Как он это вынес, пережил и избавился от этого тяжкого груза, от страданий по утерянному смыслу жизни — загадка. Ему казалось, что всё, дальше опуститься уже нельзя; он дал себе клятву больше никогда ни во что не верить, ни к чему не привязываться и не испытывать никаких чувств. Всё это мертво и губительно. Даже если и существует настоящее человеческое счастье, его оно никогда не коснётся — это было для него чем-то вроде твёрдого убеждения.
Придя к такому выводу, Марк стал искать первопричины в себе. Что именно с ним не так? Неужели на всё повлияла его клетка? Неужели нужно быть открытым и общительным, чтобы стать счастливым?..
И поняв, что не пригоден для нормальной жизни, он… нет, опять же, не озлобился, не скатился на самое дно — он просто перестал её искать, смирился со своей ничтожностью и неполноценностью, отказался ото всех чувств и общения с людьми. Марку стало всё равно, существует он или нет, ценят его или презирают. Какая была разница?
В какой-то степени это было защитой от дальнейших разочарований и бед, но лишь в какой-то степени. В основном это была глупейшая, банальнейшая усталость, такая, что он готов был выть, лишь бы остаться в покое.
И, в общем-то, остался.
Одноклассники уже не просто побаивались задевать, а обходили его десятой дорогой: в коллективе он получил славу некого мрачного призрака, от которого лучше держаться подальше, а то ведь кто знает, что он может вытворить.
Родители поняли, что ничем не смогут помочь сыну, и больше не трогали его.
Внешний мир попросту испарился. Его не стало, он исчез, и теперь существовала лишь клетка — и больше ничего.
Марк оказался один.
Но перед тем, как он загнал себя в очередную ловушку, перед тем, как закрыл для себя двери в мир, перед этим своим перерождением он изрядно настрадался.
Всё в этой жизни проходит через страдание. И счастье мы тоже находим через страдание.
Марк же не нашёл ничего, кроме одиночества, но это стало его спасением, единственным шансом начать жить с начала.
Каждый раз, когда он приходил в школу и не видел её, на душе его становилось невыразимо холодно. Без этого ангела кабинеты казались пустыми; да что уж, вся жизнь его казалась совершенно пустой, лишённой всякого смысла. Один её образ сумел вдохнуть жизнь во всё его окружавшее, а теперь…
Марк, безусловно, мучился. И не понимал, чем заслужил такую несправедливость. Находя в этом какое-то загадочное наслаждение, он втаптывал себя в грязь, убеждая, что недостоин ничего большего, что он лишь жалкая тряпка, которая может только страдать… он доходил в этом до самой низости, самого пика унижения, не зная никакой меры.
Всё в этой жизни приходит через страдание.
Он сходил с ума, разрываясь от отвращения к себе. И пришёл к тому, что запер себя в клетке ещё больше и прочнее.
Но ему было только шестнадцать лет.
Несмотря на то, что он ощущал себя по-настоящему зрелым, несмотря на то, что ему не раз приходилось ломать себя для своего же блага — он был ещё совсем молод, и впереди была целая жизнь.
Странная, неизведанная, казалось, враждебная ему жизнь.
Что она сулила ему? Перемены.
Чем всё это обернётся в самом конце? А разве это имеет какое-то значение?
Марк, конечно, не осознавал, что у него ещё всё впереди, а между тем это было в точности так.