Королева

Анхель Шенкс
Это было нечто совершенно новое для него.
Чувства, подобные этому, он испытывал разве что в детстве, когда был ещё совсем ребёнком, относившимся ко всему с определённой долей наивности и позитива.
Это внесло разнообразие в его жизнь, но какой ценой?

Марк сразу понял, что с ним происходит, да и трудно в его ситуации было бы не понять: необычное чувство мгновенно изменило всё его существование, и создавалось впечатление, что и его самого. Это было странно и в то же время восхитительно.

Недавно прошёл его пятнадцатый день рождения. Родители наконец-то примирились со странностью сына и уже не пытались воздействовать на него долгими разговорами, попытками залезть в его душу своими неосторожными руками, и единственная помеха относительному его спокойствию, казалось, была устранена.
Но какая же жизнь без помех долгожданному покою?
Марк влюбился.

Как это с ним произошло, почему, за что? Он так и не ответил на эти вопросы, которые, однако, часто ставил перед собой. Да и зачем? Не зная, к каким последствиям это может привести, он целиком отдался этому чувству, лишь отдалённо понимая, что, конечно, взаимности он не дождётся. Впрочем, ему пришлось относиться к тому типу людей, для которых важнее любить, чем быть любимыми. Ему было комфортно оставаться для неё просто одноклассником, находиться в отдалении, наблюдать и — главное — чувствовать. Чувство было для него чем-то особенным, новым, не похожим ни на что другое; вся эта ситуация будто говорила ему: «Ты воскрес, так живи же!».
Да, он действительно воскрес.
Но сможет ли он жить, он, совершенно неприспособленный к жизни?
Что ж, это ему ещё предстояло выяснить.

Итак, он наблюдал. Наблюдение заменило всякое общение с людьми, и это казалось ему идеальным вариантом: непосредственного контакта не происходит, но в то же время ты изучаешь людей, делаешь выводы и вообще извлекаешь из этого такую же пользу, как и при общении. Таким образом, он смог составить достаточное для него представление о возлюбленной.

Она оказалась полной его противоположностью. В общем-то, это становилось заметно и при первом взгляде на неё: общительная, весёлая, с золотыми кудрями и большими наивными глазами. Все тянулись к ней, как к солнцу, озарявшему их жизни — все, кроме Марка, понимавшего, что он недостоин даже находиться рядом с ней. Она была воплощением света — он был воплощением тьмы. Счастье и депрессия, радость и равнодушие — вот кем были они, люди, которым никогда не суждено было сблизиться. Она, видимо, тоже это понимала и сторонилась его, не пыталась с ним познакомиться, что делала со всеми, не одаривала его своей лучезарной улыбкой.

Брезговала ли она, сущий ребёнок, этим взрослым? Кто знает. Есть лишь неоспоримый факт: они старательно избегали друг друга, чувствуя на каком-то подсознательном уровне, что им нельзя встретиться.
Марк, разумеется, думал об этом и пришёл к следующим выводам: она, более сильная, смогла бы поднять его, сделать лучше, но и он оказал бы на неё влияние, замарал бы её чистую душу, сделал бы… обычной? Да, именно что, обычной. И он бы не смог её любить, так же как и видеть её, воплощавшую бы крах его надежд на союз с ангелом.
В том, что надежды эти были бы, он не сомневался, хотя после того, как пришёл к этим выводам, он перестал даже надеяться.

И каким счастьем для них обоих было то, что, когда пришло время, она не сделала шаг вперёд! Да, безусловно, это могло бы осчастливить их на какое-то время, но скоро вся их любовь обернулась бы сплошными страданиями, ведь он потерял бы музу, а она — красоту.
Он был сознателен и потому ничего не сделал, когда понял, а она лишь его боялась, и этот страх послужил ей спасением.
Ибо, как знать, быть может, он и не смог бы пресечь отношения в самом их зародыше, погасить эту искру, отказаться от безупречной девушки.

Но при одной встрече она дала слабину.
Была очередная перемена, и Марк сидел за партой, бездумно глядя на яркий экран телефона; она проходила мимо и как бы невзначай толкнула его в плечо, из-за чего он недоумённо обернулся, параллельно думая, как повести себя в случае провокации. Каково же было его удивление, когда он увидел, что она стоит перед ним, рассматривая его своими прекрасными глазами! От шока он не мог даже спросить, что ей понадобилось, ведь раньше она никогда ничего ему не говорила и, уж тем более, не подходила к нему, чтобы… просто на него смотреть?
Она явно хотела что-то сказать, на лице её отображалось смятение и ещё что-то, чего Марк понять не смог, она, видимо, о чём-то напряжённо думала, сжимала кулаки… это был первый раз, когда он ясно увидел в этом ребёнке взрослого, самого настоящего, со своими проблемами и пониманием жизни. Он был восхищён и в то же время потрясён до глубины души.
Это заняло буквально минуту, после чего она посмотрела на него взглядом, который он никогда не забудет, и, тяжело и часто дыша, выбежала из кабинета, наплевав на реакцию одноклассников и странное, почти что унизительное положение, в котором оказалась.

Её взгляд был полон какого-то необъяснимого притяжения, страдания и одновременно чего-то возвышенного, так присущего ей. Марк осознал всё сразу, что ещё больше его удивило и окончательно разрушило всякую способность адекватно воспринимать произошедшее. До конца того дня он пребывал в каком-то трансе, мыслями уносясь куда-то вдаль, позволяя им гулять на свободе. Она любила его, в этом не было никаких сомнений. Уже дома, сидя в своей комнате и всё ещё обдумывая случившееся, он внимательно разглядывал себя в зеркале, смотрел на свои очки, которые ему шли, на свою не самую уродливую внешность и вдруг, сложив все факты воедино, осознал, что выглядит вполне неплохо.
В клетке не было зеркала: он судил о себе по мнению остальных.

Но неужели во внешнем мире мало таких парней? Или её привлекла именно опасность их отношений? Что же заставило этого ангела влюбиться в воплощение грязи и равнодушия? Если бы он только знал…

Чёрные волосы, большие очки, высокий рост, равнодушный взгляд. Бледная кожа. Что в нём было такого, чтобы хоть на секунду привлечь внимание потрясающей красавицы? Это вопрос долго его мучил, но он так и не нашёл ответ, как и на большинство других своих вопросов. Что ж, многое могло взбрести в голову избалованной чрезмерным вниманием девушке, в том числе и симпатия к… к нему.
Впрочем, позже он догадался, что это была вовсе не симпатия, а более сильное и более несчастное чувство.
Как и о том, что совсем не за внешность полюбил его этот ангел.

… Тот день не предвещал ничего нового. Для Марка это был один из длинной череды обыкновенных дней, которые не могли похвастаться ничем, кроме, конечно, её появления в школе.
Тогда она была одета как обычно, да и поведение её не отличалось ничем особенным, но для него всё это было как впервые. Она всегда была прекрасна, оденься она хоть в грязный мешок. Будучи весёлой и беззаботной, она умела вести, преподать себя как настоящая королева — не надменная, нет, но добрая, ласковая королева, которая совершенно не замечает своего статуса. А между тем это проглядывалось во всём её внешнем виде: идеальная осанка, ровная походка, правильно поднятая голова. В ней было что-то очень гордое, несмотря на то, что характер и поведение её отличались детской простотой. Словом, настоящий идеал.

Был урок литературы; проходили «Героя нашего времени» — книгу, которая Марку категорически не понравилась. Печорин был человеком уникальным, редким, из-за чего возникла ассоциация с роковой книгой, уничтожившей его веру во всё. Конечно, Печорина не существует и не может существовать. Всё это — глупые выдумки глупого писателя, которые никогда не станут реальностью.
И пока учитель распинался о романе Лермонтова, Марк смотрел на неё. Она внимательно слушала учителя, глядя на него восторженными глазами: ей, конечно, проще верить в очаровательные сказки, этому ребёнку-то. Её проще обдурить, проще ей солгать… мог ли он быть таким наивным, родись он хоть немного другим человеком?

Во время перемены он шёл по коридору, наблюдая за мчавшимися куда-то детьми, как вдруг в него врезалась… она. Да, она, с испуганными глазами, растрёпанными волосами, с которой они едва не упали на пол.
Она.
Марк, привыкший жить в молчании и одиночестве, не смог ничего ей сказать, да и требовалось ли это?

С полминуты они просто смотрели друг на друга, не говоря ни слова. У него кружилась голова от осознания — она здесь, она стоит и смотрит, они наконец-то рядом!
Что делать теперь?
Что сказать?
Нужно ли уйти?

Разум кричал ему, надрываясь, что лучше сбежать оттуда, пока не поздно, не искушать её и себя, но он и так всю жизнь слушал разум. Почему бы не отдаться своему чувству хоть раз в жизни, быть может, единственному такому взаимному чувству за всё его существование?
Не веривший в Печорина, он не смог извлечь урок из его истории и остался на месте.

И тогда произошло нечто совершенно неожиданное: она его поцеловала. Это был короткий поцелуй, после чего она мгновенно убежала по коридору, но влюблённый Марк запомнил его на всю свою жизнь. Это было нечто прекрасное!
И целый день он не мог отойти от шока.

Само собой, такое происшествие не могло остаться незамеченным. По всей параллели (ведь она была популярна) поползли сплетни разного характера, школьники, проходя мимо него, обязательно посмеивались или хотя бы кидали многозначительные взгляды (а нередко и завистливые). Но в открытую не провоцировали: его угрюмой отчуждённости боялись, не хотели с ним связываться лишний раз.

А на следующий день он, набравшись сил, сам подошёл к ней, когда та, выйдя из школы, направлялась домой.
Марк, конечно, безумно боялся, но после её выходки уже не мог просто наблюдать издалека: ему необходимо было видеть её как можно ближе, говорить с ней, прояснить, наконец, ситуацию-то! Так больше продолжаться не могло — он чётко это понимал. Его даже не мучили сомнения, настолько достала его вся эта неопределённость.
Сейчас или никогда.
Объясниться — единственный выход. Он не мог больше.

— Привет, — его голос дрожал, но кого это волновало?

От неожиданности она выронила сумку, которую он участливо поднял и протянул ей.

— Привет…

Она взяла сумку и, пугливая, посмотрела на него с плохо скрываемым страхом, но даже в такой ситуации продолжала быть королевой, прекраснее которой не было на всем целом свете.

— Я… — осознавал ли он, что нужно говорить? Едва ли. Да и мог ли он что-то осознавать, если едва дышал… — Я…

Она потупила голову, не решаясь на него смотреть.

— Я тоже люблю тебя.

Марк опешил. Он, конечно, знал, догадывался, но такое прямое и простое признание… это окончательно выбило его из колеи.

— Я… Ты… — в ту минуту он ненавидел себя за проклятую слабость и нерешительность. — Мы… не можем.

— Не можем.

Она всё ещё глядела себе под ноги и уже дрожала. Не в силах сдержать себя, он подошёл к ней ещё ближе и приобнял её, дурея от этой близости, а его ангел… она разрыдалась и прижалась к нему крепко-крепко, так, что его удивлению и вовсе не было предела.
И тогда он вспомнил, как ещё в раннем детстве хотел с кем-то подружиться, хотел, чтобы его ценили, принимали в компании, хотел иметь хоть какой-то авторитет, чувствовать хоть какое-то уважение… как стремился дружить, веселиться, как не хотел прозябать в одиночестве и с какими трудами загнал себя в эту клетку, сломал, сделал из себя другую личность… а что ему было нужно? Просто внимание, дружба и внимание…
Он слушал прерывистое дыхание любимой, чувствовал её в своих руках и понял, что вот оно, внимание, что его могут любить.
И едва не расплакался сам.

Она была его, его полностью, он мог влюбить её в себя ещё больше, они могли бы любить друг друга целую вечность и быть счастливы — тогда, в те минуты, он слепо верил в это.

— Я… я уезжаю.

Марк моментально отошёл от неё, испуганно глядя на заплаканную девушку. Что?..

— Папа мой военный… его переводят на север, далеко. Прости…

Он не мог в это поверить. Этого попросту не должно было быть. Вот только выражение её лица было более чем серьёзно, а сама она казалась бесконечно несчастной.
В тот миг будто раскололась Вселенная.

— Прости меня, это всё так глупо! Мы не должны, это было бы пыткой для нас обоих… что было бы? У нас ничего бы не вышло… ты понимаешь это? Марк?..

Он уже ничего не слушал и не слышал. И понимать тоже не мог. Единственное, что он ещё осознавал — это то, что все его мечты и надежды вновь потерпели крах. В очередной раз. Как жить дальше, он ещё не думал, и, по правде говоря, это было последнее, о чём он хотел тогда даже допустить мысль.

Вдруг пошёл дождь, стремительно превратившийся в ливень. В сильнейший ливень, из-за которого они мгновенно промокли до нитки. И что-то притягательное, манящее было в этой величественной королеве, мокрой насквозь, рыдавшей, абсолютно несчастной и что-то кричавшей ему, очевидному неудачнику…

Он так ничего ей и не сказал. Он был настолько потрясён, что совершенно потерял дар речи, а сама она мгновенно ему опротивела, хоть ему было и трудно в этом себе признаться. Это был крах, великий крах. Спустя неудачи и горькие разочарования он снова воскрес и вдруг рухнул, унеся за собой все свои мечты, уже безвозвратно погибшие.

Рыдания королевы были слышны даже сквозь ливень, сливались с ним, растворялись в нём, и доходили до сердца Марка. Ему было невыносимо больно и столь же невыносимо холодно. Не в силах смотреть на неё и слушать всё это, он повернулся и пошёл прочь, невзирая на её отчаянные крики, пошёл куда глаза глядят, наплевав на дождь, после которого и слёг с гриппом.

Он не мог поверить, что это была последняя их встреча.