Людочка

               
  Начальник производственного отдела, Сидоров Николай Николаевич, молодой, симпатичный мужчина, чуть лысоватый, прямой, как корабельная мачта, с темными маслеными глазами и чувственным ртом проводил ежедневную пятиминутку. Затянулась что-то его пятиминутка, замахрилась рваными кружевами слов, частоколом цифр и недовольными взглядами подчиненных. А подчиненные-то сплошь одни бабы: молодые и не очень, красивые и страшненькие, беленькие и рыженькие, а то и вовсе крашеные-перекрашеные. Разные, одним словом…

  «Мой гарем», - любил повторять начальник производственного отдела в сугубо мужской компании в свободное от работы время. Правда, времени свободного у него маловато было: приходил на работу раньше других и уходил позже всех.

- Ты бы хоть шторы отдергивал, конспиратор, - частенько выговаривала ему, то ли смеясь, то ли пытаясь за смехом скрыть свое раздражение и горечь его секретарша, Людочка, женщина незамужняя, успевшая уже разок сходить замуж и развестись еще до знакомства с начальником производственного отдела, а теперь пребывавшая с ним в весьма близких отношениях. Слишком близких. Почти родственных…

  Вот и сегодня, заскочив перед пятиминуткой в кабинет шефа, Людмила увидела плотно задернутые светло-коричневые шторы и с раздражением затянула свою обычную песню.
- Ну и с кем ты здесь вчера  развлекался? Хоть бы занавески утром отдернул…
- Забыл, - смеясь, отвечал Николай Николаевич, - ну забыл про шторы, забыл, а ты, как всегда, начеку… Глазастая ты моя.
Начальник властно притянул Людочку к себе.
- Вот хоть бы раз осталась со мной после работы. Ведь совсем свободного времени нет. Совсем... Работа… Мать ее…
- Вот и работай, - отстранилась Людочка, - а диван с начальником и без меня есть кому разделить… Тебе же все равно, с кем. И как… Лишь бы баба была… И не противно?
- Остынь, малыш. – Николай Николаевич чмокнул Людочку в заалевшую щеку. – Лучше у Валентины отчет июньский забери, что-то она там опять напортачила.
- Отчет-то я заберу, только сколько можно за всеми исправлять и подчищать. Мне за это не платят. Я же всего лишь сек-ре-тар-ша.
- Любимая секретарша… Чувствуешь разницу?
- Ага, чувствую, - пробормотала Людочка, теребя край шелковой, давно не стиранной шторы, - утром еще почувствовала, когда к конторе подъезжала и окошко твое занавешенное увидела… Так кто ж у тебя вчера оставался? Валька? Ну и гадина.
- Кто?
- Кто-кто… Она… Гадина… А ты – гад!!!
- Да успокойся ты… Если женщина просит…
- Ну, ну… Просит… Продолжай…

  Людмила со всего маху шибанула дверь и выскочила в коридор.

- Люд, чего буянишь, ишь раскраснелась… Ну прям солнышко красное… Начальник что ли обидел? А говорят, ты у него в любовницах ходишь.
Проходивший мимо Алексей, агент по снабжению, давно положил глаз на пышнотелую, разбитную и незлобивую разведенку.
- Не любовница, а любимая секретарша, - с вызовом повторила Людмила слова своего начальника, - чувствуешь разницу? Ступай, куда шел. На пятиминутку опоздаешь…

  Пятиминутка, скрипя и пробуксовывая, подходила к концу.

- Цели намечены, задачи определены,- привычной шуткой завершил затянувшееся совещание начальник производственного отдела, - за работу, товарищи!
«Гарем» посмеиваясь и перешептываясь, потихоньку возвращался на боевые позиции.
- Валентина, - строгим голосом окликнул Николай Николаевич высокую, рыжеволосую красавицу, - зайди ко мне.
Та, не обращая внимания на завистливые, понимающие взгляды сотрудниц, приветливо улыбнулась начальнику, хмыкнула и, вильнув широким задом, обтянутым светлым джерси, скрылась за дверью кабинета.
-Гадина, - прошипела ей вслед Людмила.

  Да, не задался у Людочки сегодняшний день, не задался… Эти незадернутые шторы и разлучница Валентина с дурацким отчетом, затянувшаяся пятиминутка, и вихрастый Алексей с его подначкой. И чего ходит… Улыбается…
Слезы наворачивались на глаза, горло стискивала жгучая обида, а сердце Людочки замирало от ревности и тоски. И весь день, как в тумане.

  Но работа есть работа… Сжав зубы и скрепя сердце, Людмила полдня колдовала над отчетом, который запорола новая фаворитка. Правда, забирая утром бумаги у рыжеволосой красавицы, Валентине все же нагрубила. В конце рабочего дня заглянула в кабинет шефа. Швырнула папку с отчетом на массивный канцелярский стол, покрытый толстым матовым стеклом. Разноцветные маркеры, которыми Николай Николаевич любил чертить производственные схемы и графики, с веселым стуком скатились со столешницы на пол.
- Так тебе и надо…

  Людочка снова шибанула дверь и, успокоенная, покинула стены любимой конторы…
               
                ------
               
- Вот, - Людмила аккуратно положила на стол начальника исписанный красивым мелким почерком белый лист бумаги. – Подпишите.
Внизу, чуть правее подписи, листок украшали несколько маленьких расплывшихся темных пятен. Следы Людочкиных слез.
- Что это?
- Заявление. Я ухожу… Совсем.
- Сдурела что ли? Куда?
- Не знаю еще… Просто… Ухожу!
- Так, - пробасил Людочкин начальник, - бунт на корабле? Колись, что случилось?
- Случилось? Да ничего не случилось… Надоело… Видеть ни тебя, ни твоих девок больше не могу… Обрыдло все… Подпиши…
Николай Николаевич хмыкнул, взял ручку и бережно, стараясь не задеть темные пятнышки возле Людочкиной подписи, поставил свою.
- Ступай! Все равно никуда не денешься…

                ***
               
- Валюш, попробуй варенье. Брусничное с яблоками, - Людочка аккуратно разливала душистый, крепко заваренный чай в тонкие, почти прозрачные чашки, - и печенье бери, не стесняйся… Вкусное. Сама пекла.

  Бывшие соперницы, случайно столкнувшиеся возле модного бутика, сидели теперь за небольшим столом на уютной, пахнущей сдобой и ванилью, стильно обставленной Людочкиной кухне. Сплетничали.
- Леш, - окликнула Людочка мужа, на минуту заглянувшего на кухню, - чай с нами пить будешь? С вареньем.
  Алексей, на ходу чмокнув Людмилу в модно подстриженный затылок и смачно захрустев свежей печенюшкой, пробасил: «Спасибо, солнышко, вы уж тут без меня… А я поработаю еще немного…»

- Любишь его? – тряхнув рыжей, чуть тронутой сединой гривкой, шепнула Валентина.
- Люблю? – выдохнула Людочка. – Наверно, люблю... Хотя... Привыкла… Сидорова я любила… Сидорова… По-настоящему. Не как вы, «за банку варенья и пачку печенья…»
- Да ладно тебе… Варенье… Печенье… Мужик-то какой был… Эх! – Валентина повела все еще роскошными плечами. – Было время…
- Было… Это точно… Как он? Что? Не знаешь?
- А ты? Разве ничего о нем не слышала?
- Нет… Уволилась тогда, как отрезала…
- Женился Сидоров… Давно… Как только контору нашу разогнали, так сразу и женился.
- Да ты что… Женился? Охомутали все-таки… И кто ж та счастливица?
- Нинку из машбюро помнишь? Ну, моль такая блеклая… Шепелявила еще немного… Глазки узенькие…
- Ой, глазки помню… И вправду, узенькие…
- Сидит теперь наш Николай Николаевич на даче, картошку с Нинкой выращивает. Огурчики...

Валентина отпила из красивой чашки глоток чая и зачерпнула из вазочки полную ложку варенья.

  Людмила, задумавшись, старательно размешивала в чашке давно уже растворившийся сахар. Молчала.

  Громко хлопнула входная дверь.
- Куда это твой Лешка, не попрощавшись, подался? – обиделась Валентина.
- Не переживай, попрощаешься еще, успеешь. Минут через двадцать вернется, он за сыном в местный ДК пошел. – Губы Людочки растянулись в счастливой улыбке. – Наш Колька туда на бальные танцы ходит, на английский и рисование.

  Ложку брусничного варенья до открытого рта Валентина так и не донесла. Поперхнулась.