Жил-был циркач-гипнотизёр, который обожал разъезжать по пыльным улицам на своём старом горбатом запорожце. За то, что он всех гипнотизировал, его очень не любила милиция. Она переодевалась поздней ночью в кепки и треники и, грызя семечки, устраивала циркачу-гипнотизёру гоп-стоп в сумрачном переулке. Но и это не помогало, потому что милицию он знал преотменно и всегда гипнотизировал так, что милиция начинала думать, что она и есть гопники, боящиеся милиции в тёмном переулке, мимоходом наблюдая циркача-гинотизёра на запорожце. А поскольку менты оставались ментами, то, становясь гопами, они начинали друг друга бояться, и даже бить, и даже арестовывать и садить в следственный изолятор вместе с другими обезьянами в колпаках.
А гипнотизёр, меж тем, всё продолжал свой путь. Он остановил старушку и внушил ей, что она – лягушка, и старушка запрыгала вдоль по тротуару, забросив костыли в кратер варящегося Солнца. Старушку арестовал гопник, которого загипнотизировал циркач, внушив, будто он – милиционер, занимающийся нелегальным сбытом внеземных форм жизни. Следующей жертвой гипнотизёра был избран дуб дубовый. Он подумал, что стал колибри и воспарил столь высоко и далеко на небеса, что его потом космонавты вылавливали из верхних слоёв стратосферы по назначенной спецоперации спасения планеты от Армагеддона. Падая, он свалился как раз на того загипнотизированного милиционера, который считал себя самого гопом в момент его ареста тем самым гопом, что думал, будто бы он милиционер, державший на поводке старушку. Ну, вы понимаете! Ту самую, которая лягушка!
Следующей жертвой загипнотизированного гипнотизёра стал старичок – не видать ни черта из-под стёкол очёк! Он уныло хмурился в утренние газеты, разводя колонию тутовых шелкопрядов у себя в гайморовых пазухах. Циркач внушил ему, что он стал гусеницей, да не простой, а разводящей старика снаружи от себя. А ещё и шёлк прядёт к тому же! Этот дед был родным шурином троюродного дядюшки старушки-лягушки по материнской линии, и поэтому его арестовали также. А меж тем по улице проезжал Асфальтоукладчик. Он размазывал битум по новой поверхности, не оставляя от былой дороги и следа, даже надежды не оставляя на то, что хоть откуда-то проглянет вновь былая дорога.
Асфальтоукладчик был назначен коленвалом земной оси. Он крутил педали на трёхколёсном велосипеде и пел колыбельную Солнцу. Оно закатывало за горизонт бильярдные шарики очень точно и никак не желало садиться. Асфальтоукладчик вращал планету. На его костях держались страны, моря и океаны, на его ресницах прыгали зарницы, а зубы шлёпали, как рыбьи тапки прогнившего в песках Сахары карася. Ресницы Асфальтоукладчика любили циркача очень рьяно. Они лезвиями проходили по его ассенизационным каналам, вскрывая на поверхность весь ворох прошлых лет. Циркач в итоге сел на колени стрекозы, да так и остался там лежать, вызвав тотальнейший и глубочайший самогипноз в истории человечества.