Белая косуха

Мария Буркова
Носить очки – это было грустно по массе причин… Лишь после, к третьему году студенчества, Алексей понял, зачем это с ним сделали родители. Частично, конечно, им удалось достичь намеченных этим действием целей – лазать по гаражам, крышам, чердакам и прочим опасным местам промзоны чадо стало гораздо менее интенсивно. И возможно, именно поэтому не только выжило, но и уцелело полностью – множество сверстников закончили жить, не успев закончить школу… Кроме того, необходимость возиться ещё и с очками, а не только с перьевой ручкой – вещью, неизменно вызывавшей зависть не только у остальных школьников, но и у многих учителей, перо-то было золотым! – попробуйте писать при этом без помарок и ошибок, способствовало самодисциплине очень сильно. А где самодисциплина, там и груды пятёрок, сами собой почти… Алексей рано понял, что математика прекрасна, как графика, а физика и вовсе предмет несложный и увлекательный. Главное – видеть за вязью формул логику, как женские формы под гипюровой кофточкой, и тогда никакая сложная задача не покажется трудной.
   Груды пятёрок оказались очень кстати – серебряная медаль упала в руки сама… И получив её, Алексей вдруг понял, что он не просто уважаемый всеми сверстниками кадр, у которого всегда можно было списать, но нечто намного большее. Последняя дискотека – как раз дискотека, ибо последний звонок и тем паче выпускной были ещё в будущем – намекнули молодому роскошному блондину, что он хоть и не носит буйной гривы, как голосистый Дитер Болен, но вполне себе красив и пользуется громким успехом у противоположного пола. Дискотеки к тому времени стали очень обычным делом, и песни этого автора, а также подделки под него русскоязычных эстрадников, ставшие модными в конце восьмидесятых-начале девяностых, подвергались остракизму уже только со стороны озабоченных бабулек на лавочках. Не зря многие молодые люди, будучи старше всего-то на пяток-семёрку лет, с радостным одобрением смотрящие на ровесников Алексея, что таскались не только с кассетными магнитофонами, но и огромными колонками, дабы громкость дискотеки была слышна на весь школьный коридор, часто вздыхали с откровенной завистью. В «их время» всего этого было ещё нельзя, как нельзя было просто взять и не подать заявление о приёме в комсомол…
   В «их время» были живы ещё характеристики, которые писали классные руководители, и от которых зависела фактически вся дальнейшая судьба человека – ведь на текст именно этой коварной бумажки обращали внимание при зачислении в вуз, а не на те оценки, что получались на вступительных экзаменах. А в коварных бумажках могло оказаться что угодно – до самой настоящей клеветы самых ужасающих масштабов, опровергнуть которую не смог бы ни один суд на планете Земля. Но от этой ужасной участи Алексея спасли те же очки и груды пятёрок, а то, что из синей джинсы не вылезает оба последних года обучения – так отменили же уже школьную форму в столице-то, пусть резвится, махнули рукой усталые от новых сплетен и веяний педагоги. Вот, пишет же журнал «Работница», что кроссовки, оказывается, не способ тлетворного Запада овладеть неокрепшими душами молодёжи, а удобная для ноги и правильная обувь, так тому и быть. Нынче так много интересного везде пишут – гороскопы, рецепты, детективы, тайные знания… Да и надоело уже следить за цветом колготок у старшеклассниц и длиной их юбок, сами мы в их годы в пионерлагере, помнится, эх, тётки, верно?! Что нынче рекомендуют высаживать в теплицу?
   Садово-огородный кошмар в виде ежегодного копания картошки Алексей видал, что называется, в гробу – и умчался прочь из родного райцентра полностью городского типа в Сибирский Питер, получать вузовский диплом и становиться жутко взрослым важным мужчиной. Ещё в поезде он услышал от иркутян старую городскую речёвку «Лучше носом бить орехи, чем учиться в политехе» и очень удивился, ведь амбиции вчерашнего школьника дальше авиаконструктора ещё не двигались. Третьекурсники, уже матёрые студенты, посещавшие клуб спелеологов и альпинистов, излазавшие все скалы Прибайкалья, охотно поделились своим богатым жизненным опытом, последние полтыщи километров до областного центра без устали рассказывая о имевших место тонкостях различных мест учёбы. Так, они объяснили несчастной худощавой абитуре, что «лучше быть конём в колхозе, чем студентами в нархозе», ибо это нынче всем кажется, что юристы и экономисты будут нужны, и из-за этого на них конкурс от восьми до десятка на место – на самом деле все нужные должности и так займут сынки любовниц партноменклатуры, а провинциалы никому не нужны. И что «ума нет – ступай в пед, стыда нет – иди в мед, а коли ни того, ни другого – вали в торговый».
   Не то, чтоб наличием этих качеств Алексей мог похвастаться в полной мере, по его мнению, но их вполне хватило для осознания того, что на фоне наступающей на оборонку «конверсии» хоронить себя в офицерах явно не стоит, и на железной дороге у него нет ни единого серьёзного протектора, да и прозывался институт её инженеров этот больно презрительно – «железяка». Можно было рискнуть и пойти в ин-яз, тем более, что парням там всегда было послабление, ведь часто на курсе их было не более двух – но Алексей не мог себя представить учителем в школе, а на большее с этим «дипломом для валютных проституток» рассчитывать не приходилось. Заканчивать же сельскохозяйственный, даже по специальности электрика либо сварщика было скучно и грустно – всё же он не деревенский увалень и не городской лентяй, да и работа на стройках в регионе, где зимы холодные, могла быть более чем опасна для не очень крепкого ещё здоровья жаждущего грызть гранит науки. Итак, оставался только один шанс – обнаглеть и подать документы в классический университет, где медалист мог сдать только один экзамен, а затем прийти на зачисление даже с четвёркой…
   С наглостью у Алексея всегда было всё в порядке, он с детства знал, что это – второе счастье, и он холодно поинтересовался у попутчиков уже на перроне, какой из факультетов «универа» считается самым престижным. «Самые крутые – это физики, - получил он неспешный ответ. – Они всех везде вертели, и все работодатели эту специальность дюже уважают. Вот на алюминиевом заводе на политеховских даже не взглянули, дядька мой рассказывал, что тамошний кадровик…» Дальше Алексей не слушал, любуясь церквями на другом берегу полноводной сибирской реки – он уже знал, что будет делать дальше…
   Трамвай как будто ждал приехавших – и Алексей, снабжённый подробными инструкциями, решил двигать не к одинокой бабульке, что должна была принять его и разместить в отдельной комнате полуторки-хрущобы, а сразу поехать и подать документы в деканат – брать быка за рога, так брать сразу! Выбравшись из вагона на нужной остановке, он залюбовался старым храмом в стиле сибирского барокко – семь главок, высоченная колокольня при этом, да и от ворот и ограды веяло такой древней стариной, будто ничего не менялось тут лет триста… Так, увидев уютный костёр в сырой тайге, путник тянется к теплу совсем инстинктивно. И в самом деле, пришла вдруг резвая мысль – а не зайти ли, привлечь удачу в этаком важном деле, как штурм университета? И, поправив лямку рюкзака, Алексей бодрым шагом флибустьера двинулся на возвышение, на котором стояла Крестовка, или Крестовоздвиженка – так центровские старожилы называли этот храм здесь, в исторической части города. Дальнейшее превзошло самые смелые ожидания…
   Ворота были украшены причудливой вязью, но как раз такой, которая и была бы тут уместна, и, перешагнув порог и ступив на двор, Алексей почувствовал, что очутился в другом мире. Нет, он всё так же шёл по пустому церковному двору к массивной старой двери с кольцами вместо ручек. Но только те далёкие цветастые туманности и галактики, которые потрясали его воображение ещё со страниц журнала «Техника - молодёжи», оставили код проникновения к ним где-то здесь, должно быть, внутри церкви за какой-нибудь огромной иконой. А те красавцы-аристократы, что прятались в этих фантастических далях и гоняли вместо авто на мощных звездолётах, похоже, точно проходили тут не раз, и если что, можно было их подкараулить. За бликом на золочёном кресте, что сиял себе на одном из куполов, угадывались все эти манящие звёздные бездны в разноцветных тонах. Даже дверь в подклеть была защищена старинной резьбой по дереву, явно до всяких великих октябрей изготовленной, и была похожа на люк космической станции – не той, о которой бодро рапортовали из телевизора, а настоящей, о которой мозг знал всегда, и вот теперь радостно интендифицировал её наличие. Впрочем, цивилизация в её нехорошем варианте чуток добралась и сюда, укрыв потёртым линолеумом каменные ступени, но как раз эту мелочь можно было игнорировать, увидев старинные решётки на окнах с бронзовыми запорами. А дальше…
   Дальше были огромные – с изображениями больше человека в натуральную величину – изображения ангелов, Богородицы, и ещё одного добряка-старца среди облаков, кажется, это его сыном и являлся знаменитый Христос, слишком неоднозначная фигура в мировой истории, чтоб её наличие можно было игнорировать вовсе. Живопись была столь живой, родной и качественной, что гость ощутил себя самым настоящим полноправным гражданином Вселенной, которую охраняет от процессов деструкции вон тот важный парень в форме какого-то старинного воина с огненным мечом в руке – кто это такой, Алексей вспомнил мгновенно, хотя ещё за сутки до того ломал бы голову, задай ему этот вопрос попутчик. Голова кружилась от совершенно неожиданного и уютного счастья – он дома, там, куда лишь мечтал когда-то попасть, весь отдаваясь неге и тишине вечера над красотой таёжной реки. Совершенно очарованный новым ощущением, будущий студент уверенно шагнул дальше, через небольшой притвор со старинными образами к главному приделу, и ещё несколько минут стоял на пороге, созерцая древнюю живопись, узнавая мгновенно библейские сюжеты, которых точно никогда нигде не изучал. Затем двинулся вперёд, и через небольшой коридор с колоннами, увенчанный изображениями крепко накачанных ангелов, попал к высоченному иконостасу, что громоздился будто совсем с неба, спускаясь к ступеням солеи.
   Именно здесь и был тот самый портал, откуда можно попасть на небо – это Алексей сразу почувствовал, когда приблизился вплотную к аналою, чтобы повнимательнее рассмотреть старинный образ, лежавший на нём. Весь вопрос, очевидно, был в нужном скафандре, только и всего. Яркое летнее солнце сияло сквозь высокие окна купола колокольни, прямо указывая, что этими пластами сияния лестница в дальние миры и отмечена. Молодой человек протянул руку к сиянию над собой, и вдруг осёкся – креста-то на шее у него отродясь не водилось, а значит, какие могут быть прогулки по небесным порталам? Кто его, такого бывшего пионера, обещавшего перед главным памятником тому, чей труп хранится в столице на главной площади, бороться с всем, что здесь есть, туда пустит? И вообще, он ведь пришёл попросить помощи поступить на физический факультет, а не для чего-то другого… За спрос в глаз нигде не дают, как известно, да и не ссорится ни с кем сейчас вчерашний отличник, так что нужно сделать то, зачем явился, да и топать дальше, самому покорять космос, настойчиво овладевая нужными для этого знаниями. Алексей резко развернулся спиной к прекрасным сценам, изображавшим разные события из жизни тех, для кого слово Бог не было присловьем с маленькой буквы, и бодро зашагал назад, к стойке свечной лавки, дабы выбрать себе покупку посолиднее. Громко осведомившись сочным баритоном, куда нужно будет воткнуть свечку, бывший школьник чеканным шагом приблизился к винтажной громадине, в которой неспешно горели оставленные ещё кем-то. Бравым движением руки осуществил манёвр, вежливо поклонился крупному распятию и двинулся прочь.
   На лестнице с высокими ступенями молодой человек сам не заметил, как оступился, и аккуратно  шлёпнулся посредине на одну из них. Задумчиво поправив очки на носу, Алексей решительным шагом вышел прочь, почти позабыв то сказочное ощущение, что пережил несколько минут назад. Но уличный шум неприятно оглушил его, едва он перешагнул порог и вышел за ворота. Машины мчались мимо по оживлённой магистрали с каким-то остервенелым неуютным грохотом, и захотелось вернуться, чтоб ещё понаслаждаться тишиной и покоем. Яркий солнечный свет сейчас не был с ясным оттенком белого, а очень сильно отдавал рыжиной. Однако ступени лестницы вели к переходу, за которым после заросшего кустами пятачка земли – Алексей ещё не знал, что это было погибшее кладбище – на котором торчал камень из розового гранита, обещавший всем и каждому, что когда-нибудь здесь поставят памятник декабристам, а за ним простиралась горделивая прямая улица, застроенная сталинками с их напыщённой важностью линий. Где-то совсем рядом, за ними, был скрыт корпус университета, обещавший статус самого крутого парня года, ибо Этот Учится на Физфаке. И Алексей уверенно шагнул в ту сторону, забыв, что его вообще-то никто не торопит сейчас. Он ещё не знал, что памятника декабристам на месте, обозначенном камнем с табличкой, не будет поставлено ни в уходящем веке, ни в грядущем.
   Как ни странно, фигуру рослого молодого парня будущий студент отчего-то заметил в самый последний момент, уже почти подойдя к краю тротуара, хотя тень против солнца должна была быть очень заметна. Возможно, впрочем, что причиной того, что флибустьер остановился, было лишь то, что кроме стильных ковбойских сапог и умопомрачительных джинсов, он увидел на незнакомце безумно красивую фасонистую косуху – на зависть всем модникам его поколения и прочих. Косуха была ослепительной в своём великолепии – и белого цвета, Алексей аж рот раскрыл от восхищения, сам не заметив этого. Ещё у парня была Настоящая Зипповская Зажигалка, которой он неспешно подкуривал тёмную сигарету с золотым ободком! О том, что такие вещи могут существовать в природе, известно-то было только из новозавезённых фильмов, да ещё из журналов, чтение которых не особо одобрялось старшим поколением… Так вот что, оказывается, возможно будет найти в областном центре, всё верно, здесь ведь уже вовсю цветут барахолки, и останавливаются подолгу поезда с Пекина и Владивостока! Алексей смотрел на всё это аристократическое богатство, остолбенев от восторга, и лишь после рассмотрел, что черты лица незнакомца тоже не напоминают ему соотечественника-сибиряка, а скорее вызывают в памяти образы неких рыцарей белой Европы, из тех легенд, что надо будет обязательно разыскать в научной библиотеке университета и прочесть. Светлые волосы цвета выцветшей соломы симпатичными колечками ложились на лоб – не хватало только золочёного ободка, чтоб не мешали при движениях, отчего-то возникла совсем уж бытовая мысль. Как ни странно, в дневном свете разглядеть цвет глаз не удалось – позже Алексей то уверял себя, что они были ярко-синими, то отчего-то полагал их тёмно-карими.
   Подкурив и спокойно затянувшись, незнакомец спросил ровным спокойным голосом:
- Зачем приходил-то? Вправду хочешь на небо или только дурня празднуешь? – эти ничего не значащие интонации были на редкость музыкальны, и позже уже настоящий студент часто старался найти их у кого-то ещё, но безуспешно.
- Как зачем? – оторопело выдохнул Алексей. – Я хочу учиться на самом крутом факультете и чтоб все тёлки были мои! Хочу классный прикид, да хоть как у тебя! Правильным пацаном хочу быть, понимаешь?
- И это всё? – разочарованно отозвался собеседник. – Негусто, да и примитивно как-то. Сам сможешь, вполне.
- Разве этого мало? – удивился вчерашний школьник, продолжая поедать восхищённым взглядом стоящего рядом. 
- Конечно мало, вообще ноль по сути, - лениво пожав плечами, сделал затяжку собеседник – с таким достоинством не курил никто из всех знакомых абитуриента. – А на прикид ещё заработать надо, это ты хоть понимаешь?
- Ну я и буду! – с жаром ответил Алексей, будто речь шла о покосе у бабки. – Я ж учиться приехал!
- Чему учиться? – с интересом осведомился незнакомец, прищурившись.
- Всему! – подбоченясь, рявкнул гордый абитуриент – если у этого парня крутая косуха, что и не снилась никому, это ещё не означает, что он имеет право меня допрашивать!
   А может, имеет? – шевельнулась внутри где-то малодушная мысль. Мало ли, кто этот тип на районе…
- Вот как, - задумчиво отметил тем временем незнакомец, неспешно поворачиваясь, чтоб уйти. – Ладно, пробуй, тебе ведь жить-то, - и плавно зашагал прочь, к ограде храма, очевидно, планируя обогнуть её и выйти на обходную улицу.
   Как ни странно, каблуки недавнего собеседника не стучали по гулкому асфальту, либо шум улицы скрадывал этот звук полностью. Но со спины косуха оказалась привычного чёрного цвета, хоть и скроенного эффектным ромбом к талии, и заползала на плечи шикарной кокеткой чёрного же цвета. Провожая это произведение искусства вожделённым взором, Алексей совсем не заметил, что тень от солнца, обязанная появиться впереди уходящей фигуры, отсутствовала, да и сам собеседник как-то незаметно пропал из вида, стоило подольше моргнуть. Приписав эти фокусы непривычному городскому дневному солнцу, Алексей предпринял штурм автострады – тем паче, что зелёный человечек на светофоре сразу загорелся, и через четверть часа уже забыл о белой косухе и её владельце.


                * * *



   Факультетское здание привело абитуриента в тихий восторг – он не видел таких скромных в простоте и одновременно величественных зданий в родном городе. Наверное, это потому, что твоему городу от силы полтинник, а это всё же столица Восточной Сибири, она старше Питера, язвительно подколол внутренний голос. Пусть так, спокойно вздохнул Алексей, с удовольствием любуясь арочными окнами – такими, что между рамами спокойно могло зайти человека три даже со знамёнами в руках, да ещё задрать их на древках повыше… Потолки были едва ли не вдвое выше, чем в родной школе – голова рисковала весело закружиться, и понятно, что курить можно было прямо в коридоре, в двух шагах от таблички «не курить» - запах даже дешёвого табака никому не мешал. Когда же будущий студент увидел чуть сутулого, но с неподражаемым достоинством вышагивавшего по коридору немолодого мужчину в очках, что мог оказаться только преподавателем, несмотря на то, что вместо костюма с галстуком на горожанине были чёрные джинсы и вязаный свитер – он остолбенел, ибо в руке у загорелого весёлого брюнета была трубка из чего-то, очень похожего на слоновую кость. Весело сверкнув на провинциального ротозея очень живыми карими глазами из-под стильных, без закруглённых линий, очков – они были ещё круче, чем те, что Алексей по большому блату заказывал у родственника в Москве – этот явно довольный жизнью кучерявый экземпляр мужской породы, который явно бы лучше смотрелся в гусарском мундире, пришла вдруг оголтелая мысль – спокойно прошёл мимо и скрылся за дверью-мастодонтом, что вела куда-то в тёмные дебри, откуда сияли тончайшие алые струи лазерных лучей, наверное…
   Позже Алексей узнал, что странные знаки около некоторых дверей, которые были всегда закрыты, напоминавшие дорожные, предупреждающие, и выполненные в той же стилистике, то и означали. А именно – осторожно, человече, за дверью радиация, лазеры, жёсткое излучение и прочие страшные вещи, вроде голографической съёмки, во время которой не только дышать и шевелиться – говорить нельзя. На лестнице, точнее, по бокам около литых металлических ажурных перил, сиротливо и вызывающе смотрелись закрашенные масляной эмалью обломки чего-то… Как оказалось, чутьё не подвело – на этих местах располагались некие изящные статуи, ибо изначально здание было не чем-нибудь, а институтом благородных девиц. Легенд и басен о том, что из старых реликвий было где найдено при очередном ремонте наслушаться после пришлось, а в некоторых – даже поучаствовать, и сейчас дух времени и старой культуры будоражил воображение гостя, несмотря на кучу неприличных граффити маркером прямо поверх краски. А названия лабораторий… рентгеновская, нелинейной оптики, атомной физики, целый этаж с вывеской «Распространение радиоволн» - Алексей понял, что он со своими мечтами о космических далях попал по адресу… Здесь ходили аристократы прошлого – отчего бы тут же не появиться однажды отважным капитанам межзвёздных кораблей из будущего? Тем более, что на крыше университетского корпуса удалось разглядеть совершенно фантастическую огромную спутниковую антенну, которую даже в научно-популярных фильмах видеть в этаком великолепии не приходилось. А вокруг здания росли толстенные старые клёны и сирень, не иначе, как с тех времён, когда бравые гимназисты поджидали в них своих барышень. Пандусы, по которым катались кареты, были целы, только булыжное покрытие было уже заасфальтировано, да вместо карет стояли себе у широкого крыльца несколько рядов автомобилей самых различных марок, и в том числе – настоящие «Тойоты», тогдашняя мечта из телевизора…

   Конкурса на место в этом году фактически не было – и документы были приняты с заметной радостью сотрудников факультета. Это уже было настоящим чудом – ведь в какой-то всеми презираемый ин-яз на место специалиста ломилось от шести до десяти желающих! Неужели всем кажется, что учиться здесь столь сложно, что простому человеку абсолютно не под силу, или же дело в том, что всех манят мифические лёгкие деньги на фоне афёр купи-продай? Это же иллюзия, сколько «челноков» разорились полностью, пытаясь балансировать между ценами в разных регионах? Транспорт, разбойники, чинуши, вымогающие взятки… Нет, пока есть возможность, нужно набить голову нужными знаниями – плевать, что кто-то мямлил на выпускном, мол, зачем нужна эта высшая математика, она же совершенно не чуждая человеку  абстракция. Как будет работать мозг, если он не привык решать сложные логические задачи – или кроме нажиралова и валяния где попало в мире не может быть у человека никаких радостей? Нет уж, благодарю покорно, я хочу знать, как устроено мироздание, я хочу покорить космос окончательно, я хочу фееричной любви на фоне звёздных россыпей, я хочу понимать мир и владеть им!

   Алексей выбрался из деканата в самом благостном расположении духа – из-за наличия медали он может сдавать один экзамен вместо трёх, да ещё письменный. От такого везения голова кружилась посильнее и поприятнее, чем от алкоголя в начале приёма… Мимо по коридору двигалось несколько молодых людей с крупными кадками с землёй в руках, из которых торчали какие-то образчики иноземной флоры. Одеты ребята были весело и легкомысленно – яркие футболки с набивным рисунком, шорты из обрезанных старых джинсов, сандалии и пляжные шлёпанцы. Процессия проплывала мимо с величественным задором властелинов Вселенной, мановению руки которых подчиняется сложнейшая аппаратура будущего, перекидывалась лениво-весело прибаутками, а завершала её серьёзная леди в шёлковом платье, вызывающая в памяти образ Катерины из блокбастера «Москва слезам не верит»…

- Только не перепутайте, мальчики, - тарахтела она приятным грудным тембром довольного собой и миром человека, - сансивьеру лучше не оставлять на кафедре у теоретиков, да и дифенбахию нельзя – они её чаем зальют так же, как драцену в прошлом году угробили! Пусть себе с опунцией дальше живут, а это всё пока на экзамене постоит недельку, и опять к себе на фэ-тэ-тэ унесём, ясно?
- «Живут с опунцией», - с чуть глумливой интонацией подхватил один из носильщиков, рослый накачанный брюнет. – Интересно, в какой позе это безопасно…
   Этот пассаж заставил Алексея порозоветь и вызвал шелест тихого смеха у остальных.
- Это уже не «Кама сУтра», - хихикнул тем временем его сосед, долговязый худощавый блондин, выше новоиспечённого абитуриента почти на голову. – Это уже садо-мазо-групповуха получается…
- Или не «Кама сУтра», факт, - отозвался ещё один юноша из развесёлой полдюжины. – Это «КамАЗ» в обед на берегу Чары, набитый базальтовой крошкой, гы-гы…
- А может, таки сие есть гороскоп под дверью у замдекана в день экзамена, а? – подначил ещё кто-то, и процессия продолжила весело хихикать.
   Про игру в ассоциативный стёб Алексею ещё слышать не приходилось, но он так и остолбенел, ожидая продолжения, заворожённый услышанным.
- Вот что, балаболы, - тоном командира, но без тени высокомерия, скорее, совсем уже по-приятельски проговорила  дама. – Принесите-ка мне завтра это одиозное произведение для ознакомления, хорошо?
- А мы его девчонкам в общаге на три дня выдали, - ровным важным тоном сообщил первый молодой парень, - чтоб попрактиковались. Как вернут – сразу принесём.
- Так не забудьте уж, - прежним тоном сказала командирша. – А то ещё кучу причин потом найдёте.

Побродив ещё немного по коридорам здания, налюбовавшись на потолки пятиметровой высоты – неслыханная роскошь в Сибири, как поначалу показалось – а также на старинные двери почти такой же высоты и немыслимой толщины, Алексей выбрался на набережную огромной полноводной реки, единственной водной артерии, что брала своё начало в древнем уникальном озере Байкал. Про этот не имеющий аналогов в мире уникальный пресный водоём он был наслышан ещё со школы, вытряс в библиотеке всю справочную информацию и даже знал, что в географическом атласе ошибка – максимальная глубина была на семнадцать метров больше, чем там указано. Вчерашний школьник знал также, что, в отличие от своего родственника Танганьика, самого крупного в Центральной Африке, вода этого озера светится в непривычных человеческому глазу частотах, что она имеет память, что на глубине уже в четыреста метров она хранит информацию о таких доисторических временах, что и подумать страшно, а оттого целебнее любой отстоянной в серебряной посуде… И про уникальных эндемиков, живущих в этой воде, он тоже знал – чего одна рыба-голомянка стоит. От реликтовых лиственниц, которым явно было побольше лет, чем каменному зданию дома иркутского губернатора, что было приспособлено под научную библиотеку университета, шёл нежный аромат высокогорий, кедры зеленели себе прямо на бульваре среди огромных тополей.
   На тополя у Алексея была врождённая аллергия – и он искренне порадовался, что сезон кошмарного белого пуха уже позади. Позже он узнал, что привёз их в город мятежный князёк Трубецкой, что бросил своих подельников прямо во время бунта на Сенатской в Северном Иркутске – и простить не мог ему этого поступка. Когда же пришлось осмотреть домик, в котором жил себе в столице Восточной Сибири этот бывший каторжник, Алексей посетовал, что опоздал родиться на полтора века как минимум. А пока он просто стоял себе посреди просторной площади, как будто не имевшей названия – и рассматривал ещё один реликт имперской эпохи. На роскошном постаменте с барельефами известных исторических персонажей громоздился некий уродливый бетонный шпиль, явно очень неумно приделанный сюда горе-архитектором. Фыркнув вслух что-то о неизбежных ещё фрейдистких комплексах проектировщика, Алексей оказался взят в оборот шебутным дедушкой, прогуливающимся поблизости. И около сорока минут с интересом слушал любопытные детали из истории города, в который прибыл.

Так, постамент оказался не чем-нибудь, а подножием памятника основателю ТрансСиба – Сан-Санычу Третьему, русскому царю, так изволил сообщить местный старожил. А сам ТрансСиб – железная дорога от Урала до Тихого океана оказался причиной революции…
- Да-да, молодой человек, - с интеллигентным, но твёрдым апломбом эксперта вещал старичок, сам похожий на профессора Преображенского из булгаковского романа – Алексей приобрёл эту книгу на Большой улице среди прочих сокровищ на развале. – Именно потому, что рухнула монополия Альбиона, дравшего с купцов за право проплывать через Суэцкий канал, и понадобилось срочно вывести Россию из мирового сообщества, ведь везти товары на платформах даже на паровозной тяге неимоверно дешевле. Оттого весь этот мерзкий план и был реализован через немецкий генштаб, но даже известный Вам Бонч-Бруевич недоумевал, отчего их проект имеет такой успех. На самом деле, как Вы уже знаете, революции делают люди богатые, которые полагают, тчо могут жить ещё лучше – а Россия была не только богатой, но и развитой уже очень европейской державой…

Они брели по бульвару, любуясь резными украшениями высоких деревянных домов – потолки там были как минимум от трёх с половиной метров…

- Это усадьба Рассушина, брата главного архитектора города сто лет назад, - вздыхая, указывал на добротный комплекс двухэтажного особняка и одноэтажного флигеля с широким крыльцом собеседник юноши. – Как видите, делать окна с меньшей  инсоляцией в нашем регионе нельзя, это чревато психическими заболеваниями жильцов от перманентной депрессии, и их старались делать побольше. С отоплением проблем не было, ведь уже в 1911 году город был полностью благоустроен и снабжён уличным освещением от ТЭЦ, мы дойдём до неё, она ниже по течению Ангары…
- Но… как же, - с удивлением спросил Алексей, указывая на местную пожилую даму, наполнявшую вёдра из уличной колонки…
- К двадцатому году около половины жилого фонда было разрушено – ведь к власти уже пришли красные, - терпеливо объяснил ему дед. – В планы новой власти удобства горожан вовсе не входили, не входят и теперь, как видите. Вам повезло ещё, что Вы можете пока видеть эти дома – а ведь они все принадлежали горожанам, и не по одному на семью, ещё лавки, дачи, домики в деревне…

Алексей резко вспомнил раскладку цен, что выучил ещё в пятом классе, читая книгу Катаева «Белеет парус одинокий». Тем временем ему поведали о судьбе господина Рассушина – и об уничтожении действующего городского некрополя на Иерусалимской горе, могильные плиты которого были открыто использованы для колонн сталинки на одной улиц городского центра. Запомнив адрес и пообещав себе посмотреть на такое варварство, он позволил себе упомянуть, что регион славится как один из самых богатых по добыче мрамора и гранита.
-…Который идёт на железнодорожные насыпи сейчас, - горько усмехнулся дед. – Когда Вы увидите ветки старого ТрансСиба, молодой человек, Вы поймёте разницу, ведь нынче подушку пути приходится менять каждые пять лет…

Это юноша и сам знал, наблюдая за такими работами на родине, но даже о нефритовой крошке на путях ему слышать ещё не приходилось, и оставалось только подивиться бездарному способу ведения хозяйства в родной стране везде. Ещё на уроках географии ему претили данные о поставках сырья за рубеж, зомбирующие фразы из телевизора для школьников вроде «неисчерпаемы водные ресурсы нашей страны». А перед глазами возникала замусоренная бочками из-под нефти тундра, залитые мазутом болота с погибшей живностью, горы мусора у дорог в лесу…

- Царь запретил вырубать лес поблизости от озера, чтоб не нарушать экосистему, - тем временем с грустью вторил этим мыслям голос собеседника. – Запретил и нефтью торговать, чтоб не разорять потомков. А ещё он был первым европейским монархом, что осудил применение оружия массового поражения на конференции в Гааге, в 1881 году. Как видите, история доказала, кто был прав. Вы знаете, куда делись из Байкала осетры и таймени, молодой человек? 

Алексей замотал головой, ощущая неловкость – ведь он всегда брал призы на олимпиадах в том числе и по географии, но никогда не задавался этим вопросом, а ведь в книжке упоминание об этих суперценных рыбах ему приходилось встречать. Упоминание… но ведь рыба-то в озере была? Если даже жители иркутской тюрьмы при царе плевались от омуля, что сейчас считается деликатесом?

- После войны право неограниченного пользования и отлова этой рыбы на сорок лет было отдано американцам в качестве оплаты за поставки оружия, - продолжал объяснять престарелый горожанин. – Но они ведь не хозяева, а временщики, зачем им было заботиться о восстановлении поголовья?

Осмелев, Алексей озвучил собеседнику свою концепцию видения городской ГЭС, входящей в состав знаменитого Ангарского каскада – как страшный дамоклов меч над городом, угрожающий его смыть в любое подходящее для этого время – достаточно одной обычной аэробомбы, упавшей в акваторию водохранилища выше по течению…
 
- Это верно, - выслушав, заметил иркутянин. – Вы ещё не знаете, чем на самом деле опасны эти сооружения и как они строились…

Они присели на лавочку – на летнем бульваре они ещё были, под длинными ветвями диких яблонь – и Алексей узнал страшные подробности о попавших в бетон работницах, зимних бараках-палатках для строителей, утонувших в насыпях бульдозерах, часто с водителями, о профессиональном заболевании операторов машинных залов – от низкочастотного электромагнитного излучения у несчастных выходили из строя сердце и мозг, и начиналась не поддающаяся лечению шизофрения. Потом молодой человек осмелел настолько, что получил подтверждение обмолвкам в поезде – действительно, университет, стоящий в рейтинге мира на 26 месте, в который он только что подал документы, был основан знаменитым Колчаком, чьи исследования Арктики бесценны по сию пору для всех гидрологов, географов, историков…

- А Вы знаете, что у нас есть в городе ещё гостиница, где этот человек останавливался перед отъездом в Арктику и ещё целы руины храма, где он венчался с женой? – без всякой иронии поинтересовался собеседник. – Я могу показать Вам это, оно рядом…


Как оказалось, в городе ещё была цела тюрьма, где держали этого человека в последние дни его жизни. Алексей навестил её через три дня, позже, когда наконец расположился у старой еврейки, хозяйки квартиры, где ему предстояло жить, как очень богатому студенту, остальные ютились в общаге в другом микрорайоне. А нынче его ждала также экскурсия к месту гибели известного исторического деятеля, в устье реки Ушаковки, что впадала в Ангару за поворотом на север, где уже заканчивалась излучина, где когда-то расположился старый город. Довелось увидеть и старые причалы, и остатки сброшенной в реку церкви, и место взорванного в тридцатые годы собора, что строился на средства горожан, а ныне на этом месте располагалась копия рейхстага из Берлина – здание обкома КПСС. По пути пришлось увидеть изуродованные коммуналками красивые двухэтажные дома восемнадцатого века – один из них оказался бывшим адмиралтейством, в котором жил как-то проездом знаменитый Резанов, отчего-то ставший героем рок-оперы Рыбникова, которая шла в городском музыкальном театре ничуть не хуже, чем в Питере… Услышать рассказы про шикарный китайский чай, что везли местные купцы – обозревая руины чаеразвесочной фабрики, отчего-то утратившей рентабельность в современности. Полюбоваться на роскошные каменные здания женской гимназии, что выстроил один из этих купцов, и в которой ныне располагался пединститут, и также духовного училища. Представить, как тогдашние студенты этих заведений бродили по площадям, улицам центра и набережной реки. Услышать рассказ о том, как юнкера спасали город от разграбления толпами угольщиков, прибывших с разреза Черемхово на паровозах – так восприняли известие о революции сознательные рабочие… О пожарах в пятидесятиградусный мороз, которые устраивали пришедшие к власти большевики – дома обычных горожан просто поджигались бойцами-красноармейцами, без всякой на то причины.

Хлеб из пекарни Богоявленского Собора был очень вкусный – правда, сейчас это здание обзывалось городским хлебозаводом… Уцелел и Знаменский – вместе с монастырём, который всё же не попал в новом веке в блокбастер Михалкова «Адмирал» - наверное, из-за интенсивного движения городских уличных артерий… Идти до него было ещё прилично – где-то с четверть часа, но вид открывался столь симпатичный, что Алексей долго глазел на острова, лодки, речные трамвайчики, идущие по фарватеру, течение реки, открывшееся почтипрямо под ногами, за краем высокого берега… Его добродушный чичероне встретил кого-то из себе подобных, заговорил с ним о ком-то ещё, а затем и вовсе распрощался, поблагодарив за компанию и объяснив подробно, как не заблудиться в центровских улочках. Будущий студент узнал о родном сибирском крае за последний час больше, чем за все десять лет учёбы в школе. Больше всего ему понравилось узнать, что город, в котором ему предстояло жить ближайшие пять лет, с полным правом назывался не только столицей Восточной Сибири, но и являлся по факту последней столицей Российской империи, когда почта с Альбиона поступала сюда быстрее, чем в Петербург. Топоним «Северный Иркутск, на болоте, который строили чуть позже» наполнял всё существо молодого человека гордостью за себя и родину. Здесь не было почти ничего из привычного унылому барачному детству – столь прекрасны были эти уютные старые улицы с домами из ушедшей эпохи с патефонами, эполетами, кринолинами и шляпками… И, хотя люди из подворотен выползали вполне себе такие же, советские, с мрачными унылыми лицами и в выцветшей потрепанной одежде, юноше казалось, что эти призраки не настоящие, а вот-вот асфальт обернётся булыжной мостовой, как оно и было, из-за угла на пролётке выкатит настоящий извозчик, а купола церквей снова засияют золотом.
   Тем более, что на улицах хватало и молодёжи – под стать самому Алексею, а многие и гораздо круче, на собственных железных кобылах всех мастей… Без устали глазея на спутниц горожан, лёгкие летные наряды которых, дополненные громоздкой яркой бижутерией, наверняка бы вызвали возмущение и зависть школьных работников дома в провинции, молодой гость города даже не завидовал местным парням – он тоже будет скоро таким же важным, хоть пока и без мотоцикла. Ведь не каждый кавалер может позволить себе небрежно бросить себе под ноги при знакомстве с юницей-абитуриенткой : «Я с физфака». В том, что поступить на факультет удастся, сомневаться не приходилось – иначе бы зачем было свалиться на пытливую голову столько важной информации?

Мимо пронёсся «Харли Девидсон»… Это заставило натуральным образом остолбенеть – за рулём заморского дива сидел тот самый парень в белой косухе, что встретился Алексею на выходе из храма! Не заметив от потрясения того факта, что мотоциклист и его машина вовсе отбрасывают тени ни в какую сторону, молодой человек поправил очки на носу и поспешил по своим делам. Однако он не мог отделаться от ощущения, что где-то совсем рядом раздался знакомый голос обладателя этого великолепия:

- Чего ты хочешь? – прозвучало будто само собой на опустевшей улице.
- Принцессу! – выпалил вдруг вслух Алексей, памятуя старый тезис «наглость – второе счастье».

- Не вопрос, - ответили вдруг за спиной тем же голосом, и пришлось резко обернуться.

Улица была пуста абсолютно, и только нагретый воздух чуть рябил над кромкой тротуара. Чёрно-белый кот, громко мяукнув, скрылся в подворотне. Ни намёка на человеческое присутствие рядом.