Лёнька Жуков влюбился в Элю Анджиевскую с первого взгляда. Взгляд этот десятиклассник Жуков бросил на неё совершенно случайно на «Последнем звонке». Первоклашки дарили цветы выпускникам школы. В их школе было шесть выпускных классов — три десятых и три восьмых. А первых классов — всего четыре. Может, поэтому, а может, потому что они с Пашкой Ломинским демонстративно стояли в стороне, не желая участвовать в этом «спектакле», букетов ему и его другу не досталось. Да не больно-то и хотелось! Вдруг он увидел, как одна девчонка-восьмиклассница разделила свой букет пополам, шепнула что-то первоклашкам, стоящим рядом с ней и её подругой. Те, рады стараться, кинулись со всех ног к ним с Пашкой, всучили цветы и крепко ухватили парней за руки. Так до конца и держались. И на выход под треньканье последнего звонка шли парами — рослые выпускники и клопы-первоклашки. Лёнька успел только заметить, что восьмиклассницы были симпатичными девчонками — одна светленькая, другая чёрненькая, кудрявая. Вот чёрненькая-то и отдала свой букет. А та, которая блондиночка, улыбнулась снисходительно выходке подруги и половину своего букета отдала ей. Лёнька удивился, почему он раньше не обращал внимания на эту чёрненькую? Вообще-то интерес к девицам они с Пашкой начали проявлять давно. Уже на выходе с линейки Жуков определил, что девчонки эти, похоже, из одного класса с Серёжкой Ломинским, младшим братом Пашки. «Надо будет порасспросить его», — подумал Лёнька.
После уроков они с Пашкой догнали девочек на улице. Встречу вряд ли можно было назвать случайной — они с Ломом почти час стояли за углом школы, накурились вволю за это время. Лёнька пошёл рядом с чёрненькой, приноравливаясь к её шагу. Пашка — сбоку от него.
— Зачем цветы-то свои отдала? — спросил Лёнька чёрненькую.
— Кому?
— «Кому»… Мне! — самодовольно усмехнулся Жуков, но, справедливости ради, тут же поправился: — Нам с Ломом.
— Вам? Надо же! — удивилась девчонка и после небольшой паузы пояснила: — Жалко стало.
— Нас пожалела?
— Нет, себя. Не хотелось полдня с цветами таскаться по школе. Пошли, Аллочка! — и подруги свернули в переулок.
Лёнька аж опешил от неожиданности. Спохватившись, крикнул вдогонку:
— Эй! Кто цепляться станет — скажешь! Вот через его брата передашь! Серёгу Ломинского знаешь? — на всякий случай поинтересовался он.
Девочка только помахала рукой в ответ. Так и не поняли, знает или нет. Шутит или правду говорит.
* * *
Экзамены на аттестат зрелости Лёнька Жуков сдавал, как Бог на душу положит. Можно сказать, и не готовился совсем. Не в его привычках это. Ум от природы имелся, а вот знаний маловато было. Ничего, для ПТУ, в которое собирались с Пашкой Ломинским, хватит. Девчонка с «Последнего звонка» из головы не выходила. Как вспомнит о ней Лёнька, так и заноет, так и заноет что-то внутри у него — то ли желудок, то ли сердце. Вот ведь, заноза какая! Жуков в тот же день выяснил у младшего Лома всё про двух его одноклассниц. Про вторую-то, Аллочку, так, на всякий случай собрал сведения. Она его интересует постольку поскольку... Серёжка сказал, что девчонки — отличницы, но не задаваки. Конечно, не то чтобы свои в доску… Однако в «Карлушу» на танцы ходят. И снова Лёнька удивился, что не видел их там. Наверное, недавно стали ходить эти восьмиклассницы. У Эли фамилия, как музыка звучит — Анджиевская... Полячка, что ли? Живёт, оказывается, недалеко от Лёньки. Тоже в центре, только в новых домах. Это Лёнькина Берберовка — чудом сохранившийся островок старых деревянных одноэтажных домов среди современных новостроек. И народ в этих одноэтажках, как на подбор — старики да пьянь. Ещё то общество! Просто удивительно! Вокруг дома со всеми удобствами, с лифтами. А у них — сортир на две кабинки на улице, воду из колонки со двора таскать нужно. В зимнюю стужу в уборной не больно-то удовольствие получишь. Да и колонка, бывает, замерзает. Несколько вёдер кипятку на неё выльешь — каток устроишь. Детворе радость и воды набрать можно. Другой вопрос, каким образом потом дотащить ведро с водой до дому по скользкоте. Сестра Лёнькина спит и видит, как бы побыстрее вырваться из этой конуры. Ей что, замуж выскочит за приличного человека и сделает им всем ручкой. Лида, старшая сестра Жукова, умная, красивая. А главное — старательная. В школе хорошо училась. Теперь в педагогическом институте иностранные языки изучает. Отличница. Очень уж ей хочется в люди выбиться, пожить нормальной жизнью. Может, и повезёт ей. Ему, Лёньке, только на себя приходится рассчитывать. Отца у них нет. А Лёнька его помнит. Высокий, красивый мужик был, весёлый. И мать тогда тоже красивой и весёлой была. Жили в то время хорошо, светло как-то. Лёньке семь исполнилось, но в школу ещё не ходил, когда отец на охоте простудился и за неделю сгорел, «как свечечка». Мама такими словами причитала на похоронах. Отец молодой был — только тридцатник разменял. Года два горевала по нему мать. А потом, как с цепи сорвалась. Пьянки, гулянки, мужики менялись только так.
Этот, нынешний «отчим», что-то долгонько задержался — четвёртый год живёт с ними. «Кормит» их! Мать в последние годы стала хуже выглядеть — обрюзгла, постарела. Зато пить почти перестала, на сердце жалуется. Теперешний муж её тоже не так часто пьёт. Но, если уж напьётся, ищите пятый угол! Лида убегает к подружке. Лёньку мать старается из дому выпроводить, особенно после того, как он разряд по боксу получил. Боится за своего хахаля, что ли? Очень надо об него руки марать! Вот братьям Ломинским повезло, можно сказать. Они жили почти рядом. Но их барак под снос пошёл — на его месте девятиэтажку выстроили. А жителей барака расселили по квартирам в нормальные современные дома. Ломинские получили двухкомнатную квартиру. Дали бы, может, и трёхкомнатную, да отец не вовремя перепил и помер. Как раз незадолго до расселения. Теперь Пашка с Серёжкой живут в квартире с горячей водой, канализацией, на пятом этаже. Мать, правда, за полгода до выпускного куда-то пропала. Мальчишки где только её не искали — и к дружкам родительским ходили, и все подвалы облазили в округе. Нигде не нашли. Хорошо, тётка опекунство оформила над ними. Пашке до совершеннолетия ждать недолго оставалось.
Конечно, Эля Анджиевская и он, Лёнька Жуков, из разных миров. Но до чего же нравится ему эта девочка! Однажды, вскоре после «Последнего звонка», он как бы случайно встретил Элю на улице возле её дома. Слава Богу, на этот раз без своей Аллочки шла.
— Привет! — Лёнька заступил ей дорогу. — Ну что, никто не обижает?
— Нет! И не знаю, почему, — улыбнулась ему девочка.
Лёньку словно кипятком обдало с головы до пяток. Он стоял столбом и не знал, что сказать ей дальше. Наконец сообразил и выдавил из себя:
— Ну, как экзамены сдала?
— Хорошо. На пятёрки. А ты?
«Вот, чёрт! Угораздило зацепить тему! Мне-то чем похвастаться, трояками?», — подумал Лёнька.
Вместо ответа он сообщил:
— А я знаю, как тебя зовут.
— Догадываюсь. Ну что, так и будем стоять?
Обошли вокруг дома. Пересекли детскую площадку, остановились у подъезда девятиэтажки.
— Ты же напротив живёшь! — удивился Жуков.
— Я помню. А вот тебе откуда это известно? — хитро улыбнулась девочка.
Лёнька прикусил язык, поняв, что попался в своей простоте.
— Видел как-то, ты заходила вон в тот подъезд со своей Аллочкой, — нехотя выдавил он из себя.
— А может, там Аллочка живёт, а не я?
— Аллочка твоя живёт возле «Дома одежды», — вот когда пригодились собранные сведения! — Мой кореш один по соседству с ней обитает, знает её. Не видела, здоровый такой, боксёр? — на всякий случай соврал Лёнька.
— Нет, не видела. А куда ты поступать собираешься после школы?
«В ПТУ», — едва не брякнул парень, да вовремя спохватился. Чуть сам себя в лужу не посадил!
— В институт, — как о само собой разумеющемся сказал он. И на всякий случай уточнил, — на физкультурный. Я ж боксёр, ты не знала?
— Знала, — улыбнулась девочка. — В наш педагогический будешь поступать?
— Может, и в наш. Не знаю ещё, не решил окончательно. Надо с тренером посоветоваться. — Лёньку понемногу начала нервировать эта тема разговора. Угораздило его соврать! А что оставалось делать? Не выставлять же себя в её глазах конченым кретином.
— Ну, успехов тебе! Пока! — девочка направилась в подъезд.
— Эля! — решился Лёнька. — В субботу на танцы пойдёшь в «Карлушу»?
Девочка оглянулась, смерила его долгим взглядом. Он выдержал его. Так и смотрели друг другу глаза в глаза, будто в гляделки играли на победителя. Длилось это всего несколько секунд, а ему показалось вечностью. Ох, и глаза! Утонул Лёнька в их бархатной глубине тёмно-коричневого цвета. «Наверное, таким бывает горячий шоколад, который пьют в книжках. И как я раньше её не видел? Маленькой была, что ли, а теперь вдруг выросла?», — в который раз подумал парень.
— Нет, не приду, — ответила наконец на его вопрос Эля. — Мы в субботу на дачу уезжаем.
— Тогда на выпускной приходи. Я буду ждать, слышишь? — совсем расхрабрился он.
— Слышу. Посмотрим. До него ещё дожить надо. Готовься к экзаменам. И в институт поступай. Удачи!
Эля ушла, а Лёнька побрёл в свою Берберовку. Эк, угораздило его ляпнуть про институт! Что теперь делать? Как Эле потом в глаза смотреть, когда он в ПТУ учиться начнёт? В том, что это «потом» будет, Ленька не сомневался. Да он через голову двадцать раз перевернётся, а своего добьётся. Они будут с ней встречаться, чего бы это ему ни стоило! Может, и правда, попробовать в институт-то? Действительно, надо с тренером поговорить. Лиду можно попросить, подтянет его, по мере возможности... Чем чёрт не шутит?
А чёрт оказался щедрым на свои шутки. На выпускной, конечно, Эля не пришла. У Жукова настроение испортилось, ясное дело. Сначала он ещё надеялся, что Эля всё-таки придёт. Но с каждой минутой надежда улетучивалась. С кислой миной получал Лёнька свой аттестат зрелости. Посидели за столами, выпили по дозволенному бокалу «Шампанского», заели шоколадными конфетами. В мужском туалете распили бутылку водки, закусили хлебом, взятым с общего стола. Вышли к танцам. Рыжий Пашка и там, и сям появлялся среди танцующих. То вспыхивал фитилём в паре с какой-нибудь девочкой, то в кругу дёргался, выбрасывая свои длинные ноги вперёд, ломая своё и без того нескладное тело, постукивая себя по бокам локтями согнутых рук — шейк демонстрировал. У Лёньки никакого настроения танцевать не было. Он, разумеется, не отказывал приглашающим его девочкам. Жуков всегда имел успех у представительниц слабого пола, и обижать их он не любил. Но сам в этот раз никого не приглашал. Новые ботинки слегка жали ноги, галстук непривычно сдавливал шею. Сходил, конечно, со всеми на Енисей, рассвет встретил. А потом домой пришёл, завалился на кровать. Отоспал до вечера и, разозлившись на самого себя, решил поступать в институт.
Поговорил утром с тренером. Тот посоветовал идти не в педагогический, а в сельхозинститут, на машиностроительный, к примеру. Там спортсмену с разрядом только рады будут. Значит, с поступлением меньше проблем, надо полагать, окажется. Лида тоже одобрила это его решение, взялась позаниматься с ним перед вступительными экзаменами. Тренер, как и обещал, переговорил с кем надо из своих знакомых с кафедры физвоспитания в сельхозе. Ему сказали: «Пусть парень на тройки все экзамены сдаст, не завалит, а остальное наши заботы. Боксёры институту нужны». Как словом, так и делом. Лёнька даже «четвёрку» за сочинение получил. То ли сестра его хорошо погоняла, то ли потому, что он всегда много читал и имел хорошую память. А может, просто повезло. Не зря же говорят, что экзамены — это лотерея. Вот так, вроде играючи, и стал Лёнька Жуков студентом Красноярского сельхозинститута. Честно говоря, ещё одна мысль подстёгивала его решение поступать в институт. До знакомства с Элей Лёнька не сомневался в том, что в свои восемнадцать пойдёт в армию. Они с Пашкой даже с радостью ждали этого события. Чего не пойти? Страну хоть посмотрят. Наверняка, подальше от дома пошлют служить. Но, влюбившись, парень не на шутку задумался: «Как такую красавицу оставлять на два-три года без присмотра? Уведут ведь! Как пить дать, уведут!» А если он будет учиться в институте, то всяко пять лет она при нём будет. Пашка Ломинский поначалу обиделся на него. Ну да ничего, он парень отходчивый, не без понятия.
Элю Лёнька так и не видел за всё лето ни разу. Случайно встретить не довелось, а караулить её было совсем некогда. Первого сентября забежал в школу на «Первый звонок». Будто по делу пришёл к Серёге Ломинскому. Потом, словно невзначай, увидел девочку, подошёл. Заметил, с каким интересом наблюдают за ними её одноклассницы. Ему к такому интересу было не привыкать. И её, похоже, это не смутило.
— Привет! Что, снова грызть гранит науки будешь?
— Привет! А тебе что, снова в школу захотелось вернуться?
— Нет уж! Спасибо этому дому, бегу к другому! У меня в девять свой «Первый звонок».
— Правда? — удивилась и обрадовалась Эля. — Поступил?!
— А то, спрашиваешь... Не дурней других, — достоинство из него так и пёрло.
— Здорово! Молодец, рада за тебя!
В это время школьникам дали команду разойтись по классам, и классный руководитель повёл своих учеников в школу.
— Я вечером сегодня приду, поговорим. Выйдешь?
Эля неопределённо повела плечами.
— Ты на каком этаже живёшь?
— На втором.
— Окно во двор выходит?
— Эля, пошли. Урок уже начинается, — подошла к ней подружка Аллочка, та самая.
— Выходит, даже два. Пошли, Аллочка!
С того дня почти каждый вечер стал раздаваться под окнами Анджиевских крик: «Эля! Выйди!»
* * *
Эле нравился Лёнька Жуков. Он был старше, по нему вздыхала не одна девочка не только из 9-А, в котором она училась. Многие старшеклассницы страдали по этому парню. За его мягкие каштановые волосы и зелёные глаза девчонки дали ему кличку «Кот». Почти всех мальчишек школы он держал в страхе и уважении к себе. Для Эли он был парнем из другого мира, незнакомого ей и немного таинственного. Легенды о берберовских хулиганах щекотали воображение. А за Лёнькой тянулся шлейф отчаянного смельчака и рыцаря. Даже учителя школы не считали его отпетым сорванцом и двоечником. Про него говорили: «Умная голова дураку досталась». Многие считали, что, окажись он в хороших руках, из него вышел бы толк. Особенно, когда вспоминали его способную и прилежную сестру Лиду. Жаль, что Жуков — безотцовщина. Хорошо ещё, что бокс его дисциплинировал, а то неизвестно, по какой дороге мог бы пойти парень. Новость о его поступлении в институт стала приятной сенсацией для Лёнькиных учителей.
Эле льстило внимание Жукова. Ей было приятно ловить на себе завистливые взгляды одноклассниц, узнавших о её дружбе с этим парнем. Вскоре Эля сообразила, что может вертеть Лёнькой, как пожелает. У этой взрослеющей девочки рано проявился ум настоящей женщины. Она поняла, что при внешней строптивости его душа была очень ранимой и доброй. Поэтому Элеонора никогда не демонстрировала свою власть над Жуковым. Но всегда невольно получалось, что Лёнька всё делал так, как хотелось Эле. И иногда ещё приходилось уговаривать её принять то, чего она исподволь добивалась. Ему же казалось, что все решения принимает он сам и только сам.