгляд старика. Набирая воду и идя с полными вёдрами домой, она постоянно держала в поле зрения этого чужого, но как будто кого-то ей напоминающего, старца. Когда поравнялась с ним, он жестом остановил её.
   - Постой, дочка. Ты такие тяжести не носи больше. Побереги ребёнка.
Ульяну бросило в жар. Не спуская с плеч коромысла, она резко повернулась, расплескав воду.
   - Какого ребёнка?
   -Сына, которого ты под сердцем носишь. Иди, отнеси воду в дом, да выйди. Я тебе скажу.
Ульяна занесла воду. Метнулась к печи, уронила ухват. "Чем угостить старика? Неужто правду говорит? Или просто ради обеда задобрить  хочет?"- мысли путались, из рук всё падало. Сколько лет они с Кузьмой молили Бога о ребёнке, о сыне. Неужели Господь услышал их молитвы? Ульяна положила в миску каши,  сверху  кусок хлеба. Налила в кружку молока. Всё это происходило как  во сне. Само время, казалось ей, потекло как-то быстрее или наоборот медленнее, чем обычно. В руках и в ногах разлилась кипятком слабость, даже шаги давались с трудом.

Она вышла за калитку, стараясь скрыть волнение,  подала миску:
   - Кушайте, дедушка. На здоровье.
   - Благодарствую, дочка. Есть не хочу. Не думай, что я из-за еды тебе угождаю, - сказал и так на Ульяну глянул, будто в душу заглянул.- Благодарствую. Присядь-ка.
Ульяна села рядом, держа на коленях миску и кружку. Оттого что её тайные мысли вдруг стали кому-то известны,  сделалось не по себе.
   - Ты восемь лет назад дочку родила?
   - Да,- Ульяна еле шевельнула побледневшими губами.
   - Не бойся так. Ты после родов горячкой переболела, чудом жива осталась. Верно?
   - Это не секрет. Об этом в селе все знают, - голос Ульяны дрожал, и эта дрожь передавалась всему телу. Её знобило.
   - Только я в вашем селе никого не знаю. Издалека я. Зовут меня Петром Ивановичем. Красиво здесь у вас.- Старик оглянулся, с улыбкой посмотрел на играющих неподалёку детей.  - Ну что ж... Ждите теперь сына. Родов не бойся, всё на этот раз обойдётся. Сынок родится большой, здоровенький.
Старик помолчал минуту.
   - Ну, иди, дочка, иди.
Ульяна, как заворожённая,  молча встала и пошла в дом.
Посидев ещё некоторое время, как будто нарочно дождавшись самого разгара детской игры, старик неожиданно оказался рядом с Анисьей и взял её за руку.
- Деточка, вынеси мне воды. Это ведь твой дом?


Всё так же крепко держа  её руку, он вошёл с ней во двор и присел на нижнюю ступеньку крыльца. Несколько минут молча рассматривал ладошку Анисьи, как будто желая убедиться в своих домыслах. И словно увидев именно то, что и ожидал, заулыбался, удовлетворённо хмыкнул и, наконец-то, отпустил руку девочки.
- Я тебя здесь подожду.
Он обстоятельно, оценивающим взглядом опытного хозяина, осмотрел большой, обустроенный двор.  У крыльца спокойно и важно похаживали куры, через открытую дверь сарая  было слышно хрюканье поросёнка. «Хорошо живут, справно. Хотя до моего состояния им далеко. Да что уж об этом! Пришло время, всё вот бросил. Теперь моё состояние и имущество – одна могила». Старик  вздохнул и нахмурился, поддавшись грустным мыслям.


Девочка вернулась с водой через пару минут. Он хлопнул широкой ладонью по ступеньке рядом с собой.
- Садись. Я тебе скажу что-то. Тебя ведь Анисьей зовут?
- Да,- девочка боязливо присела рядом.
- Я тебя, деточка, три года ищу. Измучился весь. Ты не бойся меня, я сам подневольный. Ты мне вот водички дашь, а я тебе сумку свою подарю. Здесь книги лежат, это для тебя. Я знаю, что ты читать уже умеешь. Ведь тебя  папа твой читать научил?
- Научил, - девочка почему- то перестала бояться этого чужого, странного дедушку. Ей показалось, что она его давно знает, как будто во сне видела. А ещё, что теперь он никогда не уйдёт от них.
- И знаю, что сны тебе часто вещие снятся. Верно?- как будто прочитал её мысли старик.
- Верно, дедушка! Мне мама так и сказала: «Сны у тебя, дочка, вещие».
- Хорошо. Ещё, кроме снов, ты теперь по глазам и по лицу судьбу читать будешь. А главное, дар тебе дан - людей лечить. Кого травкой, кого заклинанием, а кого другой силой...
- Как это?- удивилась девочка.
- Ну, руками, прикосновением. И так бывает. Ещё есть сила, тебе тоже подвластная, да только случается, что эта сила  много горя людям приносит. Большую власть она над  человеком взять может. Человек,  не имеющий внутри себя достаточно Света, обратившись к этой силе,  может неправильно использовать полученную власть.  Допустит зло в своё сердце, не устоит перед соблазном и  сделается как бы подневольным своего порока, рабом греха.  Тёмная сила  над ним верх возьмёт.  Но об этом ты в своё время узнаешь.
 
Улыбнувшись необыкновенно светлой улыбкой, спросил:
- Если я к тебе во сне приду, не забоишься? 
Анисья засмеялась:
- Что ты, дедушка! Я уже большая. И очень смелая, ничего не боюсь! Что же я тебя испугаюсь-то? Ну ты выдумал!
- Вижу, что смелая.  Молодец, так и надо!  Значит, приду к тебе во сне и расскажу много занимательных историй! А знаешь, это так странно… я в своё время так же Истину постигал – во сне. Как это было давно!   И прошу тебя, деточка, не желай никому зла, а особливо - смерти. Потом душа болеть будет, но уже ничего не исправишь. В жизни всегда так, время назад не повернуть. То, что случилось, изменить нельзя. 



На лбу старика крупными каплями выступил пот.
- На,  дедушка, выпей водички. Вон как тебя жар мучает.
- Сейчас выпью.  Ты, Анисьюшка, чёрную книгу мою,  как можно реже открывай. И так ноша твоя тяжкая... Обещаю, что не навсегда это с твоим родом будет. Придёт время, всё от вас отойдёт. Правда, через очень страшные  испытания. Что делать, все что-то в этой жизни терпят. Несут свой крест. Никуда от этого не уйти. Давай водичку, сильно я пить хочу.
Старик взял из её рук кружку с водой. Выпил всю  воду, вытер усы.
- Вкусная у вас вода, студеная.
-Так мама её только что из колодца принесла, а в нём вода всегда студеная, даже в самую - самую жару.
Старик отвернулся, чтобы скрыть набежавшие слёзы,  смахнул их украдкой. Не думал, что плакать будет, прощаясь. А вот оно как… грустно. Будто и не жил. А может быть жил не так?
 Отдавая кружку, сказал:
- Ну, вот и всё. Прощай. Забирай-ка  мою сумку в дом, можешь, не торопясь, посмотреть книги. А мне покличь свою маму.
Анисья, забирая кружку, почувствовала легкий укол в самую середину ладони, будто спицей  ткнули. Но боль мгновенно прошла. Радуясь подарку, она вбежала в дом.
- Мама, тебя там дедушка чужой зовёт! Он мне книги подарил!


Когда Ульяна вышла на крыльцо, старик был уже мёртв.
В его котомке, кроме книг, лежали  чистая одежда и деньги, которых как раз хватило на похороны, отпевание и поминки.
Соседки - старушки помогли  собрать его в последний путь.
Похороны прошли тихо, без особых происшествий. Только во время отпевания в церкви вдруг три раза хлопнула входная дверь. Это была очень большая, окованная железом, тяжёлая дверь с полукруглым верхом. Никто из селян не помнил, чтобы когда - нибудь она двигалась с места без посторонней помощи. Но служба из-за этого происшествия не прервалась. Чистый, звучный голос батюшки Николая даже не вздрогнул.
На кладбище, которое находилось сразу за церковью и отделялось от вишнёвого сада лишь большим оврагом, мужики как-то слишком быстро опустили гроб и поспешно закопали могилу: прощаться с умершим было некому. Когда они закончили свою работу, похлопывая  лопатами по холмику, пробуя устойчивость креста, перекидываясь словами "крепко", "ровно", "твёрдо", рядом с могилой осталась лишь маленькая Анисья. Могильщики оглянулись с удивлением и обидой. Отсутствие интереса к такой важной и серьёзной работе, как погребение праха, было им в диковинку. Обычно, родственники и даже соседи очень уважительно относятся к их труду. Стоят все,  словно зачарованные, и смотрят,  как опускается гроб, засыпается землёй могила и, наконец, появляется холмик – последнее пристанище бренного тела близкого человека. А тут – одна девчонка малая! Впрочем, она оказалась не по годам сообразительная и быстро их утешила:
- Вы идите, дяденьки, мама во дворе с соседками стол накрыли. Все, наверное, уже дедушку поминают. Идите.



 Анисья не смогла бы объяснить, почему она здесь задержалась. Она стояла возле свежего земляного холмика и вдруг подумала: « Хороший дедушка был. И никто-то о нём даже не поплакал. Вон, когда соседку бабку Лукерью хоронили, как о ней дети и внуки плакали! Особливо дочь Матрёна. Так выла и причитала, что у всех слёзы наворачивались. Наверное, у дедушки детей не было. А может быть умерли давным-давно. Как дети могут умереть вперёд?! Странно. Но умерли, это точно. Надо рядом с могилкой ёлочку посадить». Как раз в эту минуту она увидела большого чёрного кота. Неизвестно откуда он вдруг возник у её ног.
-Какой ты красивый! А какие глаза у тебя удивительные, прямо человеческие! - Анисья присела, погладила кота.- Ты чей? Я что-то тебя не знаю.
А так как она была очень большой любительницей кошек, то в селе знала их всех. Даже с господской кошкой Анфисой была знакома.
Кот громко мурлыкал и спокойно лизал лапки, намывая свой нос. Его шёрстка была пушистой и мягкой, так и хотелось погладить!
Постояв ещё минуту, Анисья пошла домой. Кот, важно ступая, не отставал от неё.
-Ты что, ничей? Ты  у нас, что ли хочешь жить? Прямо и не знаю. У нас уже две кошки живут. Мурка и Пушка. Мама не разрешит тебя взять.
Кот спокойно посмотрел Анисье в глаза и мяукнул, как будто ответил ей: «Разрешит».



Когда Анисья пришла домой, маме было не до неё и не до кота. Она кормила односельчан: подливала лапшу, угощала немудреными закусками, раздавала пироги и булочки уходящим.
-Царство Небесное дедушке. Ох, у тебя и пироги, Ульяна! Знатные!
Когда все разошлись, Анисья,желая задобрить маму,  помогла ей  и соседке тёте Матрёне убрать со стола и помыть посуду. Управившись и проводив  соседку, мать и дочка вошли в дом. Под лавкой, громко мурлыкая, дремал кот. Он лежал на животике, крепко поджав под себя лапки.
-Это ещё что такое?
-Мамочка, такой котик хороший! Такой умненький! Пожалуйста, пусть он останется у нас! Он ничей, он сам к нам пришёл. Прошу тебя!
Кот чуть-чуть приоткрыл глаза - щёлочки. Ульяна тоже любила кошек. Большой, ухоженный, с лоснящейся шёрсткой кот ей понравился.
-Не может быть, чтобы он был ничей. Смотри, какой красивый! Пусть живёт, пока хозяин не объявится. Как тебя зовут, котяра? Пусть будет Черныш!

Кот как - будто почувствовал, что говорят о нём, встал и медленно, лениво потянулся, выгнув спину, вытянув сначала передние, а потом задние лапы. Зевнул во всю пасть и, подойдя к Ульяне, потёрся о её ноги.
-Надо же! И правда умный, будто всё понимает. Пусть живёт...- Ульяна устало махнула рукой.

Летние дни, хоть и длинные, но в деревне они пролетают быстро, потому что слишком уж много дел надо успеть переделать. Вставая чуть свет, вспоминаешь: "Вчера не успела сделать, надо сегодня не забыть!" Ложась, когда на небе уже зажигаются звёзды, думаешь: "Сегодня не успела сделать, надо завтра не забыть!" И летят дни, подгоняя, друг дружку и людей неотложными делами в доме, в поле, в огороде...




Глава 4. Предчувствие

Спустя неделю или  чуть более, по селу поползли слухи, что старик этот был колдун из колдунов. Сколько сёл проходил, везде о себе молву оставил. И лечил, и судьбу предсказывал, и разные чудеса творил.  Анисья слышала у себя за спиной шёпот: «Чернокнижник-то всю силу свою ей передал! Она ему и воду поднесла перед смертью».
Ульяна пугалась таких разговоров, не хотела верить и думать об этом. Но вскоре она убедилась сама, что и правда ребёнка носит. Значит, старик был колдун? Рассказать мужу о том разговоре, о своих страхах, она почему-то боялась. Но однажды всё-таки решилась.
- Успокойся, родная. Ну, предсказал тебе старик о ребёнке. Что в этом страшного? Ну, оставил он книги Анисьи. Давай спрячем их или совсем сожжем.
- Спрячем лучше,- поспешно, будто против своей воли ответила Ульяна.
Если бы она только знала, как  будет жалеть об этих словах!
- Ну и хорошо,- муж крепко её обнял, и она, почувствовав его сильные, надёжные  руки, успокоилась.
Больше ни Кузьма, ни Ульяна о старике вслух не вспоминали.
Анисья так же никогда не говорила и не спрашивала о чужом дедушке, сделавшем ей такой странный подарок, который она так и не рассмотрела. Вначале не получилось рассмотреть  из-за его же смерти, а потом из-за того, что родители спрятали книги неизвестно куда.

Девочка молчала о дедушке ещё и потому, что слово своё он сдержал – часто снился ей. Каждый такой сон начинался с одних и тех же слов: «Всему есть место в Царствии Божием. Всё в мире имеет гармоничную связь.  И нет ничего лишнего и ненужного». Сначала эти слова говорил дедушка, каждый раз приговаривая:  «Запомни!  И повтори». Потом говорили их вместе, заучивая, как урок. И, в конце концов, они стали звучать  как бы сами по себе.  Легко, почти играючи, Анисья постигала премудрости  мироздания. И первой из них стало для неё понимание того, что всё познаётся в сравнении. Каждое человеческое представление,  каждый образ, каждая мысль или идея есть следствие противопоставления  с другими   образами, мыслями  или идеями.  В силу этого никакой фактор мироздания сам по себе, как "вещь в себе", непостижим.  И  всё представление о нём слагается из тех взаимоотношений, в которых он находится.  Так она поняла главное: даже самые противоположные явления имеют что-то общее,  даже самый целостный предмет содержит в себе противоречия.  А главное - всё на свете можно соединить.



Начало лета было жарким. В огороде и в поле всё горело. Дождей так и не было. Все только и говорили, что  «сушь сгубит урожай». Вот если бы дождичек! Да с недельку! Может и поднимется всё...
В начале второй недели  июня  Анисье  приснился дождь. Сильный, тёплый, ласковый. Она стояла под дождём и ловила его в ладони. Дождинки били её по макушке и щекотно стекали за шиворот.
А когда утром она открыла глаза, на небе не было ни облачка. Сквозь прикрытые ставни окон в избу лились палящие лучи солнца.
- Мама, а мне дождь приснился. Такой хороший! - Анисья подбежала к окошку, посмотрела на безоблачное небо.- Сегодня к обеду дождь будет.
- Откуда ему быть?- Ульяна домывала в избе пол.- Сушь, деточка. Сушь. С утра  такой жар в воздухе стоит, дышать нечем. Я вот решила для прохлады пол помыть. Хоть чуть свежей станет.
- Мама, к обеду пойдёт дождь, - серьёзно и уверенно сказала Анисья.


Уже к одиннадцати часам непонятно откуда натянуло тучи. Дождь скупо уронил первые крупные  капли. Они медленно и тяжело упали в мягкую пыль, которая сразу свернулась шариками, как бы поначалу не желая намокать. Но капли падали всё чаще и скоро земля посвежела, почернела. Сначала дождь наполнил трещины, прибил серую пыль, а потом принялся тщательно мыть, поить, поднимать слабые  тоненькие стебельки, наполнять соком спечённые солнцем листья. Он лил и час, и два, и три. Только перед вечером, вылив все свои запасы, тучи иссякли и растаяли. Небо посвежело и  казалось необыкновенно синим и  бездонно-высоким. Яркое солнце уже не было жарким, словно и оно получило свою долю дождя и прохлады. Расщедрившись, оно перекинуло над селом огромный радужный мост.

Теперь дождь стал частым гостем. Природа ожила. Повеселели люди. Только  в середине июля дожди прекратились, и опять единственным хозяином в  мгновенно выцветшем небе осталось солнце.


Пролетело лето. На удивление, противореча плохим прогнозам и ожиданиям, всё уродилось на славу. Люди радовались уборке, хорошему урожаю, предстоящему отдыху.


Именно в эти дни, когда все взрослые пропадали в поле на уборке,  произошло вот что. В тот день Анисья с утра почувствовала непонятную тревогу. Она  занималась обычными повседневными делами, а в душе нарастало беспокойство. Странно вёл себя в этот день и Черныш. Он тёрся о ноги, громко мяукал с каким-то  жалобным подвыванием. Потом вдруг начал бегать между Анисьей и комодом. Чтобы она не делала, куда бы ни пошла, он будто зовёт её к комоду.
- Ну что ты от меня хочешь? – Анисья нагнулась погладить кота, но тот опять отбежал от неё.- Вот горе ты моё! Замучил! Что там такое? Опять мышь или птичку притащил? Хочешь похвастаться?  Вот я тебе сейчас устрою!


Анисья подошла к комоду и... замерла от удивления! Боковая стенка была открыта, будто дверка, а внутри  девочка увидела те самые книги. Так вот  он - тайник! Она так долго искала его, как-то раз даже просила маму показать ей «дедушкины»  книги, но та, как отрезала: «Не сейчас. Даже не проси».

Анисья достала самую ближнюю книгу – чёрную, большую. Она была такая тяжёлая, что пришлось положить её на стол, чтобы открыть. На кожаном переплёте золотыми буквами было вытеснено одно слово – МАГИЯ. Когда Анисья открыла  книгу,  сердце её замерло, а потом забилось так быстро, будто хотело выскочить из груди, как птичка из клетки. В первое мгновение девочке показалось, что книга написана на каком-то непонятном языке. Но приглядевшись, она поняла, что это просто странный шрифт. Буквы были с  крючочками и с загогулинками. Иногда они походили на диковинных птиц, а иногда вдруг казалось, что они движутся и переходят с места на место. В этот раз Анисья недолго  рассматривала книги. Она убрала их в тайник, как они лежали, и плотно закрыла стенку комода. Теперь она часто, когда оставалась дома одна, открывала заветную дверку и читала «дедушкины» книги. Это стало её тайной, о которой знал только Черныш. Он всегда присутствовал при этом и словно охранял её. При  приближении кого-то из родителей к дому, Черныш начинал громко мяукать. И всегда вовремя, как раз хватало времени всё спрятать.

 И вот пришло короткое  "бабье лето". Основные заботы и хлопоты в поле и огородах остались позади.
Тёплые солнечные дни уже не были жаркими и душными. Слегка позолочённый наряд леса, воздух, переливающийся серебряными  паутинками - всё это  располагало к покою, безмятежности и радости. В эти дни несколько деревенских парней заслали сватов к своим милушкам. Сватовство в Миленино всегда проходило весело. Пока родители обговаривали день свадьбы, условия, уточняли приданное, молодёжь веселилась вовсю. Свадьбы чаще игрались "по  снежку", на санях, после Рождества, когда кончался пост.

Только дом солдатской вдовы Матрёны обошла радость. Была у Матрёны дочь Анна. Семнадцать лет исполнилось ей весной. Красавица и умница, рукодельница и всеобщая любимица, лучшая в песне и в танце. Она ещё два года назад полюбила Семёна - сына мельника, на её горе, самого богатого мужика в деревне. Но сердцу не прикажешь, кого любить, оно не спрашивает надо тебе это или нет, и что получится из этой любви.
Какое-то время Анна скрывала своё чувство, пока могла скрывать.


На посиделках и деревенских гулянках, как только запоёт гармонь, она первая выходила в круг. Даже в  простеньком, ситцевом сарафане, Анюта всегда выглядела королевой. Приподнимет чёрную бровь дугой, чуть прикроет глаза пушистыми ресницами и медленно, как лебёдушка, поплывёт по кругу. И хотел бы взгляд отвести, да сил нет!  Так хороша!  А как  «барыню» начнёт отплясывать, тут уж никто не устоит. Парни возле неё, как мухи возле мёда, вились. Пришло время, и Семёново сердце дрогнуло, не устояло. И такая любовь промеж них загорелась, о какой только в книжках пишут!  Дышать друг без друга не могут, не то чтобы жить!

    Было у них своё любимое место свиданий - колокольня. Звонарь,  дед  Микола, не ругался. Ключ он всегда оставлял на гвоздике у дверей.
Первый раз свидание на колокольне вышло случайно. Это было ещё позапрошлой осенью. После вечерней воскресной службы они вдруг заговорили о предстоящей свадьбе их общих друзей Ивана и Маши. Слово за слово, завязалась беседа. Вспомнили  другие свадьбы, которые уже отшумели, отзвенели бубенцами и песнями. Не заметили, как остались одни в церковном дворе. Вот тогда Семён и предложил:
- Пойдём со мной, я тебе одно место покажу.
-Какое ты мне место покажешь в нашем селе, которого я не знаю? – засмеялась Аня.
-А вот увидишь!  Я уверен, что здесь ты ещё не была.
Он подвёл её к колокольне и снял с гвоздика ключ.
- Я часто сюда ещё мальчишкой лазил. Дед  Микола мне разрешает. Иногда даже позвонить даёт. Знаешь, как красиво смотреть на землю с такой высоты! Всё кажется другим. Земля вырастает, ух как! Небо, облака приближаются! А все неприятности становятся маленькими и  смешными. Честно.

Семён и Анна часто потом приходили сюда. Им нравилось  смотреть с колокольни на село, на лесок, на бесконечные луга и поля. Сколько счастливых закатов встретили они здесь! Рука в руке, сердца бьются как одно... И так верится в такие минуты в счастливую долгую жизнь! Почти год длилось их счастье. Влюблённые надеялись, строили планы, мечтали о счастливой  семейной жизни.


Звёзды,  правда, с колокольни казались больше и ярче.  Сидеть близёхонько, прижавшись плечом к плечу,  было для них верхом счастья!
- Анюта, у меня есть любимая звёздочка. Я её года два назад увидел. Смотри, вон над лесом висит, самая яркая! Она на тебя похожа. Такая же красивая, родная!
- Сенечка, ты не поверишь мне, что я тоже всегда на неё смотрю! Это и моя любимая звёздочка! Она мне в окошко светит. Я, когда ложусь спать, когда о тебе думаю, всё  на неё смотрю. Без этого даже заснуть не могу.
-Аннушка, родная моя,  когда я тебя полюбил, долго боялся подойти. Ты для меня такой близкой и в тоже время такой далёкой, недоступной была, как эта звёздочка! Я тогда всё с ней по ночам разговаривал, будто с тобой. Не смейся!
- Я смеюсь, потому что у меня всё точно так же было! Какие же мы глупые, столько время напрасно потеряли!
- Нет, любимая, не напрасно. Наша любовь окрепла, выросла и теперь её никакие преграды не испугают. Я всё равно уговорю отца прислать к тебе сватов! Он у меня хороший, только упрямый. Но я тоже упрямый, в него пошёл!
- Да, ты на отца похож. Глаза такие же синие, как незабудки. Когда ты на меня смотришь из-под своих чёрных бровей, у меня мороз по спине пробирает! Ни у кого таких глаз нет! Девчонки говорят, что у тебя глаза, как льдинки, а для меня – самые лучшие, самые любимые!


Отец Семёна категорически отказался посылать к Анне сватов.
 Матрёна, видя горе дочери, пыталась, как-нибудь её успокоить, но все усилия были напрасны.
Опадали  жёлтые листья, укрывая землю пушистым ковром. Но красавица осень не принесла Анне долгожданного счастья. Убитая горем,  девушка часто оставалась дома одна, не хотела идти на улицу. В русской деревне люди остры и жестоки на язык. Скажут, как ударят. Некоторые говорили, что Анна на богатство Семёна позарилась. Так его родителям   «доброжелатели» и доложили.


Семён, несмотря на запреты отца, каждый день приходил к любимой. Часто вечерами они сидели в саду у Ани на старой полусгнившей скамейке. Их тихий шёпот заглушало даже щебетание  птиц. Для деревенских обычаев отношения между влюблёнными были необыкновенно чистыми и трогательными. Семён долгое время наедине даже за руку боялся взять Анну. Он смотрел на неё такими глазами, что без слов всё становилось понятно. Да и Анна, смелая и весёлая на людях, вдруг становилась с Семёном тихой и серьёзной. Падали прозрачные жёлтые листья, иногда касаясь их лиц или рук. Пожалуй, только осень и старалась согреть и порадовать их своим последним теплом. Родители Семёна уже давно перестали понимать своего сына. Они стали чужими. Мать Анны пыталась поговорить с дочкой, но та вдруг замкнулась, ушла в себя. И только друг к другу эти два, непонятых никем сердечка, тянулись, как цветы к солнцу.
Таким вот ранним, тёплым вечером зашёл Кузьма к Матрёне договориться по-соседски помочь ей  с развалившимся домом.
- Давай, Матрёна, я с Семёном завтра крышу тебе починю, да окна застеклю. Наши господа отдали в церковь старые стёкла, там всем нуждающимся хватит. Барин распорядился, чтобы к дождям да к холодам все избы починили. О твоём доме он особо беспокоился. Одному мне не сподручно, а с Семёном  мы справимся.- Кузьма кивнул на видневшиеся сквозь поредевшую листву малинника спины влюблённых.- А то всё без толку только вздыхают.
- Да какой  тут  толк...- с отчаяньем махнула рукой Матрёна.- Спасибочко за помощь... Я уж и не думала, что зимовать с крышей и окнами будем. Спасибочко! Дай вам Бог здоровья, Кузьма Ефимович.

На следующий день, как только Анисья проснулась, Ульяна собрала в кузовок завтрак.
- Пойди, доченька, к тёте Матрёне. Там папа с Семёном работают. Отнеси им покушать.
Анисья любила Анну, переживала, как и все соседи, за её несчастную судьбу. Маленькая девочка замечала порой больше взрослых. Вот и этот раз, принеся еду, она села в сторонке и наблюдала, как отец с Семёном стеклят окна, как Анна накрывает на стол, а Матрёна хлопочет по хозяйству.
У Анны глаза красные и чуть припухшие. У Семёна нервно дрожат губы. Отцу порой приходится по два - три раза говорить одно и то же, чтобы он услышал его.
-Сень, поддержи-ка!
Но Семён не слышит. Кузьма оборачивается, смотрит на парня и видит его отрешённый взгляд.
-  Держи-ка, тебе говорю!
Когда сели за стол, Анисья видела, как была напряжена рука Анны, когда она подавала хлеб Семёну. И как вздрогнул тот всем телом, когда эта рука коснулась его.


"Вот это любовь!- подумала Анисья. - А ведь они что-то задумали..."
Помогая Анне убирать со стола, она пыталась её разговорить. Но та молчала, будто не слышала, иногда отвечала невпопад. И всё же Анисьи удалось поймать взгляд её заплаканных  глаз. Этого ей оказалось достаточно, чтобы всё понять. Словно в книге, она прочла в её глазах всю их тайну.
"Вот что они задумали! Что же делать? Рассказать тёте Матрёне? Нет!  Она им не поможет. А им надо помочь. Иначе  они от своего не отступят.
Со страшной новостью Анисья прибежала домой.
- Мамочка, послушай меня и поверь мне!
-Деточка, я тебе всегда верю. Когда это я тебе не верила?- ответила Ульяна, не отрываясь от своей домашней работы.- Что случилось? Рассказывай.
- Нет, мамочка, ты сядь.
Ульяна удивлённо и с испугом взглянула на Анисью, привычным жестом вытерла руки о край фартука, от плохого предчувствия защемило сердце.
- Не томи. Отец что ли с крыши упал?
- Нет! С папой всё  в порядке. Но Аня с Семёном задумали плохое. Они умереть хотят и уже всё решили.
- Кто тебе такое сказал, дочка? Такое даже говорить нельзя!
- Мамочка, никто мне не сказал. Они ведь никому об этом не говорят. Но их хотят разлучить. Их не хотят поженить. Вот они и надумали: пусть умереть, но лишь бы вместе!


- Анисьюшка, тебе-то кто это сказал? Откуда ты это знаешь?
- Никто не говорил. Я просто посмотрела на Анну, в её глаза, и как в книге всё увидела... нет! Как наяву я увидела... Мама,  это  так страшно, что я даже сказать тебе не могу!
- Что это? Может, тебе показалось? Доченька, ну что ты могла увидеть?
- Я не могу, не могу это рассказать! Мне страшно! Мамочка, их надо поженить. Пусть они живут. Ну, зачем им умирать?
Анисья уткнулась в колени матери и так горько заплакала, что той стало не по себе.
-Ну что ты так плачешь, как будто уже хоронишь! Не плачь... Я что-нибудь придумаю. Я сейчас соберусь и пойду к Семёновым родителям. Хоть и не люблю я Варвару с Фролом, но так уж и быть, схожу. Не плачь.
Ульяна сняла фартук, покрылась другим платком.
- Анисьюшка, ты от дома никуда не уходи. Жди папу или меня. Я скоро.
Анисья вдруг успокоилась и серьёзно, по взрослому, посмотрела на мать.
- Мама, ты обязательно скажи, что это я тебе всё сказала. Это очень важно.
Ульяне от этих слов стало не по себе, но она спокойно, насколько смогла, обещала.




Глава 5. Боль

По дороге Ульяна думала, как начать разговор. Как лучше сказать, чтобы поверили? Она замедлила шаги, а потом и вовсе остановилась. «А чему поверили-то? Тому, что Анисье показалось в Аниных глазах? Бред какой-то. Может лучше не ходить?"  Но на сердце было так тревожно! В ушах до сих пор  стояли горькие рыдания Анисьи.  «Нет. Схожу. Скажу как-нибудь. А то, не дай Бог, что плохое случится, буду себя век корить».
      Дом Семёна стоял недалеко от церкви. Когда Ульяна подошла к их калитке, в её душе опять взяла верх неуверенность. Протянутая рука замерла... Но мгновение помедлив, она всё же открыла щеколду калитки и вошла во двор.
     Откуда-то из глубины сарая со страшным лаем на неё бросился огромный пёс. За шаг до Ульяны цепь его натянулась.
   - Хозяева! Заберите своего сторожа!


    Входная дверь дома открылась, и на невысокое крыльцо вышел Фрол.  Это был коренастый, среднего роста мужчина,  лет сорока пяти. Чёрные вразлёт  брови делали хмурым и даже сердитым взгляд тёмно-синих глаз. Небольшая бородка скрывала улыбчивые губы.
   - Лютый, место!
   - Кличка ему подстать,- Ульяна попыталась улыбнуться, но это у неё получилось плохо.- Лютая зверина.
   - Да, он меня прошлой зимой от волков отбил. Я слегка выпивши, был.-  Фрол довольно хмыкнул, надевая цепь на крюк.- Сильный, скотина. И злой - жуть!
   - Смотри, как бы он кого не загрыз. А Варвара дома? Мне с ней переговорить надо.
   -А где ж ей быть. Проходи в дом. Она там хозяйствует.


   Зайдя в дом, Ульяна увидела Варвару за шитьём. Хозяйка сидела за небольшим столиком возле окна, склонившись над только что раскроенной материей: на ярко- голубом фоне нежно- розовые цветы шиповника. Склонившись над работой, она не сразу повернулась к гостье. Дошила несколько стежков, сделала узелок. Когда  нагнулась откусить нитку, из-под платка выпала тяжёлая длинная коса, извилась чёрной змеёй по спине, свисая почти до пола.
   - Здравствуй. Ты шить надумала?
   -Здравствуй. Проходи.-Варвара привычным движением закрутила косу, поправила платок.- Да вот решила кофту себе сшить. Фрол этот отрез ещё пару лет назад из города привёз. Да всё как-то руки не доходили.
   Перекинувшись ещё несколькими пустыми, ничего не значащими фразами, женщины замолчали. Варвара время от времени удивлённо поглядывала на Ульяну, не прерывая шитья.
   -Знаешь, тут такое дело. Не знаю, как и сказать,- неуверенно начала та.- Дочка моя сегодня...
   - Ну что там дочка твоя? Заболела что ли?
   - Ой! Нет! Слава Богу, всё нормально, никто не заболел. Просто она мне сказала кое-что за Семёна с Анной.


   У Варвары выпала из рук иголка. Она побледнела и медленно поднялась с табуретки. Опершись обеими руками о край стола, чтобы удержаться на ставших вдруг ватными ногах, тихо спросила:
   - Тяжёлая?
   - Нет! Совсем не то!
   - Да что ж ты мне душу-то мотаешь?! То - не то, это - не то. Что случилось?
   - Ты знаешь, Анна с Семёном задумали неладное. Они жить не хотят друг без друга.
   - Нашла новость. Я это уже давно знаю. Последний раз, как  ругали его с отцом, так стены дрожали. Наверное, все соседи слышали. Фрол так и сказал: «Был бы ты не единственный сын, проклял бы». Вот до чего довёл! Прямо как приворожили его.- Варвара подозрительно взглянула на Ульяну.
   - Ты что, совсем с ума сошла? Кто его привораживал? Они с Анной уже больше года, как друг на друга не насмотрятся, не надышатся! А вы с Фролом, как слепые. Ты видела, как они по селу ходят? Будто солнышко оба светятся. Чем вам Анна- то не угодила?


   - Да, не твой сын! «Светятся!» – Варвара передразнила Ульяну.- Он у нас единственный, мы всю жизнь на него положили. Неужто всё голытьбе под ноги бросить? У нас хозяйство, ещё родители Фроловы наживали! Знаешь, небось, чего эта вольная стоила его матери! Она у барыни юность свою под ноги бросила, замуж за старика мельника вышла. Всё, как барыня велела, выполнила. Чтобы вольную получить, да барское приданное! Знаешь ведь...- уже совсем тихо сказала Варвара и медленно, без сил опустилась на табурет. Она будто пыталась убедить себя, но не получилось.- А насчёт «приворожили» не обижайся, люди разное говорят... что Анисья твоя теперь не только приворожить, но и что похуже умеет.


   Теперь дрожь в ногах почувствовала Ульяна. Она опустилась на лавку.
   - Что люди говорят? Ну что вы все к нам привязались? Что плохого кому моя дочь сделала? Я к тебе пришла, хотела помочь, предупредить, а ты...
   У неё задрожали губы и по щекам потекли непрошеные слёзы. Варваре стало  стыдно за свои слова.
   -Ладно, подруга, не обижайся. Прости меня дуру, что на тебе своё зло срываю. Но лучше бы ты не приходила. И без тебя тошно. Чем ты мне помочь можешь? Своими глупыми советами?

   -Ой-ё-ёй! Горюшко-то!.. А что же делать, коли уж, полюбили они? Сердцу-то не прикажешь...
   -Отец прикажет.- Варвара вновь взялась за иголку. - Он уж сказал Семёну, что на Покров будет сватов засылать к соседям нашим. У них Дуняша на выданье. Девка, что малина. Не хуже Анны. И живут они справно, вон как после 61-го года поднялись! За какие- то пять лет корову купили! А Дуняша у них тоже одна, всё для неё. Женится - остепенится. Загулялся парень, уж двадцать пять лет, пора семью заводить, а то вон какая дурь в голову лезет! Смотри-ка! Любовь у них!
   -Варвара, я тебя предупредила. Решайте, как знаете, Бог вам судья. Прощевай.
   - Прощевай, Ульяна. Прощевай,- скользнув взглядом по её округлившемуся  животу, добавила.- Вот родишь сына и жени его, на ком попало! Прощевай.


   Ульяна уже от дверей с горечью глянула на Варвару, но та  больше не оторвала взгляда от шитья.
Придя домой, она на вопрос Анисьи:
-Ну что, мама, ты помогла Анне с Семёном? Я так за них боюсь!
Ответила:
   -Помогла, чем смогла. Рассказала я, дочка, всё тётке Варваре. А она говорит: «Я и сама всё это знаю». Ну что ж, пусть сами решают. Это их дело.


   Анисья весь вечер была очень тихая и всё сидела на табуретке у окна, крепко обхватив  поджатые к подбородку колени, смотрела на улицу неподвижным, отрешённым взглядом.
   Когда укладывались спать, она вдруг спросила:
   - А в одном гробу двоих хоронят?
   - Деточка, ты о чём? Не хоронят в одном гробу двоих никогда. Что за глупости! Ну, кто разрешит хоронить двоих в одном гробу? И зачем?
   Анисья ничего не ответила.
Вдруг Ульяна, взбивавшая подушку, замерла.
- Знаешь, что-то такое я слышала. Жили когда-то в городе Муроме муж с женой - Пётр и Февронья. Вот их, вроде, в одном гробу схоронили.


          


       
    Прошло больше двух недель. Ещё не все листья облетели с деревьев, ещё золотистый ковёр на земле не до конца растрепал ветер. Ночь перед  Покровом выдалась морозная. Выпал первый  лёгкий снежок.
   Ранним утром всё село проснулось от колокольного звона. Не от праздничного перезвона в положенное время, а от страшного крика колоколов, возвестивших беду, когда  все  безмятежно спали.


   Ещё и не светало, только чуть-чуть посерело небо, потухли звёзды. Звонарь дед Микола пришёл, как всегда, пораньше. Во-первых, привык рано вставать. Во-вторых, праздник. Надо руки, ноги размять, посидеть,  по старой привычке чуток, прежде чем на колокольню подниматься. Цигарку выкурить, о жизни поразмыслить...
   Зайдя на церковный двор, дед Микола направился к колокольне, тут у него есть  любимая скамеечка, которую он сам и смастерил.


   Недалеко от этой  скамеечки он на них и наткнулся. Они лежали рядышком, будто спали, но  старик сразу всё понял. Трясущимися от страха руками он потрогал их. Они были холодные, как лёд и неподвижные, как камень.
   "Боже мой! Боже мой! Горе-то, какое! "- так приговаривая, не замечая текущих из глаз слёз, дед поднялся на колокольню. Он бил в колокол, как звонят на пожар. Видел, как стали сбегаться люди. Издали они кричали:
   - Дед, ты что, сдурел? Пожар что ли, или война?
   -Нет! Ему, наверное, сон плохой приснился! – кто-то пытался пошутить.
   Но, подбежав к колокольне, все замолкали и стояли не шевелясь.
   Так как их дом был недалеко от церкви, Фрол и Варвара прибежали одни из первых. Они так же, как и все, на какое-то мгновение онемели и замерли, будто это не их сын лежал на земле.


   И вдруг наступил конец света, вдруг сама старуха-смерть с косой выросла из-под земли, и небо рухнуло - так страшно, надрывно закричала Варвара. Она упала, вернее стекла на сына, обхватив его руками, не прекращая кричать, будто надеялась докричаться, надеялась, что  он услышит её и вернётся,  поднимется.
   Этот крик заставил вздрогнуть Ульяну и Матрёну, когда они подбегали к церкви. Никто не мог бы с уверенностью сказать, что это был человеческий крик, но Ульяна остановилась, у неё подкосились ноги.
   - Это Варвара! - сама не зная, почему, решила она.
   Когда на ослабевших, не слушающихся ногах, Ульяна подошла к страшному месту, Матрёна уже лежала на земле.
  И тут все бабы села Миленино завыли в один голос. А мужики вконец онемели, остолбенели. Никто не мог тронуться с места, ноги подкашивались и не слушались.


   Неизвестно, сколько прошло времени, пока Варвару и Матрёну смогли оторвать от их мёртвых детей. Они кричали, плакали, причитали, целовали холодные лица, руки, ноги своих "родненьких кровинушек", "ненаглядных детушек", "остановившихся сердечек"...
   Бабы выли.
    Пришедшие в себя мужики увели куда-то Фрола и пытались снять с трупов матерей. Такого горя село ещё не видело.


   Когда Варвару и Матрёну, наконец, увели в ближайшую избу, где женщины хлопотали над плачущим, взахлеб, Фролом, вдруг выяснилось, что, падая с колокольни, влюблённые так крепко держали друг друга за руки, что и умерли, не разжав пальцев. Уже наступившее окостенение  завершило их желание - теперь невозможно было их разлучить. Они лежали рядышком,  сцепив руки,  переплетя окаменевшие пальцы, будто говоря всем: " Мы навсегда будем вместе! "
   - Ну что же делать?
   - Не руки же им  рубить!
   - Пусть родители решают, как хоронить. Если  с руками, то в одном гробу. А если в разных гробах, то без рук.
      
    Их похоронили в одном гробу, за кладбищенской оградой, без отпевания, как хоронят самоубийц.
     На похоронах было всё село, не исключая и отца Николая, хотя гроб даже в церковь не заносили. На лёгкой  летней коляске подъехали барин с барыней. Люди расступились, чтобы дать им подойти к гробу. Барыня Анна Ивановна  вытерла кружевным платочком набежавшие слёзы и сказала мужу:
   -Дорогой, это всё так трагично! Пусть у них на могиле поставят мраморную плиту с такими строчками, они мне сейчас вдруг вспомнились:

        Господь из лучшего эфира
        Для счастья создал души их!
        Увы... Они не созданы для мира,
        Иль мир был создан не для них...

Иван Сергеевич молчал. Его добродушное лицо как-то сморщилось от жалости и отчаяния. Он вдруг вспомнил свою молодость, мать покойницу, юную горничную матери... Как бишь её звали? И вдруг ему стало так больно, так пусто... Сердце будто острым ножом полоснули... Он оторвал взгляд от гроба и те, кто стояли рядом  увидели,  как из тёмно-синих глаз барина  выскользнули две маленьких скупых слезинки.


- Да, дорогая, я распоряжусь насчёт мраморной плиты, надписи и насчёт поминок...
-Благодарствуем, барин Иван Сергеевич, но насчёт поминок не требуется.- Вмешался стоявший у гроба Фрол.
Взгляды двух мужчин встретились.
-Один он у нас был. Теперь всё это...- Фрол махнул рукой в сторону мельницы, дома, амбара - Всё это теперь ни к чему... Не сыграли им свадьбу. Теперь назад не вернёшь... Я не разрешил, Иван Сергеевич,  я... не разрешил! -  он с силой ударил себя в грудь.-  Я виноват. Теперь вот поминать будем. Всю оставшуюся жизнь поминать будем! А мне всё это без сына ни к чему... Ни мельница, ни богатство,ни сама жизнь. Зачем мне жизнь без него?- Фрол оглянулся вокруг, будто надеялся, что кто-нибудь подскажет ему "зачем", утешит его, но вокруг все плакали и молчали.- Мне всё это ни к чему без сына.

-Да... Без сына всё ни к чему, - задумчиво повторил барин слова Фрола и спрятал виноватый взгляд тёмно-синих глаз  под чёрными вразлёт  бровями. Наклонился к жене.- Дорогая, нам пора.


Господа повернулись идти к коляске. Кольцо людей, окружающих гроб разомкнулось, чтобы дать им пройти, и Анисья кем-то оттеснённая, оказалась у самого изголовья гроба. Она, не отрываясь, смотрела на лица покойных. Крупные слёзы, градом катившиеся из её глаз, упали на  атласную розовую  подушку и расползлись неровными пятнами. Варвара, стоявшая на коленях у гроба, подняла голову. Увидев  Анисью, она вдруг вспомнила приход Ульяны и весь их разговор.
-Ведьма! Ведьма! - тыча пальцем в Анисью, Варвара попыталась подняться с колен, но у неё не было сил. - Ведьма, отдай мне сына! Верни! Я на всё согласна, пусть он женится, на ком хочет, только пусть живёт. Пусть живёт!
Анисья стояла с широко раскрытыми глазами, держась за край гроба. Она не отстранилась, не ушла, когда руки Варвары, наконец, дотянулись до неё, ухватились за подол платья.
- Я этой смерти не хотела. Я вас просила спасти их. А вы что сделали? – Голос Анисьи дрожал, но не от страха, а от гнева.



Варвара  завыла и, отпустив подол её платья, упала на гроб.
Ульяна с трудом протиснувшись к дочери, увела Анисью домой, пройдя через живой коридор расступившихся людей.
На землю медленно падал первый робкий снег.


Глава 6. Ненависть

 Человек, пережив тяжёлую смертельную болезнь, думает, что всё изменилось, всё стало иначе, и он больше никогда не вернётся к той прежней, пустой и бессмысленной, жизни. Теперь- то  уж  он знает цену  каждого дня, каждой минуты. Теперь- то уж  он сможет прожить отпущенные ему Богом дни так, чтобы потом не жалеть ни о чём. Но проходит некоторое время и «всё возвращается   на круги своя», всё становится по-прежнему.
Так же случилось  и в Миленино. После всех потрясений, когда вдруг многим людям, стоявшим  у гроба влюблённых, казалось, открылся смысл жизни, когда они поняли, что счастье не в богатстве, и даже не в том, чтобы всё  по-твоему сложилось,  как ты хочешь. Нет! Счастье и заключается в самой жизни. А жизнь – это так быстротечно, так хрупко!
 Но прошло совсем немного времени, и  всё опять пришло к своему порядку.
Только на сердце Ульяны остался страх от дочкиных предсказаний и предчувствий, да у Анисьи в ушах ещё долго звучал голос тётки Варвары: "Ведьма!"


Первые дни после похорон она будто забыла обо всём. А через несколько дней, не сумев смолчать при разговоре соседок, обсуждавших недавние события и сочувствующих Варваре и Фролу, выкрикнула:
- Нет! Это они виноваты! Они! Не захотели спасти их! Богатства своего пожалели! Испугались, что не по их воле получится. Будь они прокляты!
Ульяна  испугалась, обняла дочку. Та уткнулась в материн передник и горько заплакала.
- Всё, всё, моя хорошая. Не плачь. Теперь уж ни чем горю не поможешь.
- Нет! Пусть им тоже будет!- сквозь рыдания упрямо повторяла девочка.
И хотя она чётко помнила  напутствие дедушки  - не желать никому зла,- желала! Желала всей душой самого страшного зла Фролу и Варваре. Это с возрастом, обретая мудрость, человек учится понимать и прощать. В детстве и в юности  для этого  не хватает терпимости. Не заметила девочка, как по доброте своей и жалости, пустила в душу свою зло.


     В начале января у Кузьмы и Ульяны родился сын, его назвали Иваном.
Ульяна стала замечать, что с Анисьей происходит что-то неладное, она часто «уходит в себя». Делает что-нибудь, а сама задумается и ничего вокруг не слышит, не замечает.
- Доченька, ну что ты опять! Как отрешённая от всего. О чём ты думаешь? Всё Анюту с Семёном вспоминаешь? Не печалься о них, они на небесах, как ангелы… улетели от нас…
- Мамочка, я всё думаю: а можно было что-то изменить, чтобы они живы были?
- Ну что ты, доченька! Судьба человеку Богом даётся.  Ничего изменить нельзя. А если что захочешь изменить, то навлечёшь ещё кучу бед! Грех это.
- Но ведь Бог не хотел, чтобы они вот так – с колокольни! Не хотел! Бог дал им любовь, дал им жизнь! Бог хотел, чтобы они жили и радовались! И благодарили Его каждый день за всё! А их нет, их больше нет. Это я виновата. Я должна была что-то сделать.
Как ни пыталась Ульяна переубедить дочку, ничего не получалось.

Когда в мире происходит несправедливость,  зло,  в душе человека рождается протест. Рождается протест – рождается новое зло. Зло к тому, кто поступил несправедливо. «Зачем он так? Надо ему противостоять! Надо наказать его, чтобы он понял!» Мысль, вроде бы правильная. Но…  родилось зло… оно уже живёт само по себе в сердце, в душе и, постепенно, захватывает всего человека: его мысли, его чувства, его волю. Это как любой грех. Вначале он слаб, тонок, как паутинка, как ниточка. Но постепенно он окутывает сознание десятки, сотни, тысячи раз…

Опутай руки тонкой ниточкой, которая рвётся от легчайшего натяжения, сто или тысячу раз, и ты уже  не сможешь освободиться без посторонней помощи. Не хватит сил. Зло  рождается  в сердце, как бы против воли самого человека. Как же можно противостоять злу? И можно ли?
Это очень трудно – не дать ему завладеть твоими мыслями, чувствами, волей, твоим сердцем и душой.  Чтобы победить зло, прежде всего, надо победить его внутри себя! Очень трудно, почти невозможно – отвечать на зло - добром.
 Но иначе с ним не справиться.
   
     Однажды  поздним  февральским вечером, когда Ульяна качала колыбельку сына, а Кузьма занимался починкой прохудившихся валенок,  Анисья, сидя у окна, глядела на разыгравшуюся метель. Поглаживая бархатную шёрстку  Черныша, который сладко спал у неё на коленях, она  вдруг задумчиво спросила:
   - Мама, а на улице пурга?
   - Пурга, доченька, пурга.
   -Мама, а если человека заметёт, его только к весне найдут?
   - Почему только к весне? Не обязательно. Да и кто в такую метель из дома выйдет? Смотри, как метёт, снег стеной стоит! И мороз сегодня сильный, даже дышать больно, прямо обжигает!
- Его найдут только весной...- тихо и медленно, как будто сама себе,  сказала Анисья.
Ульяна вздрогнула всем телом.
      - Кого?
      - Дядю Фрола. Хотя мне его уже и жалко, но всё равно он во всём виноват!
      - Доченька, милая, что ты говоришь?- Ульяна оставила колыбельку и подошла к Анисьи.- Не пугай меня!
      - Да, мама. Он сегодня, как обычно, выпил сильно. И пошёл за село, к оврагу, к кладбищу. Он, конечно, на могилу  к ним пошёл, но из-за метели сбился с дороги и упал в овраг. Сейчас уже темно, а утром никаких следов не останется. Поэтому его найдут только весной.



      Кузьма и Ульяна сидели в оцепенении, не зная, что и думать. Им было страшно за Фрола, но ещё страшнее   было за дочку. Утром они услышали страшную весть: Фрол пропал.

     От страха, что пойдёт недобрая молва об Анисьи,  они решили никому ничего не говорить об этом разговоре. Года два назад отец Николай, по просьбе Кузьмы, привёз ему из города недавно изданную Библию. Это было первое издание Библии не на старо-славянском, а   на русском языке. Теперь настал именно тот момент, когда защитить их мог только Бог.  У них вошло в правило каждый вечер молиться всей семьёй и читать Слово Божие.


      В редкие дни, когда она оставалась дома одна, Анисья открывала тайник, доставала чёрную книгу. Чтение этой книги одновременно пугало и радовало.  Вселяло надежду на что-то лучшее (ведь теперь она при желании могла изменить события, управлять судьбами людей), но одновременно пугало большой ответственностью, о которой  так часто в её снах говорил дедушка.  К тому же радоваться своему могуществу в полную силу не давали слёзы матери.  Ульяна  редкую ночь не проводила на коленях в молитве. Часами она молила Бога простить и смилостивиться, защитить дочку от злых сил. Анисья часто, проснувшись ночью, слышала эти молитвы. Она слушала мамины слова, и слёзы сами текли из её глаз, сердце повторяло: «Прости, Господи! Прости! Смилуйся надо мной!»  Позже ей иногда хотелось сжечь эту чёрную книгу.  Останавливали  только  сомнения:  где затаилось зло -  в  её сердце или  в книге?

Да,  не только Ульяна с Фролом, но  и сама Анисья  почувствовала и поняла, что у неё появился дар.  Она ещё помнила, как тогда зимой, ей очень хотелось, чтобы дядя Фрол тоже страдал, тоже плакал.  «Пусть идёт на их могилку и просит прощенье!»  Только что это изменит… ничего уже изменить нельзя. Их уже не вернуть! А он живёт, лазит пьяный по деревне. После смерти Семёна Фрол стал сильно пить. Всё хозяйство  свалилось на плечи Варвары.  Соседи, помня, каким он был всю жизнь трудолюбивым, прощали ему этот срыв. Многие уверены были, что пройдёт время, и он оправиться.

Когда  Анисья почувствовала, что дядя Фрол замёрз, ей сразу стало его очень жалко! Она простила его… только… он уже замёрз. Что-то  изменить уже нельзя. Именно тогда она и поняла, что главное – не поддаваться своим чувствам. Пусть они даже и справедливые. Пусть этот человек поступил плохо, ужасно и достоин сурового наказания.  Но он – просто человек. Он хотел, как лучше.  А если наказать его, то почему-то плохо становится тебе.  Надо простить.

Вскоре к Анисьи  стали обращаться за помощью соседи и совсем чужие люди. Молва о её силе предсказывать, лечить, колдовать, разнеслась на много вёрст вокруг.
Анисья  часто  вспоминала, как Пётр Иванович  ей сказал: «И прошу тебя, деточка, не желай никому зла, а особливо - смерти. Потом душа болеть будет, но уже ничего не исправишь. В жизни всегда так, время назад не повернуть». После трагической смерти дяди Фрола, Анисья боялась  даже  думать о ком-то плохо, не то, чтобы проклинать или желать кому-то смерти.


За селом Миленино, недалеко от мельницы,  небольшая местная речушка делала крюк. Получилось озерцо, а в самой его середине  находился омут. Озерцо красивое! Почти круглое, течение еле заметно. По всем берегам – лес, отражающийся в зеркале озера. Так и хочется в жаркий день окунуться! Вода прямо притягивает своей прозрачностью до дна и свежестью, даже в жару она оставалась прохладной. Но местные – упаси Боже! - никогда не купались в этом проклятом месте. Гибельное оно, все это знали. Кто, не знаючи, вздумает охладиться – пропадёт. Сколько утопленников тут выловили! Голубая, прозрачная у берегов вода, по мере приближения к середине озера становилась всё темнее. Там - омут.  Он всегда оставался чёрным, даже в самый солнечный день. Всё озерцо отражает небо, облака, лес, а посередине, где омут – чёрная дыра. Ни блеска, ни ряби не видно, будто и не вода вовсе.

               Ещё в самом начале мая, как раз на сороковой день после смерти Фрола, Анисья вдруг сделалась грустной и задумчивой. Играет с Ванюшкой во дворе, а сама уставится в одну точку, замрёт и не слышит ничего. Ульяна уже знала это состояние дочери. Боялась даже спрашивать, что случилось. Анисья сказала сама. Подошла к матери, когда та взбивала перину на солнышке -  очень уж хороший денёк выдался! Дочка робко подёргала Ульяну за рукав.
- Мама, тётка Варвара в омуте утонула.
-Ты что, доченька, тётка Варвара к омуту близко не подойдёт.
- Правда, мама, утонула. Сегодня к вечеру и всплывёт. Пошли папу с кем-нибудь, пусть вытащат.
- Доченька, что ты говоришь? Не пугай меня!
Но Анисья больше не сказала ни слова. Когда Ульяна пыталась объяснить мужу, что надо сходить к омуту, он смотрел на неё как на помешанную.
- Кузьма! Не я это придумала, не мне почудилось. Анисья сказала.
Кузьма позвал ещё двух мужиков, нашли багры. Приближался вечер, в лесу было сумеречно, а на душе тревожно. Кузьма боялся не столько из-за Варвары, сколько из-за дочери.



Подойдя к озерку, они сразу увидели, что на воде что-то плавает. Варвара лежала вниз лицом. Распущенные волосы  колыхались веером по поверхности воды, закрывая её тело. Только две руки белели над водой.
Это был приговор для Анисьи.


Так закончилась история семьи Фрола.


   Шли годы. Анисье исполнилось  девятнадцать  лет.  Она вышла замуж, родила дочь Машеньку. Теперь она знала, что никто из людей не имеет права брать на себя роль Бога и Судьи. Но она уже не могла остановиться, не могла проявить свою волю. Сладостное и, одновременно, пугающее чувство власти над чужими судьбами, захватило всё её существо, завладело и телом, и душой. Иногда по ночам ей становилось страшно. Казалось, что всё тело сковывал ужас, парализующий её волю. Всё начиналось с ощущения присутствия рядом кого-то чужого, непонятного и неподвластного ей. Темнота оживала, поглощала её, не давала пошевелиться. Даже тишина начинала пугать, становилась вдруг осязаемо громкой. Казалось, будто в комнате кто-то дышит. И чем тише старалась дышать она сама, тем громче становилось это чужое дыхание. Страх, как змея, заползал в её душу: неслышно, беззвучно, незаметно. Он опутывал её, как паутина.  Ночная тишина давила, душила её.  Наконец-то  сон одолевал… и почти сразу, она падала в яму с пауками и змеями! Холодная, скользкая кожа змей и мягкая, бархатная – у пауков, пугали её одинаково. Коснувшись их, она вздрагивала наяву так сильно, что сразу просыпалась.
Спасение приходило только с рассветом. Сколько таких страшных, бессонных ночей пережила Анисья!
Часто в сны Анисьи приходил старый колдун. Приходил тихо, по-доброму. Присаживался на край скамьи или табурета и глядя куда-то в сторону, долго и терпеливо рассказывал:
- У Бога нет ничего плохого - у него всё хорошее. И никого Он не осуждает, а просто подсказывает через познание Мира, что есть пути много лучшие.  Запомни,  Анисьюшка,  душа - изначально данная человеку Вечность, реализация истины.  Она  - подлинный источник раскрытия реальности, дающая  свет познания.  Душа через сознание познаёт мир и самоё себя. Это – Божья частичка в тебе и она должна вернуться к Богу.  Вспомним, как проходило сотворение. Сначала сотворил Бог небо и землю. Потом - свет: «И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы». Там ещё тьма над Бездною. И дух Божий носился над водою. Но не сказано, что Бездна плохо, что тьма - тоже плохо. Не сказано так. А по-нашему как будет? Но Бог о них ничего плохого не сказал. Он  только свет  вычленил. А для чего? Чтобы показать нам маяк, к которому идти надо.
Если ты  добилась единства тела физического и духовного, в  этом случае  ты сможешь,  меняя настоящее, изменить не только будущее, но и прошлое.  И сверху шаги духовные отразятся  вниз, как шаги физические. И появится  возможность синхронизировать свои шаги: чтобы то, что промыслила, совпало с тем, что сделала, совершила. Совпадение шагов приведёт к тому, что возникнет единая реальность, где нет разлада с самим  собой, где события будущего выстраиваются, а события прошлого преобразуются. Уровень пересечения Промысла духовного с реальным, физическим - там максимальная концентрация света.

Анисья слушала внимательно, вначале не понимая, лишь заучивая наизусть, как урок.  Но постепенно, повторяя из сна в сон,  стала вникать  в суть услышанного.

       Так в эту семью вошли магия, дающая ощущение силы - власти над судьбой и людьми, и вера -  единственная защита от этой власти и силы.




Глава 7. Мария

 Прошло много лет. Состарилась Анисья.  Её дочь, Мария, выросла и стала известной в своих местах ворожеей и знахаркой. Она лечила травами, практически, от всех болезней. Так же она умела читать судьбу человека по глазам, по лицу, по руке. Придёт к ней здоровая красивая девушка, а Мария только начав гадание, вдруг опустит взгляд и сморщится как от боли.
   - Что случилось? - спрашивает мать девушки.- Али дочь моя тебе не нравится?
   - Жалко... Нравится она мне, как и всякому, кто её увидит. И красивая, и молодая... А судьба её несчастливая...
   - Чем же несчастливая? В женихах отбоя нет. Вот и  к тебе пришли потому, что выбрать не может за которого замуж пойти. Или муж её обижать будет?
   - Нет, муж её обижать не будет... – Мария повернулась к девушке, взяла её руку, но совсем не для того, чтобы линию судьбы посмотреть,  а чтобы поддержать её, успокоить. - Ты, милая, сердце своё послушай. Любишь ты одного, а родители тебе советуют за другого идти. Но что за жизнь будет с нелюбимым, хоть и богатства у него через верх. Выходи замуж за  любимого. Осенью и свадьбу сыграете. А теперь иди, я с мамой твоей поговорю,- подождав, пока девушка вышла из дома, продолжала.- Нет, муж её обижать не  будет. Хотя тебе и не нравится её выбор, но они любят друг  друга. Смирись. Она родит двойняшек - девочку и мальчика. Будут тебе в утешение внук с внучкой. А семейная жизнь у дочери твоей продлится недолго.
   - Что ж он уйдёт от неё, что ли?
   -Да нет. Она уйдёт. Уйдёт ото всех, навсегда уйдёт.


     И  не ошибется. То ли случай какой несчастный, то ли болезнь, но человек покинет этот мир, как предсказывала Мария. Сколько слёз и проклятий летело в её адрес! В минуты горя люди не в состоянии были понять, что Мария не виновата.  Что она - всего лишь чтец книги судьбы, а не Автор.  Часто по ночам, плача в подушку, Мария зарекалась когда-либо ещё гадать, предсказывать судьбу.  " Зачем делать людей ещё более несчастными? Зачем навлекать на свою голову проклятья? Нет, больше я не буду говорить им правду!"- думала она. Пугали воспоминания о страшной кончине её матери.


   Анисья не дожила до глубокой старости. Она как-то вдруг сразу вся сникла, увяла. Стала странной, как не от мира сего. Все это заметили.  Задумывалась в самый неподходящий момент, когда молоко наливала или картошку чистила. Уйдёт вся в себя и ничего вокруг не замечает, не слышит.  Весь кувшин молока оказывался на столе, а картошка вся изрезалась на нет. Часто Анисья вдруг  срывалась, бросала недоделанную работу и уходила, не отвечая ни на какие вопросы. Когда она возвращалась, никогда не объясняла, где была. Однажды она просто не вернулась. Родственники и соседи искали  её несколько дней и ночей. А нашли через неделю в лесу, в сторожке. Это был конец ноября. Уже лежал снег, а она ушла раздетая, в чём дома ходила. Двое охотников, зашедших в сторожку  укрыться  от метели, долго от страха не могли прийти в себя.


Одежда, лицо, руки её были изорваны, как будто  кошки драли. Длинные волосы, обычно заплетённые в тугую косу, были распущены и всклочены. А в её  закостеневших руках остались пряди волос. Рядом с ней нашли издохшего чёрного кота. Откуда он взялся и чей был – никто не знал. Следователи, приехавшие из города, обследовав её тело, пришли к выводу, что это она сама себя так изодрала. И пряди волос в руках - тоже её.  На её исцарапанное, сплошь покрытое синяками и запёкшейся кровью лицо, было страшно смотреть.  Хоронили Анисью в закрытом гробу. Мария долго  после смерти матери не хотела браться за  ворожбу.

Вспоминая всё это, она всякий раз давала себе слово никогда больше не гадать и не колдовать. Но наступал новый день, приходили люди со своими проблемами и бедами и все просили:
-Пожалуйста, помоги  Христа ради! Умоляю! Сколько лет не знаю где сынок, что с ним! Пойми, для меня это очень важно!
- Не знаете, о чём просите...- обреченно, как бы сама себе шептала Мария.

   Совсем другое дело - лечить. Это она любила. Позовут её к умирающему, а она улыбается:
- Рано  ты,  милок,  на тот свет собрался. Тебе ещё до-о-олго по земелюшке  ходить,  деток растить и внуков нянчить.
Даст настойку из трав. Родственники, только чтобы больного не обижать, поют его без всякой надежды, а он возьми да через месяц и встань. А ещё через месяц уже и в поле работает.


Мария  вышла замуж, родила дочку. От  Анисьи  ей в наследство досталось несколько книг. Одна из них – Библия, которую ещё её дед Кузьма покупал. Кожаный  переплёт Библии потёрся от частого чтения, тоненькие страницы на уголках загнулись. Было видно, что только особенно бережное отношение к этой Книге позволило сохранить её в хорошем состоянии. Как говорится, всё познаётся в сравнении. Пример – другая книжка. Истрёпанная,  без обложки, с ветхими порванными страницами - книга о лекарственных растениях. И ещё несколько книг с разными заговорами, среди которых выделялась одна.  Большая,  толстая, рукописная книга  в чёрном кожаном переплёте. Она выглядела почти новой. Даже золотые буквы с её обложки совсем не стёрлись и были такими же чёткими, как и в день, когда работа над ней была только закончена:  МАГИЯ.  Они были написаны странным неизвестным шрифтом, немного похожим на готический. При первом поверхностном взгляде, их можно было принять за какой- то диковинный узор. Если смотреть на них долго, они завораживали, оживали.
 
Дочка Марии, Анюта, ещё в детстве поняла, что это  страшная книга. Мама очень редко брала её в руки. А прочитав  нужную статью, прятала книгу в потайное место, только ей  одной известное. И ещё долго после этого стояла на коленях в своей комнате и молилась. Заглядывавшей время от времени Анечке она говорила:
- Иди, деточка. Я ещё помолюсь. Согрешила я сегодня. Опять чёрную книгу открыла.
А мужу жаловалась:
- Сколько раз сама себе слово давала не обращаться к этой книге! Ты знаешь, она мне паутину с пауком напоминает. Боюсь я их с детства, жуть!  Самые страшные мои ночные кошмары – это сны о пауках. Мне сон один и тот же всю жизнь снится: как будто падаю я в яму со змеями. Они там прямо кишат. И вот упала я, чувствую их холодную и скользкую кожу, как они шевелятся. Почему-то не жалят меня. Поднимаю голову, как бы выбраться из ямы. Смотрю и вижу, как сверху спускаются на паутине огромные пауки. И знаю я, что это - смерть моя. Так страшно! Хорошо, что в этот момент я всегда просыпаюсь.  Так вот эта книга похожа на паука. Вся её  помощь, как паутина тебя окручивает.  Сначала, кажется, что это просто - тоненькая ниточка, которая что-то свяжет, поможет склеить и сохранить разрушенное. Что это – соломинка, за которую хватается утопающий. Открываешь книгу, и сердце бьётся часто–часто! Даже радуешься, что можешь помочь кому-то. А когда делаешь заговор, сердце начинает ныть от непонятного страха, будто тоненькие хрупкие нити превращаются в прочную, липкую паутину, которая опутывает тебя, обволакивает всё больше, всё сильней,  и ты уже не в силах разорвать их, не в силах вырваться из неё.


Однажды Аня из разговоров мамы с отцом поняла, что чёрную книгу ей пришлось открыть из-за соседки тёти Глаши. Та прибежала к ним вся в слезах:
- Помоги, Машенька, умоляю! Подруженька милая, что мне делать горемычной?! Ушёл- таки мой! Сколько я терпела, мучилась! Глаза на всё закрывала! Ушёл, как ты и говорила. Вчера, уже поздно вечером, собрал вещи и ушёл! Что же теперь мне делать? Трое деток: мал-мала-меньше. Помоги!
Мария долго успокаивала её, поила чаем и валерьянкой. Уговаривала подождать, может быть, сам одумается.
- Ой, нет, не одумается!- голосила Глаша.- Ему теперь, как и думать–то нечем! Он совсем голову потерял! Помоги!
Раскрыв чёрную книгу, Мария поняла, что неспроста муж ушёл от подруги. Сделано ему на женской месячной крови и  выпил он это  с крепким «первачом». Этот приворот - сильный, снять его без последствий невозможно. Есть только один способ: сделать новый приворот, чтобы он вернулся в семью. А это бывает опасно. Мария помнила, как ещё её мать,  Анисья, часто повторяла:
- Деточка, старайся не использовать эту страшную силу без великой надобности. Очень худо человеку от колдовства. Судьбу не обманешь, а Бога прогневаешь. Привороты, отвороты – это всё человек уже не по своей воле живёт. Любит не любя, как во сне… А если попадёт приворот на приворот – совсем умом  тронуться  может.  И свою судьбу, доченька, судьбу близких своих, никогда не старайся изменить. Чему быть, того не миновать. Отводя что-то плохое, наведёшь ещё более страшное.  Я, Машенька, тому много примеров знаю. Так уж Господь решил и постановил: дал человеку свободную волю. Сам человек решает и выбирает  добро или зло.  От этого выбора его судьба зависит. А вмешиваться в ход судьбы нельзя. Грех.

   Мария пыталась объяснить Глаше, что это очень опасно, но та ничего слушать не хотела. Слёзы подруги, её просьбы за брошенных деток, сломили волю Марии. Через пару недель она поддалась на уговоры.

        Добро всегда терпит и страдает безвинно. Если оно начинает защищаться и мстить, это уже не добро.
   Эту истину Мария поняла потом. А в те дни она ещё думала, что может помочь подруге, защитить её от злой воли другого человека. Как часто в жизни хорошие, добрые люди, не делающие никому ничего плохого, терпят и страдают из-за злых и бессердечных людей, которые живут припеваючи. И сразу возникает вопрос: «Почему? За что?» И хочется восстановить справедливость.

   «Попробую. Мужик он славный, добрый, непьющий, работящий. Жили десять  лет душа в душу! Знаю, что и пострадал по доброте своей. Позвала, змея подколодная,  крышу поправить, прикинулась сиротой - «одинокая, помочь некому». Отблагодарила обедом с рюмочкой, а в рюмочке – зелье страшное, приворотное. Не первого мужика  от семьи уводила… Уговорила его один глоток за крышу сделать, чтобы не протекала. И пошло – поехало…»

  Согласилась Мария помочь, а у самой душа не на месте, как будто что-то плохое должно случиться. В тот вечер они остались в доме вдвоём с Глашей. Перед тем как закрыться в своей комнате, Мария предупредила подругу:
   - Жди меня здесь. В комнату ко мне не стучись, как бы долго я не была там. Не мешай мне, а то ничего не получится.
    Уединившись в своей комнате,  Мария достала книгу из потайного ящичка в комоде.
  Открыла её, положив на стол. Страницы, будто сами, переворачивались с лёгким шелестом и остановились  на нужной статье. Чтобы заговор подействовал, надо брать более сильный приворот, чем прежний.
   Она разложила на столе всё необходимое для приготовления зелья. На душе  было беспокойно и тяжело.

   Через час, когда отдавала Глаше бутылку, сама была, как выжитый лимон. Сказала тихо:
   - Сегодня он заглянет к тебе, как вроде бы что-то из вещей забыл. Захочет пить невмочь.  В бутылке вода, но смотри, чтобы кроме него  никто к ней не прикасался. Ты ему  вылей её в кружку всю до последней капли. Он и выпьет всё. Вернётся он к тебе в ту же минуту.  Ну а что дальше будет – одному Богу известно. В церковь с ним сходите обязательно. А лучше всего – вылей эту воду в отхожее место и пусть всё останется как есть! Правду говорю тебе, Глашенька, сердце у меня разрывается, беду чует.
- Нет! Спасибо, родная! Всё хорошо будет, лишь бы домой вернулся!


Увы! История Глаши на этом не закончилась. Муж к ней  вернулся, но он стал  совсем  другим человеком.  У него начались запои.  Из дома до весны всё пропил. Раньше из дальних сёл к нему шли, просили дом срубить. В работе ему равных не было. Теперь больше недели он не работал. Поселилась в доме Глаши нужда. Дети по соседям кормились. Глаша  долго билась, терпела. А потом тоже  сорвалась, запила.
Придёт к Марии с просьбой  что-то в долг взять (какой уж там долг!), а сама сразу причитать:
- Ой, подруженька! Вот беда- то, беда! Вот несчастная я! Как всё хорошо было… Теперь только «стопочка» помогает мне забыть эту жизнь пропащую! Выпью – мне и легче.
- А дети? Детям - легче, если и отец и мать – пьют? Ты о них думаешь?
- А обо мне, о моей  жизни кто подумал? Это ты мне его таким сделала! Ты во всём виновата, наколдовала  на мою голову!
- Глаша, опомнись! Я ведь тебя отговаривала, предупреждала!
Но Глаша её не слышала.


  ...Никто не знает, как это случилось. Зима в тот год стояла морозная, печи  топили до утра. Глашу с мужем и тремя детками нашли мёртвыми. Угорели. Выпили без меры, рано закрыли дымоход.
   Мария после похорон долго плакала. Со слезами умоляла Анечку никогда не открывать эту проклятую книгу.
   - Доченька, запомни: магия на копейку поможет, а на сто рублей навредит! Да и та копеечная помощь – лишь одна видимость. Сжечь её, что ли, книгу эту? Вот уж верно говорят: и нести тяжело и бросить жалко! Я умоляю тебя, Анечка, не открывай её, если не хочешь беды! Судьбу не изменишь, не обманешь. Как бы плохо Глаша ни жила одна с тремя детьми, но жила бы! А теперь вот – все на кладбище... Горе – то,  какое! И свою судьбу никогда не пытайся изменить. Что дано Богом, то не подвластно человеку. Все наши беды в нас самих. Лучше попробуй сама измениться. Отнесись к случившемуся как к единственно возможному, даже если случилось что- то плохое. Представь, что могло быть ещё хуже. Как моя бабушка Ульяна говорила: « Отводя что-то плохое, наведёшь ещё более страшное».


     Часто в погожие дни уходили Анюта с мамой в лес или на луг собирать травы и цветы, корешки и веточки. Сборы  «лекарств» начинались ранней весной, когда появлялись из-под снега первые цветы - мать-и-мачеха и подснежники, когда только набухали почки. А заканчивались поздней осенью, когда надо было выкапывать корешки  с уже пожелтевшей и засохшей листвой.


     Но больше всего любила Анечка летний сбор «лекарств». Насобирав несколько мешочков трав,  для каждой травы - отдельный мешочек,  Анечка с мамой устраивались в тенёчке откушать и отдохнуть. Перекусив, они ложились на мягкую высокую траву и слушали пенье птиц, смотрели на медленно плывущие, по высокому голубому небу,  белые пушистые облака. Изумрудная листва деревьев казалась прозрачной под яркими лучами солнца. Мама рассказывала о своей жизни, о бабушке Анисьи, а Анечка слушала, слушала... пока обеих не охватывала сладкая дрёма... Душистый запах трав всегда напоминает Анне  детство, маму... Она научилась у мамы изготовлять настойки и растирки. Она с детства знала, какое растение, от какого недуга помогает.


     В их семье болели редко, а вот соседи и чужие люди приходили к ним каждый день со своими бедами. Мама старалась всем помочь и очень сердилась, если люди пытались заплатить ей за помощь.
   - Мы, слава Богу, живём в достатке. Мои лекарства в поле росли, да в лесу. Грех большой за это деньги брать. Поправляйтесь, выздоравливайте, да за всё Бога благодарите. На всё Его милость и воля.


     Перед днём,  когда Ане исполнилось двенадцать лет,  ей приснился  удивительный  сон. Приснилось, что они с мамой купаются в лесном озере. Озеро круглое- круглое, как зеркало. Вода в нём чистая и прозрачная, как хрусталь. И всё в озере отражается: лес, небо, облака. Они с мамой зашли в  приятно прохладную воду и поплыли. И так им было весело и хорошо! Они плыли и смеялись. Тысячи брызг играли и переливались в солнечных лучах. Вдруг мама сказала: «Ты дальше одна плыви, а мне надо здесь задержаться». Аня уплывала от мамы всё дальше и дальше. А вокруг всё так же светило солнце и отражались облака в воде. Когда Аня доплыла до противоположного берега и вышла из воды, оглянувшись, она  увидела вместо озера  грязное, страшное болото, а мамы нигде нет. Синее небо стало свинцовым, низким. Лес почернел и высох. Ветер гнул засохшие деревья и они жалобно скрипели, будто плакали.


     Несколько дней девочка боялась кому- нибудь рассказать свой сон. Но, в конце концов, она не смогла больше прятать страх. Мама видела её состояние и догадывалась: что-то случилось. Однажды вечером  она, обняв дочку, заглянула ей в глаза и ласково сказала:
   - Давай, милая моя, рассказывай, что у тебя случилось.
     Выслушав Аню, мама улыбнулась, но улыбка получилась невесёлой.
   - Деточка, жизнь не прекращается нашим пребыванием на земле. Не горюй! И ещё запомни: никогда, ни при каких обстоятельствах, ни в делах, ни в словах, ни в мыслях не допускай зла. Тебе Господь дал большой дар, вот ты и помогай людям, лечи. И помогай даром, как  получила сама даром, так и отдавай. Когда я умру, возьми вот этот ключик, -  мама потянула за тонкий шёлковый шнурочек,  висящий у неё на шее,- это от потайной дверки в моём комоде.
     Она подошла к комоду и показала Ане маленькую, неприметную щёлку на его боковой стенке.
   - Только прошу тебя, старайся как можно меньше, как можно реже открывать этот ящичек. Там лежит чёрная книга. Слышала я от матери своей,  что эта напасть в нашем роду не вечно будет. Уйдёт это от нас. Но когда?! Не знаю.


Через полгода мама умерла.





Глава 8. Начало века

Отец Анюты больше не женился. Растил дочь, и всё тепло своей души отдавал ей.
     Когда Анне исполнилось  семнадцать лет, она познакомилась с молодым человеком. Он был на семь лет старше её. Среднего роста, с правильными чертами лица. Настолько серьёзный, что даже старики уважительно называли его по отчеству – Никита Иванович. Анечке с первой встречи понравились его добрые голубые глаза и обаятельная улыбка. Её сердечко вдруг забилось, как птичка в клетке, и она подумала: «Вот он будет моим мужем». Через год они обвенчались.

     Вскоре после их свадьбы умер отец, словно решив, что долг свой  в этой жизни  он выполнил.  Слово, данное Марии перед её смертью, сдержал: дочь вырастил и замуж за хорошего человека отдал.

     Добрый и очень спокойный по  характеру, Никита любил жену всем сердцем. Редко в жизни встречается такая любовь. Так чаще любит мать своего ребёнка. А между мужчиной и женщиной любовь обычно начинается с местоимения «Я». Возникает взаимный интерес, некое физическое влечение, притяжение. Желание испытать что-то новое, ещё неизвестное и никогда ранее не пережитое. Иногда женщина, если это натура увлекающаяся и чувственная, может  на время забыть своё «Я», но не получив ожидаемого, она вряд ли пойдёт  на большие жертвы без взаимности. Мужчина же чаще  любит для себя,  ради себя.

     Никита любил Анечку, как мать любит своё дитя. Он любил ради неё самой, был ей не просто мужем и нежным любовником, но лучшим другом. Он всегда думал, как будет лучше для неё, любимой жёнушки. Мир и согласие царили в их семье.
     Когда Анна сказала мужу, что ждёт ребёнка, его счастью и восторгу не было границ. Никита всячески принялся опекать и оберегать её от всех забот, от домашней тяжёлой работы, от  неприятностей, пусть даже самых маленьких.


     Стоял жаркий, душный июль.
   Никита устроил  в саду, в тени деревьев, удобную скамейку, где Аня могла бы  отдохнуть.
- Анечка! Анюта! Иди работу принимай!
Когда она подошла, он улыбался, стряхивая стружки со своей одежды.
- Ну как, нравится?  Это вам с малышом, чтобы отдыхали здесь в тенёчке.
Анна поцеловала мужа в колючую щёку.
- Это я за малыша, как лучшего на свете папочку! А это за себя, как самого-самого лучшего на свете мужа!- Обвив руками Никиту, прижалась к нему и поцеловала сначала в губы, а потом в грудь, в то место, где билось его сердце.
- Я, как всегда, целую тебя в сердце, мой любимый!
- Анюта, чудо ты моё! Помню, как ты в первый раз поцеловала меня так, я думал, что сердце моё выскочит из груди от счастья и радости. Глупо, да?
- Нет, Никитушка. У меня так же, когда ты меня целуешь. Это и есть - любовь. Здесь будет моё любимое место отдыха.
 

   Она сидела, откинувшись на подушку, и  вязала детский чепчик.
   Сад благоухал запахами трав и цветов. В изумрудно-солнечной листве беззаботно  прыгали и весело щебетали птички. В бездонно-голубом небе ярко светило солнце.
  И вдруг Анна услышала шёпот:
   - Дочь родишь...
Она обернулась. Кто это? Вокруг никого не было.
   - Мужа потеряешь...
   Анна встала с поспешностью, на какую только способна беременная женщина.
   - Кто здесь?
   Она прошлась между деревьями сада. Постояла минут пять рядом с кустами чёрной смородины... Какая крупная смородина в этом году! Верхние ягоды в кисти не уступают по размеру вишням. Сорвала несколько ягод. Терпкий, кисловатый вкус смородины успокоил её. Решив, что просто слегка задремала, Анна вновь вернулась на кушетку к своему вязанию.
   - Всё потеряешь...
   Теперь шёпот был чуть слышен и почти  сливался с шелестом листвы. Но  Анна была уверена, что ей не почудилось.



Вечером, после ужина, Анечка подсела  к мужу и заглянула в его глаза. Взгляд родных и таких дорогих ей глаз, был как всегда  добрым и любящим. Но Анна ясно прочла в них страшную беду. Его убьют. Убьют жестоко и бессердечно.
Слёзы сами потекли из глаз, она не могла их унять и не могла их объяснить испуганному Никите.
   - Что случилось? Милая моя, родная! Объясни, Анечка, что случилось?
   - Никита, Никита... Любимый мой... Это не наша вина! Мы с тобой не виноваты. Это  будет большое горе. Горе всей России.
   - Что будет, Анечка? О чём ты? Какое горе?
   - Будет война. Убьют тысячи людей. Потом будет ещё война. Россия потонет в крови.
   - Какая война? С кем?
Аня успокоилась, посмотрела на мужа странным отрешённым взглядом, будто смотрела сквозь него.
   - Странно... Будет война с врагами... И будет  другая война, будет брат убивать брата  и сын отца. Будет война внутри России.
   - Успокойся, родная! Успокойся, любимая! Не бойся. Это просто твой страшный сон. У беременных так бывает. Пойдём-ка, лучше на нашу скамеечку. Посидим, свежим воздухом перед сном подышим.
       Но Анна понимала, что беременность здесь не причём.


На следующий день, оставшись одна, она сняла с шеи шнурок с маленьким ключиком. Ключик лежал на ладони и  будто  шептал: «Открой дверку. Открой. Достань книгу. Достань». Анна мысленно спорила сама с собой: «Надо что-то сделать. Что?  Надо как-то защитить Никиту. Как?   Может быть, чтобы он заболел, и его не взяли на военную службу? Но какая же это должна быть болезнь? А если он от этой болезни умрёт? Получится, что я сама его убила, спасая  от смерти. Из-за своей любви... Что делать? Что? Нет... Пусть всё будет, как Господь даст. Как должно быть...»


Анна надела ключик на шею и спешно, будто боясь передумать, спрятала его под платье.
Она помнила рассказы мамы о страшной силе магии. Помнила, как горько, неутешно плакала мама на похоронах семьи тёти Глаши, когда в пустом, пропахшем дымом доме стояли на табуретках пять гробов.
В конце года Анна родила Дашеньку. До начала первой мировой войны оставалось девять месяцев.



     Недалеко от них, через два дома жила её лучшая подруга Нина. Они дружили с детства. Нина страстно мечтала о замужестве, о детях. Особенно пример Аниной семейной жизни толкал её на скорые решения, и только далёкий-далёкий разговор с подругой, поселил в её сердце тревогу и беспокойство. Когда им было всего лет  по пятнадцать, Аня однажды сказала ей:
- Тебе было бы лучше никогда замуж  не выходить.
- Ты что, Аня? Зачем ты так говоришь?
- Говорю так, потому что добра тебе желаю.
- Так что ж, я никогда замуж не выйду?
- Почему же, выйдешь замуж... Человек он будет красивый, видный. Ты его будешь любить всей душой. Но семейная жизнь принесёт тебе только боль, обиду, горе...
- Я не верю. Это неправда.
- Я бы тоже хотела, чтобы это  оказалось неправдой.
Анечка уже не помнила, откуда  в неё вошло это знание, но уже тогда, в ранней юности она понимала, что в каждом человеке есть  Древо Жизни, которое когда-то росло в раю. И мы растим это Древо внутри себя,  изучая мир и открывая Бога, возлагая на себя ответственность за выращенное Древо Жизни. Ведь если вырастишь его,  у тебя  открывается  другой горизонт восприятия. Расширился горизонт  - ты  увидел  будущее. Увидел  будущее - можешь исправиться от негатива прошлого.  Если  веришь в это.
 Но Нина не хотела слушать подругу, она  хотела просто любить и быть счастливой.


        В ту зиму, когда Анна  родила Дашеньку, Нина встречалась с видным молодым человеком, приехавшим в их село к родственникам. Его звали Андрей. Однажды  Нина с ним зашла на минутку к  подруге.  Под два метра ростом, широкоплечий, с мужественным и немного  грубоватым лицом, он располагал к себе  детской, открытой улыбкой. При знакомстве Анна так пристально взглянула ему в глаза, что он не выдержал  и отвёл взгляд. Анна вздрогнула, будто увидела что-то страшное. Через несколько дней, когда Нина зашла к подруге одна,  она сразу начала этот роковой разговор.
- Ниночка, тебе лучше расстаться с Андреем. Он страшный человек.
Нина  засмеялась.
- Он красивый человек! Я так люблю его! Как ты можешь так о нём говорить?
- У него душа чёрная, как омут. Погубит он твою жизнь. Помнишь, я предупреждала, что тебе лучше не выходить замуж!
- Да, помню! Я всю жизнь помню те твои слова! Они у меня в ушах до сих пор звучат! А ты опять мне это  повторяешь: «Тебе лучше не выходить замуж». Да  как бы не сложилась моя жизнь, это – моя жизнь! Какое ты имеешь  право распоряжаться моей жизнью, моей судьбой!
- Нина, опомнись! Я тебе добра желаю!
- А зачем мне твоё добро, если мне нельзя любить, нельзя быть счастливой! Ты это от зависти говоришь. От зависти! Мой Андрей лучше твоего Никиты, вот тебе и завидно.
- Глупая, когда человека любишь, он для тебя всегда лучше всех на свете. Никто другой не нужен. Я вижу, что ты любишь Андрея, но лучше бы вам расстаться. Поверь мне.
- Верю, верю! Ты просто не хочешь, чтобы я замуж вышла, ребёнка родила. Тебе чужое счастье жить не даёт.
- Дура! Ты думаешь, что говоришь?
- Да, дура, что с такой стервой  дружила!
Нина выбежала, громко хлопнув дверью.
В тот день они поссорились.
Прошло четыре месяца, и Нина стала готовиться к свадьбе. Но с Аней они больше не общались. Она не пригласила лучшую подругу на торжество.


На венчание приехало много родственников со стороны жениха. Среди них -  его тётя, сестра  отца. Это была грузная, старая женщина с крупными чертами лица и чёрными, как смоль, волосами, закрученными на затылке в тугой узел. Её большие, чуть выпученные, глаза смотрели пристально и, казалось, взгляд их проникает в самую душу. Все присутствующие, пообщавшись с ней не более минуты, старались найти предлог, чтобы быстрей отойти. От разговора с ней на душе становилось тяжко и больно.
В церкви, во время венчания, она стояла недалеко от выхода, скрестив на груди руки, тогда как все родственники старались подойти поближе к алтарю, чтобы всё  лучше увидеть и услышать. Ближе  к дверям стояли соседи, знакомые или просто зеваки. Когда венчание закончилось и все повернулись к выходу, тётя вышла из церкви спиной, как бы пятясь. В праздничной суете никто не заметил такой мелочи, кроме  старушки Даниловны  – соседки Анны. Именно она, рассказывая Анне о венчании её бывшей подруги, вдруг вспомнила и упомянула об этой странной женщине.


Тётя с первой минуты невзлюбила Нину. Уже дома, когда гости садились за столы, она отвела Андрея в сторону и зашептала ему на ухо:
- Андрюшенька, ну что ты  за жену нашёл? Не пара она тебе! Тебе королева нужна, а не Золушка. Понимаешь?
- Тётя, ты как всегда преувеличиваешь. Всё будет нормально!
Тётя посмотрела на Андрея долгим, тяжёлым взглядом, потом улыбнулась:
- Да, я вижу, теперь всё будет нормально. На, съешь конфетку.
Сунув ему, как маленькому, в рот конфету и подождав  пока  он съест её, тётя  с довольной улыбкой отошла к родственникам.


Когда свадьба закончилась, и все гости разошлись, родственники оставили молодых в приготовленной для них спальне. Нина обняла Андрея и, прижавшись к нему, сказала:
- Вот и началась наша семейная жизнь! Пусть она будет длинной- длинной и счастливой- счастливой!
- В чём я лично сомневаюсь, - грубо и равнодушно ответил Андрей.
- Почему, милый?
- По твоему поведению.
- Разве я плохо себя веду?
- Да, плохо! Плохо! – В душе у Андрея было тяжело и пусто, и он вдруг на самом деле почувствовал себя очень несчастным. – Какой я был дурак! Слепец! Что я наделал?!  Сломал себе жизнь!
- Андрей, что с тобой? Опомнись!
- Уже опомнился! Только жаль, что поздно.
- Андрюша, милый! У нас сегодня первая брачная ночь, у нас медовый месяц впереди, а ты с первой минуты начинаешь ругаться. Что случилось?
- Отстань от меня! Видеть тебя не могу!


На следующий день, зарёванная и обессиленная от бессонной ночи, Нина боялась взглянуть на Андрея и родственников. Но их ссоры никто не заметил, разве только тётушка Андрея, слишком уж пристально посмотрев на Нину, кое о чём догадалась и поэтому сказала грубым, сиплым голосом:
- Ну что ты, голубушка, по пустякам так расстраиваешься? Это ещё цветочки, а ягодки будут впереди.
После этих слов  сердце у Нины оборвалось.


А Андрей со скоростью света отдалялся  от неё всё дальше и дальше.
Пролетела свадьба...
Без любви, без нежности и без понимания прошёл медовый месяц...
Будни принесли с собой новые ссоры, вечера в одиночестве, новые обиды. Андрей возвращался домой поздно, и всегда сильно выпивши.

Что только ни предпринимала Нина! Пыталась действовать уговорами, лаской.  Андрей оставался равнодушным. Хотела разжалобить его слезами, но он лишь больше ожесточался.
Как не хватало  Нине в те дни Аниной поддержки и помощи!
Всё детство и юность они были лучшими подругами, делились секретами, рассказывали друг – другу самое сокровенное. И в самые тяжёлые, неприятные минуты жизни, всегда находили для подруги слова утешения. Умели успокоить  друг  друга  и даже рассмешить, когда и  улыбаться - то  сил не было.




Глава 9. Нина

Теперь Нина осталась одна. Она не знала что делать.
Между нею и Андреем возникла пропасть, которая каждую минуту росла, увеличивалась. Она стояла на самом краешке этой  чёрной, бездонной пропасти и чувствовала, что вот-вот сорвётся. Самое страшное было то, что она не понимала, откуда и почему появилась эта пропасть.


Нина всё чаще и чаще, сидя вечерами  у окна, вспоминала предсказание Анны. Ей так хотелось поговорить с ней, но... как сделать первый  шаг?
Уже давно наступило лето.  У Ани росла дочка, ей пошёл седьмой месяц. Прорезались первые зубки.  Дашенька уверенно и довольно шустро ползала по дому, пыталась вставать, цепляясь ручонками за подол  маминого платья.

Анины дни были наполнены заботами о дочери и муже, о больных людях, которые обращались к ней за помощью и советом. Во все времена люди хотят быть счастливыми и здоровыми. Аня свято помнила все наставления  своей матери и никогда не брала  за лечение денег и подарков.
-Не моё это. Божье. Если у вас эти деньги лишние, отдайте их  нуждающимся или в  церковь. А мы, слава Богу, живём хорошо. Нужды не испытываем.
И книгу запретную Аня после маминой смерти не открывала ни разу для проведения заклинания, хотя изучила её достаточно хорошо.  Только вот ссора  с Ниной не давала  покоя. Как там она?
Аня, уже не в первый раз выслушав рассказ старушки Даниловны о венчании Нины, только покачала головой:
-Не к добру это... Так себя в церкви ведут только злые люди, которые крепко связаны с «нечистым»... Не к добру это...
А когда пошли разговоры, что муж подруги часто сидит в кабаке с приятелями, у Анны совсем упало  сердце. Она чувствовала, что дальше будет намного хуже. Но как помочь, как?



Однажды Андрей пришёл домой очень злой. Он в этот вечер подрался в кабаке с одним из своих «друзей». Нина просто подвернулась  под руку. С чего всё началось, он утром уже и не помнил. Когда проснулся, понял, что лежит на кровати одетый и обутый.
И первое, что он увидел – Нина на полу. Она лежала, обхватив руками колени и плотно прижав их к животу, как будто стараясь свернуться клубочком, чтобы защититься от ударов.
Андрей дрожащей рукой дотронулся до щеки Нины. Её веки чуть дрогнули. Живая!
Что делать? Кого позвать?
Он побежал к Анне. Она в это время кормила во дворе кур.
-Помоги, пожалуйста! Нине плохо!- закричал он ещё от калитки.
Когда они пришли, Нина лежала  в той же позе, почти не дыша. Аня не задала ни одного вопроса, ни у себя дома, ни по дороге, ни у них. Она просто всё знала, знала уже давно. Сейчас, перенеся с Андреем подругу на кровать, она села возле неё и взяла за руку. Она поняла, что Нина была в положении и кровь на её платье, на полу – следствие того, что она потеряла ребёнка.
-Андрей, это был ваш  единственный  ребёнок. Ты убил его.


От её слов или от страха перед тем, что он натворил, Андрей шарахнулся в сторону, прижался спиной к стене, словно боясь упасть и ища поддержку, и медленно, молча сполз на скамью. Так он сидел, низко наклонившись и обхватив руками голову, всё время, пока Аня хлопотала вокруг Нины. Она помыла, переодела её, напоила лекарствами и чаем. Аня знала, что теперь Нина уже никогда не сможет ничего изменить в своей жизни. Она будет жить с Андреем ещё год. А потом, вот так же, как сегодня избил, он её убьет.  Убьет без умысла, не желая того, но, не имея сил  и воли поступить иначе.
Аня сделала всё что могла, часами просиживая у кровати больной. Она вылечила тело подруги, но излечить её душу, была не в силах. Почти месяц она ухаживала за Ниной и помогала ей по хозяйству, пока та начала вставать и управляться по дому сама. Теперь они дружили, как и прежде, и никогда не вспоминали о ссоре.
Они так же никогда не говорили о будущем.
Анна видела, что подруга всё ближе и ближе к своей погибели. Но как  можно помочь человеку против его воли?
Нина из бойкой,  беззаботной хохотушки  превратилась в замкнутую, неулыбчивую женщину. Она как-то сразу состарилась, отцвела и тихо-тихо доживала последние месяцы своей короткой жизни. Потеря неродившегося ребёнка убила в ней последнюю связь с внешним миром.
Анне было больно смотреть на такую вот Нину. Она её помнила и любила другой.

Отчаянье и боль толкнули её обратиться к чёрной книге.

В тот день Никита уехал с оказией в город. Он сказал, что может быть дела заставят его задержаться на день или два.
Вечером Анна отвела Дашеньку к соседке – Полине Даниловне. Добрая одинокая старушка часто помогала ей: сидела с Дашей, собирала и сушила травы, когда у Анны не было времени, а сроки сбора торопили: вовремя не сорвёшь, не высушишь, и трава потеряет свои лечебные свойства.  Честно сказать, Даниловна просто заполнила в её сердце ту пустоту, которая образовалась от ранней потери мамы. Анна с Никитой в свою очередь помогали Полине Даниловне сделать ремонт, прополоть огород, управиться с хозяйством.
Дашенька всегда с радостью оставалась с бабушкой Полиной.

Вернувшись домой, Анна замкнула входную дверь и закрыла  дверь спальни на щеколду (скорее всего она это сделала просто  машинально, но именно это её и спасло).
Задёрнув плотно занавески на окнах, она достала книгу и расположилась за небольшим столиком, который стоял почти вплотную к окну. Каждый раз, когда она открывала книгу, у неё начинало бешено колотиться сердце. Страницы книги холодили пальцы, глаза выхватывали заголовки статей и магические знаки, волшебные буквы, выделенные жирным шрифтом заклинания. Анне всегда начинало казаться, что книга оживает... рисунки шевелятся... знаки медленно вращаются...
Найдя необходимое заклинание, она разложила на столе всё, что ей потребуется, и зажгла три церковных свечи.



Желая уберечь подругу от смерти, Аня  очень близко прикоснулась к злому и сильному врагу. Она поняла, что Андрей действует не по своей воле. Он просто пешка, исполнитель. А хозяин, чью волю он исполняет – намного сильнее Анны. Она не в силах противостоять ему. Мелкая испарина покрыла её лоб. Руки, держащие фотографии Нины и Андрея над огоньком свечи, сделались тяжёлыми, будто в них было по кирпичу.
Только успела она третий раз дочитать заклинание, как раздался громкий стук в дверь. Стучали не в уличную дверь, а в дверь спальни. Только тогда Аня и заметила, что она закрылась на шпингалет. Она опустила не слушающиеся руки, положила фотографии и, собрав все силы, медленно поднялась со стула.
Стук в дверь стал сильнее и настойчивее.
Анна с поспешностью, на какую только была способна в эту минуту, подошла к двери и уже потянулась к шпингалету...
«Но ведь я замыкала входную дверь!» - вдруг мелькнула мысль. Рука её замерла.
- Кто там? Никита, это ты?
- На, съешь конфетку! – ответил грубый  незнакомый  женский голос.
У Анны по спине прошёл холодок, стало жутко.
- Кто это?
У неё похолодело внутри и сердце забилось так часто и громко, что стук его отозвался в висках.
-Ты сама вызвала меня! Открой!
Дверь задрожала от сильных ударов. Казалось, что она вот-вот сорвётся с петель. Анна зашептала "Отче наш".



За дверью раздались удаляющиеся тяжёлые шаги. Хлопнула входная дверь.
Через минуту стук повторился уже в окно.
Анна на цыпочках подошла к зашторенному окну и заглянула в маленькую щёлочку между занавесками. Она как-то не подумала, что на фоне светящегося окна, сквозь тонкие ситцевые занавески, будет чётко видна, словно в театре теней.
Из темноты на неё смотрела страшная женщина: длинные чёрные, развивающиеся на ветру волосы, были спутаны, взгляд больших на выкате глаз был злым и колючим, леденящим душу. Кроваво-красные губы шептали неслышные слова:
- На, съешь конфетку.
Женщина протянула большую руку с крючковатыми пальцами и длинными, как когти, ногтями. Анна увидела самую обыкновенную конфету, которая приближалась всё ближе и ближе к её губам.
Панический страх охватил всё её существо. Ей показалось что, несмотря на стекло, конфета сейчас окажется у неё во рту. Резко отшатнувшись от окна, она опрокинула одну из свечей, стоявшую на краю стола. Маленький язычок пламени перебросился на занавеску и в мгновение охватил всё окно.
На улице, в темноте ночи раздался душераздирающий крик.





     Анне показалось, что огонь обволок женщину, находившуюся за стеклом: её лицо сжалось и потрескалось, как старая глиняная чашка, радужная оболочка глаз стала почти белая. В первые секунды, потрясённая этим зрелищем, Анна даже не бросилась тушить огонь. И только когда женщина, вдруг  лопнув, как мыльный пузырь, исчезла, она опомнилась, пришла в себя и бросилась тушить пламя, которое, словно голодный зверь, успело сожрать  ситцевую занавеску, небольшой кустик герани и край подоконника.
Затушив огонь, Анна весь остаток ночи провела в молитве.
На душе было тревожно и больно. Кто приходил к ней, она не знала, но поняла, что эта женщина – страшный человек. Так же Анна поняла, что спасти подругу она не силах.



В сентябре началась война. Среди первых на войну забрали мужа Анны - Никиту.
А через полгода пришла похоронка.
Анна на людях почти не плакала. Она была готова к этому уже давно. Нет, знание и ожидание горя не сделало её сильней и не облегчило страдания.  Наоборот,   она все последние месяцы просыпалась и ложилась с одной мыслью: его убьют. Просто слёзы все уже были выплаканы, а сердце – одна незаживающая рана. Дни стали серыми, будто небо вместе с людьми надело траур туч. Но  когда подступала  голодной волчицей ночь,  мужество покидало её.  Слёзы комком подкатывали к горлу и мешали дышать. Только запомнившиеся слова мамы поддерживали и вселяли слабую надежду: «Деточка, жизнь не прекращается нашим пребыванием на земле. Все проблемы в жизни, все беды и несчастья решает смерть. Это не страшно». Ещё Анне помогали молитвы. Расскажет, выплачет Анна своё горе в молитве и как будто легче станет.


Но больше всего отвлекала и радовала Дашенька.  Её слабенький, родной голосок оказался сильнее всего на свете, что могло удержать Анну в этом мире, связать её с жизнью.
- Мама, я не буду днём спать!
- Надо, доченька, все детки днём спят.
- А ты не спишь! И я не буду!
- Я тоже с тобой подремлю.
Анна прилегла на край кровати и обняла дочурку.
- Закрывай глазки.
Дашенька закрывает глазки и бормочет:
- Д-р-рем… Д-р-рем… Д-р-рем…
- Доченька, что ты бормочешь?
-Ну, я же дремлю! Как ты сказала! Д-р-рем… Д-р-рем…



А днём всё больше и больше приходило женщин с просьбой погадать. Анна брала в свои ладони очередную руку, смотрела на измученное страшными мыслями, изнурённое работой лицо и чужая жизнь становилась на миг её жизнью, чужое горе – её горем. Но этим несчастным женщинам она говорила только хорошее:
- Дети у тебя заботливые, всю жизнь тебе помогать будут. Муж у тебя добрый, ни разу тебя не обидел. Счастливо вы с ним до войны жили. Не плачь. Кончится война, хорошая у вас жизнь будет. Не плачь!
А то, что муж без руки вернётся, лучше и говорить не надо. Это уже не важно, что без руки. Только бы вернулся.
-А у тебя муж с войны придёт героем. Новый дом построите. Троих деток родите.
А то, что муж годами будет лежать по госпиталям, лучше не говорить. Зачем ей ещё больнее делать, она и так хлебнёт через край! Если Анна видела смерть, то всегда говорила так;
-  Держись, милая, сейчас у всех горе. Я вот похоронку получила на мужа. Осталась теперь одна с дочкой. У тебя ведь тоже дети есть. Надо жить для них. Держись, сестричка. Впереди у России страшные времена. Нам теперь всем надо учиться терпеть.



Апрель выдался на удивление тёплым. Быстро отзвенела капель. Воздух стал необыкновенно прозрачным, чистым и пах  талым снегом, проснувшимися деревьями, оттаявшей землёй!  Вечерами в саду, в свете большой жёлтой луны и светящихся окон, чёрные блестящие ветви с набухшими почками складывались в загадочные и красивые круги. Анна любила, уложив спать Дашеньку, выходить в сад. Она садилась на скамейку, которую когда-то сделал Никита и на которой они с ним встретили столько прекрасных вечеров! Вдыхая пьянящий воздух, трогала холодные блестящие ветки и вспоминала, вспоминала… Она не хотела думать о будущем, ей хотелось вернуться в те дни, когда рядом был Никита и когда они были так счастливы!



Лето принесло с собой новые заботы, труды, неприятности и … страшную смерть Нины.
Соседка, которая первая увидела мёртвую Нину, лежащую на полу в луже крови с пробитой головой, прибежала к Анне бледная, с дрожащими руками и от испуга не могла сказать ни слова. Анна накапала ей своей валерьянки, усадила на стул и положив руки на плечи, сказала:
- Успокойся, Мотя. Не рассказывай, я всё знаю. Это ужасно! Он убил её в безумном бреду. И сам себя присудил к смерти, когда опомнился и увидел что сделал. Он повесился в сарае. Успокойся, Мотя, нам теперь надо их похоронить. Бог ему судья. А бедная Нина любила его очень. Она знала, я её предупреждала, но… она любила его… любила… любила…


Анна ещё долго повторяла это слово, собираясь и одевая Дашеньку, чтобы завести её к Полине Даниловне.
Из-за полицейского дознания, хоронили Нину с Андреем только на пятый  день.

После похорон подруги у Анны появилась мысль уехать из родного села.




Глава 10. Призрак

Осень пришла неожиданно быстро. Холодная, дождливая, с серыми днями и бесконечными тоскливыми вечерами.
Как не хватало Анне любви и заботы Никиты! Его поддержки и просто присутствия. Иногда желание увидеть, обнять, прижаться к родной и надёжной его груди, становилось навязчивым и неотступным.


Анна стала часто доставать запретную книгу, подолгу читать её. Мысли путались «Кому я сделаю плохо, если просто поговорю с ним? Просто увижу его глаза… кажется, одной бы улыбки хватило, чтобы успокоить моё сердце! Боже мой, как это больно! Почему надо было убить его? Зачем? Кому от этого стало легче? Немцам? Царю Николаю? У них тоже есть жёны и дети, которые любят их, скучают, ждут,  которые будут плакать и тосковать, если их убьют.  Будь прокляты все, кто начинают эти ужасные, кровавые убийства! Война. Да как ни назови убийство, оно останется убийством!


В один из таких  ноябрьских вечеров, когда дождь перешёл в мокрый снег,  который укрыл белым саваном землю и дома, она  решилась на ЭТО - вызвать дух Никиты.  Нашла нужное заклятие и приготовила всё необходимое для ритуала. Завтра полнолуние, завтра он будет  с ней.


Поцеловав спящую дочурку, Анна впервые за долгие месяцы сразу уснула. Но сон её не был спокойным. Проснулась она от холода.  Могильный холод пробирал её до костей сквозь тёплое, стёганое  одеяло. Открыв глаза, сразу увидела его. Никита сидел за столом и смотрел в окно. Это было его любимое место, он всегда садился так, чтобы хорошо было видно улицу.  Дашенька спала рядом с Анной, отвернувшись к стене.
Несмотря на то, что она очень желала этого, Анну охватил ужас.  Нет, в первое мгновение, когда ещё сон не совсем прошёл, она просто обрадовалась! Самая первая мысль её была: «Вернулся! Неправда, что убили. Он жив!»
-Никита!

Она мгновенно вскочила  с кровати, но не смогла сделать, ни шага. Ужас сковал её. Это не Никита!  Это лишь его призрак!  Чего она хотела? Безумная, ведь он умер, его нет.  Она хотела живой теплоты от  мертвеца. Теперь ей стало страшно. А если он вдруг повернётся! Ведь, конечно же, он слышал её крик. У него нет, не может быть тех добрых голубых глаз, нет той единственной  улыбки, которая снится ей почти каждую ночь… он – чужой! Он не поможет ей, не успокоит. 


Но ведь она не вызывала его! Теперь она проснулась окончательно. Да, она хотела вернуть Никиту и даже всё уже приготовила для этого, но она ничего не сделала! Она только собиралась сделать ЭТО следующей ночью.  Почему же он пришёл? Почему он здесь? Анна стараясь, чтобы не скрипнула кровать, присела на самый  её краешек. Ноги стали слабыми, как будто ватными, и совсем не держали. Она старалась не шевелиться и даже не дышать. Смотрела, не отрываясь на такой родной силуэт мужа, чётко вырисовывавшийся на фоне заснеженного окна. Сколько прошло времени, она не знала. Мысленно повторяя «Отче наш», она так просидела до самого утра.  Когда за окном рассвело, гость, так и не повернувшись к ней,  медленно, как тающий на рассвете туман,  исчез.



У Анны уже и мысли не было делать сегодня ночью заклинание. Теперь она весь день молила Бога, чтобы больше не повторился ночной кошмар. Слава  Господу, что Дашенька проспала спокойно всю ночь и ни разу не проснулась! Слава Богу, что это не она вызвала его дух! Дневные хлопоты отвлекли, но чем ближе приближался вечер, тем тяжелее становилось на душе. Глупая! Надо же было сходить в церковь! Поставить свечи, заказать молебен за упокой его души. Теперь уже поздно. Ладно, может быть сегодня ничего и не будет. Да и чего она так испугалась? Это ведь лишь призрак, тем более – призрак Никиты. Ведь он не может причинить ей зла! Они так любили друг друга! Он так заботился о ней всегда! Неужели она вызвала его своим желанием просто видеть и быть рядом?



Весь день Анна думала об этом. Но, когда за окном ещё было светло, всё было по-другому. Конечно же, она  старалась успокоить себя  тем, что ничего страшного в случившемся нет.  Но когда день погас, и на небе зажглись звёзды, ей стало не по себе. Душа томилась и рвалась, тревога и боль не покидали её. Уснула Дашенька.  Анна сегодня рассказывала ей такую длинную сказку, что та не смогла  дослушать до конца. Сон сморил её. У Анны тоже закрывались глаза, она уже начинала дремать и… вздрогнув,  сразу просыпалась. Так длилось долго. Стол и окно стали расплываться, сливаясь в одно, и… она опять проснулась от холода. За столом сидел Никита, как и вчера, отвернувшись к окну. Только теперь Анна не вскочила с кровати, а наоборот прижалась к Дашеньке, натянула на голову одеяло и смотрела в крохотную щёлку. Призрак иногда шевелился, поднимал голову, будто стараясь что-то рассмотреть за окном, или облокачивался на руку, но, ни разу не повернулся. Без конца повторяя «Отче наш», Анна промучилась всю ночь.


На рассвете пошёл снег. Призрак на фоне белого окна становился всё прозрачнее, прозрачнее… и исчез. Теперь Анна с утра собрала Дашеньку и пошла с ней в церковь. День был воскресный, но до службы ещё было долго и в церкви кроме батюшки  и старушки, торгующей свечами и иконками, никого не было. Анна не стала им  ничего рассказывать. Зачем людей пугать! Она купила свечи, заказала Никите молебен «за упокой», а себе и Дашеньке «за здравие». Зажгла свечи перед всеми иконками, какие только были в храме. Потом отстояла всю службу. Со спокойной душой вернулась домой, уверенная, что теперь всё будет хорошо. Больше он не придёт!


Но он пришёл и всё опять повторилось.

Вконец измученная бессонными ночами,  утром она отвела Дашеньку к Полине Даниловне. Рассказала ей всё. Та ахала и охала, сочувствовала. Но было видно, что верит не до конца.
- Пусть Дашенька у Вас побудет. Я пойду к батюшке, попрошу осветить дом.
Батюшка  выслушал внимательно, расспросил всё подробно. Измученное лицо молодой женщины и тёмные круги под глазами от бессонных ночей, говорили красноречивее слов. Он немедленно собрался и пошёл с Анной, чтобы осветить дом.
Всё было сделано основательно и от души. Священник выполнил свой долг, но и это не помогло.


Проведя ещё несколько бессонных ночей, Анна обратилась к  многодетным соседям с просьбой отпустить к ней переночевать их старшего сынишку Ивана. Мальчишке исполнилось четырнадцать, но он не по годам был рослым и смышленым.  Анна надеялась, что при чужом человеке призрак Никиты не придёт. Она не стала говорить об истинной причине своей просьбы.  Сказала, что Даниловна приболела, ночью надо сходить её проведать, может укол сделать, а Дашенька боится одна оставаться. Если проснётся, может испугаться, что никого нет.



Ванюша согласился, правда, без особого энтузиазма.
Дашенька спала, когда Анна с Ваней пришли домой.  За столом сидел Никита.  Анна  заранее уже постелила Ване на кушетке, которая стояла у противоположной стены от стола.  Мальчик,  войдя в дом, не сразу  увидел  призрак.  Он, сев на кушетку, стал расстегивать рубаху.  В этот момент  и увидел. Став лицом белее простыни, охнул. Он хорошо помнил дядю Никиту, знал, что тот погиб на войне. Поэтому вопросов не возникло. Ваню как ветром сдуло, он убежал, даже не надев полушубок, не закрыв за собой дверь.


Некоторое время Анна боялась встать, чтобы закрыть дверь. Но  холод и ветер, завывающий на улице, побороли её страх. Рядом лежала Дашенька, она могла простудиться и заболеть. Болезнь дочери  для неё была страшнее, чем призрак. Анна встала. Не оглядываясь на призрака, она вышла в сени, закрыла на щеколду входную дверь. Плотно закрыла дверь в кухню, потом в комнату. Призрак  не повернулся. Анна, подумав, что это не может продолжаться бесконечно, подошла к столу.  Дрожа всем телом, то ли от холода, то ли от страха, она старалась говорить как можно спокойнее, чтобы не стучать зубами.

- Что ты хочешь? Зачем ты приходишь? Я виновата перед тобой? Если ты ещё помнишь нас с дочкой, уйди! Прости нас и уйди!


Призрак медленно повернулся к ней. При свете керосиновой лампы его глаза казались чёрными и пустыми. Родные черты чужого лица не заставили радостно забиться её сердце, как раньше. Он улыбнулся, но улыбка тоже была чужой. Анна медленно опустилась на табуретку. Несколько минут они сидели, молча глядя друг на друга. Потом, так и не сказав ей ни слова, он отвернулся к окну и начал медленно таять, пока  не исчез. Больше он никогда не появлялся.



А по селу поползли слухи. Что–то рассказал  перепуганный Ваня, что–то уточнила  Даниловна,  о чём-то матушка проболталась (не смогла утерпеть!). Но больше всего было уже добавлено слушателями.  Молва разрасталась, как снежный ком.  Каждый день добавлялись всё новые и новые подробности. Устав от всего пережитого, Анна решила осуществить, наконец-то, своё желание  и уехать отсюда навсегда.



Как ни спешила Анна, но отъезд растянулся до лета 1918 года. То покупателей на дом не было, то с отъездом всё откладывала, не могла собраться.
 Она продала дом и переехала с дочкой под Тулу, к своему дяде Фёдору – брату отца. Здесь ей было суждено прожить всю оставшуюся жизнь.




Глава 11. Переезд

Фёдор  жил бобылём. Родных, кроме Анны, у него не было. Принял он их радушно. Доволен был, что старость его пройдёт не в одиночестве.
 Дед Фёдор убирал двор церкви и присматривал за кладбищем. Изредка ему приходилось делать кое- какой маленький ремонт в церкви или в доме батюшки Павла: поставить новую оконную раму или дверь, заменить прогнившую половую доску или поправить крышу.  Фёдору такая работа была по душе. Он с молодости любил плотничать и столярничать. «Мне это починить – проще пареной репы!» - любил повторять Фёдор, берясь за очередную работу. В его руках,  правда, спорилось любое дело.


    Недалеко от перекрёстка пыльных дорог, пересекающих бесконечные чёрно- зелёные клетки полей, стояла небольшая каменная церковь. Прямо за церковью начиналось старое кладбище, окружённое липами и пыльными кустами сирени. Дорожки между могил заросли ромашками  и душистой « кашкой».
    Перед церковью, ближе к дороге, стоял большой дом батюшки Павла. Вплотную к дому  подходил  сад, который протянулся до домика Фёдора.
    Семья у батюшки Павла была большая: матушка Клавдия, три дочери, два сына, да ещё его незамужняя  сестра Лизавета, которая помогала им по хозяйству.
    Церковь и старое кладбище были на пять деревень. 
    Деревня, где им предстояло жить, протянулась вдоль небольшой речушки. Если не побоишься её перейти по старому полусгнившему мосту, сможешь увидеть развалины старинной усадьбы, окружённой одичавшим садом.
 
   Кто первый сказал, и какая сорока на хвосте принесла, это неизвестно, но скоро все пять деревень знали, что родственница Фёдора - вдова. Муж у неё погиб на войне. А ещё, что и мать ее, покойница, и она сама – ведьмы.

Дом дяди Фёдора состоял из комнаты и кухни. Такие избы  здесь назывались «пятистенками». Посередине дома строилась пятая стена, которая делила его на две половины – комнату и кухню. Дядя Фёдор отдал племяннице и внучке комнату, а сам устроился в кухне. Тем более что спать он давно уже привык на русской печке.
В комнате поставили большую железную кровать с никелированными шишечками, которую Анна привезла с собой. Рядом с кроватью стоял тот самый комод, где хранилась чёрная книга. Кровать и комод – это лишь и переехало  на новое местожительство из всего имущества Анны,  да ещё сундук с одеждой. Она с дочкой  и вещи легко поместились  на нанятой специально для переезда телеге.
У дяди Фёдора из мебели в комнате стояли только самодельный стол со стульями, да сундук с кушеткой. В кухне вся обстановка состояла из такого же стола только с табуретками и полки с мисками и кружками. У дверей с одной стороны помещалась небольшая скамейка с двумя вёдрами, а рядом – умывальник. С другой стороны от двери  на стене висела деревянная вешалка, тоже самодельная. В зависимости от времени года на ней помещались фуфайка Фёдора или ветхий овчинный полушубок, доставшийся ему в подарок от батюшки Павла.


Когда Анна впервые переступила порог этого дома, она сказала:
- Ну, вот мы и нашли свой причал. Здесь, дочка, мы будем с тобой жить всю свою жизнь… И прах мой будет похоронен вот на этом кладбище, которое я вижу из окна…
Дядя Фёдор недовольно крякнул и, смущённо улыбаясь, пробормотал:
- Что-то, Аннушка, мысли у тебя больно того… грустные. Ты – молодая, о жизни думать  должна! А ты дитю о смерти толкуешь, на погост взгляд кидаешь… Что-то ты не того… не о том.
- Да нет, дядюшка, я о том. Всё будет хорошо. У нас есть дом, хороший дом. У нас есть руки и ноги, а главное – голова. И деньги на «чёрный» день есть! Будем жить! И я думаю, неплохо будем жить.
- С чего бы нам плохо жить? Ещё как хорошо заживём, родные вы мои! Это ведь проще пареной репы! - радостно подхватил Фёдор.


Первую ночь Анна провела в молитве. Что делать? Как жить?
Вот и сбылось обещанное. Потеряла всё.  Правда, не одна она потеряла. Целое поколение в России оказалось потерянным и потерявшим. Люди потеряли имущество, богатство, жизнь. Царь вон – империю потерял! Тысячи людей потеряли родину, уехали из России навсегда.  Но Анне от этих мыслей не стало легче.


Дядя Фёдор был мужчина трезвый и добрый. Всё что он делал, получалось основательно и добротно – на века, как его дом и вся немудреная мебель. Жизнь он прожил бобылем, и небольшое хозяйство вёл сам. Корову и поросят он никогда не держал. Зато у него были коза и куры с кроликами. Кур было – десяток с петухом, но ему этого хватало. Если когда заквохчет курица и выведет ему пяток цыплят, то он, как только они вырастут, петушков рубил, а из кур выбирал и оставлял  только лучших  несушек. Коза ему попалась  необыкновенно молочная, давала в день литра три молока. Хозяин иногда шутил:
-Я свою Милку и на корову не поменяю! Ест в десять раз меньше, а вон, сколько молока даёт, да ещё какого полезного! Ясное дело – сплошная выгода. Проще пареной репы!


Убирая церковный двор и следя за порядком на кладбище, Фёдор имел кое-какой постоянный заработок, который ему исправно платил батюшка Павел.  Этого хватало на обновки и продукты. К тому же возле его домика имелся небольшой огород, где росли картошка и овощи.
Анна сразу же  взяла весь дом и всё хозяйство в свои руки, чему Фёдор был бесконечно рад.  Она сделала уборку, повесила занавески на окна, постелила на пол разноцветные, самотканые половички. Дом преобразился.
Всё в руках Анны спорилось, и сама она всегда была приветливой и спокойной. Несколько холостяков, которых миновала военная служба, сразу обратили внимание на молодую вдовушку. Через старушек они пытались узнать – есть ли у неё планы насчёт того, чтобы выйти второй раз замуж. Но Анна без особых трудов и долгих разговоров дала всем понять, что замуж она не собирается и никаких знаков внимания не принимает. В остальном со всеми в селе была добра и к чужим бедам отзывчива.


В первые же дни, только знакомясь с соседями, она без удивления выслушала жалобы на здоровье и робкие просьбы:
- Помоги, душечка! Сделай милость. Я заплачу или продуктами отблагодарю. Замучила меня эта болячка! Уж лет пятьдесят, как страдаю. Я слышала, от мамы своей, что в наших краях тоже когда-то знахарь жил.Только очень давно это было. Даже не знахарь, а колдун, да ещё какой! На всю губернию слава о нём шла! Из самой Москвы приезжали и приходили за помощью и лечением! Этим и богатство своё нажил, ох какое богатство! Его правнуки до сих пор в нашей деревне живут. Только силу свою он им не передал. Ушёл перед смертью, неизвестно куда. Никто его больше не видел. Говорят,  было это триста лет назад. Рассказы страшные о его колдовстве из поколения в поколение передавались.  До сих пор люди помнят. А ушёл он, чтобы проклятие от своих родных отвести. Они так и живут здесь.  Отвёл проклятие, а сам сгинул.

Раздавая настойки и растирки, Анна на предложение оплаты, отвечала, как учила мама:
- Не наше это, а Божье. Слава Богу за всё. Грех большой за это плату брать. Лекарства мои в поле росли, да в лесу. Благодарите за всё Господа. На всё Его милость и воля.
И вскоре люди привыкли, что Анна помогает бесплатно.
Началась новая  жизнь.
Часто бессонными ночами Анна молилась за всех больных и одиноких, кого сделала такими война, а также за безумных людей, совершивших безбожную революцию, убивших царя и начавших эту ужасную гражданскую  войну, без тыла и линии фронта. Война была везде. И не только на земле, но и внутри людей, в их сердцах и душах шла война. Анна молила Господа помочь людям, вразумить их.
- Господи, прости их! Истинно сами не понимают, что творят!

Однажды во время ночной молитвы Анна услышала, что её зовёт Дашенька.
- Мамуля, иди ко мне!
- Что случилось, доченька? Неужто я тебя разбудила?
- Мне сон страшный приснился. Я боюсь.
- Что тебе приснилось? Расскажи мне, лапуля.
- Я боюсь рассказывать.
- Если ты хочешь, чтобы сон не сбылся, то сразу расскажи его кому-нибудь, - Анна обняла дочь.
- Да? Тогда слушай. Мне приснилось, Будто у нас на столе стоит птичья клетка, а в ней – три птички. Две птички весёлые. Радуются, щебечут. А третья птичка сидит нахохлившись. И вдруг она начинает расти и превращается в страшную сову. Кинулась сова на маленьких птичек и растерзала их на кусочки. Только пёрышки в клетке и по комнате кружатся, кружатся…  А сова вдруг как заухает, как засмеётся! Я и проснулась.
- Да, плохой сон. Только он далёкий, не бойся.
- Как это?
- Ну, сбудется он лишь через много-много лет. И вовсе не с тобой сбудется! Так что спи спокойно, моя хорошая. Родненькая моя…- Анна поцеловала дочку в глазки.

Успокоив Дашеньку и дождавшись, когда она уснёт, Анна подошла к окну. Сон испугал её. В ушах стоял шёпот: «Всё потеряешь…» Неужели это придётся пережить её детям и внукам?
Сон далёкий, сбудется, когда уже ни её, ни Дашеньки не будет в живых. Анна знала, что Дашенька проживёт короткую жизнь и умрёт раньше её, Анны. А это так ужасно, когда дети умирают раньше родителей!


Из чего складывается наша жизнь? Вовсе не из ярких, больших событий, а из обычных неприметных будней. Дни похожи друг на друга, как близнецы, как капли воды… А события – счастливые или страшные – только делят жизнь на этапы: до… и после…

После войны и революции, и даже после гражданской войны, люди также думали о пахоте и севе,  о сенокосе, об уборке урожая и о детях, как и сотню лет назад. В стране изменился строй, но люди остались те же. Те же остались и проблемы: рождение или смерть, болезнь, свадьба или развод… Люди также радуются приходу весны и также готовятся к зиме, собирая урожай и покупая шубу с валенками.  Они не любят болеть и не спешат умирать.  Пытаются как-то решить свалившиеся вдруг на них беды и проблемы. А если не могут решить их сами, ищут нужных людей: знахарей, ворожей, колдунов. Как и сто, и тысячу, и много тысяч лет назад.


Односельчане шли к Анне, надеясь получить от неё помощь. Иногда ей это удавалось. Люди попадались разные. Когда просят помочь – плачут, а поможешь, вылечишь, тут же и  осудят:
- Ох, ты, смотри – ка! Деньги не берёт, продукты не берёт! Все берут, а она – нет! Всё Бога вспоминает, а сама в церковь только по праздникам ходит. Одно слово – ведьма!
Такая слава разлетается быстрее, чем добрая. Так и пошло: ведьма да ведьма.

- Слышали? Из могилы мужика подняла. Он совсем уж помирать собрался. Она ему травки какой-то дала, настойку сделала. Он через месяц уже в поле вышел!
- Слушай, захожу я к ней, а она мне сразу: «Болеешь, милая, за свои проклятья. Ну, что ж ты так, невинных людей проклинаешь, злишься. Покаяться тебе надо». Кого это невинных? Это Марфу с её дураком  мужем – невинных? И ты знаешь, ведь убедила, ведьма такая! Пошла я в церковь, покаялась. Как камень с души упал. И, правда, сразу легче стало. И сон с тех пор крепкий, и под левой лопаткой не колет, не ноет. А то ведь совсем измаялась. А деньги, ведьма, так и не взяла!

Глава 12. Испытания

Как долго порой тянется день!  А если ждёшь вечера, то он  кажется просто бесконечным! И в то же время, как быстро летят недели, месяцы, года! Особенно, если не происходит ничего плохого. Дни скользят, как капли дождя по стеклу. Ничто их не задерживает. И чем сильней дождь, тем быстрее бегут капли. Чем больше тебе лет, тем незаметнее проносятся годы.

Жизнь Фёдора, после приезда Анны, стала размеренной и спокойной. Он был доволен, что не пришлось в одиночестве встречать старость. С удовольствием играл с Дашенькой, любил гулять с ней по деревне и в лесу. Ему нравилось, когда она, называя ласково: «Дедуня!», обнимала его за шею своими маленькими ручонками.  «За что это мне такая милость Божия!» - повторял он про себя, украдкой утирая набежавшие слёзы. С радостью мастерил для неё игрушки: кукольную мебель,  коня-качалку, качели. Качели получились знатные.
Одна из опор была  растущим около дома деревом - липой. Для другой опоры Фёдор поставил столбик. На удобной сидушке, Даша располагалась, как в кресле. Она очень любила, когда именно дедушка качал её. Тот всегда при этом приговаривал смешные прибаутки и это забавляло Дашу больше всего.
- Качайтесь, качайтесь, качели! Только бы не улетели! Раскачаю тебя легко! Всё увидишь далеко-далеко!


Ещё дед Фёдор очень любил собирать грибы. Когда Даша просилась, всегда с радостью брал её с собой. Показывал грибные места, учил правильно срезать гриб. И непременно при этом рассказывал интересные истории.
С Анной Фёдор ладил, а в Дашеньке души не чаял.
 Раньше, когда он жил один, очень не любил зимние вечера. Слишком уж они длинные и тоскливые. Завывает за окном пурга, заметает все пути-дорожки! Хоть самому волком вой, так одиноко и тошно.
 А тут - Даша в куклы играет,  всё что-то городит из табуреток.
-Дедушка, тут мой дом будет, ты у меня живёшь, как будто дедушка мой.
- Я и так дедушка твой!
-Нет, ты как будто моей куклы Маши будешь дедушка. Понял?
-Понял, хорошо. Значит, я ваш дедушка, умница ты моя! Что же тут не понять? Проще пареной репы.
Анна вяжет сидит, поближе к лампе примостилась. Давно Фёдор замечать стал, что глаза у неё уже не те, как раньше, очки  не помешали бы. Надо лошадь у батюшки попросить, свозить её в город.
- Проголодались? – Анна оторвалась от вязания. – Сейчас ужинать будем.


Подошла к окну, отодвинув занавеску, приникла к стеклу.
- Как метёт! Когда только эта зима кончится!

Фёдор засмеялся, махнул наотмашь рукой.
-Такая у человека натура, такой организм, что он всегда чем-нибудь да недоволен. Зимой – лета хочет, летом – зимы. А когда у него в жизни – ну всё хорошо! – то ему становится скучно. И так сильно становится скучно, что и жизнь не мила.

- Да, ты прав,- вздохнув, Анна улыбнулась и кивнула в знак согласия головой. - Я давно это заметила. Иногда люди с такими глупостями обращаются, просят из-за ерунды что-то изменить в их жизни, что смешно становится!

- И ты, что же, меняешь им?

- Нет, конечно. Пытаюсь объяснить, что судьба не шутки шутит. Может за изменения так отомстить, что не рад потом будешь. Поменяешься с плохого на худшее.

- Я часто от молодых слышал: вот повезло вам, на вашу долю столько интересного выпало: мировая война, революция, гражданская война. "Счастливые!" – говорят. Сколько всего пришлось пережить! А мы вот, говорят, прозябать должны. Глупые. Не понимают, что всё это – «интересное» - смерть, голод, боль и слёзы – об этом они не думают. Забыли.

- Дядя Фёдор, они не забыли, они просто не знают. Им всё это по книжкам знакомо, да по фильмам.  Слава Богу, что не знают.

Хорошо жилось Анне с дочкой у Фёдора. Спокойно, надёжно. Их маленький домик, защищённый от холодных ветров старым садом, обходили беды и болезни.

 Но всё когда-нибудь кончается.

Дед Фёдор умер. 


Пролетело двадцать лет.  Дашенька из хрупкой, маленькой девочки превратилась в интересную молодую женщину. Одна беда – полюбила она женатого мужчину. Правда, когда они познакомились, он ещё не был женат. Они учились вместе в педагогическом институте, дружили и мечтали о совместной семейной жизни. Окончив институт, Даша вернулась к себе в деревню, так как она была колхозной стипендианткой, а Сергей  остался в городе. Решили, что  отработают положенные три года и обязательно поженятся.  Даша не могла подвести колхоз – односельчане учили её и надеялись, что она будет работать в селе. А Сергей не хотел уезжать из города.
-Пойми ты, глупышка, потеряем городскую прописку и - всё! А так, у меня – работа в городе, квартира. Ты через три года сама в деревенской жизни разочаруешься. Приедешь ко мне. Знаешь, как здорово заживём!


Иногда так получается, что мы всю жизнь только ждём, когда начнётся настоящая жизнь! В детстве – ждём, когда  повзрослеем, чтобы разрешили позже ложиться спать, позже возвращаться домой, читать «взрослые» книги, иметь собственное мнение. Этот «список» можно продолжать бесконечно.  Потом мы ждём окончания школы. Кажется, что именно за порогом школы  и начнётся «настоящая» жизнь! Неизвестная, непредсказуемая и очень интересная! Но отзвенел последний школьный звонок, и… всё осталось по-старому: родители требуют послушания, преподаватели в институте – твёрдых знаний. Будни вновь наполняются однообразными и скучными событиями. И мы опять начинаем ждать окончания учёбы в институте, начала работы, потом начала семейной жизни. Всё это через какое-то время обязательно происходит, но та жизнь, о которой мы когда-то мечтали, она становится ещё более далёкой и недостижимой.



 Бывает, что и после свадьбы не приходит  «настоящая» жизнь. Когда заводишь семью и рождаются дети, все наши помыслы и стремления сводятся к их благополучию и воспитанию. Просто уже не хватает сил на что-то другое. Работа и дом, дом и работа – это единственное, что остаётся в жизни.
И наконец, однажды, нам начинает казаться, что жизнь уже прошла. Прошла как-то незаметно и быстро… не выполнив обещанного, не подарив долгожданного, обманув наши надежды… И только в самом- самом конце, перед пугающей дверью в другое, начинаешь понимать, что жизнь прекрасна и неповторима была всегда. И тогда, когда всё ещё было нельзя и всё ещё было впереди, и всё ещё было впервые: первые шаги и первые друзья, первые радости и первые слёзы, первые уроки и первые оценки (всё равно – двойки или пятёрки), первая любовь и первое прикосновение рук, первый поцелуй (от которого появляется озноб)… И потом, когда стали раздражать бессонные ночи и грязные пелёнки, когда успех в карьере стоил пота и крови и даже, когда пришёл крах всех ожиданий. И потом, когда наступили обычные семейные будни – всё это и было – жизнь. Нет, она не прошла мимо, да и не могла пройти, потому что путь её лежит прямо через тебя, через твою душу, через твоё сердце. И сердце, как может, отвечает жизни. Плачет, радуется, страдает. Вдруг замирает или начинает биться так, будто хочет вырваться, как птица из клетки или достучаться… к кому?



Через год Сергей неожиданно женился. Неожиданно это случилось не только для Даши, но и для самого Сергея. Вроде как-то и не собирался, но… так получилось. А Даша замкнулась в себе, спрятала свою любовь и обиду в сердце и никого туда не пускала.
 И вот через пять лет она поехала на месячные курсы повышения квалификации, где они с Сергеем и встретились.
Их любовь вспыхнула с новой силой, и месяц ученья превратился в «медовый» месяц. Сергей решил уйти от жены и двух дочек, переехать к Даше в деревню. Но Даша, любя его всем сердцем, уже на вокзале, в последнюю минуту прощанья сказала:
-Серёжа, всё было прекрасно, но ко мне не приезжай. Живи с женой и дочками. Я обманула тебя. Я замужем и люблю своего мужа. Значит нам с тобой не судьба!



Всё это было сказано, как в бреду. Даша сама не понимала, что она говорит. Но, когда она плакала, глядя в окно автобуса, на сердце у неё стало вдруг спокойно, и она была уверена, что поступила правильно.
Дома мама ни о чём не расспрашивала. Только обнимая, вдруг сказала:
- Умница ты, моя… Не переживай, ты всё правильно сделала. Но от судьбы не уйдёшь. Только одного ты не учла: скоро станешь мамой. Придумывай имя для дочки.
Справившись с первым шоком, Даша ответила матери:
- Давай назовём её Настенькой. Анастасия… Мы когда-то с Сергеем мечтали назвать так нашу дочку.
- Ну что ж. Хорошее имя, доброе. А отцу будешь писать о дочке?
- Нет, мамочка. У него семья. Пусть живут счастливо. А у нас своё счастье будет.



Когда родилась Настенька, стоял конец апреля. Анна забрала дочь с внучкой из районного роддома, который находился от их села в пятнадцати километрах. Батюшка Павел по такому случаю дал лошадь с телегой. Приехав домой, Даша радостно ахнула, увидев, как мама подготовилась к их приезду.
В комнате, рядом с кроватью Даши, она поставила металлическую детскую кроватку с белыми шёлковыми сетками по бокам. В никелированном верхе её боковинок, как в зеркале, отражались солнечные зайчики. Розовый шёлк стеганого одеяла играл на солнце весёлыми искорками. На круглом столе, покрытом новой белой скатертью, стояла вазочка с огромным букетом подснежников.
Только успела Даша покормить и уложить дочку, как мама позвала её к столу.
- Вот и хорошо, пусть внучка поспит, а мы пойдем, пообедаем. У нас сегодня праздник!
Стол, и правда, был накрыт как на праздник: салаты, утка с яблоками, вино.
- Поздравляю, тебя, доченька. И себя поздравляю, и Настеньку! С днём рождения! Пусть растёт внучка умницей, не болеет. И пусть живёт долго и счастливо.



Не пришлось Даше посидеть дома с дочкой. В сентябре она вышла на работу, в школе начались занятия. С утра с внучкой нянчилась бабушка. После обеда, когда с работы приходила Даша, Анна шла мыть пол в церкви и убирать церковный двор. После смерти деда Фёдора, батюшка Павел обратился к ней за помощью. Спокойный характер Анны и её немногословность были ему по нраву. Работу свою она выполняла добросовестно, а что люди говорили про неё – Бог всем судья. Сам батюшка Павел однажды лечил у Анны спину. Так прихватило, что службу не мог отстоять. Слава Богу, лечение Анны помогло. С тех пор он о спине и думать забыл.
-Лечить людей не грех! – отвечал он всем, кто пытался очернить Анну в его глазах.
Так день за днём пролетели два года. Июнь сорок первого выдался на редкость тёплым.


Занятия в школе закончились. Даша всё своё время отдавала маленькой дочке. Двадцать второго июня, в воскресенье, она решила съездить в город, покатать Настеньку на каруселях, сводить её в зоопарк. Именно в зоопарке они и встретили Сергея с дочками. Неожиданность встречи не дала им опомниться и решить – как себя вести и что говорить. Было очень заметно, что в душе и Даша, и Сергей рады встрече. Девочки Сергея – старшей Юле исполнилось 7, а младшей Зое  5 лет- с радостью тискали и таскали маленькую Настю, которая была очень похожа на большую живую куклу: пухленькие щёчки с ямочками, розовые губки бантиком, золотые кудряшки собраны огромным бантом. А уж как Настя была довольна! Прямо расцвела от удовольствия – как же! Большие девочки оказывают ей столько внимания! Даша с Сергеем смеялись, глядя на них. Весь день они провели в зоопарке и в парке аттракционов. Пообедали в маленьком кафе.


Они сидели на открытой веранде, где стояло несколько столиков под разноцветными зонтиками. В синем небе ярко светило солнце. Возле кафе работал фотограф, который фотографировал всех, входящих в парк, а так же сидящих за столиками. Он сфотографировал и их. Когда отдавал Сергею квитанцию, сказал:
- Счастливые родители, три дочки! Приятно посмотреть, прямо настоящий цветник! А у меня всё казаки – разбойники рождаются! Только и знают, что драться да безобразничать.
Даша с Сергеем смутились, что их приняли за семью. Сердце у каждого больно резануло от несбывшегося. Потом Сергей с дочками проводил Дашу с Настей на автобус. Сергей при прощании сказал:
-Я как получу фото, сразу вышлю. Адрес помню. Скажи только какая у тебя теперь фамилия? Муж не рассердится, если ты от меня письмо получишь, да ещё с фото?
- А у нас муза нет. Мы только с бабуской зывём! – опередила Дашу Настя.
Испугавшись вопросов, Даша быстро взяла Настю на руки и вошла в стоявший автобус.



Сергей замер на платформе растерянный и испуганный. Он не знал, что и думать. Мысли мелькали и путались: разошлась? Не выходила замуж? Настя - моя дочка? Таким и запомнила его Настя.
Когда Даша приехала домой, Анна металась по комнате, не находя себе места.
-Ну что? Рассказывай!
Давно привыкнув к тому, что мама всегда первая узнаёт все её секреты, Даша стала оправдываться:
- Мама, мы просто встретились случайно. Сергей был с детьми. Провели вместе день. Больше ничего.
- Нет, дочка, вы встретились не случайно. Это судьба! Но я не об этом. Я о войне спрашиваю!
- О какой войне?
- Доченька, милая моя, сегодня началась война с немцами. Они напали вероломно, без объявления войны.
Через десять дней от Сергея принесли письмо с фотографией. Письмо было большое и очень нежное. Называя Дашеньку «цветочком ласковым», Сергей писал о своей любви, спрашивал о Насте, вернее утверждал: «Скажи, родная, любимая, ведь Настенька – моя дочь?! Я это сразу почувствовал!» А в конце письма: «Через две недели я ухожу на фронт. Обязательно буду тебе писать. А если останусь живой, то после войны приеду к тебе. Навсегда. Ты теперь от меня никуда не денешься!»



Даша долго плакала над письмом, почти стёрла его своими слезами. А на следующий день, обнимая и целуя Анну, умоляла её:
- Мамочка! Не ругай меня и не держи! Если бы не война, всё было бы по–прежнему, но теперь я не могу остаться дома. Я ухожу на фронт с Сергеем. Прости меня! Война скоро кончиться, мы вернёмся и больше уже никогда я с вами не расстанусь! Обещаю!
- Я знаю, доченька. Я не сержусь. За Настю не беспокойся. У нас всё будет хорошо. Береги себя и быстрей возвращайся домой!
Анна провожала дочь, помогала ей собрать вещи, улыбалась, говорила о пустяках, старалась сказать как можно больше добрых слов. А глубоко в душе… как  ей хотелось закричать, заплакать, удержать Дашу любыми способами. Но она знала, что дочку не удержать. Это не в её силах. И не спасти. Дашеньку убьют. Она её больше никогда не увидит. Поэтому она старалась эти последние часы в родном доме, сделать для Даши спокойными и счастливыми. Пусть она подольше будет с Настей!
А дар ей так и не дался. Да и к лучшему. Тяжко это – много знать о будущем. Не дай, Бог!

 Наступила снежная и морозная зима. Иногда батюшка помогал Анне расчищать от снега церковный двор и дорожки на кладбище.Редко Анна разговаривала с батюшкой Павлом о вере, о Боге.  Но однажды, у неё вырвались слова, полные обиды:
- Почему люди так жестоки?! Свою боль, ой, как чувствуют, себя очень жалеют! А чужая боль не трогает, других людей не жалко. Почему говорят, что жалость унижает? Мне кажется, что без жалости и любви нет! Пожалеешь человека или котёнка маленького, приласкаешь, накормишь... А потом уже не сможешь не помочь, не любить. Мне всех жалко. И всегда было жалко. Поэтому и не могу отказать, когда за помощью приходят. Как откажешь?

- Крепись, Анна. У каждого свой крест. Твой тяжёл, но не тяжелее других. А люди жестокими становятся оттого, что когда-то их кто-то обидел. Я вот о другом удивляюсь. Думаю всегда и не нахожу ответа. Как так получилось, что - один Бог, одна Книга, а столько разных верований! Не беру во внимание язычество, буддизм, например. Я о православной церкви, о католической, о протестантской говорю. Это ведь надо, как люди могут не понимать друг- друга! И еврейская, и мусульманская вера тоже одного Бога с нами славят и почитают, одну с нами Книгу читают. Что Коран, что Тора - ведь это наш Ветхий Завет. Как же так получилось, что все мы врагами стали? Не понимаю.
Замер, облокотившись на деревянную лопату, задумался.
-А почему я буддизм и язычество исключаю? Древние религии и древние философии того же Бога открывают и познают. Только каждая - свою грань в Нём освещает, потому что нельзя объять необъятное.

Анна подняла голову, посмотрела на синее зимнее небо, проследила взглядом за падающими снежинками. Она никогда не думала о вере так. Просто радовалась всему, благодарила Бога за этот чудный мир. Люди все разные, но по сути своей - все очень похожи. Бог - один, а верований много, все такие непохожие. Правда, как же так получается?

- Я думаю, что и терпим мы наказания за нашу жестокость, безжалостность. Не могут люди прийти к согласию в вере, не могут вместе Бога восхвалить и поблагодарить за всё. Вот и вразумляет нас Господь, учит. Только учение впрок не идёт. Плохие мы ученики.

Сказав всё это, она как - то безнадёжно махнула рукой и продолжила расчищать от снега дорожку к церковному крылечку.
Странно, но горе всегда сближает людей. Даже не находившие раньше общий язык соседи, вдруг начинают понимать друг - друга, сочувствовать.
 Война сблизила всех. 

А в это же время, недалеко от города Вологды, возле реки Волхов шёл бой.
Перед этим было несколько дней выматывающего пути. Шли по двадцать часов в сутки, всего лишь четыре часа - на сон. Лошади не выдерживали такого напряжения, а люди шли. Когда пришли к Красным Казармам, осталось лишь две конные упряжки, две пушки и тридцать два снаряда. Немцы укрепились в монастыре. Наши получили приказ: идти в наступление, занять монастырь. Утром начали артподготовку. Били по монастырю... и вдруг...Даша увидела, что из разбитой колокольни полились разноцветные, как радуга, лучи. Они уже слышали об этих пулях, знали, что эти лучи несут смерть, но они были так красивы, что она замерла на какие - то секунды. Если бы не Сергей, то этих секунд хватило бы, чтобы умереть. Он схватил её в охапку, отбежал по глубокому снегу на несколько десятков метров, упал в пушистую холодную перину и закрыл Дашу собой. Когда они поднялись, увидели большую воронку там, где только что стояли. В первый день монастырь так и не взяли.



 Провоевали Сергей и Даша почти год, а погибли вместе в одном бою. Говорили потом, что очень уж тяжёлый бой был. А какой бой можно назвать лёгким? Если погиб хоть один человек, то уже невозможно назвать бой лёгким, ведь кому-то он стоил жизни. Цена человеческой жизни не может быть лёгкой. В тот день погибли сотни. И похоронили Дашу и Сергея вместе, в одной могиле. Только похоронки разослали по разным адресам.




Глава 13. Подруги

Остались Анна с внучкой совсем одни.
Настенька часто доставала из альбома ту фотографию, где все они солнечным, летним днём обедают в кафе. Какой это был счастливый день! Подолгу она не выпускала её из рук. Гладит, целует, что - то шепчет. Иногда на блестящий глянец фотографии падали слёзы. В те далёкие дни, часто по домам ходили фотографы, предлагавшие увеличить маленькие довоенные снимки погибших родственников. При желании чёрно - белые портреты можно было даже раскрасить. Анна, боясь, что внучка затрепит единственную фотографию совсем, увеличила и повесила снимок в рамке под стеклом над её кроватью.

Настенька всё время проводила с бабушкой и поэтому рано научилась делать растирки и настойки, мази и присыпки. Травы она знала так, что Анна удивлялась:
- Ох, и мастерица ты! Посильнее меня будешь в лечение! Только запомни, дочка (после гибели Даши, Анна часто называла Настю дочкой), что людей лечить – особый труд. Кому – то болезнь Богом даётся в наказание, кому – то в назидание и для размышления, чтобы человек к Богу обратился, а кому – то, чтобы силу и славу Бога показать. Когда ты лечишь, иногда ты – волю Бога исполняешь, а иногда невольно планы Божьи меняешь. Это – грех. Если спасаешь человека от смерти, а он не обращается к Богу, не кается и не благодарит Господа, то не к добру лечение. А грех в любом случае на тебя ляжет. За лечение никогда не бери плату. Это дар Божий, одарил тебя Господь и ты людям свой труд даром отдавай. И в мыслях плохого никогда не допускай! Тем более в слова или в дела, в сердце – никогда зла не бери! Делай добро Христа ради. Как для Бога делаешь, а не для людей. И тем, кого лечишь, всегда говори: «Не меня, Бога благодарите. Ему за всё благодарность и слава».

Когда Настя пошла в школу, у неё появились подружки. Валя – дочка учительницы, и Надя – внучка батюшки Павла.Они и раньше были знакомы, но не дружили. Может быть потому, что жили не по-соседству. В деревне малыши чаще играют рядом с домом. Теперь, когда стали школьницами, совсем другое дело. Девочки почти не разлучались. В школе они всегда вместе. Дома – уроки сделают и бегом к подружке. Уже соскучились. А иногда и уроки вместе делали.
Так они и дружили, переходили из класса в класс.
Анна, оставшись одна, никогда не жаловалась на судьбу, даже сама себе. Она и в старости осталась доброй, приветливой, улыбчивой. Хотя жизнь не очень-то её баловала и жалела. С послушной и прилежной Настей она легко ладила.
Настиным подружкам нравилось бывать у них дома. Бабушка Анна обязательно угостит чем – нибудь: то сахар сварит с орехами, добавит в него несколько капелек мяты – вкуснее конфет! То пирог испечёт с яблоками – настоящий бисквитный торт!  А какой ароматный суп она варит!  Дома у мамы никогда такой не получается! У бабушки Анны даже простая жареная картошка и та - необыкновенно вкусная.
- Глупенькие, это не моя заслуга, а ваша! Просто, когда вы вместе, вам всё будет вкусно! - смеялась Анна.

Девочки своим домашним взахлёб рассказывали, чем их угощали у Насти. В доме батюшки Павла улыбались, слушая рассказы Нади.
- Знаю, знаю! И сам пробовал не раз. Вкусно! – поддакивал дедушка.
А в доме Вали к этим рассказам относились враждебно.
-Подумаешь! Хорошо ещё, если не наколдовала чего! Ты не очень к ним ходи. Ведьмы и есть ведьмы.
Александра Ивановна, Валина мама, когда – то работала с Дарьей Никитичной в одной школе. Уже тогда она недолюбливала эту семью. Почему? Она и сама не смогла бы объяснить эту неприязнь. Понаехали тут, колдуют. Не средние века, на костре за это теперь не жгут, а жаль. И всё – то у них в жизни хорошо и легко. И все их любят. А за что? Ведь – ведьмы же! Дашка вот институт закончила, в школе работала. И, главное, как на работе её все уважали! Дети любили, родители души не чаяли. Наверняка без колдовства не обошлось! Родила вот – неизвестно от кого. Говорят, что женатый! Небось, хотела мужика из семьи увести, да не вышло!  А когда война началась, бросила дочь и уехала «воевать». Точно, за каким – то хахалем подалась. Геройка! Смотрите – ка! Теперь вот бабка пенсию получает за неё. В школе портрет Дашкин повесили – кавалер ордена Красной Звезды. Подумаешь! А если разобраться, она на войну за мужиком побежала!

У Александры Ивановны как – то всегда не хватало времени для дома и семьи. В школе - сплошные нервы, дома – проверка тетрадей и  к урокам подготовиться - время надо. Да ещё  за собой следить, ведь не доярка, какая – нибудь. Всегда на людях. Сготовить тоже надо, а уж прибраться, помыть посуду, постирать, скот накормить – это без мамы никогда бы не успела! Когда уж тут дочкиных гостей принимать! Поэтому Александра Ивановна Вале строго – настрого запретила приводить в дом подружек.
- А то будут со своими домашними, а может и с соседями, потом языками молоть: то не так у нас, да это не эдак! Нечего им здесь делать.
Но и слушать рассказы дочки о том, как чисто и  уютно у Насти, какая у неё бабушка расчудесная, и как она вкусно готовит, это было выше её сил. Надо сказать, что вначале эти разговоры мало влияли на чувства Вали и её отношение к Насти. Но со временем, когда девочки уже учились в шестом – седьмом классе, Валя нет – нет, но и подумает: «Что – то очень уж хорошо Настя учится, наверное, заговор какой – нибудь знает!» или «Подумаешь, красавица! Все мальчишки только вокруг неё и крутятся. Наверное, приворожила».

Однажды у Александры Ивановны разболелись зубы. Все сразу. Боль нестерпимая. Как нарочно, случилось это вечером в субботу. Впереди – выходной, больница не работает. Пришлось, хочешь – не хочешь, идти к тётке Анне. Та, молча, выслушала жалобы, заглянула в рот. Вышла на минуту в сени, вернулась с бутылкой.  Подавая её, сказала:
- На вот, полоскать будешь через каждый час, это сегодня. А завтра – три раза в день пополоскай. Всё пройдёт. А ещё вот эту настойку попей, - Анна дала маленький пузырёк. – Три раза в день по пятнадцать капель на полстакана воды. На сколько дней хватит, думаю, недели на две. А вообще, милая моя, ты меньше нервничай. Это всё у тебя от нервов. А зубы сами по себе здоровые. И помрёшь без дырок, со всеми зубами!
- Что это ты, тётя Аня, мне о смерти толкуешь? Мне рано ещё умирать.
- Человек не знает, когда к нему смерть придёт. Надеется на долгую жизнь, а через час – Богу душу отдаст… хорошо ещё, если Богу.
Взглянув на испуганную Александру, усмехнулась.
- Да я это не о тебе. Успокойся. Так просто, к слову. А ты не пугайся. Жить ты ещё долго будешь. И до смерти болезнь тяжёлую знать не будешь. Хотя... умрёшь страшно.
- Спасибо тебе, тётя Аня! Успокоила! Наговорила тут! Сколько я должна за лечение?
- А нисколько. Знаешь ведь, я плату не беру. Когда лекарство кончится, пузырёк с бутылочкой пустые вернёшь. Они мне ещё пригодятся. А за лечение Господа благодари. На всё Его воля. Мне ты ничего не должна.
- Странный ты, тётя Аня, человек. За лечение все берут, а ты не хочешь брать. Ты ведь внучку одна растишь. Что у тебя деньги лишние или продукты?
- Слава Богу, нам с Настей хватает. Не голодаем и раздетые не ходим. Я ещё работаю, Настя пенсию Дашенькину получает. Слава Богу, ещё и помочь сможем кому, если надо будет.
- Ну как знаешь, твоё дело.- Александра Ивановна с удовольствием спрятала кошелёк в сумку. Ушла, молча, не попрощавшись.
Анна смотрела в окно, как Александра вышла за калитку. Хотелось сказать ей больше, чем сказала. Но она ясно видела у неё «камень за пазухой», который мог угодить в Настю. Поэтому Анна промолчала. Теперь, глядя в окно, сказала сама себе:
- Страшная судьба. Страшная смерть. Не дай, Господь, такого никому.


Сама Анна за последние годы сильно сдала. Как – то вдруг, сразу постарела. Да и здоровье пошатнулось. Она знала, что ей осталось жить совсем немного.
«Хоть бы ещё годков с десяток прожить, Господи! Настеньку бы замуж отдать, а там и помирать можно» - часто сама себе, по  стариковски, приговаривала Анна. Но болезнь развивалась быстро. Настя замечала, что бабушка болеет. Очень переживала за неё.
- Бабушка, что ты себе лекарство не сделаешь?
- Нет, доченька, от моей болезни лекарства. Я пью кое – что. Помнишь, мы на Троицу собирали с тобой травку с жёлтыми цветочками? У неё ещё сок белый такой. А потом руки  все - пятнами, не отмоешь…
- Помню. Чистотел. А какая у тебя болезнь?
- Знаешь, есть такая страшная болезнь – рак. Но у меня ещё страшнее, потому что – женского рода. Такая не излечивается. Может быть, когда – нибудь ты найдёшь от неё лекарство. Ты у меня умница! Обо мне не печалься, я сейчас не помру. Я ещё тебя замуж отдам! Жених – то есть?
- Ну, бабушка! Ты о Сеньке, что ли?
- О нём, о Семёне. Хороший парень. Славный. Любит тебя.
- Бабушка, они все говорят, что любят, - подражая взрослым, серьёзно ответила Настя.
Бабушка засмеялась.
- А ты откуда знаешь, что все говорят? Да, говорят все. А любит он один. Послушай меня! Я знаю, что такое любовь. Дедушка твой меня очень любил. Недолго мы с ним прожили, но мне этой любви его на всю жизнь хватило. Я до сих пор его рядом чувствую. До сегодняшнего дня его любовь меня согревает и бережёт. Вот и Семён так же тебя любит. На всю жизнь.
- Рано нам ещё о свадьбе думать. Я учиться хочу. После школы буду в медицинский поступать.
-Да, конечно, - закивала бабушка. Она знала, что Настя поступит в институт. Вместе с Семёном. Но учиться ей не придётся. Одна она останется. Нет, не одна. С ребёнком. Не до учёбы будет. Поэтому последнее время Анна частенько повторяла внучке:
- Ты, Настенька, работы никакой не бойся. Вон ты, какая умелая, да мастерица! Шьёшь не хуже учёной портнихи. Вот семь классов кончишь, давай поступай в училище на швею. А там, если будет желание, то в институт потом поступишь.
- Нет, бабушка! Я буду десять классов кончать.
- Ну что же, молодец, что на своём стоишь. Значит, всего в жизни добьёшься. Главное помни, чему я тебя учила: каждый человек обладает своею собственной небесной силой, которая спрятана в  его душе и связывает  нас с Небесами.  И тем она сильней, чем больше в тебе веры, любви и надежды. Дорожи  всем, что даётся тебе Богом,  оно – истинно. Даже если это – боль. Когда люди, стремясь к счастью, опускаются до колдовства, они обманывают, прежде всего, самих себя!




В старших классах девочки продолжали дружить втроём. Анна, глядя на них, удивлялась: «Такие разные,… что их связывает? Странная дружба. Будто роль играет…» Никто не знал, кого она имела в виду. Как и все их ровесницы, иногда девочки ссорились. Обычная школьная дружба, обычные девочки.

-Ой, девчонки!  Девчонки! - затараторила, вбежавшая в дом Насти, Валя. – Я сегодня такое платье видела, просто чудо! Материал тонюсенький, ну совсем  прозрачный! И такими яркими – яркими цветами! Креп-дже-жет называется. – Валя старательно произнесла это незнакомое слово по слогам.  Показывая на себе, продолжала. – Тут всё в обтяжку, змейка сбоку – иначе и не оденешь. Рукав – фонарик, вырез – большой, квадратный, на груди таким мысиком глубоким! Это что – то! - Зажмурив глаза и вытянув шею, она медленно покачала головой, выразительно прижав обе ладони к груди. - А юбка – солнце-клёш! Хочу, хочу такое платье! – Валя просто захлёбывалась от радости.
- Ну, скажи маме. Думаю, она тебе ни в чём не откажет. – Настя  подчеркнула интонацией «ни в чём», но Валя от захватившей её радости, не уловила иронии в словах подруги.
- Сказала, уже сказала! Девочки, мы уже заказали такое платье! Ездили  специально с мамой сегодня в город, в ателье. Представляете?!
- И к чему на ателье разоряться? Я бы тебе такое платье бесплатно за пару дней сшила.
- Ой, в ателье! – Надя прошептала это магическое слово с таким восторгом, что Настя только рукой махнула. – А мне дедушка никогда не разрешит такое платье… никогда… - в Надиных глазах блеснули слёзы.

- Девочки, вы как маленькие! Одна счастлива и не может успокоиться из – за того, что ей шьют платье. Вот сенсация! Другая готова разреветься, что у неё нет такого платья. Надюша, я тебя не понимаю. – Настя подошла к подруге, обняла её за плечи. – Если хочешь, я сошью тебе такое же. Сделаем вырез поменьше и без мысика, вот и разрешат! Даже и дедушка!
- Правда? Настенька, миленькая, ты мне правда сошьёшь?
- Да конечно же, сошью! Ещё раньше Вали носить будешь! В ателье, знаешь, как долго шьют!
При этих словах с лица Вали сразу исчезла счастливая улыбка. Вместо радости появилось выражение досады и раздражения. Несколько секунд она стояла молча, потом сквозь зубы прошептала:
- Ну, Настя, ну… ничего у тебя не получится. Никогда ты так не сошьёшь.
- Прямо там! Ты вон как хорошо его описала. Я как будто своими глазами увидела это платье!
- Вот дура!
- Почему – дура? Была бы дура, не могла бы сшить.
- Да я – дура! Пришла к вам, сама всё рассказала!
- Валь, ты что, серьёзно?
- Серьёзно! – Валя выбежала, хлопнув дверью.
- Ой, Настенька! Может лучше не надо шить? А то Валюшка обидеться.
- Ничего страшного, - ответила Настя спокойно и уверенно. – Не вздумай бежать за ней и не переживай, - остановила она поднявшуюся Надю. – Завтра сама придёт, как ни в чём не бывало.

Это было правдой, Валя была вспыльчивой и несдержанной, но отходчивой. Она даже после серьёзной ссоры могла запросто подойти  и заговорить, как будто ничего не случилось. – Приноси материал, будем тебе платье шить.
- Ой, Настенька! Я мигом! У мамы столько разных материалов лежит! По – моему, я видела что – то подходящее! – Последние слова она говорила уже с порога.
Посмотрев в окно, как Надя бежит домой, Настя рассмеялась:
- Хоть бы по дороге не упала, а то бежит и под ноги не смотрит!
В комнату вошла бабушка.
- Вас послушать, со смеху умрёшь. Какие же вы ещё дети!
- Конечно же, бабулечка, конечно же, дети!
Не прошло и четверти часа, как Надя вернулась.
-Настенька, ура! Ура! – Она накрыла подругу воздушным, прозрачным цветником. – Это тебе, тебе! Мама дала нам два отреза! Сказала, чтобы ты даже не думала отказываться, мы все – все обидимся, даже и дедушка!
- Что – дедушка? – не поняла Настя.
- Ну, обидится, тоже, если ты откажешься.
- Точно, обидится? – серьёзно спросила Настя.
Надя стянула с неё материал, как с открывающегося памятника и увидела, что та смеётся, просто еле сдерживает хохот.
- Представляю Валино лицо, когда мы вдвоём придём в клуб в таких платьях. Давай – ка помогай мне, вместе быстрей сошьём!
Через неделю, когда платья были готовы, Надя уже шила не хуже Насти.
- Ой, как мне понравилось! Ты меня ещё поучишь? Я хочу стать настоящей портнихой, как ты!
- Я не настоящая. Конечно же, поучу! А тебе надо после школы пойти на курсы кройки и шитья, тогда ты станешь настоящей портнихой!

Какими счастливыми были эти годы! Нет, тогда никто не думал, что они – счастливые. И только, когда они прошли, когда всё изменилось, Настя поняла, какое это было счастливое время: бабушка жива, все вместе, Семён рядом и любит её.
А тогда все дни казались самыми обычными, будничными. Заботы, радости и огорчения. Повседневная суета.




Глава 14. Разлука

Настя окончила школу и поступила в мединститут вместе с Семёном. Теперь они жили в городе и к Анне приезжали редко, только на каникулы и праздники. Когда они окончили первый курс и были  на летних каникулах, Анна  слегла.
- Настенька, давайте свадьбу сыграем! Послушай меня!
- Бабушка, ну зачем сейчас? Мы решили на последнем курсе, когда будет распределение. Чтобы вместе на работу направили. А сейчас только проблемы начнутся: где жить, на что жить…
- Деточка моя, не всегда получается так, как задумаешь. Вы ещё только один год отучились, - Анна с укором и жалостью глядела на внучку, она знала, что всё будет не так, как они с Семёном задумали.- Ну ладно, что зря говорить. Всё будет, как будет. Судьбу лучше не  менять.

Через неделю бабушке стало совсем худо. Рано утром она позвала Настю:
- Хочу тебе кое – что дать. Вот этот ключик. Он от комода. – Бабушка потянула за шнурок у себя на шее, и в её руке оказался маленький ключик.
- Бабушка, да у нас комод никогда в жизни не замыкался!
- Послушай меня, доченька. Видишь на боковине комода маленькую щёлочку? Вставь ключик и сделай два поворота влево. Там тайник, в нём книга. Попробуй открыть сейчас, при мне. Достань книгу.
Настя открыла, достала книгу. Она была большая, в кожаном переплёте. Когда Настя взяла её в руки, ей показалось, что она дотронулась не до мягкой кожи, а до ледяного металла.
- Я её много лет не доставала. Мне очень хотелось бы, чтобы ты её вообще никогда не открывала. Грех это большой. Моя мама каждый раз подолгу молилась, когда приходилось обращаться к помощи этой книги. И меня этому научила. Теперь вот я тебе всё это рассказываю. Однажды она уйдёт из нашей семьи, эта страшная книга. Таким было пророчество. Но когда это случится, никто не знает. Убери её. А ключ пока давай мне.
Бабушка с трудом надела шнурок с ключом на шею.
- Как умру, снимешь.

Настя всю ночь просидела у бабушкиной кровати. Приходили соседи, многим из них Анна когда-то  помогла, люди не забыли добро, хотели ещё раз сказать "спасибо", поддержать. Приходил батюшка Павел. Он хотел поговорить с Настей, поддержать её. Одна она теперь останется. Пришёл Семён, потом Валя с Надей.
Под утро бабушка умерла.
Соседки стали собирать Анну в последний путь.
Настя с подругами сидели во дворе, когда одна из соседок вынесла ключ на шнурке.
- Настя, вот у бабушки на шее был какой-то ключ.
- Да, спасибо, я совсем забыла. Бабушка мне о нём говорила.
Валя с особым, нескрываемым любопытством глядела на маленький ключик.
- Наверно от шкатулки с драгоценностями? Люди говорят, что у бабы Ани, наверняка, клад спрятан. – Сказала она с усмешкой.
- Как ты можешь, Валя? –  У Нади слёзы задрожали в голосе. – Ты ведь знаешь, что нет у них никаких шкатулок! И бабушку Аню ты тоже хорошо знаешь! Кто это говорит? Какие люди? Что – то я никогда такого не слышала!
Настя, будто не слыша спора, сказала спокойно и равнодушно:
-Нет. Это от ящичка. Там книга лежит.
- От ящичка? У вас все ящички открыты и не замыкаются! От какого ящичка?
- Это потайной ящичек, он находится на боковой стенке комода.
Настя положила ключик в карман кофты.

Похороны прошли тихо и быстро.
Иногда Насте казалось, что она смотрит старое немое кино: вот бабушка лежит… вот гроб выносят… вот опускают гроб в могилу… вот закапывают... А вокруг - мир, залитый ярким солнцем, жара, лето... Тополя роняют пух. Он кружится в воздухе, будто птичьи пёрышки, и падает, падает... укрывает всё лёгкой дымкой.
После поминок, когда все разошлись, Надя с Валей помогли Насте вымыть посуду и пол. Соседки сказали, надо обязательно это сделать, так принято.
- Спасибо вам, девочки. Я так вам благодарна.
-Надя, ты иди домой, а я останусь у Насти. – Валя обняла подругу за плечи и проводила до дверей. – Я маму предупредила, что тут переночую.
Проводив Надю, девочки улеглись спать. И здесь Настю, как прорвало. Только теперь она осознала, что бабушки больше нет. Бабушка умерла, её похоронили, и она осталась одна – одинёшенька на всём белом свете. Она, конечно, любит Семёна, они скоро поженятся, но…бабушка, которая заменила ей мать и отца, умерла. В это невозможно поверить. Настя всю свою недолгую жизнь жила с бабушкой. И вот теперь её нет. Она у-мер-ла… Её вдруг не стало…

Настя плакала долго, навзрыд. С ней была настоящая истерика. Вначале Валя пыталась её успокоить, но видя, что всё напрасно, пошла на кухню и накапала ей 40 капель валерьяны. Не аптечных, а что бабушка Анна сама делала.
Выпив лекарство, Настя ещё немного поплакала. Через полчаса, то ли от лекарства, то ли просто обессилев от слёз, она успокоилась и уснула. А у Вали сон пропал.
Убедившись, что подруга крепко спит, она тихонько встала, подошла на цыпочках к Настиной одежде и вынула из кармана кофты маленький ключик. При тусклом свете ночника, Валя дрожащими пальцами ощупала боковую сторону комода. Не сразу она нашла маленькую щёлочку для ключа. Открыв потайную дверку, она вынула большую чёрную книгу. На кожаной обложке зловеще сверкнули золотистой змейкой буквы: МАГИЯ. Сердце Вали бешено заколотилось: «Вот она, заветная книга! Правду мама говорила, что всё их счастье от колдовства! Ведьмы проклятые! Ну, теперь она им покажет! Всем покажет! Теперь это – её книга! Почему это: им - всё, а ей – ничего? Нет! Теперь всё будет иначе!»
Валя осторожно закрыла дверку, повернула ключ. Уходя, решила написать записку: «Настя! Я должна срочно уйти. Потом всё расскажу. Валя».
Что «расскажу» - пока не приходило на ум. Всё её существо – и тело, и душу – охватило одно желание: быстрее домой, чтобы прочитать книгу!

Дома Валя закрылась в своей комнате и открыла тяжёлую обложку. Со страниц на неё пахнуло стариной и чем – то запретно – сладким. Листая страницы и читая заголовки статей, Валя улыбалась: «Любовный приворот», «Как извести врага», «Как избавиться от соперницы». Шрифт книги был старинным, с буквами «ятЪ» и «i».  Но скоро Валя разобралась, привыкла.
Она уже представляла себе, как Семён будет с ней. С ней, с Валей! Сколько лет она любила его тайно! Сколько лет она только со стороны смотрела, как он любит Настю. Теперь это всё в прошлом. Семён будет только её! А Настю она изведёт. Нет, пожалуй, не надо изводить. Пусть она смотрит на её, Валино счастье. Она сама изведётся от обиды и горя.

Именно в это время, когда Валя с упоением изучала книгу и строила план мести, Семён подходил к дому Насти.  Рано уснув, вернувшись после похорон, полчаса назад  он  вдруг проснулся. Его  охватил страх,  будто он теряет Настю. Теряет навсегда. Семён, вскочив с постели и быстро одевшись,  поспешил к ней. Увидев, что любимая спокойно спит, что с ней всё в порядке, он принял свои тревоги и предчувствия за последствия похорон. Только почему она спит  с открытой дверью? Надо обязательно поругать её, чтобы двери на ночь закрывала! Он сел возле её кровати и так просидел до рассвета.

На рассвете, когда Настя проснулась и увидела рядом Семёна, она не удивилась, но очень обрадовалась.
- А ты мне сейчас снился! – Настя рассказала ему все свои страхи и думы. Он поделился с ней своими переживаниями, рассказал, почему пришёл к ней ночью. Как – то так получилось, что они даже не вспомнили о Вале. Да им было и не до неё. Именно в этот день и именно в эту минуту было суждено случиться тому, к чему они шли уже так долго, и что теперь связало их навеки. Они любили друг друга. Так нежно! Они не знали, что «завтра» для их любви нет.
Весь день они не выходили на улицу. За окном сладко пели птицы и ласково светило солнце. Настя и Семён были счастливы, что вместе и что – любят. Настя рассказала о бабушкиной  просьбе – быстрей расписаться и сыграть свадьбу.
Семён заглянул любимой в глаза, нежно поцеловал её.
- Дорогая, родная моя, милая Настенька! Давай выполним последнюю волю бабушки Анны.
- Сенечка, мы ведь теперь с тобой муж и жена перед Богом. Ну, давай распишемся. Я не против.
- Завтра же пойдём в сельсовет и распишемся!


Но именно в это время Валя приготовила всё для заклинания. Сегодня, на её счастье, было полнолуние. Теперь надо было только дождаться полночи.
В полночь Валя сделала заклинание на Семёна. Всё было, как в сказке! Она могла пожелать всего, чего только хочется, и всё сразу же будет её!
А Семён в полночь только уходил от Насти. Дома он собирался поговорить с родителями о женитьбе. Впрочем, его родители в Насти души не чаяли, так что здесь  всё должно пройти без осложнений. Завтра они распишутся. Он станет Настиным мужем, Настя станет его женой. Семён шёл по безлюдной улице села и глупо улыбался. За заборами лениво лаяли сонные собаки. Чёрное небо сияло звёздами. Огромная круглая луна светила так ярко, что было видно всё вокруг в её серебристом свете.

Утром Настя встала рано. Она погладила своё самое нарядное платье. Сделала себе самую красивую причёску. Сердце её пело: «Для тебя, для тебя, для тебя!» Эти слова песни как нельзя лучше передавали её настроение.
Единственной грустной мыслью, была неотвязная мысль: «Бабушка не дожила до этого дня! Она так хотела, так просила. Прости, родная моя».
Чтобы как – то быстрей прошли минуты ожидания, Настя решила приготовить праздничный обед. Они придут домой, и она первый раз накормит мужа обедом.
Настя любила готовить. Сделав несколько блюд, она вдруг поняла: что – то случилось! Семён уже давно должен был прийти! Что же произошло? Родители - против? Не может этого быть. Сам он передумал? Тоже не может быть. Сердце Насти заныло, как от предчувствия чего – то плохого. Просидев полдня у окна и глядя на калитку, она поняла, что Семён не придёт.

В праздничном платье и с причёской, Настя легла на кровать и укрылась одеялом. Её знобило. К вечеру поднялась температура. Часов в семь зашла Надя.
- Настенька, ты одна? Что с тобой? Да ты вся горишь!
Надя помогла ей раздеться, уложила в постель, напоила лекарством и липовым чаем с малиновым вареньем, из запасов бабушки Анны.
- Наденька, милая, сходи к Семёну. Только не говори что от меня и не говори, что я заболела. Просто узнай – что он, где он, как он. И всё. Пожалуйста!
- Хорошо, я схожу. Всё сделаю, как хочешь. Я быстро.
 Надя вернулась и правда быстро, полчаса не прошло. В деревне всё близко, в деревне все всё знают: кто где и кто с кем.
- Настенька, не знаю, как и сказать тебе.
- Говори, я знаю. Семён с Валей на танцах?
- Откуда ты знаешь?! – опешила Надя.
- Сорока на хвосте принесла. Шучу. Сама не знаю откуда. Сердце подсказало.
- Да, они сегодня с утра по деревне под ручку ходят. Ужас какой – то! Всех родственников обошли. У неё сначала сидели часа два. Потом у него. По деревне гуляли. А потом на танцы пошли. Я, как от тебя вышла, Олю свою встретила. Она с его сестрой Варей дружит. Всё это мне и рассказала. Я ей не поверила. Сама на танцы заглянула. Правда, стоят под ручку. Он её обнимает, она глаз с него не сводит. Прямо Ромео и Джульетта!
- Я так и знала. Спасибо, Надя. Иди домой, я спать буду.
- Нет, Настя, я тебя не оставлю одну. Я Оле сказала, что ты заболела и я буду ночевать у тебя.

Не успела она договорить, как вошла её бабушка Клава. Она принесла миску пирогов и бидон молока.
- Нате – ка, повечеряйте. Ну, как ты, деточка?
- Мне уже лучше, спасибо. Бабушка Клава, у нас есть что покушать. Наготовила я всего как на свадьбу…- из глаз Насти градом покатились слёзы.
- Ну, что ты, что ты? – бабушка Клава присела рядом, взяла её руку. – Что случилось?
Настя рыдала в голос, но молчала.
- Ну, поплачь, поплачь, деточка. Легче станет, когда выплачешься. От невыплаканных слёз сердце надрывается. Единственного родного человека похоронила. Оставайся, Наденька, здесь. Ночуйте. Нельзя Настю одну оставлять.

Проводив бабушку, Надя замкнула двери. Настя встала, поставила на стол всё, что приготовила. Достала из буфета бутылку вина.
- Садись, подруга. Я тебе историю одну расскажу. Только поклянись, что никому никогда не расскажешь.
И Настя рассказала Наде всё, что случилось после похорон бабушки.   После её рассказа они  молча смотрели друг на друга. Невозможно было найти объяснения поведению Семёна. Этому просто не могло быть объяснения. И почему ушла Валя, оставив такую записку? Что она собиралась «потом рассказать»?
- Ну что же, давай, Надюша, выпьем сладкого вина. Я думала отметить этим вином день свадьбы, а приходится отмечать день разлуки. Проводим мою любовь. Сегодня от меня ушла любовь. Слава Богу, что бабушка не узнает всего этого. Хотя… она, наверное, знала. Поэтому и торопила меня со свадьбой.
Из глаз Насти опять покатились слёзы.
- Нет, подруженька моя дорогая, любовь осталась с тобой. Хочешь ты этого или не хочешь, но любовь так просто не уходит. Давай, Настенька, выпьем это вино за тебя, за твою любовь и за твоё счастье. Ты ещё будешь счастлива, вот увидишь!
Подруги чокнулись и выпили.

- Надюша, милая, я знаю, что счастлива уже никогда не буду. Мне и бабушка намекала, уговаривала меня быстрее расписаться с Семёном именно из – за этого. Бабушка знала, что так всё будет. А теперь и я знаю, что никогда мне не быть с Семёном. А ведь мы с ним любим друг  друга.
- Успокойся, Настя, как Господь даст, пусть всё так и будет.
- Нет, Надя, это не Господь Семёна к Вале привёл. Это не Господь! – Настя опять разрыдалась. – Я – его судьба, а он – моя судьба. Понимаешь, Валя отняла, украла чужое! Но вот – как? Не понимаю… после того, что между нами было. Как он мог уйти к ней? Ведь перед Богом мы – муж и жена.
- Успокойся, родная! Успокойся. Пройдёт время, всё забудется. Не плачь… слезами горю не поможешь…

Ещё долго говорили подруги о непонятном, загадочном поведении Вали, о подлом предательстве Семёна. Уснули они только под утро. Через несколько дней Настя вспомнила о маленьком ключике, о бабушкиных словах, но, сколько она ни искала его, найти так и не смогла. Ключик пропал.
В конце августа Настя уехала в город, у неё начинались занятия в институте.

Семён немного задержался, в начале сентября они с Валей должны были расписаться. Их родители готовились к свадьбе. С той памятной ночи, судьбы Насти и Семёна разошлись.
Александра Ивановна настойчиво убеждала будущего зятя перевестись в любой другой институт.
- Сёмочка! Ты сам подумай, ну зачем тебе учиться с ней? Видеть её каждый день на занятиях? Она ведь тебе проходу не даст! Будет доставать разговорами, слезами. Ты сам рад не будешь.
- Александра Ивановна, не называйте меня, пожалуйста, так! Вы знаете, я не люблю, когда меня так называют. Я уже сказал, что переведусь.
Семён и сам боялся встречи с Настей. Ему казалось, что сердце его осталось с ней. Иногда он пугался, что всё так случилось и никак не мог вспомнить – почему? Когда он оказался вдруг с Валей? Он не помнил.
- Я переведусь в юридический.
- Почему в юридический? Почему не в педагогический? Учились бы с Валечкой вместе. В школах ценят учителей – мужчин. Обещаю, что через пять лет ты станешь директором!
- Я переведусь в юридический. – Семён сказал это так твёрдо, как отрезал. Ни Александра Ивановна, ни Валя спорить с ним не решились.
 
Надя в этом году окончила курсы по кройке и шитью. Она работала на дому, шила на заказ  всё – от рубашек, детских ползунков, до зимних пальто. Получалось у неё отлично, от клиентов отбоя не было. В деревне бурно обсуждали минувшие события. Соседи не могли понять по какой причине Настя и Семён расстались, ещё более непонятной была любовь его к Вале. Да ещё такая плодотворная! Только начали встречаться, а уже - свадьба! Но чего в жизни не бывает, решили односельчане.

В середине октября Надя получила от Насти письмо. Из него узнала, что та ждёт ребёнка и что делать – не знает.





Глава 15. Расплата

Прочитав, полное отчаянья Настино письмо, Надя сразу же собралась и поехала  к подруге. Она хотела успокоить её и уговорить ни в коем случае не делать аборт, только рожать. Но встретившись с Настей, увидела, что ту и уговаривать не надо. Настя была счастлива и сама решила: ребёнок родится несмотря ни на что. Разлука с любимым лишь укрепила её чувство. Ребёнок Семёна был желанным. Пугала только проблема с  учёбой. Надя убедила её сдать зимнюю сессию и взять академический отпуск.
-Сделай так, Настенька, прошу тебя! А там уже, как Бог даст.
Настя послушалась совета подруги и попросила её только об одном.
- Надюша, милая, пожалуйста, молю тебя, пока никому ничего не рассказывай! Даже своим. Знаешь, не хочу разговоров сейчас. Вот приеду в деревню после сессии, уже видно будет. И так от молвы не укроешься, как бабушка говорила.
-Не думай об этом, дорогая моя подруженька. Люди языки почешут и успокоятся. А ты родишь и даст Бог, будете с дочкой или сыночком жить долго и счастливо. Как в сказке!

После зимней сессии Настя приехала домой. В конце марта ей предстояло родить. Вдвоём с Надей они обстоятельно подготовились к этому событию.
Вали с Семёном в деревне не было. После свадьбы и они сами, и их родители решили, что будет лучше, если они станут жить в городе.
Как ни скрывали Настя с Надей тайну отцовства ребёнка, но в деревне такое трудно утаить. Односельчане, даже если точно знать не будут, то домыслят или придумают, но суд свой вынесут.
Откуда кто узнал - неизвестно, но поползли слухи, что у Насти будет ребёнок от Семёна.
Однажды к ней пришла тётя Зоя, мама Семёна.
-Настенька, не серчай на меня, дочка. Скажи, это правда, что Семён - отец твоего ребёнка?
-Зачем Вам это, тётя Зоя? Я ни к кому никаких претензий не имею. Это мой ребёнок! Мой любимый и долгожданный.
-Настенька, Семён же мне сын! Если это его ребёнок...это ведь и моя кровиночка. Да и ты нам не чужая, мы ведь к тебе, как к дочке всегда относились. Я умоляю тебя, скажи мне! Если хочешь, я сохраню твою тайну. Но я хочу знать, я хочу быть рядом с тобой. Хочу помогать растить ребёнка.
-Тётя Зоя, мы с Семёном давно расстались. У него есть жена, она родит вам внуков. А этот ребёнок- только мой. Не переживайте, я смогу его вырастить. Бабушка же вырастила меня одна.
-Деточка, Настенька! Милая моя,- Зоя обняла Настю, поцеловала её в лоб, в щёки.- Даже если это не Семёна ребёнок, я всё-равно, умоляю, не отталкивай меня! Пойми, деточка, ты ведь сама скоро станешь мамой. Поставь себя на моё место.


Настя и не собиралась отталкивать. Она любила тётю Зою и мысленно всегда называла её мамой. Теперь она не смогла удержать слёз от обиды, которая уже давно мучила её душу. Настя уткнулась в плечо Зои и горько расплакалась.
-Деточка моя, ну что ты! Тебе нельзя так волноваться. Всё будет хорошо! Вот увидишь. Ты родишь прекрасного малыша. Имя уже придумала? Кого ты хочешь - дочку или сына?
Зоя старалась как-то отвлечь Настю от горьких воспоминаний, переключить её внимание на радостное будущее, но ничего не получалось. В конце концов она сама расплакалась вместе с Настей.
Потом они пили чай, долго говорили о том, что необходимо ещё сделать к родам: купить ванночку и кроватку, одеяло и обязательно- кружевной уголок! Настя показала распошонки, шапочки, ползунки, пелёнки. Что-то из этого она купила в городе, что-то сшила сама, а что-то подарила Надя. Зоя и плакала, и смеялась. Целовала розовые носочки, байковую распошонку клубничками.
-Ой ты, мой масюпенький! Золото ты, моё!
Когда они простились, была уже глубокая ночь.


В конце марта Настя родила сыночка. Назвала его Иваном, Ванечкой. В честь Семёнова отца, как он когда-то хотел.И хотя в свидетельстве о рождении в графе "отец" у Ванечки стоял прочерк, отчество Настя записала - Семёнович.

А через год и в семье Семёна родилась дочка Леночка. Семён привёз Валю с ребёнком в деревню. Здесь, с двумя бабушками, ей было легче справляться с малышкой. Сам он приезжал только на выходные.


Мало что изменилось в доме Насти после смерти бабушки Анны. Та же мебель, та же посуда, даже занавески на окнах - те же.
Настя души не чаяла в своём Ванечке. Всю неистраченную любовь и нежность она отдавала сыну. Проснувшись ранним утром, она долго просиживала у его кроватки, которую подарила тётя Зоя. Не могла налюбоваться, не могла привыкнуть, что она - мама и этот чудный малыш - её сынок. Ванечка рос послушным и разумным. Его, не по-детски серьёзный взгляд, часто казался грустным и даже печальным. В такие минуты сердце Насти разрывалось от жалости и боли. Она никогда не наказывала Ваню. Как ей казалось, она была уверена - наказывать его просто не за что. Весь день они не разлучались. Когда Ванюша играл машинками, складывал кубики или катал мяч, Настя всегда находилась где-то поблизости. Готовила обед или убиралась, если это было дома. Возилась в огороде или сидела на скамеечке, если это было во дворе. Часто к ним приходила Надя. Она играла с Ванечкой, когда Насте надо было что-то срочно сделать или куда-нибудь отлучиться. Иногда помогала по хозяйству или ходила в магазин, если из-за непогоды Настя не могла выйти с Ваней на улицу.


И тётя Зоя не забывала их. Два или три раза в неделю навещала обязательно.Всегда приходила с гостинцем для Ванюши.Иногда забирала его к себе, часика на два.
-А ты, деточка, отдохни. Брось все дела, и отдохни!- просила она Настю.


Беда приходит, не спрашивая сможем ли мы её пережить. Хватит ли сил? И даже, когда кажется, что это уже не по силам, откуда-то они берутся и ты переживаешь эту и другую беду, и совсем уже невыносимую боль переносишь.


У Вали было много причин, чтобы волноваться за крепость своей семьи. Семён никогда ей не изменял, но она знала, что его "подневольная" любовь держалась только на силе магии. Все его чувства к ней - мираж, который мог исчезнуть от одного взгляда Насти, от одного её слова  или прикосновения их рук при встрече. "Что делать?! Что делать?!" - эти вопросы надоедливыми молоточками постоянно стучали в её висках, в её сердце. С этим она засыпала и просыпалась.
А тут ещё сын Ваня. Сын, наследник. А у них родилась дочка. Почему не сын?! И к тому же свекровь постоянно ходит туда, нянчится с ребёнком.
Нет! Надо всё это прекратить. Надо найти такой заговор, чтобы сразу избавиться от Насти и её выродка!
И она нашла такой заговор - на смерть. Только для этого нужна какая-то вещь Настина или Ванина, чтобы на неё сделать этот заговор.


И тут Валя проявила всю свою изобретательность. Попросила Семёна купить в городе большой красивый мяч. Сделала на него страшный заговор. А потом разговорилась со свекровью, как бы разоткровенничалась. Начала издалека.
-Мама, Вы ведь часто бываете у Насти? Как она там поживает, моя бывшая подружка?
-Живёт, сына растит. А что же ты к ней не зайдёшь, если тебе так интересно её житьё-бытьё?
Зоя улыбнулась, понимая, что вопрос её останется без ответа. Отбить жениха, оставить подругу с ребёнком, а потом придти в гости - так не сможет поступить даже такая нахалка, как Валя.
-Ну что Вы, мама! Настя ведь меня винит, что Семён от неё ушёл. Как же мне к ней? Хотя... в чём я виновата, если Семён меня выбрал?
Зое эти слова были, как нож по сердцу. "Знает, как больнее сделать! Вот же какая, всё предугадает. Всех обвинит, а себя выгородит," - с горечью подумала она.
-Но я не о том хотела с Вами поговорить. Семён привёз красивый мяч из города. А Леночке ещё до него расти и расти. Только на следующее лето он нам может понадобиться. Да, моя лапотулечка?- Валя взяла на руки дочку, обняла её, поцеловала. - Зайчику моему ещё расти и расти до этого мяча! Мы ещё только ходить учимся! А мячик за год может испортиться, сдуться. Жалко будет, если такая красота пропадёт! Подарите его Ване.
Зоя от удивления онемела, когда Валя, уложив дочку в кроватку,  протянула ей в авоське большой, яркий мяч. Глядя заворожённо на мяч, она не заметила странного выражения  на лице невестки.
-Спасибо, дочка! - голос её дрогнул. Неужели у такой бессердечной где-то есть всё-таки доброта и понимание? В тот же день, вечером, она отнесла Ване мяч. Насте не стала говорить, что его передала Валя, а то ещё и не возьмёт.
- Семён купил в городе. Решили, что Лене ещё рано, пусть Ванюша играет.


Стоял тёплый майский денёк. Наверное ради выходного дня, солнце решило пригреть по- летнему. Вовсю цвели сады, природа будто украсила весь мир к майским праздникам. У дома Насти благоухал огромный сиреневый куст.Его сажал ещё дед Фёдор маленьким саженцем, тонкой веточкой. Теперь он превратился в заросли,  укрывающие с улицы довольно высокий забор. К обеду Настя решила прогуляться с Ванечкой. Он был очень рад погонять на улице мяч, ведь дома его не попинаешь со всей силы. А на улице - бей сколько хочешь, мама не будет ругать, если попадёшь в забор, в стену дома или даже в огород. Настя, сидя на лавке, с улыбкой наблюдала за его игрой.
- А пойдём - ка, футболист, на школьный стадион! Там есть ворота, будешь учиться забивать гол.
- Мамуля, я узе умею забивать гол! Вот увидись!- обрадовался Ванюша.
-Откуда это ты умеешь?! Кто же тебя научил?
-Бабуська Зоя наутила!
-Увидим, увидим сейчас.
Настя, смеясь, обняла и расцеловала отбивающегося Ваню, взяла его за руку. Видя, как он старательно вытирает её поцелуи со щёк, не смогла сдержать улыбку.  Подняла мяч, подала ему:
-На, держи, мужичок!
Ваня с трудом обхватил большой мяч одной рукой. Для своих двух лет он был рослым мальчиком, но мяч ему было нести неудобно, тот постоянно выскальзывал и падал.


Подходя к дому тёти Зои, Настя ещё издали увидела стоящих возле калитки, Семёна и Валю с коляской. Решив не пересекаться с ними, она стала переходить через дорогу на другую сторону улицы. Когда они уже пересекли середину дороги, из-за поворота на большой скорости выскочил грузовик. Всё произошло так быстро, что никто не успел ничего сообразить.
Увидев грузовик, Ваня сразу, наверное испугавшись, выронил мяч, который покатился почему-то прямо в сторону Семёна. Настя крикнула, глянула на Семёна, будто ища поддержки, и рванулась вперёд, толкнув Ваню к обочине.Толкнула с силой и он в ту же секунду оказался на траве, в метре от дороги. Ударился, но не заплакал, а сразу вскочил на ноги. В этот же миг Семён кинулся к ним, как буд-то хотел закрыть их собой.  Всего на миг он успел поймать взгляд Насти и этого было достаточно, чтобы с прежней силой почувствовать к ней любовь, нежность, страсть. Все чувства захлестнули его волной...и ...он споткнулся о катившийся мяч.


Водитель грузовика, поняв, что у него отказали тормоза и увидев за крутым поворотом на дороге женщину с ребёнком,  решил немного свернуть влево, слава Богу, что встречных машин не было! Но в этот миг, когда грузовик уже свернул,  ему под колёса бросился мужчина. Потом, уже в милиции, этот испуганный, заикающийся от пережитого шока, бледный  паренёк всё время  повторял:
-Понимаете, я всё видел. Тормоза отказали. Я хотел объехать их, а тут мужчина бросился под колёса...тормоза отказали. Вижу: женщина с ребёнком. Я влево резко, чтобы их объехать...на встречной было свободно. А тут мужчина - прямо под колёса! А у меня тормоза отказали. Почему? Всё было в порядке...Машина исправная была.




Глава 16. Похороны


Уже через секунду из дома выскочила Зоя. На бегу крикнула остолбеневшей Вале:
-Вызывай "скорую"!
Та вначале кинулась с ней к Семёну, потом в дом к телефону.
Зоя сразу поняла, что Семён мёртв. В глазах потемнело и мир, превратившись в мозаичную картинку, стал вдруг распадаться, рушиться, как карточный домик. Сыночку уже нельзя было помочь. Упав на колени возле него, Зоя услышала плач Ванюши. Откуда-то найдя силы встать, она подошла к ним. Настю ударило задним колесом грузовика. Она лежала на асфальте, не в силах двинуться, что-то беззвучно шептала побледневшими губами и тянула руки к сыну. Зоя взяла на руки Ванюшу, поднесла его к Насте. Малыш был испуган, но совершенно цел.
-Настенька, с Ваней всё впорядке! Вот, смотри.
Зоя поцеловала ещё плачущего Ванюшу, присела над Настей, положив ей руку на лоб.
Из дома выбежала Валя, подбежала к Семёну. Её крик испугал всех. Настя рванулась в их сторону и тут же потеряла сознание. Только успокоившийся Ванечка, опять заплакал, заплакала в коляске Леночка. Зоя с Ваней на руках подошла к Вале, с трудом оторвала её от мужа, подвела к плачущей дочке.
-Успокой ребёнка, Валечка. Возьми её на руки. У меня ведь Ваня, я двоих не удержу.
-Брось его, мама! Брось. Это всё из-за них. - Валя говорила шёпотом, поднеся указательный палец к губам и испугано оглядываясь по сторонам.- Это всё из-за них! Я не хотела, чтобы Семён... не хотела. Я люблю Семёна. Я без него жить не хочу.


-Возьми Леночку на руки, доченька.Успокойся, никто не хотел. В том что случилось, никто не виноват. Сейчас "скорая" приедет. Валечка, милая, ты меня слышишь? Никто не виноват в том, что случилось.- Зоя потормошила её за рукав.
-Нет, мама, это они виноваты! Это она виновата,- Валя отняла палец от губ и показала на Настю, лежавшую на асфальте.- Она! Ведьма проклятая. Ведьма! Это она должна была умереть. А я, мама, так не хотела! Я не хочу, чтобы Семён умер. Не хочу. Не хочу!
 
Валя вернулась к мужу, сняла с себя кофточку и стала обтирать его лицо и руки. Зоя передала Ваню подошедшему Ивану Сергеевичу, достала из коляски плачущую Лену.
-Пойдём в дом, родной мой. Посиди с детьми. Семёну уже не поможешь. Держись, дорогой. У нас вот, двое внуков. У нас ещё Варенька. Для них жить надо. Держись, родной.
Оставив мужа дома с детьми, Зоя вернулась на это страшное место. Сбежались соседи. Через пять минут приехала  "скорая".Увезли Настю, которая так больше и не пришла в себя и Семёна. Валю с трудом удалось оставить дома. Хорошо, что к этому времени пришла Александра Ивановна, вдвоём они смогли увести её в дом. Валя не переставала повторять:
-Я не хотела этого! Я люблю Семёна! Люблю. Это она виновата. Она! Почему всё так получилось? Почему?


Настю положили в реанимацию. Врачи сказали, что состояние тяжёлое, но стабильное. Эти слова всегда пугают близких, хотя должны успокаивать. Через сутки она пришла в себя, ещё через сутки её перевели в обычную палату и пустили к ней Надю.
-Наденька, я помню, что с Ваней всё в порядке. Тётя Зоя его мне показывала. Я помню какой-то крик страшный, повернулась посмотреть кто кричит... жуткая боль... и больше ничего не помню. Скажи, это с Семёном что-то?
-Настенька, милая, я благодарю Бога, что ты жива! Что с Ваней всё хорошо. Он у тёти Зои. Я хотела его забрать, но она не отдаёт. Сказала: "Пока Настя в больнице, он будет у меня". Да он и не хочет от "бабуськи Зоеськи" уходить! -Настя улыбнулась сквозь набежавшие слёзы.
-Я рада. Я тоже Бога благодарю, но скажи, что... с Семёном? Он - ранен? Покалечен?
Надя молчала, только крепче сжала руку подруги.
-Он мёртв?!
-Настенька, милая, врачи сказали, что тебе нельзя волноваться. Пойми, у тебя сыночек! Ждёт тебя, просил "поцеловать мою мамусеньку". Я целую.
Надя поцеловала Настю в обе щёки. Та закрыла глаза, но и из закрытых глаз одна за другой катились слёзы. Она слышала голос Нади, не разбирая слов, чувствовала, как она держит её руку в своих ладонях, успокаивающе поглаживая и целуя её холодные пальцы,  как делала она сама, успокаивая Ванечку. Плотно сжав губы, чтобы не закричать и не зарыдать в голос, Настя замерла, окаменела...
Она не слышала, как попрощалась и ушла Надя, не чувствовала, как перестали скользить по щекам слёзы, будто все иссякли, кончились… не поняла, когда явь перешла в сон.
Проснулась Настя, когда в палату вошла бабушка Анна. Она вошла с чужим высоким стариком и, уверенно подойдя к её кровати, сказала:
- Ну, здравствуй,  Настенька! Ох и напугала ты меня! Держись, моя хорошая, ещё не все долги уплачены. Но для тебя всё плохое уже позади.
Обернулась к старику, стоящему у неё за спиной:
- Вот и сбывается все, о чём ты предупреждал.  Чему быть, того не миновать.
Наклонившись  над Настей, она улыбнулась и положила ладонь на её глаза. Почувствовав тепло бабушкиной руки, Настя опять заплакала. Ей захотелось рассказать обо всём, что случилось, пожаловаться, чтобы бабушка успокоила и всё исправила. Рука соскользнула к её губам, будто не давая сказать.
- Я знаю, Настенька. Всё пройдёт…
Настя открыла глаза, рядом с её кроватью никого не было. В окно светило жаркое майское солнце.


У гроба Семёна сидела Валя. Она сидела у самого изголовья, положив обе руки ему на грудь. Часто она наклонялась и целовала мужа лёгким прикосновением губ к щеке. Постоянно старалась что-то поправить, стряхнуть с его костюма пылинки. Ближе всех к ней сидели Зоя и Александра. В большой комнате было много людей, и поэтому стоял лёгкий шум, заглушающий тихий шёпот Вали. Но Зоя и Александра слышали почти каждое её слово.
-Любимый, это не правда. Нет. Ты не мог умереть. Это она должна была сдохнуть и её выродок. Она, а не ты. Любимый... слышишь, я спасу тебя. Я всё сделаю, чтобы ты был со мной, а не с ней. Я так люблю тебя... не уходи. Останься. Я не хочу, чтобы ты ушёл от меня. Не хочу... Ты мой. Мой. Я совсем не так хотела. Я хотела, чтобы её не стало. Чтобы она никогда не смогла отнять тебя. Понимаешь?
У Зои с Александрой мурашки побежали по спинам от этих слов. Зоя шепнула:
-Её надо увести, дать ей успокоительное и уложить спать. Она уже вторые сутки не спит.
Женщины попытались увести Валю, но она так крепко держала окаменевшие руки Семёна, что приподняла его из гроба.


- Валечка, доченька, послушай меня.- Александра стала гладить дочку по голове.- Тебе надо чуть-чуть отдохнуть. Покорми Леночку, а то молоко перегорит. Деточка моя, ну что поделаешь... такая судьба...
-Нет, мама, это не судьба.- Валя поднесла палец к губам и с испугом оглянулась по сторонам.- Я так не хотела. Ты мне веришь? Я хотела, чтобы мы были счастливы и жили долго-долго.
-Верю, Валечка. Пойдём, отдохнёшь.
- Нет, мамочка, я буду тут с Семёном. Я никуда не пойду. А то она придёт и всё расскажет. Он и так мне не верит. Думает, что я виновата. Я докажу ему, что люблю, что на всё пойду.
-Валя, ты хоть не говори так. Не пугай нас. Ещё люди услышат, неизвестно что подумают. Смирись, дочка. Терпи.
Валя загадочно улыбнулась, но говорить перестала. Она что-то шептала про себя, губы шевелились, произнося беззвучные слова, глаза лихорадочно блестели.


Александра с Зоей беспокоились, что Валя на кладбище начнёт кричать, не даст опустить гроб или кинется за Семёном в могилу. По её болезненному состоянию можно было ожидать что угодно. Но на кладбище Валя вела себя пристойно. Тихо стояла у гроба и загадочно улыбалась. Когда гроб опустили и все стали бросать в могилу по горсти земли, она не бросила, а молча отошла и внимательно, всё с той же улыбкой, смотрела, как закапывают могилу.
Поминки проходили в доме родителей Семёна, где он родился и рос.
Придя с поминок   домой, Валя сразу замкнулась в своей комнате. Александра постучала к ней:
- Доченька, возьми к себе Леночку. Она так соскучилась по тебе!
Валя не ответила. Решив, что она легла отдыхать после всего пережитого, Александра успокоилась. Покормила Леночку с бутылочки и, уложив её, сама крепко уснула.


Проснулась она под утро. Ещё не светало. Сердце защемило от предчувствия чего-то плохого. Леночка спала. Александра встала и подошла к двери дочкиной спальни. Не успев ещё постучать, заметила, что дверь полуприкрыта. "Слава Богу, открылась. Всё в порядке,"- только и подумала Александра, приоткрыв тихонько дверь и заглянув в спальню. Кровать даже не была разобрана! Вали в комнате не было.
Александра бегом осмотрела весь дом, двор, сараи. Дочери нигде не было. Где она может быть? Что с ней? Не придумав ничего другого, она побежала к Зое. Начинало светать.
Зоя в первую же минуту решила, что надо идти на кладбище.
-Зачем на кладбище? Ты что, с ума сошла, кто ночью пойдёт на кладбище? Что там делать?
-Нет, Александра, это не я с ума сошла. Надеюсь, что просто поплакать решила на могилке. О чём-то другом и думать не хочу. Пойдём, только на вот, халат накинь. Ты вон, прямо в ночнушке прибежала.


Одевшись кое-как, женщины выбежали из дома. Всю дорогу до кладбища они шли быстрым шагом, иногда переходя на бег. Когда подошли к могиле Семёна, совсем рассвело. Валя стояла по пояс в земле, она уже успела раскопать половину могилы. Вся грязная, не слушающимися руками, она выкидывала землю лопатой  наверх. Рядом с могилой лежала большая чёрная книга, на обложке которой золотыми буквами было написано "МАГИЯ", связка свечей и небольшой мешочек, наполненный чем-то.
- Доченька, милая, что ты делаешь? Пойдём домой!- запричитала Александра.
Они встали с Зоей на колени у самого края могилы и пытались вытянуть Валю.
- Отстаньте. Не мешайте. Я без Семёна отсюда не уйду. Я его верну. Он мой! Только мой. Я никому его не отдам.
Поняв, что им двоим не справиться, Зоя побежала в деревню за подмогой. Александра сидела на краю могилы, плакала и смотрела, как Валя старательно выбрасывает землю, которая тут же осыпается назад. Она уговаривала дочку, рассказывала ей о Леночке, о том, как испугалась сама, не найдя её дома. Валя молчала, будто не слышала слов матери. На её губах застыла загадочная улыбка, которая больше всего пугала Александру.


В какой-то момент она смогла ухватиться за черенок лопаты, стараясь вырвать её из рук дочери.
- Доченька, милая, отдай мне лопату! Пойдём домой. Зоя придёт сюда с мужиками, а мы уже дома будем. Они сами могилку закопают, приведут в порядок. Мы с тобой потом придём сюда, поплачем. Пойдём, доченька! Ещё не поздно всё...

Александра не договорила. Валя в этот момент вырвала у неё из рук лопату. Резко размахнувшись, она ударила мать по голове остриём лопаты. Удар был нанесён с такой силой, что лопата рассекла голову и застряла. Брызнувшая кровь окропила всю Валю и, смешавшись с грязью, сделала её вид ужасающим.




Глава 17. Возвращение


Когда Зоя вернулась с помощью, помогать было некому. Валя сидела рядом с мёртвой матерью и, улыбаясь всё той же застывшей улыбкой, гладила её по окровавленным волосам. Больше она не пыталась копать, объясняя это всем так:
- Лопата застряла. Вынуть не могу. А мне копать надо. Семёна спасать. Мамочка, отдай мне лопату. Отдай, пожалуйста.


Кто-то из мужчин сбегал в деревню, вызвал "скорую" и милицию. Приехали быстро, но не сразу  смогли договориться в какую машину посадить Валю. Наконец, уже после того, как вытащили из головы Александры лопату, милиционеры согласились, что "девка чокнулась на всю катушку". Врач смог убедить их, что Валя - их пациент:
- Поймите, здесь явное помешательство! Такая хрупкая девушка и с такой силой ударить! Да ещё родную мать, да ещё и без веского повода. А разрытая могила? Смотрите, книга "МАГИЯ", свечи, полный мешочек лапок куриных, кроличьих, черепушка чья-то... это ведь ритуалом пахнет. Человек с ума сошёл! Что вы с ней делать будете? Через час всё-равно нас вызовите, чтобы забрали. Лучше уж сразу отдайте. Мы её увезём от греха подальше. Поверьте мне, так лучше будет. Пока она новых бед не натворила.


Милиция сдалась. Тело Александры и Валю увезла "скорая". Милиционеры собрали "вещдоки": лопату, книгу, свечи, мешочек с колдовскими атрибутами и уехали.  Пришлось мужчинам сходить в деревню за лопатами, чтобы привести в порядок могилу. Зоя от всего пережитого рыдала так, как не плакала на похоронах сына.
Вернувшись домой, она застала своего мужа с Леночкой и Ванюшей.
-Слава Богу, родной, что ты с детками.-Зоя обняла его и положила голову ему на плечо. Ей хотелось почувствовать, что рядом близкий, надёжный человек.- Это так ужасно! Лучше этого не видеть.

- Успокойся, Зоюшка. Я, как ты просила, за Леночкой сразу сбегал, когда вы с Александрой ушли. Не плачь, а то деток напугаешь. Видишь, как они на тебя смотрят, уже плакать собираются. Не пугай их.
-Не плачте, деточки. Сиротки мои... не плачьте. Мы с вами, мы рядом. Мы вас никогда не бросим, вырастим.- Зоя взяла на руки Леночку, поцеловала Ванюшу.

-Ну что ты, Зоюшка, Настенька же жива. И Валя жива.
-Ой, Ванечка, Валя считай - не жива. Она Александру убила и сама с ума сошла. Не дай Бог всё это увидеть. Я никогда не смогу этого забыть! Никогда...


Прошло три недели. Настю выписали из больницы. Ей рассказали обо всём, что произошло. Теперь она знала куда пропала бабушкина книга, знала почему Семён не пришёл к ней в тот день, почему Валя ушла, оставив странную записку. Прошлое  вернулось острой болью, но теперь не осталось ничего тайного. Всё понятно. Только жаль, что не сбылось о чём мечтали, чего так ждали! И вот теперь - всё сломано и уже ничего нельзя исправить.  Вспомнился сон в больнице  про бабушку… сон ли?
По телу пробежал озноб, хотя Настя шла по залитой солнечными лучами улице. Возле калитки, на горячем песке нежились на солнцепёке две кошки.

В доме Семёна всё напоминало о пережитом недавно горе: фотография с траурной ленточкой, стоящая в зале на маленьком столике, придвинутом к стене и рядом  - иконка с горящей свечой. Чёрный платок на голове у тёти Зои и потухшие, слезящиеся глаза Ивана Сергеевича. Нет Семёна, а этот дом всё равно остался для Насти - "его".

Говорили шёпотом, потому что спала Леночка. Ванюша рисовал за большим круглым столом, покрытым сверху скатерти прозрачной клеёнкой.
-Посмотри, Настенька, как мы рисовать красками научились. Мы часто рисуем, лепим из пластилина. Дедушка Ваня нас учит, да, внучек? Как Леночку уложим спать, так у нас - "тихий час". Иногда книжки читаем, если я свободна. А так, рисуем и лепим. Потом покажем маме наши альбомы, да, Ванечка?
- Спасибо, тётя Зоя, за Ванюшу.
- Это тебе спасибо, Настенька. Спасибо за внука. Вон он у нас какой! Вылитый Семён... и глаза, и улыбка... даже разговаривает, как он. И какая я тебе "тётя Зоя"? Мама я тебе, а Ванечке - бабушка. Мы теперь - одна семья. Одно горе у нас и одна радость.

Настя молча кивнула. Подступивший к горлу комок слёз мешал не только говорить, но даже дышать. Затянувшееся молчание прервал Ваня:
-Мамулечка, смотри! Вот я с тобой, а это - дедуска...и бабуска с коляской. А в коляске - Ленуся.
-Ну копия - Семён. Тот тоже, как только говорить начал, всё: мамуля, папуля, мамусенька...Всю жизнь так и звал.
-Мы, наверное, пойдём, тё...мама.
-А я вас провожу, родные мои. Леночка ещё час проспит. Дедушка, если что, понянчит.
-Мама...я хочу на кладбище сходить. Сейчас.
-Ну и хорошо, сходим.


Кладбище протянулось до самого леса. Всего  около трёх лет прошло со смерти бабушки Анны, а скольких уже похоронили за это время! Возле могилы Семёна росла цветущая черёмуха.
- Видишь, какая черёмуха, я попросила её оставить, когда могилку копали. - Тётя Зоя наклонила ветку, потрогала низко свисающие кисти.
Настя, держа Ванечку за руку, остановилась у самого креста, провела рукой по его уголкам.
- Здравствуй, Семён.

Она вспомнила его последний взгляд. Последний взгляд на неё, последний его взгляд в этой жизни. Тот страшный миг, когда она увидела мчащуюся машину и всё тело пронзил испуг. Она сразу глянула на него. Их взгляды встретились. Будто не было разлуки. Не было обиды. Была любовь. Это был её любимый, любящий, родной... Самый близкий, самый желанный... Отец её ребёнка.

Словно в ответ на её мысли заговорила Зоя:
- Знаешь, дочка, если человек живёт, то он может разлюбить, полюбить другого. А если человек умер, он уже никогда тебя не разлюбит. Он будет любить тебя, пока бьётся твоё сердце, в котором он продолжает жить, в котором продолжает жить его любовь. Понимаешь?
- Понимаю, мама. Я об этом же думала. Только в одном с Вами не согласна: любовь вообще не умирает, даже если сердце перестаёт биться. Поверьте, это так. Мне это ещё бабушка говорила. Любовь есть Бог. Бог вечен и постоянен. Если человек Бога любит, он и людей сможет любить. Наше бессмертие и есть - любовь. Душа наша бессмертна в любви. Если рождается любовь, она уже не умрёт.  Только люди часто ошибаются, принимают за любовь другое чувство. Вот он, мой Семён, рядом стоит. - Она наклонилась и поцеловала Ванюшу. - Никто нас с Семёном никогда не сможет разлучить.

Из её глаз потекли слёзы, но боль из сердца постепенно уходила. Они любили, и у их любви есть прекрасное продолжение - их сын. Слёзы скользили по щекам и с ними из души уходили отчаянье, боль, страх.  Осталась только любовь. Казалось, она навсегда ушла из её сердца, из её жизни. И вот теперь, в самую трудную минуту, она возвратилась, а вместе с ней возвратилась и жизнь. Любовь к Ванечке, к Семёну, к его родителям, к бабушке Анне, к Наде и ко всем добрым людям. Любовь к жизни. Вдруг так захотелось жить! Смотреть на это высокое, бездонное синее небо с лёгкими белыми облачками, ходить босиком по мягкой шелковистой траве, вдыхать пьянящий запах черёмухи...Сколько слёз она пролила бессонными ночами в больнице, сколько слов было сказано в молчащую пустоту палаты... Она даже боялась представить, как придёт на кладбище, упадёт на его могилу... И вот теперь, стоя здесь, она вдруг почувствовала его присутствие, почувствовала его любовь. Да, он остался с ней. И душа её вновь обрела то состояние, когда они были вместе. Настя вновь испытала давно забытое чувство восторга, волной пробежавшее, нет, не по её телу, а по её душе. Восторга от этого неповторимого мира, от жизни, от переполнявшей её любви.



Конец мая выдался на редкость сухим и жарким. Стояла пора сенокоса. С самого раннего утра, когда на небе только занималась зорька, на лугах и лесных опушках заводили свои звонкие песни острые косы.

-В-ж-жик! В-з-жик! В-з-зж-ж!

Косари спешили управиться до полуденного зноя. К двенадцати часам, когда солнце поднималось в зенит и воздух становился сухим и горячим, все возвращались в свои дома или старались спрятаться в тень.  Никто из старожилов не помнил такого жаркого мая.