…Сегодня пятница. Я проводила в школу Эльдара и иду кормить кота Кузьму, любимца и баловня Андрея и Марины. Они три дня тому улетели в Берлин, - у Андрея там конференция, а Марина решила отдохнуть там с ним и увидеться с Глебом: Глебка учится в Италии, во Флоренции, и на пару дней прилетит к ним в Берлин...
Скоро весна. Влажный ветер вместе с клубами сизого тумана несет с горы Кармель запахи цветущих трав. Уже почти четырнадцать лет мы здесь, а я все так же с радостью и удивлением отмечаю каждое цветущее дерево на моем пути, каждый оживший и распушившийся свежей зеленью куст, еще недавно сухо шуршащий пожухлыми листьями, сожженными летней жарой.
Вот уже второй месяц, перемежаясь редкими солнечными днями, льют дожди. В прошлую субботу было яркое солнце, чистое, без единого облачка, небо и ни малейшего ветерка. Утром долго, почти час, гуляла с Фифой.
Собиралась тихо затаиться, – только бы никто не позвонил! - провести день за вязаньем, у компьютера, с книгой... В свое удовольствие, в приятном одиночестве... Но, - как иногда бывает со мной, - вдруг спонтанно, не задумываясь, позвонила Наве:
- Приходи ко мне на обед!
- А ты не хочешь куда-нибудь поехать? - вместо ответа спросила она .-
Погода замечательная!
- Хорошо. А после пообедаем у меня! - и подумала: что-то Ору давно не слышно...
Звоню Оре:
- Привет! Как ты? Поехали с нами, - со мной и Навой, - погуляем, посмотрим цикламены, маки уже цветут... А потом на обед ко мне.
- О-кей! Только я позвоню Наве, договоримся, где встретимся,- с готовностью откликается Ора.
Люблю легких на подъем! Ведь еще только восемь утра!
Через час за мной заезжает Нава. По пути останавливаемся и они с Орой по телефону минут двадцать решают, куда ехать и где мы будем ее ждать.
- Едем к водопадам, пока там еще есть вода, - сообщает Нава.
Мне все равно,- к водопадам, так к водопадам, - как говорил мой начальник: нам, татарам, бара-бир!
Еще минут пятнадцать ждем Ору за городом, у бензоколонки. Становится жарко. Выходим из машины, прячемся в редкую тень жидкого скверика. Вот и Орина сверкающая, как елочная игрушка, красная «тойота». Ора долго выясняет у проезжающих водителей, как проехать к водопадам. Мы с Навой терпеливо ждем. В итоге - едем в кибуц, где живут сыновья Оры...
Осматриваем мемориал, установленный в кибуце ее сыном в память об отце, полковнике танковых войск, погибшем в войну Судного дня, - большой, овальной формы вулканический камень с вделанной в него черной гранитной плитой. Читаем стихи, сочиненные Орой... Возле камня цветут свежепосаженные деревца. Рядом поляна с каменными столами и скамьями. Сразу за поляной поднимается покрытый яркозеленой молодой травой холм с редкими серыми спинами каменных валунов. Нам с Навой хочется туда, в эту весеннюю роскошь. Ора не изъявляет желания идти с нами, ей уже хочется в поселок, к людям, к машине.
А мы с Навой в веселом азарте, кряхтя и постанывая, перелезаем через невысокую ограду из труб и по козьей (и вправду – козьей!) тропинке поднимаемся на вершину холма. Местами тропинку перекрывают колючие ветки дикой малины. Они только-только покрылись мелкими, темнозелеными и тоже колючими листочками. В траве алыми глазками проглядывают маки, белеют звездочки подснежника, желтыми шариками светятся одуванчики.
Мы переходим с холма на холм, спускаемся на узкий проселок. Он ведет нас к воротам в ограде. На воротах тяжелый амбарный замок. Ищем в ограде дыру, -возвращаться назад не хочется. Вокруг никого. За оградой цветущий фруктовый сад. Уже испытанным способом переваливаемся через трубы и буквально сталкиваемся с Орой и молодой стройной женщиной, за руку которой держится девочка лет трех с длинными светлыми вьющимися волосами и голубыми глазами.
- Знакомьтесь, - говорит Ора, - это моя невестка, - Яэль, а это внучка, Тамар.
- Шалом, Тамар – я протягиваю девочке руку. – Ты не Тамар, ты – Дюймовочка!
Яэль сияет красивой белозубой улыбкой.
- Ну, вы как дети! – корит нас Ора. - Через ограду! Такое солнце! Наве нельзя столько по солнцу ходить. И тебе, Светуш, тоже! В твоем возрасте! Вон какая красная! - и добавляет: - Поехали ко мне обедать. Тивон тут рядом! (Она живет в Кирьят-Тивоне).
Уже ехали к машине Навы, - мы оставили ее на въезде в кибуц, - когда позвонили Оре на мобильный. Долго слушали его позывную песню, пока искали у меня под ногами Орину сумку, затем в три руки шарили по ее закоулкам, пока не сообразили, что телефон надрывается в кармане в жилете, у Оры на боку!
- Это Яэль, - повернулась к нам Ора, - она приглашает нас в хедер-охель. Пообедать. Пойдем? – смотрит на нас.
Хедер-охель - это столовая, в кибуце она общая. Здесь можно членам кибуца завтракать, обедать и ужинать. Как говорится, - все включено. В шабат можно пригласить гостей, конечно, не взвод, но в этот день, - а он праздничный, - в хедер-охель могут отобедать еще человек двести! - поясняет Ора.
Конечно, пойдем! Нам же интересно!
Широкая парадная лестница прямо от зеленой аллеи ведет на второй этаж большого современного здания. Такая же лестница опускается справа от аллеи к первому этажу. Вспоминаю: мы здесь были с Орой и Машей почти пять лет тому, когда в зале внизу, на первом этаже, смотрели выставку Ориных работ, - ей тогда исполнялось семьдесят (Ора рисует и вышивает картины).
Проходим через два просторных светлых зала : множество столов, покрытых белыми льняными скатертями с пирамидками накрахмаленных салфеток и букетиками свежих цветов, - шабат!
На раздаче - «шведский стол». Из обслуги – никого, - все приготовлено еще вчера,- сегодня только слегка подогревается на электроподдонах. Первые, вторые, третьи блюда. Набирай сам, сколько хочешь. Все очень вкусно...
С нами Яэль и Тамар. Пока едим, я с интересом рассматриваю все вокруг. Потолки очень высоко, стены окрашены в теплый, светлокоричневый цвет. Картины, большие фотографии из жизни кибуца, чеканки... Окна от пола и до потолка. Очень чисто, свежо, совершенно не чувствуется запаха «общепита»…
- Ну, как? В Тивон? – спрашивает Ора, когда мы рассаживаемся по машинам.
Какое там - в Тивон! Солнце и вкусная еда разморили нас полностью. Скорей бы домой,- добраться до душа и постели...
Как и прежде, Ора штурманом едет впереди, почти не сбавляя скорости на поворотах. Мы, помедленней, за ней. На светофоре, остановившись на красный, Ора прощально машет нам рукой в открытое окно и поворачивает направо, в Тивон. Нам с Навой прямо, - в Хайфу.
Обе они очень разные. Нава молчаливая, улыбчивая, всегда очень спокойная. У нее в машине говорю я. Она внимательно смотрит на дорогу и в пол -уха слушает мой корявый иврит. Смеется, когда рассказываю байки и анекдоты, помогая себе выразительной пантомимой.
Нава моложе нас, она еще работает, - детский психолог в мерии Нагарии.
Выгуливая Фифу, я каждым утром напротив своего дома видела, как худенькая светловолосая женщина тщательно моет маленькую белую машину. Мы с Фифкой проходили по тротуару мимо нее и я ловила на себе внимательный взгляд больших голубых глаз. Мне было как-то неуютно от этого холодного, (как мне казалось), изучающего взгляда."Вот, наверное, думает: понаехали тут... Не любит нашего брата - репатрианта..." - думала я. Однажды днем повстречала ее на почте, рядом с моим домом. Она так же внимательно посмотрела на меня и вдруг, улыбнулась:
- Бокер тов! (Доброе утро!) - услыхала я и, запнувшись от неожиданности, ответила:
- Бокер тов...
Следующим утром она уже с улыбкой встречала нас с Фифой.
- Я думаю, уже пора познакомиться, - сказала я и назвала себя.
- Нава, - все так же улыбаясь, - ответила она.
- Приходи ко мне на чай, сейчас, - позавтракаем, - пригласила я.
- Хорошо, вот только закончу, - она кивнула на машину.
Вот так, без всяких "церемоний", мы подружились. И дружим до сих пор. Нава часто звонит, забирает меня по субботам, ранним утром, в лес, на гору Кармель, или едем с ней в Акко, в Кейсарию. Каждую весну делаем "выезд" к цветущим цикламенам, к полянам, усеянным красными маками. Я с фотоаппаратом, - Нава терпеливо, молча сопровождает меня, ждет, пока я "натешусь"...
Я познакомила их с Орой, и теперь мне приятно наблюдать, как они нежно, трепетно относятся друг к другу и при встрече не могут наговориться.
Ору я зову «Шумахером». Она любит скорость, безумолку говорит за рулем: со мной, по телефону, кричит вслед обгоняющим ее водителям: Шлемазл! Кибенимат! А обгоняя, может и погрозить в окно жестом руки. Для меня это шикарный спектакль!… Поездка с ней, - это ни с чем не сравнимое удовольствие! Ора очень напоминает мне мою свекровь, только в другом, усовершенствованном, исполнении… Слова: «проститутка, курва» она произносит совершенно обычным тоном, как «здрассьте-пжалста», но всегда к месту, с прекрасным гортанным «р-р», их и не сразу распознаешь!
Кстати, о русском мате в иврите. Он здесь существует на полных правах, правда, немного измененный по звучанию на местный лад, но вполне понятный. Когда я жила уже во второй своей квартире, «представительской», как называл ее Максим, соседкой на первом этаже была интеллигентнейшая женщина, уже очень преклонного возраста, преподававшая раньше в средней школе, - Адаса. Она приходила ко мне просто посидеть, поговорить, приносила к чаю угощение - сдобные сухарики, которые делала сама. Часто рассказывала о своей семье, о братьях. И вот в ее рассказах я на слух ловила, но поначалу не могла понять, что это значит: кибенимат… кибенимат… Смысл этого словообразования пояснил Максим… И еще об Адасе. Вскоре ей стало совсем плохо и дети хотели определить ее в бейт-авот (дом престарелых), очень хороший, богатый, ведь Адаса была далеко не бедной. Но она воспротивилась: из своей квартиры никуда не уйду. И вот, зайдя проведать ее через пару дней, я увидела у нее маленькую смуглую женщину в длинном узком платье темновишневого цвета. Черные, с проседью, волосы были заколоты на затылке тугим пучком.
- Это Фатхия, - сказала Адаса, - она теперь живет со мной.
Оказалось, что Фатхия – арабка, они дружат с детства. Их семьи жили в одном дворе в нижнем городе Хайфы, на Адаре. Фатхия уже на пенсии, она моложе Адасы и услыхав, что подруге плохо, сама вызвалась помочь ей… Мы подружились с ней, и Фатхия теперь часто забегала ко мне, уложив Адасу в постель. Когда Адаса уже не могла вставать, я приходя к ним, видела ее в чистой постели, аккуратно причесанную, с розовым маникюром на руках. Это все делала Фатхия. Она приводила ко мне свою дочь, и я перешивала на нее по фигуре платья, доставшиеся от старших сестер.
Фатхия никогда не жаловалась на жизнь, но чувствовалось, что семья у нее большая, а достаток мал, и она с благодарностью принимала вороха одежды, которые привозила Ора…
Когда Адасы не стало, Фатхия какое-то время еще изредка приезжала ко мне, - пошить, перешить, а то и просто поговорить. А с переездом на новую квартиру я и вовсе потеряла ее из виду.