Тост для В.С.В.
У каждого свой Высоцкий. На Севере и Дальнем Востоке доводилось встречать шоферов, старателей, которые уверенно говорили, что «Володя» сам крутил баранку, сам золотишко мыл в тайге. Называли даже автобазу, в которой он работал и прииск, где он в сезон работал в четыре смены белыми северными ночами. Ветераны Вклиуой войны считали его фронтовиком. Даже урки и иностранцы твердо верили, что до театра он отбывал срок на зоне, где играл в жэковской самодеятельности. В Кракове, узнав, что я приехал в Польщу из Магадана, студент радостно захохотал: «Из Магадана? Это где Высоцкий сидел?». Польский студиозус был уверен, что Высоцкий по национальности был поляе и что на нары попал не за уголовку, а за политику. В армии Высоцкого любили за хриплый голос, за блатную манеру исполнения, за образ настоящего мужика, который умеет постоять за себя и за Родину.
Я служил в Шкотовском районе на китайской границе. Пензяки обоего пола пачками писали письма и присылали бандероли с посылками. Оля Куликова достойно представляла прекрасный пол и смешно делилась новостями с берегов Суры. Рафик Губайдуллин, отбывший к этому времени в Горький, где ясные зорьки, развлекал меня воспоминаниями о совместной игре в нашей группе «Мираж», которую я снабдит вторым «подпольным» названием: «ГКПСС» (аббревиатура по первым буквам фамилий участников: Губайдуллин, Казаков, Поздеев, Сагай и аз грешный).
Старшина наш предоставлял мне свой «Романтик», а я давал ему послушать те великолепные «стометровки», которые присылали мне Сережа Капленко и Саша Казаков. Две пленки (Высоцкого и солянка западных хитов за разные годы) старшине так понравились, что он слушает их до сих пор, забыв вернуть при моем дембеле.
Высоцкий гремел из окон во Владике и Хабаровске, в Петропавловске, Анадыре, Якутске, Южно-Сахалинске. ..Можно сказать, что это была фрондерская мода на типичный запретный плод, без посмертного пафоса и унизительного идеологического фанатизма.
Мой друг уехал в Магадан,
Снимите шляпу.
Уехал сам, уехал сам,
Не по этапу.
Не то, чтоб другу не везло
Или кому-нибудь назло,
Не для молвы, что, мол, чудак,
А просто так, а просто так.
Быть может кто-то скажет: - Зря!
Как так - решиться всего лишиться?
Ведь там сплошные лагеря,
А в них убийцы, а в них убийцы!
Ответит он: «Не верь молве.
Их там не больше, чем в Москве».
Сложил вещички в чемодан –
И в Магадан, и в Магадан.
На хриплых магнитофонных пленках после слов «Их там не больше, чем в Москве» зар взрывался хохотом. С одной стороны, чисто статистически, демографически и криминалистически многомиллионный мегалополис «дает» больше убийств, чем стотысячный Магадан. С другой стороны, речь может идти о сталинских палачах, комфортно доживавших в столице свой век на комфортных дачах. И, конечно, никаким антисоветчиком Высоцкий никогда не был, как бы ни пыжылись утопить его в своих слюнявых объятьях всякие болотные фрики.
Одна заплывшая ненавистью и жиром жаба по поводу смерти Егора Гайдара выплеснула намек на то, что он был умервщлен кремлевскими садистами и проквакала: «Как сказал Володя Высоцкий: он вчера не вернулся из боя».
Если бы Высоцкий ненавидел родину так, как ненавидят ее всякие нынешние болотные квакеры, скажите, стал бы он возвращаться домой из десятков поездок в «свободный мир»? Если бы он был антисоветчиком, диссидентом, внутренним иммигрантом, чертом в тюбетейке, что мешало бы ему на пике славы стать невозвращенцем и потом годами сытно проедать «хлебную карточку» на Либерти-Свободе и прочих «голосах», периодически устраивая «чёс по синагогам» среди русскоязычных поклонников… Тот, кто хотя бы раз слышал его военный цикл, его песни о Великой войне, знает, что любовь Высоцкого к России была главным его мотивом, его вдохновением, его модусом вивенди.
Друг, одноклассник и, как шутили в старину, однокорытник Владимира Высоцкого действительно уехал в Магадан, чтобы оттуда начать штурм литературных столичных высот. Но дело, разумеется, не в четко выстроенном карьерном плане, а в том, что автор легендарного «Бабьего лета» отправился, образно говоря, «в никуда», на край света. И через четыре года добровольного северного отшельничества триумфально вернулся в первопрестольную.
Но песня Высоцкого --- не просто выражение любви и уважения к другу, поставившему все на карту. Высоцкий этой песней призвал молодежь (и самого себя!) попробовать Север «на вкус», испытать характер, бросить вызов предсказуемой повседневности.
У меня все перечисленное находилось скорее на периферии сознания, а на первом месте стояла причина романтическая. В чемоданчике, хранившемся от казарменных ворпишек в каптерке, у меня лежала толстенная пачка писем из Ленинграда. Мы познакомились еще до армии в черноморском Адлере, я летал к Ларисе в Ленинград, где она закончила мединститут и по его окончании распределилась на историческую родину.
Короче, после дембеля и я отправился в Магадан, так сказать, на волнах песни Высоцкого.
Высоцкий был кумиром многих, если не всех геологов-северян. В дежурный романтический комплект кроме фотографий сурового Папы Хема и аскетического Маяковского входили и писанные-переписанные пленки с Высоцким.
В любой теплой компании по любому поводу возникали «из ничего» узнаваемые с первой ноты песни про цветы на нейтральной полосе, плевать на все, мне очень хочется, сказочные, пародийные, иронические, героические, фельетонные шедевры далекого, но такого близкого барда. Высоцкий возникал на импровизированных застольях в школе №17, где я преподавал детям язык «Битлз» и Марка Твена. В СВТГУ Высоцкий звучал ВО ВСЕХ геологических компаниях. Местный эсвэтэгэушный экономист (добродушный и компанейский мужик) охотно приглашал к себе знатоков и любителей, чтобы на «Тембре» воспроизвести хиты Высоцкого (истинные гурманы особо ценили разночтения и авторские варианты вроде бы устоявшихся песен).
Магадан (по материковским нормам заурядный периферийный город) был настоящей культурной столицей с большим молодежным контингентом, мощным контингентом чиновников и прочих начальников, служивым людом, рыбаками, небольшой пролетарской популяцией и мощной интеллигенцией. Высоцкий среди абсолютного большинства населения был непререкаемым авторитетом. Городской плебс предпочитал его юморную «серию», гнилая прослойка (и особливо прекрасный пол) любили песни с философской и романтической подкладкой.
ВСВ --- дитя ВМР (великой магнитофонной революции), которая разразилась подобно неконтролируемой буре на всем пространстве от Берингова пролива до Балтики). ВСВ --- дитя хрущевской оттепели и брежневского застоя. ВСВ --- герой быстро растущего городского плебса, получившего досуг и магнитофон, этот досуг заполнявший.
На ревую свою получку слесаря-сборщика на заводе «Счетмаш» я купил двухскоростную «Вегу», на которой довольно скоро принялся вокалировать и сам, наслушавшись бардов.
Высоцкого я полюбил, как и многие, еще не зная, что это Высоцкий, и благодаря Всесоюзному радио. Тот, кто еще не слышал, найдите на просторах Интернета запись радиоспектакля «Добрый человек из Мезуана». Шедевр Таганки, перенесенный Любимовым в радиоэфир, создает волшебное впечатление. И Высоцкий в этом практически неизвестном широкой публике спектакле не только играет три небольших роли, но и поет!
«Запрещенного» Высоцкого охотно заказывали и еще охотнее исполняли в ресторанах. Кабацкие лабухи относились к его творчеству вполне коммерчески, с особым цинизмом, но «Когда б вы знали, из какого сора растут цветы, не ведая стыда»… Высоцкий, если брать чисто христианские критерии, воспевал вполне базовые ценности: не убий, не укради, будь пристойным человеком. Ирония и самоирония --- инструменты, которыми Владимир Семенович владел виртуозно и беспощадно. Языковая вязь его текстов настолько изящна и сложна, что переводить песни Высоцкого на другие языки --- почти пустой номер. Потому и Пушкин с Лермонтовым плохо доступны для понимания «чужеземным мудрецам». Как говорил мастерски владевший русским языком Станислав Лем, переведешь на английский строчку «Я помню чудное мгновенье» и получится банальщина «I remember a wonderful moment». Исчезают магия и мелодия, остается только примитивная информация. То же и с Высоцким.
«А на нейтральной полосе цветы необычайной высоты» --- комок в горле, глаза щиплет, а в переводе на прухлянский или куало-лумпурский поэзия тает, как снег на жарком солнцепеке. Мама Высоцкого, говорят, больше всего любила и часто плакала, слушая «Охоту на волков». А о чем, собственно, эта баллада? «Долой советскую власть!» --- как нас уверяют всякие шендеровичи и ходорковичи? Высоцкий, хотя и не смог издать при жизни ни одной своей книжки, был прежде всего Поэтом, который всегда выше политической паранойи, всегда смотрит вперед, поверх правительств и режимов. Вот поэтому Высоцкий --- наш современник, не оставляющий Россию своей заботой и любовью.
Эльдар Рязанов, снявший великолепный биографический post mortem, упустил одну уникальную возможность. Там во время съемок на квартире Владимира Семеновича постоянно возникали «глюки» и «полтергейсты». Технически, это были всего лишь блики и отражения от стекол в шкафах или картинных рамках. В какой-то момент показалось, что это сам Высоцкий вернулся в свою квартиру и сейчас войдет в кадр и обратится к нам всем напрямую на правах хозяина. Загримировать актера --- минутное дело. Написать хорошее, доброе, сердечное обращение Барда к нам, живущим сегодня, трудно, но можно. И тогда это был бы не сюсюкающий, а взрывной финал, достойный памяти великого Высоцкого.
Пятигорск. Июль. Микрорайон «Белая Росшка». Трамвай поднимается по улице Патриса Лумумбы. На задней площадке два парня (студенты? Пролетарии? Солдаты в «гражданке»? обмениваются новостями.
--- Слыхал? По голосам передавали: вчера Владимир Высоцкий в Москве склеил ласты.
--- Да ты чё, охренел? А почему у нас никто не сообщает?
--- А кто их знает? Может, это государственная тайна. А может, настроение не хотят народу портить.
И точно. СМИ СССР про уход Высоцкого из жизни дружно промолчали. Через три дня купил на той же улице Лумумбы в газетном киоске газету английских коммунистов. «Морнинг стар» на первой полосе в правом нижнем углу напечатала лапидарно: «В Москве скоропостижно скончался певец, актер и поэт Владимир Высоцкий. Советский Боб Дилан». Смешно сравнивать несравнимое и устраивать посмертные рейтинги.
К первому сентября возвращался на Колыму через послеолимпийскую Москву, открытую наконец для граждан СССР. Приятель-дипломат по большому секрету показал две дюжины большеформатных фотографий. Похороны Высоцкого. Качество и точки съемки говорят о том, что фотографии делали профессиональные оперативники, а не репортеры. Больше всего запомнилась картинка, на которой внизу по улице несут к автобусу гроб, а на бетонном заборе десяток молодых москвичей, заняв стратегическую позицию следят за процессией. Кто-то из зевак курит, кто-то ест мороженое. Для них вся эта эпопея с Высоцким --- всего лишь модное, дефицитное зрелище, которым можно потом будет похвастаться за кружкой пива.
Приятель, убирая фотки в крафтовый конверт важным голосом прокомментировал: «Зп каждое из этих фото на Западе тысячу баксов дают!». Высоцкий как модный товар.
Возвращаюсь с семейством в Магадан, где Высоцкий «видел Ногайскую бухту и тракты. Прилетел туда не с бухты-барахты…».
Еще позднее скоропостижно скончался в Париже от сердечного приступа Джо Дассен. Тут уж постарались сообщить об ЭТОЙ большой потере ВСЕ наши центральные газеты.