П О С Л Е С Л О В И Е .
Ну вот, слава Богу, управилась.
Можно выдохнуть и заняться текущими проблемами.
Рассказ о Лукерье Михайловне начался с её истерического монолога о «потере себя» и закончился спокойным описанием обретения себя в новом статусе.
Фоном этих поисков стали многочисленные сюжетные линии, как в событиях от деревенских до мировых, так и в ассоциативных воспоминаниях длительного опыта работы следователем областного УВД.
Ни один мой текст не стоил мне столько нервов, сколько этот.
Разумеется, как нормальный автор, я указала в своем резюме на главной странице, что этот текст - «для своих». И указала, что подразумевается под словом «свои». Люди, которые лично знают меня. Люди, для которых значимы описанные в тексте проблемы.
Для всех остальных я навесила табличку «фэнтэзи», акцентировала её замечанием на первой странице «всё выдумано, любые совпадения случайны». Я была уверена, что нормальные читатели, увидев слово «фэнтэзи» и огромный объем текста, спокойно перейдут на другие мои работы, либо на других авторов.
В принципе, так оно и сложилось.
Какое же это «фэнтези», если нет ни эльфов, ни гномов, ни ведьм, ни мировых войн, ни зАмков, ни мечей, ни параллельных миров. Ни любви, ни секса, ни перестрелок, ни погонь, ни волшебных палочек, ни дремучих лесов.
У меня было две задачи.
Первую мне задала исполнительница роли Японки, вздохнув во время чаепития на кухне о трудности постижения ведущего узора своей личности. Я высказала ей своё мнение. Заключалось оно на тот момент, если коротко, в следующем. Человеку трудно быть цельным, потому что он несет в себе генетическую память предков. А у каждого поколения число предков увеличивается в геометрической прогрессии.
Вторая возникла после прочтения книги моего любимого автора, где он писал об окончании техногенной эры и о портальных полях. Даже расстроилась – насколько мои представления этой темы отличались от его конструкций.
Как говорит П.П.Бажов в «Каменном цветке», чужое похаять – дело нехитрое, а вот своё создать поди-тко попробуй.
Я решила попробовать. Для начала слила эти две цели в одну, и стала она звучать примерно так: подтвердить образом Лукерьи тезис «чем более целен человек, тем более адекватно он войдет в порталы нетехногенной эры».
Потом обдумала каркас сюжета, выбор действующих лиц и исполнителей.
Ни у кого из героев, кроме Антона и «Саида», не спрашивала, хотят они ко мне в проект или нет. «Саид» был рядом, после недолгих уговоров он согласился на использование своего образа в моей работе при условии, что будет обозначен именем сына.
С Антоном к началу работы над текстом мы не виделись где-то года два. Я позвонила ему на службу, попросила пригласить его к телефону, спросила, помнит ли он меня, на ты мы с ним или на вы. Он рассмеялся: «Тебя забудешь, пожалуй».
Узнав, по какому поводу звоню, тут же дал согласие на описание себя. Даже сказал, что сочтет за честь засветиться в моём тексте. Спросила, менять или нет имя, ответил: «На твое усмотрение». Не спросил ни о сюжете, ни о теме, хотя я порывалась рассказать ему об этом хотя бы в минимальном объёме. Как результат – первым стал предъявлять мне претензии, что над ним сослуживцы смеются, мол, не может уговорить женщину! А на фига ж ты сослуживцам доложил, что тебя в романе описывают?! Есть вещи, о которых договариваются на берегу! Я бы кого-то другого на эту роль поискала! В общем, не дотянул он до конца, и с подачи «Фёдора» срочно отправился во Вьетнам.
«Наталья Модестовна» умерла от тяжелой болезни еще до выкладки первых глав. Её смерть стала для меня шоком. Я переизбрала её на Нину Хороговну и принципиально оставила в живых. Править пришлось почти весь текст, со значительными изменениями сюжета.
Потом в проект ворвался пёс «Японки» и сожрал сосиску. Прогонять не стала, переписала полторы главы. Пёс остался до последних строк.
Друг Антона, «Федор», которого также изначально близко не было в тексте, стал читать, комментировать каждый вынесенный отрывок настолько своеобразно, что пришлось вносить его в проект.
Короче, немногочисленные «свои» еженедельно долбили меня замечаниями и событиями, жестко диктуя условия развития своего образа в описываемых мною обстоятельствах.
Я психовала, ибо постоянно приходилось менять от пары абзацев до целых глав.
Единственным человеком, кому очень понравился свой образ, и кто хвалил каждую мою строчку от первой до последней главы, стал «Саид». За это я простила ему всю боль и все обиды, которые копились несколько десятков лет нашего общения. Когда кто-то делает мне замечания по темам этого текста, я сразу же вспоминаю оценку Саида, и чувствую себя защищённой.
Итак, ВСЕМ - СПАСИБО.
Я очень рада, что наконец-то ставлю точку.
В качестве ЭПИЛОГА даю слово Лукерье Михайловне, пусть расскажет о том, как она сейчас живет.
Э П И Л О Г .
1.
С работы я уволилась.
Как-то очень быстро получилось, что меня взяли в паломническую службу при нашей епархии. Причем, без звонка Ксении Григорьевны. В зарплате я сильно потеряла, но мне было уже всё равно. Квартира - есть. Одежда-обувь - есть. Сыновья работают, парни самостоятельные. Кусок земли для работы, отдыха и пропитания - есть.
За зиму я посетила все однодневные маршруты, потом двух- и трёхдневные. Это дало мне возможность составить карту портальных полей нашего региона, установить, насколько это возможно, их технические характеристики.
К весне изучила всю литературу из списка Нателлы. Побывала в Болдырево, встретилась в доме культуры с местными жителями. Ответила на их вопросы.
На встрече присутствовала Наталья Модестовна. После окончания подошла, дружелюбно поздоровалась, пригласила к себе чайку попить. Я не отказалась.
Из её рассказа узнала, что после третьего обтирания, когда вода в принесенной мною баночке уже заканчивалась, она почувствовала непреодолимое желание провести ночь в той избе, где жила бабка Зарефа, а потом – я.
К тому времени она уже встала на ноги, потеряла двадцать килограммов веса и могла самостоятельно передвигаться.
Ничего никому не сказав, под покровом темноты пришла в пустую избу.
Болдыревцы почему-то ждут, что я вернусь в эту избу. Если кто-то из неместных выражает желание её снять, ему шепотом говорят, что там живет (труднозапоминаемое колгорское слово) - и после этого на избу никто не претендует.
Наталья Модестовна пришла туда поздней ночью, легла спать на одну из кроватей, и ей приснился сон, будто она легко, как в ранней молодости, спускается по откосу в Марфино ущелье и садится к источнику на траву.
2.
- Сижу, значит, смотрю в воду, как она струится, - рассказывала она мне. – А вокруг березы шумят. Даже те две гнилые, знаете, между которыми вода пробивается, даже они молодые, как я сорок лет назад. Сижу и думаю, но думаю не с горечью и болью, а как-то светло-светло. Вот. Прошла моя юность, дочки взрослые, внуки подрастают, а лес всё тот же, и березки будут для кого-то другого шелестеть, и пташки для кого-то другого петь. А мне от этого не больно, а светло, и радость какая-то тихая, что жизнь-то продолжается, молодые испытают свои радости и горести, старые уйдут с миром…
И вдруг, Луша, меня как насквозь мыслью пронзило: я же совсем недавно должна была уйти из этого мира, а не ушла. Задержала меня вода из светлого источника, значит вот сейчас, на этом месте я должна познать что-то важное, а потом прожить в нём подаренное мне этой водой время.
А вода струится, струится, журчит-шепчет о чем-то своём, и чистая такая, прозрачная …
Сижу и думаю, ведь я тоже в молодости была такой чистой, тело такое здоровое, никакой работы не чуралась ни в избе, ни в стайке, ни в огороде, ни на поле. Откуда гниль во мне эта взялась. От лекарей понаехавших, что ли… Ведь я крепко в жанзаковские темы вросла.
Видишь, я – местная. Пионеркой была командиром отряда, председателем совета дружины. Комсомолкой – тоже в райкоме комсомола работала, секретарила.
Зоотехником стала – меня все боялись, от председателя колхоза до последнего скотника на ферме. Потом поставили в сельсовет, ну а потом с Жанзаковым закрутилась карусель.
И вот смотрю я на эту воду и вспоминаю, что первая гниль на мне появилась, когда я дала Жанзакову согласие приглядывать за народными целителями и ихний бизнес организовывать. А дальше – чем больше денег, тем больше гнили. И с деревенскими-местными отношения хуже и хуже. Стоном стонали в деревне от этих съёмщиков изб и коттеджей. И от их клиентов.
И вот думаю я обо всём этом, вспоминаю.
Вдруг сзади веточка хрустнула, потом еще. Оглянулась – женщина стоит молодая, лет тридцати, в юбке-кофте из выцветшего ситчика, две жиденькие коски вперед через плечи перекинуты, босиком. И как-то сразу я поняла, что это есть невинно убиенная Марфа. И почему-то не стало мне страшно, вроде всё как так и надо.
- Здравствуй, - говорю,- Марфуша, подходи, присаживайся.
Она присела на траву напротив меня, сидим-молчим. А между нами вода струится.
Потом я ей говорю, ты уже прости, что мы сюда на шашлыки ездим. Неразумные мы. Тут у тебя горе смертное, а мы с пьяными песнями-плясками и водкой.
И знаешь, Лукерья, она стала тоже у меня прощения просить.
За что?- спрашиваю. А она мне: «А за проклятие моё! Не по-Божески это, людей проклинать».
Рассказала, как прокляла нашу деревеньку за нрав жестокий, что перед мужем никто за неё словечка не замолвил, что всей деревней осудили её побег из мужниного дома, что не схоронили её по христианскому обычаю, так и растащили дикие звери её косточки вместе с косточками ребятишек. Попросила отпеть её и детей, сказала, что за это икону подарит, которую из родительского дома с собой в Колгорию взяла.
Встала, подошла к березе, пальцем показала, вот тут говорит, я последний раз солнышко ясное видела, а возле той березы, где ты сидишь, младшего моего медведь заломал, и старшего родной отец жизни лишил, за то, что над моим телом рыдал и «мама-мамочка» кричал.
Наклонилась, достала из-под березы икону небольшую, да протягивает мне через источник. Я взяла, а икона даром что маленькая, размером в две ладони человеческие будет, вдруг какой-то неимоверно тяжелой оказалась, я не удержала, она выпала из рук прямо в воду.
Пока нагибалась, поднимала, выпрямилась, – а Марфы нету. И даже трава, где она сидела, не примята, будто тут её вовсе и не было.
Смотрю на икону – а там женщина, но не Богоматерь. Разобрала надпись – «святая блаженная Ксения Петербуржская».
3.
Когда Наталья Модестовна проснулась, за окном занимался рассвет. На прикроватной тумбочке в лужице воды первыми отблесками утренней зари переливалась влажная икона.
Вернувшись домой, дождалась, пока проснутся внуки и послала их за водой на источник. Теперь она пила её и обтиралась ею по СВОЕЙ воле.
Ступени её выздоровления наблюдала вся деревня. Люди впечатлились, потянулись к источнику. Один за другим в течение двух месяцев от разных заболеваний выздоровели еще пять человек, из них двое детей и одна женщина с онкологией.
Молва о целебном источнике быстро распространилась по всей Колгории. В Колгорске была всего одна православная церковь, оттуда-то и приехал батюшка.
Первой крестилась сама Наталья Модестовна, потом – Тася, потом еще несколько колгорок и один колгор. Несчастную Марфу отпели, отслужив заупокойную панихиду прямо в ущелье, благо батюшка оказался не только не старым, а еще и бывшим «погранцом» с неслабой физподготовкой.
Решили поставить в деревне часовенку во имя святой блаженной Ксении Петербуржской, поскольку именно её икона была обретена Натальей Модестовной.
Марсель Назырович, будучи атеистом, возил воду из источника на анализ сначала в лабораторию Колгорска, затем – в Москву. Получил на руки документ от ученых. Они обнаружили в ней какие-то редкие и полезные для здоровья минеральные соединения, что послужило основанием для разрешения на массовое посещение источника.
Нина Хороговна распорядилась расширить и почистить родник, чтобы воды стало больше. Возвели небольшую купальню в виде четырёх кабинок типа душевых с пластиковыми ведерками. Опасения, что ведра будут воровать, не подтвердились.
В конце концов, источник с купальней и часовенкой включили в сетку паломнических маршрутов федерального значения. Чему Нина Хороговна очень рада. И местные тоже, потому что паломники организованы экскурсоводами и выгодно отличаются от приезжавших ранее неорганизованных и часто безбашенных клиентов народных целителей.
Две гостиницы теперь круглогодично заняты паломниками, и это даёт неплохую прибыль местному бюджету. Настолько неплохую, что администрация сельсовета согласилась в ближайшей перспективе начать строительство небольшой церкви вместо часовенки. Тем более что ежемесячно в деревеньке принимают святое крещение одна-две семьи.
Наталья Модестовна во всех этих изменениях играет самую активную роль, демонстрируя завидное здоровье, незаурядные организационные и хозяйственные навыки. Ей активно помогает вся её большая семья, особенно внуки.
Помня своё общение с полупьяным участковым, я поинтересовалась, заменили его или нет.
Наталья Модестовна рассказала, что прислали тридцатилетнего парня с беременной женой и сыном детсадовского возраста. Парень местной веры, уехал в Колгорскую школу милиции после десятилетки, попал в группу, где было несколько православных ребят. Искупнулся с верующими на Крещение 19 января, и что-то понял, после чего принял православие, женился венчаным браком на русской девочке и вот с православной семьёй возвращается в родную деревню.
- Так что пьющего Аркадия Кузьмича заменили воцерковленным Артемием Алексеевичем, - заключила Наталья Модестовна и рассудительно добавила: - Верующий мужчина, да еще молодого возраста, в деревне нелишний. А если учесть, что он физически развит и умеет внятно молодым объяснить, ЧТО нужно ценить, а к чему прицениваться, - вообще дорогого стОит. Ирина Степановна, наша школьная директриса, души в нем не чает.
- Я считаю, деревня наконец-то зажила!, - говорила она, провожая меня до калитки. - День деревни теперь будем отмечать совместно с престОльным праздником Ксении Петербуржской, это 6 февраля. До обеда – молебен в храме с крестным ходом, после обеда – по обычному сценарию, с песнями, танцами, конкурсами, - на площади возле клуба.
Я только подивилась такому развитию событий. И порадовалась.
4.
Однажды, на излёте рабочего дня дверь в мой кабинет открылась, и я услышала женский голосок, показавшийся мне знакомым.
- Здравствуйте. Скажите, а в деревню Болдырево республики Колгория к источнику Ксении Петербуржской в этом месяце будет паломническая поездка?
Я подняла глаза на посетительницу и несколько секунд созерцала её, уже ничему не удивляясь.
Знакомое платье из натурального шелка в мелкий красный цветочек, перехваченное на талии тонким пояском, густые коротко подстриженные темно-каштановые волосы, карие глаза. Внимательно на меня смотрит, почему-то переминается с ноги на ногу и не решается сесть. Торопится куда-то? Куда, ведь не в середине рабочего дня зашла, а в конце… Ах, что ж я сразу не догадалась, у неё же…
- А где ваш дратхаар? – улыбнулась я.
Она так обрадовалась, что не поняла моей информированности:
- Что, с собакой можно? Соседка мне сказала, что с собакой к вам нельзя, я его в машине оставила, а он так боится быть один...
- Соседка вам правильно сказала, но вам - можно.
- Спасибо, я сейчас за ним сбегаю.
Убежала.
В нашем кабинете три стола, но мои соседки, к счастью, уже разошлись по домам, и никто не сделал мне замечания, что с собакой на территорию даже паломнического отдела храма всё-таки нельзя.
Они зашли оба, серый дратхаар бросился ко мне с радостным повизгиванием, танцуя всей задней половиной собачьего тела.
Тут она начала присматриваться ко мне повнимательнее. Даже прищурилась, чем еще больше стала похожа на Японку.
- Простите, мы знакомы? Собака вас явно узнала, я тоже чувствую что-то знакомое, но не могу вспомнить.
- Может, в процессе общения мы вспомним друг друга, - предположила я.- Итак, вы хотели записаться на паломническую поездку к источнику святой блаженной Ксении Петербуржской в деревню Болдырево республики Колгории? Почему именно туда?
- У меня мама заболела. Её подруга привозила из этого источника воды, маме стало легче. Я бы тоже съездила… Но не могу. Я просто хотела попросить, если можно, когда автобус поедет в Болдырево, привезти мне хоть пару литров... И если можно, требы заказать там о мамином здравии…
- А о папином?
- У меня папа некрещеный, он японец по национальности, так и ушел десять лет назад некрещеным, только в Троицкую субботу и поминаем его. Я бы…
Тут она запнулась. Я уже понимала, в чём дело.
- «Я бы сама съездила, но не с кем оставить собаку. Мама болеет, а мужу и сыну некогда. Муж занят на ответственной работе, а сын учится в ВУЗе. Да и больную маму надолго не оставишь».
- Откуда вы знаете? – она улыбалась.
- Я даже предполагаю, что вспомню ваше имя, - улыбнулась я ей в ответ. – Наверное, вас зовут Любовь.
- Да! Видимо, мы в самом деле знакомы. Но я не могу вспомнить, где и когда…
- Это не имеет особого значения. Люба, я помогу вам добраться до источника и обратно в кратчайшее время, вместе с вашей собакой. Только это будет не с паломническим рейсом.
Она согласилась. Оставила номер своего мобильного и ушла.
5.
Теперь нам предстоит много чего.
Тяжкие труды по оформлению цельности своей личности.
Информация, которую надо освоить, чтобы подготовить к ней наших родных и близких.
Научиться строить жизнь с минимальной зависимостью от благ техногенной цивилизации.
Но прежде всего нам предстоит подружиться. Не зря же в одну из наших болдыревских ночей было озвучено японское сказание: «если двое сошлись под сенью одной ивы – это неспроста, ибо значит, что крепко связаны они кармой предыдущей жизни».
Она станет первым человеком, а её пес - первым животным, кого я проведу через портал так же, как меня однажды провел Саид. Не думаю, что это будет трудным, коль у неё в крови уже заложен этот опыт, ведь её пятьдесят раз «пра» бабка по линии отца неоднократно приходила портальными путями в болдыревскую избу.
Так что, почему бы и нет?
6.
Если кому интересно, состоялся ли у меня разговор с мужем в день моего портального возвращения из Болдырева, мне останется только вздохнуть и сказать: нет, не состоялся.
Муж, привыкший не задавать лишних вопросов по работе, прошел со мной в наш дачный домик, мы попили травяного чая, поговорили о текущих бытовых проблемах. Потом я переоделась в рабочую одежду, взяла ведерко и отправилась с ним в огород продолжать копать картошку.
До сих пор не могу понять, хорошо это или плохо. Но в любом случае, разговор этот у меня еще впереди.
К О Н Е Ц