Я смотрел, как по небу пронзительной голубизны ко мне приближается маленькая светящаяся точка. Эта точка казалась здесь единственным свидетельством существования человеческой цивилизации где-то на материке. В лучах солнца она сначала поворачивалась одним боком, начиная мерцать яркой бронзой, затем же, развернувшись другим, становилась подобна тёмной птице, парящей перед грозной бурей над океаном и несущей эту бурю у себя где-то запазухой. Рядом стояла, задумчиво и чуть тревожно вглядываясь в тёмные воды, моя относительно недавняя знакомая Эйприл Лэйкстим, как-то странно поблёскивая окулярами своих толстых бронзовых очков, сомкнутых тяжёлыми полукружиями вокруг искристых стёкол перед её глазами, казавшимися просто огроменными.
- Итак, на чём мы остановились? - я внимательно посмотрел на Эйприл, а затем, развернувшись к морю, поднял плоский белесый камешек и запустил его скакать по воде чуть ли не до самого горизонта.
- Мы остановились на том, как ты попал на Острова Дождя...
- Ах, да, было дело, но, пожалуй, я слегка сбился, поэтому начну своё повествование с самого начала, - я присел, устроившись поудобнее на большом покатом валуне.
Волны лизали берег моря, освежающе дул легчайший бриз, а на границе обзора, там, где полоса ярко светящейся зеркальной воды переходила в акварельное небо, точно размазанное чьей-то детской небрежной рукой, плыл лучисто-светлый фантик умиляюще маленького кораблика, бодро кричали чайки, сахарно-белые, как летающие над головой кусочки рафинада, над которыми нестерпимо пекла духовка солнца, готовя на свой космический ужин праздничный каравай из теста планеты.
Но я был всё тем же, хоть и казалось, что уже прошли целые годы странствий. А на деле, всего-навсего месяцы после того, как я, не без гордости отмечу, весьма неплохо разобрался с культистами князя Бориса в Сверлограде, столице Рифейского княжества. По окончании вверенной мне детективной миссии, Его Царское Высокопревосходительство соорудило экспедицию дипломатического толка, отправив меня на Острова Дождя с особым указанием учиться уму-разуму да постигать новое физическое знание о паровых механизмах, в коих местные цивилизованные аборигены ведали немалый толк...
- Сперва добирался спецрейсом аж до самой Северной Галлилии, - продолжил я повествование лично для Эйприл, перейдя на бритландское наречие, - а оттуда, как водится, на рейсовом цеппелине через пролив Ля-Мон. Припоминаю, как точно так же, сидя на берегу пролива, разделяющего ваши страны - Бритланд на Островах Дождя на севере от Галлилии на юге, я, затаив дыхание, выжидал, когда появится этот удивительный воздушный транспорт, ибо никогда ещё в жизни не доводилось мне летать ни на чём подобном.
И вот, цеппелин появился тем самым образом, что столь привычен для ваших глаз: сначала возникла чёрно-блестящая точка агрегата, обратившаяся затем в вытянутую сигару наполненного воздухом матерчатого баллона. Он приближался неимоверно быстро, буквально ежесекундно увеличиваясь в размерах, но для меня каждое мгновение растягивалось во времени, пожалуй, в сотни раз. И когда он весь, блестящий, новенький, с тяжёлой металлической кабинкой, прицепленной снизу и скреплённой заклёпками, приземлился почти у самых моих ног, я был вне себя от восторга и, спустившись поближе к новоприбывшему агрегату, крайне внимательно изучал каждую деталь удивительного летучего устройства.
В нижней части цеппелина, как уже было сказано, располагалось нечто наподобие лодки-кабинки, только «лодка» состояла из латунных, бронзовых и чугунных частей. На корм`е её что-то побрякивало, гудело и периодически выпускало облака пара, добавлявшиеся к настоящим облакам, взлетая во всё ту же поразительно насыщенную лазурь выси над головой, куда мне и самому вот-вот предстояло воспарить вместе с баллоном летательного аппарата, заполненным горячим воздухом.
Наконец, вдоволь навосторгавшись, я решил взойти на борт, где меня проводили в достаточно уютную каюту-купе, оформленную резными по дереву и коваными с позолотой произведениями искусства, гармонично вписывавшимися в интерьер, и лишь тогда я, забывшись, устало заснул в преисполненности чувств беспробудным сном и проспал весь перелёт над проливом, очнувшись уже по приземлении в столице Бритланда - Темзвилле. Столица оказалась городом с довольно странной архитектурой: всюду возвышались большие красные кирпичные здания, которые ни на йоту не напоминали прекрасные, точно новоиспечённые тортики, ансамбли великоновгородских шпилей.
Первым делом, мне предстояло влиться в «большой свет». Конечно же, ни для кого не было секретом, что иностранные послы должны содержаться все вместе - и желательно подальше от власть имущих и от их секретов, ибо ни одна уважающая себя страна не желала допускать заграничных дипломатов до дел хотя бы некоей государственной важности. А бритландцы науку использования пара во благо производства рассматривали не иначе, как именно то самое дело особой государственной важности и высокой степени секретности. Эту-то преграду мне и предстояло преодолеть.
Выйдя на улицу и переодевшись, как подобает разгуливать в Темзвилле человеку из большого света, я шёл, слегка помахивая газетой, дабы отогнать от себя в`олны аномальной, просто небывалой для здешних краёв жары. Обойдя весь стольный град за весьма и весьма короткий срок, причём чуть ли ещё и не по нескольку раз, я периодически то там, то сям натыкался на яркие, цветастые, хоть и исполненные в строгом стиле объявления о разнообразных званых обедах, приёмах, балах и прочих увеселениях благородного общества, приближенного к монарху, которые бы не позволили этой чопорной аристократии совсем уж скиснуть и заплесневеть от небывалой скуки, произливающейся с туманно моросящего неба.
Была лишь одна небольшая проблема: мне всё никак не удавалось найти такой званый обед, ужин или бал, чтобы для его посещения не требовалось официальное приглашение иностранцам или же прочим людям незнатных сословий. И - о, чудо, мои поиски оказались вознаграждены - на одной из арок висело объявление именно о подобного рода мероприятии. Вероятно, королева Островов Дождя, решила продемонстрировать обществу свою современность и, хоть в мелочах, но пойти супротив ретроградства вековых законов, чуть приотворив завесу собственной тайны для вассалов не столь близких ей земель, равно как и для послов разных стран, с которыми волей-неволей приходилось как-то считаться.
Для царящих в Бритланде гипертрофированно консервативных порядков это решение королевы нельзя было расценивать никак иначе, кроме как революционно-передовое, ставшее пригласительным жестом доброй воли и дипломатического благорасположения. Не медля, я стал собираться на званый обед и готовиться к нему, закупив все необходимые атрибуты строгой одежды, которые могли бы пригодиться для участия в пышном празднестве.
Вскоре, услышав цокот копыт, раздававшийся гулким эхом по мостовой, я увидел, как ко мне приближается заказанная на ничем не стеснённые средства дипломатической командировочной, роскошная расписная карета со столь же блестящими гнедыми жеребцами, покрытыми жирно-перламутровой, почти что зеркальной шерстью, и выстукивающими в промежутки мостовой, образующимися между плотно уложенными камнями, звонкий звук цокота своих стальных копыт. До бала оставалось всего ничего - часа два с половиной или около того, и поэтому я решил немного прокатиться по городу и поглазеть, что же, собственно, происходит вокруг уже не с точки зрения пешехода, а с точки зрения пассажира.
А происходило следующее: повсюду шли высокие и стройные, но какие-то слишком уж однообразные личности в серых фетровых шинелях и опутывающих голову, подобно индусским чалмам, узкополых вытянутых цилиндрах угольно-чёрных котелков. При внимательном рассмотрении лица столичных господ казались брезгливо перекошенными, точно их собственные мысли, к которым все эти джентльмены, очевидно, ежесекундно обращали внутренний взор, доставляли им истинное неудовольствие, или же в их жизни было нечто такое, что они всенепременно должны были выполнить, однако очень и очень не желали этого делать. Или даже вид города Темзвилля настолько опротивел своим жителям всей этой высотно-кирпично-заводчатой каждодневностью, что они только и мечтали, как бы поскорее выбраться на идеально ухоженные пронзительно пасторально-зелёные лужайки близлежащей сельской местности. А может, и всё вышеупомянутое, вместе взятое, было вполне правдиво и справедливо в отношении темзвилльцев.
Некоторые из сих господ и их леди, вычурно-разукрашенные, как приторные марципановые тарталетки, ездили на небольшого размера престранных механизмах, представлявших собой компактные диванчики или кресла, с обеих сторон которых поднимались тяжёлые латунные колёса аршина с два высотой, а сзади попыхивал, нагреваясь до температуры кипения воды, гулкий котелок. Управлять же такой машиной нужно было с помощью некоего подобия капитанского штурвала.
По вечерам, а уже как раз и наступал вечер, в окнах загорался тусклый, но всё же всенепременно электрический желтовато-оранжевый свет. Над головой, с ветром и свистом, то и дело проносились шаткие, будто готовые грохнуться оземь каждый момент, маленькие личные дирижабли зажиточных темзвилльцев, а по широкой реке ходили столь же широкие и, по-видимому, невероятно тяжёлые корабли, мерцавшие блёклыми огнями своих маячков и отливавшие маленькими выпуклыми мутно-стеклянистыми кругляшками иллюминаторов, пялившихся из каютных кабинок подслеповатыми глазищами, как глубоководных хищников. Иные же из джентльменов, похоже, не очень-то желали передвигаться по столичным улицам пешком или на диванных машинках, тогда они взмывали в воздух на треугольных механических крыльях, несомые всё той же вездесущей тягой горячего пара и мыслью гениальных инженеров-конструкторов здешних мест.
Вот человек достаёт из кармана некий агрегат. Я остановился и решил побеседовать с незнакомцем. Он, в свою очередь, испуганно посмотрел на меня, но признав во мне заинтересованное, а возможно, даже и учёное лицо, несмело улыбнулся и предоставил возможность рассмотреть чудесный прибор. Устройство занимало всю его ладонь, было округло, а с выпуклой стороны под толстым-претолстым стеклом вращались крупные тяжёлого вида узорчатые стрелки из тускло-золотистого металла. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в приборе сокрыт одновременно барометр, термометр, часы, компас, гигрометр, да и ещё весьма немало всего собрано воедино. Внутри что-то гулко стрекотало, позвякивало, отзывчиво ударяло о полукружие медного корпуса, уверенно лежавшего в руке господина, постукивало, бряцало: двигались шестерёнки, разворачивались пружины, пощёлкивали и стрекотали стрелки.
Господин снял котелок и сам заскрипел точно так же, как скрипели его необыкновенные часы. Он был очень высок ростом, и когда передвигался, то складывалось противоестественное впечатление, даже скорее уж ощущение, что ноги этого джентльмена - сущие ходули - раскачивались в разные стороны, никак не находя себе однозначного положения. Человек чуть поклонился, стеклянисто взглянул на меня, поправил пенсне, и представился по-бритландски: «Сэр Роберт Айронбёрд к Вашим услугам». Всё его тело при поклоне необычным образом пожужжало. Я удивился, конечно, произведённому сэром скрипу, но не придал этому факту особого значения, да и в тот момент времени ум мой был пытливо увлечён вопросами совершенно другого рода.
- Чем могу быть Вам полезен? - задал мне вопрос сэр Роберт.
Я ему показал маленький буклетик, найденный мною рядом с объявлением о свободном входе на бал, сопроводив сие действие последующими словами:
- Не изволите ли Вы, сэр, также посетить сие мероприятие? Мы смогли бы с Вами за чашечкой вечернего чая и приятным лёгким угощением поподробнее обсудить перспективы развития машиностроения в Вашей стране.
Тогда я назвал джентльмену собственное имя и объяснил, что вижу в нём человека инженерного склада ума или, хотя бы, интересующегося, и, пожалуй, сумел бы оказать какое-нибудь содействие в его изысканиях и начинаниях, так что, вполне возможно, мы бы могли быть друг другу весьма и всецело полезны. Сначала по бледному лицу сэра Роберта, передёрнутого от перекошенного намёка на улыбку, проскользнула волнистая тень закономерного недоверия к незнакомому иностранцу, но уже буквально спустя несколько мгновений, он, смачно крякнув какими-то внутренними вибрациями, согласился посетить вместе со мной мероприятие, организованное для дипломатии и младших вассалов.
Затем я пригласил сэра Роберта к себе в карету, и, спустя буквально четверть часа, мы уже подъезжали ко дворцу, возле которого жужжащими шестернями вращались красивейшие из фонтанов, которые мне когда бы то ни было доводилось видеть в своей жизни. Вокруг нас слетались пренеобычайнейшего облика механические шары. Они имели уникальное свойство неожиданно появляться на большой скорости, резко ниспадая откуда-то почти из-под самых облаков затем лишь, чтобы резко остановиться возле мостовой, выпуская из глубин себя густые облака горячих струй тумана. Вокруг из-за движения шаров и работы их механизмов было влажно, душно и жарко.
Внутри агрегатов поблёскивали маленькие окошечки, за которыми практически ничего не было видно, вся же остальная их медно-бронзово-оловянная со стальными заклёпками обивка - а из этих металлов здесь, казалось, была сделана вся окружающая техника - состояла из тонких квадратных пластин размером сантиметров двадцать пять на двадцать пять, соединённых друг с другом чуть сплюснутыми, но такими же полукругло выпячивающимися наружу заклёпками.
Летательные аппараты, спустившись до каменистой мостовой и, зависая на пару секунд на паровых струях, откидывали с правой и с левой стороны от себя вытянутые трапы, образованные из спускающихся вниз стенок, и эти трапы неожиданным для самих себя образом оказывались теми широкими и продолговатыми ножками, на которых летательные агрегаты могли надёжно стоять после полной остановки механизмов, поддерживавших летательные шары в воздухе.
И чего здесь только не было! Некоторые знатные господа проносились на огромных трескучих трёхколёсных велосипедах, другие спускались на тех же столь широко распространённых под местными облаками летательных треугольниках-крыльях, третьи выходили из парящих сфер, четвёртые дамы и господа подгоняли прямо ко входу во дворец маленькие маневренные дирижабли, пятые, отскакивая, подскакивая, дребезжа и трясясь гулкими зычными и звучными механизмами, подкатывали ко дворцу на компактных размеров агрегатах, прозванных в здешних краях автомобилями. У этих автомобилей вырисовывались продолговатые багажники и столь же вытянутые вперёд, точно клювы хищных птиц, несоразмерно большие и высокие капоты, которые, казалось, закрывали местным возницам весь обзор дороги.
Внезапно свет померк, будто огромная туча закрыла солнце. Но это всего лишь был расписанный разноцветными узорами, цветастыми фруктами, ягодами, лозами винограда и условными видами далёких синеватых гор, отдалённо напомнивших мне родные Рифеи, цеппелин Её Величества Бритландской Королевы Эннэлайзы Мэри Льюси Хелен VII. Цеппелин приземлился на специальной полукруглой площадке, от которой вниз спускались металлически шуршащие, чуть покрывшиеся тёмно-зеленоватым оксидом, эскалаторы из медного сплава, позволявшие королеве, не сделав ни шагу, грациознейшим образом передвигаться по атласно-алой дорожке, являвшейся продолжением эскалатора, в сторону своего величественного многоэтажно-помпезно-возвышенного дворца.
Вокруг нас произрастали причудливых форм стриженые деревья и кустарники, изображавшие какие-то диковинные механизмы, исполинские шестерни, часы, измерительные приборы, стрелки, поплавки, часовые пружины, гироскопы, мелкоскопы, дальскопы, политоны и совсем уж неведомые мне дотоле, да и сейчас не вполне понятные нагромождения изваяний, сотканных из листьев и всевозможных благоухающих цветов, складывающихся в целые картины, изображающие жизнь и облики прошлых государей и государынь Островов Дождя, и картины эти растягивались на многие десятки метров на колышущихся полях элитных клумб и редких тропических бутонов.
Королева, доехав по эскалатору парадной дорожки под распухающие на небе огненные орхидеи фейерверков и устрицы рук людских оваций, сделала широкий пригласительный жест в торжественный зал. В следующий же миг личные камердинеры Её Величества поставили перед ней маленькую гусеничную платформу, на которую он взошла, сделав всего лишь один маленький шажок своими, почти незаметными с такого расстояния, тонкими ножками. Её пышные одеяния оказались столь велики и безразмерны, что гусеничная платформа тотчас же скрылась под опахалами многослойных монарших платий, а спустя ещё пару мгновений, и сама королева скрылась где-то в праздничном мерцании бального зала.
Мы все, встав на эскалаторную дорожку, последовали за королевой, и, спустя всего лишь одну или две едва заметных минуты, оказались в тусклом поблёскивающем мерцании угольно-электрических ламп, помаргивающих торшеров и пылающих нарядов викторианского вида. Повсюду заискрилось пышное великолепие. На сцену вышли музыканты. Поначалу они все урчали и пыхтели, но, наконец, собравшись воедино, грянули оркестром быстрой и торжественной гимновой музыки.
Их смычки сферически вращались вокруг струн, кружащихся со столь же невыразимой скоростью, издавая пиляще-скрежещущий звук. Трубы музыкантов, гудящие откуда-то из нутра котлов, казалось, обращались к самым глубинам души, а свистящие отзвуки клавишных били по барабанным перепонкам звонкими тарелками волнистых звуков и пригвождающих отзвуков, взрывающихся сериями эпопей новых кульминационных апофеозов этого невероятно маскарадного и столь же невозможно торжественного действа.
Сэр Роберт, лёгким движением едва коснувшись моего рукава, повёл меня к самому дальнему из столиков, казавшемуся островком спокойствия средь всей этой празднично-вычурной великосветской суеты. За столиком неспешно вели мирную беседу джентльмены, выглядевшие так же необычно, как и сам сэр Роберт. В их облике было что-то общее, неповторимо сходное, делавшее их одинаковыми, почти тождественными друг другу, будто бы все они были братьями, если и не близнецами или двойняшками, то уж погодками - точно.
Все эти господа оказались чрезвычайно вытянутой комплекции астенического вида, у каждого на лице присутствовали очки или пенсне, а из карманов выглядывали краешки причудливых часов на длинных желтовато-блестящих тяжёлых цепочках. Широкие брюки древесного вида были подпоясаны у этих господ тоже широкими, вполне подходящими для брюк, ремнями древесно-кожистого цвета с узорчатыми вставками застёжек, а чёрные лаковые сапоги заканчивались острыми носками с металлическими клювиками начищенных до блеска титановых пластин.
На головах все эти чудаковатые люди носили не просто шляпы, а, казалось, целые шлемы со множеством крутящихся и вертящихся пружинчатых устройств. Белые же рубашки с надутыми складчатыми рукавами и огромные галстуки-бабочки и пышные шарфы ярких попугаистых расцветок, довершали то неповторимое сходство облика, которым эти несомненные аристократы, чем-то неуловимо отличаясь в мелочах, очень сильно походили друг на друга и чуточку - на всех прочих людей, присутствовавших на тот момент в богато изукрашенном благородном зале блестящих танцев и безостановочных вертящихся и кружащихся в такт музыке плясок, принятых на королевских приёмах и балах. Перекрикивая свистящий шум оркестра, сэр Роберт Айронбёрд попросил меня обратиться к теме обсуждения. Я тотчас же заприметил, что на столике, перед которым стояли господа, заинтересовавшие меня своим необычным обликом, были аккуратно размещены отнюдь не яства. Там лежали какие-то странные пергаментные чертежи и полуразобранные приборы не вполне ясного предназначения.
Я подошёл к столику. Один из чудаковатых людей поднял очень внимательные ясные глаза под толстенными окулярами очков в перламутрово-черепаховой оправе и протяжно, точно пережёвывая каждое слово, произнёс с гулким одышечным придыханием, доносившимся, как из оцинкованного ведра, будто бы передо мной очутился мучимый одновременно ожирением, астмой и тахикардией легкоатлет, пробежавший стометровку в соревновании на время: «Вижу в Вас большую заинтересованность... Быть может, Вы поможете разрешить нам дуалистический спор по поводу дилеммы конструкций?»
Действительно, в чертежах была, похоже, допущена малозаметная ошибка, какая-то странная нестыковка самого наимельчайшего рода. Я всматривался и всё никак не мог ясно уразуметь, что же там действительно изображено. По всем физическим показателям, механизм, вычерченный точными штрихами на тонком пергаменте с чуть загнутыми краями, работать никак не мог, но всё же я высказал возникшую у меня в сей дивный момент мысль о том, что если добавить ещё парочку клапанов и заменить несколько резиновых вкладок на имеющие б`ольшую толщину и, соответственно, больший запас прочности, то существование, а главное - прагматическое использование функционирующего агрегата видится вполне даже возможным.
Один из джентльменов в котелках подпрыгнул, словно кузнечик, лишившийся вдруг опоры во время шторма на корабле, и воскликнул: «Ну конечно, конечно! Эврика! Мы построим, построим наш знаменитый perpetuum mobile, надежду и вершину научной инженерной мысли современности! Вечный двигатель! А почему бы нет? Почему нет?..» Тут он понурился, вжав голову в плечи, как простуженный чижик, странно и заговорщицки переглянувшись с коллегами по столику, и затем осторожно повторив, но уже вполголоса, точно бы опасаясь слежки: «Хм, действительно, а почему бы и нет...»
Все тотчас попытались замять тему случившегося разговора. Я подумал тогда, что эти люди, конечно же, имеют право на какие-то свои собственные секреты. Но время шло, мы продолжали переливать из пустого в порожнее, внимательно разглядывая чертежи, подправляя, стирая, подписывая элементы нарисованных паровых агрегатов, а вокруг нас под грохот бальных танцев всё кружились и кружились пестрые экзотические наряды и воздушные платья редких фасонов, словно натянутых на поверхность огромного пузыря - и в вершащемся карнавальном безумии тонули наши возгласы конструкторского восторга изобретателей и первооткрывателей.
Мы, точно погруженные в батискафе куда-то глубоко-глубоко, почти на самое дно океана, наблюдали чудесные сцены из параллельной жизни, не имеющей к нам практически никакого отношения. Да и действительно, зачем нам теперь разделять их аристократически-возвышенный пафос великосветских утех? Пусть себе веселятся! Даже королева, которой всегда положено было соблюдать должный этикет монархического поведения, совершенно неожиданно развеселилась и начала делать пританцовывающие движения, впрочем, не сходя со своей танковой платформы.
Неожиданно, мы все интуитивно почувствовали мурашками по коже, что за нами и взаправду наблюдает некто незримый. Мы оглядывались, переглядывались, но чувство давящего взгляда никак не давало нам покоя. Прошло совсем немного времени, и из толпы кружащихся нарядов выделилась высокая и стройная фигура. Ею оказалась женщина неопределённых лет и, в общем-то, весьма незапоминающейся средне-сероватой внешности. Единственное, что бросалось в глаза, так это крайне высокий рост, бледность черт лица и худоба. Во всём её естестве и во всех движениях проявлялось нечто насекомое, противоестественное и механическое одновременно. Фигура подошла, чуть преклонилась перед нами, словно делая реверанс, и вдруг, совершенно неожиданно, подозвала меня для разговора.
- Я знаю, зачем Вы здесь, господин, - сказала она, хитро улыбаясь. - Вы думаете, другие не в курсе? Вы полагали затеряться в толпе? Ну что ж, возможно, вы нам тогда поможете, хоть это и грозит нам ничем... - она махнула рукой. - А ничем хорошим нам это не грозит! Теперь позвольте представиться: моё имя Эйприл Лэйкстим...»
Тут я ненадолго позволил себе прервать повествование, остановившись на только что во всех красках описанном мгновении из произошедшего потока череды событий, снизошедшего не только на меня, но и, вероятно, на весь Бритланд, за последние несколько недель. Именно с этой неоднозначной личностью, внезапно подошедшей тогда к нашему инженерному столу, я и находился в данный момент на берегу океана после всех этих событий, повергших мой дух и рассудок в полнейшее смятение и грандиозных величин трепет. Недавняя знакомая смотрела куда-то вдаль, на самую линию горизонта, завороженно слушая мой рассказ.
- Ну а дальше, Эйприл, Вы помните... - я обратился к ней.
- Да, дальше я всё отлично помню и знаю, что происходило, - она взяла веточку, поводила ей по безмятежным водам, и на зеркальной поверхности волнистой океанической равнины начали вырисовываться почти что резные бликующие узоры.
Корабли сновали туда-сюда, пронзительное небо наполнилось металлом и оттого, как шкура леопарда, было пятнисто испещрено и исчерчено линиями летательных аппаратов, повсюду был гул, гам и дребезжание. Начинался прилив.
- Ну... так что ж, мне продолжать?
- Продолжайте, - сказала Лэйкстим. - Мне интересно, как это всё выглядело с Вашей стороны.
Я тогда заново погрузился в воспоминания: «Представившись, Эйприл указала на дверь, которая, на поверку, вела куда-то через тёмный ход. Последовав за дамой, я оказался в окружении других молодых людей в чуточку менее функциональных и несколько более простых одеяниях, столь характерных для людей, привыкших с головой и надолго погружаться в научные изысканиям, забывая следить за своей внешностью. Ах, эти безумные бритландские учёные! Все они были, прямо скажем, внешности, преимущественно, отталкивающей или просто забавной, к тому же взъерошенные волосы, щетина на лице, красные от усталости глаза также не придавали им ни единой крупицы высокородного темзвилльского лоска.
Мы вышли куда-то в сад, проследовав за Эйприл, которая, заговорщицки понизив голос, поведала тайну:
- Вы знаете, учёные лорды, я нашла-таки центр всего, что нас окружает.
- Центр чего именно? - один молодой человек, присутствовавший с нами, поднял на неё вопросительно вздёрнутое бунтарско-студенческое лицо. Его хулиганского вида курносая веснушчатость, залихватски завёрнутые локоны на блестящем бриолине, точно у избалованной ручной собачки редких пород, и кривые отбеленные зубы в сочетании с истинно иудейской картавостью голоса делали его совсем похожим на мальчишку-отрока, отстающего по большинству предметов школяра, хотя он был не столь уж и молод, как казалось, исходя из первого впечатления: вполне возможно, что сему сомнительного качества сэру-изобретателю было уже лет за тридцать с небольшим.
- Да! - с вызовом продолжала Эйприл. - Нашла. Он здесь, в лабиринтах этих садов, - она указала на сад, разверзшийся за стеной дворца, мнилось, на многие сотни метров. - Пойдёмте, я покажу вам эпицентр творящегося на Островах Дождя повсеместного безумия под названием Бритланд.
Ещё спустя некоторое время, неспешно прогуливаясь вдоль аллей возле гладко выстриженных конусовидных кустов салатово-изумрудного цвета под тёплым, лишь слегка пригревающим, но вовсе не палящим солнцем, мы, сопровождая Эйприл, и вовсе позабыли о цели прогулки: дышали воздухом, любовались окружавшими пейзажами, хоть они и быль столь дико однообразны в своей сочно-зелёной холмистости и жидко-небесной акварельности. Всё выглядело выхолощенно-прилизанным, ничего сумбурно-естественного, заведённого порядком природы, ни одного лишнего камня, ни единого подходящего куста - ничего. Подобное единообразие классического стиля обширного окружающего пространства поддерживалось целой сворой садовников, лакеев, слуг, дворников и ещё невесть какого обслуживающего персонала дворца.
Неожиданно, нашему взору предстала небольшая продолговатая площадь, имевшая овальную форму. Вплотную к площади выходили высокие мраморные арки, увитые плющом и гигантскими тропическими вьюнами. Запах цветов, их медвяный аромат пьянил, дурманил и загонял в сон. Вокруг роилось жужжание пчёл и шорох незримых глазу, а потому неизвестных насекомых, резко кричали птицы, прилетавшие с берега моря, грохотали механизмы в небесах.
Где-то недалеко, в стороне центральной части Темзвилля дымили трубы заводских сооружений, представлявших собою довольно-таки странные и необычные конструкции, похожие на нагромождение спаянных переходников, ржавых цилиндров, шаровых креплений и вентиляционных отверстий, входов-выходов, дверей, точно это и не заводы были вовсе, а увеличенные в несколько сотен раз сооружения из средневековой лаборатории безумного алхимика, ищущего философский камень в фосфоре и мудрость в датуре.
Площадь, на которую мы выбрались, оказалась устлана серовато-зеленоватой гранитной брусчаткой. Тотчас же выяснилось, что ходить по ней довольно-таки неудобно и колко, ведь каждый шаг отзывался глухим ударом, точно к сапогам каждого из нас кто-то примастерил небольшие подковки, какие ещё носят на обуви танцоры степа. За спиной осталась суета королевского бал-маскарада, и стрёкот музыки до сих пор мучил наши уши, но уже не так отчаянно, как несколько минут тому назад, а лишь едва заметно достигая дальних пределов осознанности и понимания окружающей жизни.
Вдоль аллеи стояло странное сооружение. Высотой оно было метра три и состояло всё из того же, чуть подржавевшего, жёлтого сплава, как и всё остальное здесь. Устройство походило на гироскоп, но, по сути своей, таковым не являлось. Подобно оно было и часам, но оставалось совершенно невыясненным, каким образом можно было следить за временем при помощи таких вот «часов». И, если уж быть по данному вопросу абсолютно честным, то, при всей своей сложности и обилии разнообразных мелких деталей и гаечек, обнаруженное сооружение не походило ни на один из известных мне механизмов, доступных современному человечеству.
Я подошёл поближе. В центре, вероятно, бронзового агрегата виднелся огромный прозрачный камень такой же овальной формы, как и площадь, по сути, повторяя её черты сочетания и сочленения продолговатостей в уменьшенных масштабах округлых форм металлических механизмов. Наверное, хрустального блеска камень не был выплавлен, как стекло, а, скорее уж выточен из цельного кристалла кварца и отшлифован до появления ярких бликов на солнце.
- Всмотритесь, - Эйприл рукой указала на механизм. - Видите, он в точности повторяет план дворца, - и, действительно, всё это хитросплетение механизмов точно бы являлось картой той огромной площади из лабиринтов деревьев, цветников, скамеечек и скверов, на которой мы в данный момент удивлённо столпились. Кроме этого сооружения, на центральной площади лабиринта из кустарников не было ничего интересного. Прибор постоянно шевелился. Он раскачивался, перекатывался, позвякивали какие-то гирьки, смещались большие, тонкие, средние цепочки, звенели тросы, цокали шестерёнки, поблескивали вставленные камни всевозможных цветов и размеров, только в самом центре прозрачный камень оставался совершенно непоколебимым, как непоколебимой и непреклонной казалась воля той женщины, что привела нас сюда.
- Вот оно! Эти часы - на самом деле - сердце!
- В смысле - сердце? - спросил я, на автомате пожимая плечами.
- В прямом смысле. Ты не из наших, попробуй, передвинь любую шестерёнку.
Я ухватился за первый попавшийся зубчик и чуть раскрутил его. Ход «часов» ускорился. Мы все одновременно и не сговариваясь условно окрестили цокающий механизм часами, поскольку ни с чем иным сравнить его не сумели. Но ведь нужно же было его как-то называть, а разве нет? Люди вокруг меня принялись разговаривать странными высокими голосами, быстро ходить и столь же быстро размахивать руками, а из центров их туловищ доносился удивительный звук. Тогда я раскрутил другую первую попавшуюся шестерёнку бронзового «сердца». Казалось, что пару мгновений не происходило ничего особенного, но следом я заметил, как движения лордов становились по нарастающей всё более и более противоестественными. Тогда я тронул третью шестерёнку. Окружающие задёргались в конвульсиях.
Эйприл закричала: «Стой!» Но прежде, чем я успел вернуть всё на свои места, один из джентльменов, находившихся совсем рядом со мной, буквально на расстоянии вытянутой руки, каким-то странным образом конвульсивно изогнулся дугой и неожиданно переломился пополам. Из внутренних полостей его наружу торчали пружины. Там что-то тикало, шевелилось, вертелось и разворачивалось, тянулись какие-то каучуковые шлейфы, стальные тросы и полноприводные ремешки из кожи. Не сказать, что это было приятное зрелище, но, всё же зная, как устроен человек хотя бы примерно, я ошарашенно и с непониманием уставился в сторону пострадавшего, что, должно быть, выглядело несколько невежливо. Господин дёрнулся ещё несколько раз и после этого затих уже навсегда. Механизмы внутри него перестали отмерять ход и остановились, издав унылое позвякивающее треньканье, точно перекорёженные лошадиные бубенчики или лопнувшая струна греческой арфы.
Эйприл только руками взмахнула:
- Зачем? Ну зачем ты его убил? Теперь нам срочно нужно куда-нибудь спрятать труп! Я думаю, что в наших телах, по сути, скрыта тайна могущества Бритландской Империи, которого всё же столь не достаёт Островам Дождя.
- Урааа! - громко и не к месту закричал один из джентльменов. - Я понял, я понял, в чём заключалось несовершенство тех чертежей, - он тотчас же достал прихваченный со столика первой группки молодых людей пергамент и начал на нём что-то со скрипом карандашного грифеля дочерчивать. Одного взгляда на этот пергамент было вполне достаточно, чтобы понять: это вовсе даже не те заметки, которые я ещё совсем недавно рассматривал у столика.
Следующей моей мыслью было с озарением дошедшее понимание, что, несмотря некоторое, если не сказать немалое сходство внешнего облика тех господ, с которыми я прелюбезно беседовал в зале, и тех, с которыми я находился здесь, всё же это были разные люди. Но вот их лица... их лица заставляли серьёзно задуматься, практически не отличаясь друг от друга и включая несколько характерных типажей: вытянутый брюнет, полный обрюзгловатый блондин, какой-то странный угловатых форм кареглазый шатен, сгорбленный зеленоглазый человек неопределённого возраста и, казалось, столь же неопределённого пола, а тот, кто столь бесславно почил, выгнувшись по форме тетивы - невозможного роста и худобы смуглый и, казалось, даже не принадлежавший бритландской нации, атлет.
Я решился подойти поближе к его бездыханному телу. Из-под переломленного в области поясницы торса, торчали какие-то медные пластины. Стоило дёрнуть одну такую - и пластинка поддалась. Атлет принялся рассыпаться. Пластины оказались достаточно легко вставленными друг в друга, и, уже спустя несколько минут, весь прекрасный механизм его внутреннего обустройства предстал моему поражённому небывалым зрелищем взору.
Прыгавший на одном месте полный блондин достал несколько шестерёнок из механизма атлета, находившихся где-то в районе расположения сердца у органических людей, и подоткнул в какие-то пазы на часах. Часы изменили ритм хода. Люди вокруг задумались, как будто им вдруг пришло какое-то небывалое прозрение на ум. В следующий момент блондин произнёс: «Ну надо же, мы теперь понимаем друг друга без слов. Мы-таки способны общаться телепатически. Надо это использовать». Он достал из запазухи подзорную трубу, внимательно посмотрел сквозь кусты и сказал: «Быстрее, быстрее, к нам уже направились стражники, они заметили, что нас нет на маскарадном бале».
- И то верно! - согласилась с ним Лэйкстим.
Оставшиеся джентльмены быстро разобрали тело своего погибшего товарища, растащив детали по стриженым кустикам придворцового парка, а блондин коротким жестом показывавший столь же короткими сучковатыми пальцами на разные части часов, говорил лордам, какую деталь и в какую сторону следует подтолкнуть, и к чему это способно привести. Я стоял в каталепсическом ступоре от снизошедшего на меня чувства полнейшего, всеохватного и безраздельного недоумения.
Когда к нам всё-таки подошла охрана дворца в строгой бело-чёрно-красноватой форме и хвостатых кокардах, от разобранного в клочья господина не осталось ни единого малейшего следа, кроме одной-единственной пластины, которую я тогда, к слову сказать, очень вовремя, припрятал в качестве сувенира в задний карман полосатых брюк, сложив для придания чинного вида руки у себя за поясницей.
- Джентльмены и леди, - обратилась к нам охрана дворца. - не изволите ли вы вернуться в торжественную атмосферу Бальной Залы Её Величества Эннэлайзы VII? Незачем вам здесь прохлаждаться, воздух сейчас влажен и прохладен, а потому, оставаясь здесь, вы, весьма вероятно, рискуете подхватить лёгкую простуду, от которой мы просто обязаны предостеречь вас, глубокоуважаемые! - стражники дворца стояли навытяжку, внимательно изучая на предмет подозрительных деталей наш внешний вид и площадь, на которой мы находились, но при этом не моргнув даже и глазом. В их лицах однако же чувствовалось какое-то внутреннее напряжение, точно они знали обо всём произошедшем, а вот доказать никак не могли.
Не заметив никаких явных признаков криминала, стражники, маршируя, удалились восвояси. О значимости площади и расположенного там устройства, они, по-видимому, даже не догадывались. Эйприл Лэйкстим выдохнула всей грудью:
- Уффф, теперь они уже не вернутся.
- Да, теперь не вернутся, я тоже так думаю, - до меня медленно, но настойчиво и упорно, словно везомая на паровозе, доходила страшная истина всего Бритланда, в которую я всё никак не желал поверить. - Вы все здесь... механизмы... но почему, как так получилось? - я растерянно смотрел на окружающих, даже не требуя настырно, напористо, а, скорее уж, просто смиренно и отрешённо прося хоть каких-нибудь объяснений, искренне желая развидеть тягостное для здоровой психики зрелище пластин, рычажков и пружинок, открыто торчащих из переломленного торса только что разобранного нами господина. Впрочем, зрелище того содержимого, что подобало бы наблюдать из переломленного торса, мне хотелось созерцать в ещё меньшей степени, замеченные механизмы внутренностей аборигена.
Эйприл посмотрела на меня, как на идиота:
- Конечно, мы механизмы. И ты тоже механизм, только другой. А это, - она указала на часы. - это наше сердце, оно строится из века в век по ступеньке, по тросику, по детальке, по гайке, по камешку. Только вот его местоположение держится в строжайшем секрете, поэтому мало кто знает, где находится каменное сердце Островов Дождя. Мне удалось выведать сию государственную тайну совершенно случайным образом, благодаря длинным болтливым языкам местных придворных, полностью уверенных в собственной безопасности здесь. Ох, как же они ошибаются, право слово, да и сами не способны представить себе, насколько сильно! В самом начале своего строительства сердце было вооот такусеньким, - она изобразила размер часов чуть меньше футбольного мяча. - А теперь, как ты видишь, даже кристалл в центре механизма больше, чем размеры самих этих часов были когда-то. И чем крупнее разрастаются часы со временем, тем мы непобедимее. Но вашей стране досюда не добраться ни в жизни. Мы - воистину непобедимая нация, мы - бритландцы! - она гордо посмотрела на меня.
- Да мы иии... мы иии... - я даже стал немного заикаться. - вроде, как бы и не собирались, я всего лишь уму-разуму приехал поучиться у вас, и не собирался глядеть на всякие ваши... хм, органы... внутренних дел, и уж тем более - раскрывать их тайны.
- Зато Вы и не будете пытаться, - коротко отрезала Лэйкстим.
Она хитро-хитро посмотрела на всех собравшихся и вдруг, чётко чеканя слова, заявила с самоуверенным выражением на лице:
- А вы знаете, господа, что мы сделали в действительности? Мы только что открыли для каждого бритландца дополнительные формы шестерёнок! Хотите ли вы, чтобы новой королевой была я? А вам, уж поверьте, я найду каждому должность при монаршем дворе, подходящую под умения и личные способности. Так вы этого хотите действительно? - она повторила уже заданный вопрос ещё раз. Джентльмены, все без исключения, смотрели на Эйприл испуганно.
- Зачем нам здесь этот иностранец? - коротко оборвал её шатен, недобро взглянув на меня.
- Как это зачем? - Эйприл ухмыльнулась. - А кто ещё способен помочь нам здесь всё обустроить? Кто сможет перестроить нас самих так, чтобы процесс сей, а главное - результат процесса дворцового переворота оказался бы выгоден нам и помог стереть из вековечной памяти всего остального населения Островов Дождя прошлую королеву, к тому же ещё и уничтожив её физически? Вы только что наблюдали лично своими собственными окулярами, как любая, даже самая мельчайшая по масштабам сдвижка шестерёнок, меняет каждого из нас до неузнаваемости.
Я разработала новый чертёж для плана тотальной трансформации, но, поверьте, что ни один из нас, вообще никто из подданных Бритланда не способен привести намеченный план в исполнение, ибо покуда мы будем вершить все эти изменения, мы просто и элементарно забудем всех нас вместе взятых. Важен и нужен, повторяю, только конечный результат, но достичь его сможет лишь тот, на кого великая и безразмерная сила часов сердца нашей Родины не оказывает ровным счётом никакого влияния. Вот зачем нам здесь, как Вы, сэр, соизволили выразиться, «этот иностранец». - Теперь Лэйкстим елейно ухмыльнулась, обращая масляно-хитрый взгляд в мою сторону:
- Вы ведь нам поможете?
- Так-так-так, ещё раз, какой смысл в ваших совместных действиях? - я непонимающе взглянул на неё. События последних часов настолько ввели всё естество моего ума в состояние полнейшей аффективной прострации, что, кажется, в тот момент я оказался совершенно не способен к хоть сколько-нибудь последовательному и логически структурированному мышлению. Проще говоря, я мало что соображал от крайне сильного удивления, сполна постигшего меня тогда.
- Если я просто подойду к часам, - Эйприл растягивала слова. - если я просто возьму вон ту шестерёнку, подойду к часам и переставлю её на новое место, то я уже буду не той, кем являюсь сейчас, но и не той, кем хотела бы быть. Точно так же и каждый из нас станет кем-то ещё. Если мы передвинем две-три шестерёнки, то даже не будем знать о прошлом собственном существовании, мы станем друг для друга просто сборищем неизвестных, незнакомых личностей. Другое дело - Вы, сэр. Вы не потеряете память, Вам вообще эти часы не нужны для жизни, - она позволила себе слегка рассмеяться сдержанным тенорком.
- Ну да, ну да... эмммммм... - я слегка пожевал слова. - А что, если я сейчас пойду во дворец и сдам всех вас королеве, что тогда будет?
- Что тогда будет, что тогда будет? - передразнила меня Эйприл Лэйкстим. - Да ничего не будет, Вас, сэр, не будет. Куда уж Вашей мягкой костистой плоти до рук местных умельцев из бронзы и стали, работающих на силе пара? Позвольте мне высказать сомнение в превосходстве Вашей силы в случае борьбы против нашей, - проходы под арками тут же перегородили несколько молодых людей.
- Так, значит вы не оставляете мне выбора, - сказал я. - Так что же... А, гулять так гулять, переворот так переворот, будь по-вашему, - согласился я.
Главная заговорщица показала мне чертёж и объяснила, в какой именно последовательности и какие из деталей я должен переставить, чтобы достичь необходимого результата. Я тотчас же принялся за работу. С окружающими людьми происходило нечто крайне странное, и тогда я подумал, что они не учли одного-единственного, но столь судьбоносного фактора: да, эти аристократы способны передвинуть несколько шестерёнок, начисто забыв друг друга на века вечные, но ведь и когда я произведу смену их конфигураций нутра, то могу просто не завершить этот процесс, скажем так, не довести его до конца, и что тогда будет? Да, что тогда будет?
Жутко было представить результат в случае неудачи: сумасшедшая королева, королева, потерявшая память, невесть кем возомнившие себя лорды, целая страна умалишённых, не ведающих, кто они и зачем вообще существуют. Пусть уж лучше будет восстановлен порядок новом виде. В конце концов, ведь Бритланд - вовсе не моя страна, и будь здесь, что будет, что способно произойти. Я вернусь к себе на Родину, расстелю газету, прочитаю о случившемся дворцовом перевороте где-то на далёких западных Островах Дождя и забуду о нём и своём непосредственном участии в вершащихся событиях, как о страшном сне или просто безумной сказке. Если бы только забывать удавалось так легко, как это получается у бритландцев.
Тогда я принялся за работу с утроенной силой, опасаясь, как бы окружающие меня люди чего-нибудь не учудили. А чудили они, надобно сказать, немало: хрипели, скрипели, скрежетали, то вдруг начинали бегать кругами, то запрыгивали на кусты, падали, бились в агонии, вращали глазами сразу во все стороны, протягивали руки к небу в блаженной улыбке до ушей, безудержно хохотали, катались, точно колёса, в разные стороны, ходили, шатаясь, подпрыгивали, принимали разнообразные практически невозможные позы, а в глазах их всех читался отблеск Бесконечного. Спустя порядка трёх с половиною часов я всё-таки завершил начатое, и когда последняя крупная шестерёнка завертелась, слегка позвякивая о кварцевый кристалл в центре, лорды, отряхнув смокинги, ставшие грязными от пыли, улыбнулись, пожали мне руки и сказали: «Вот и всё, вернёмся же в зал!»
Эйприл, казалось, была безудержно счастлива. Она прошла в залу, и те же самые охранники, что нас чуть не арестовали, распахивали перед ней расписные створки парадных дверей. На троне, так и не сходя с платформы, сидела бывшая королева, точнее, всё то, что от неё осталось. Её выворотило наизнанку. Во все стороны торчали какие-то пружины и, похоже, что потрескивали аккумуляторы, извлекая из себя на волю озоновые ворохи синих искр и ослепительных вспышек. Паровой котёл Эннэлайзы VII отвалился от спины и закатился куда-то в дальний угол, а вывалившиеся стекляшки глаз обнаружились лежащими возле ног, пальцы вовсе осыпались и походили теперь на футляры от перьев для письма. В груди выключенной королевы распахнулась какая-то маленькая дверца с круглой деревянной ручкой, как у кофемолки, а правая половина туловища валялась где-то снизу, расползшаяся вдоль соединительных швов разорванными и повыпадавшими заклёпками из меди.
- Ну что ж, вот и свершилось, - довольно, даже самодовольно проговорила Лэйкстим, будто птица проворковала. - Добро пожаловать, господа, в новую эру, в новую эпоху!
Остальные непонимающе посмотрели на неё.
- Какую новую эпоху Вы подразумеваете, Ваше Величество, позвольте у Вас поинтересоваться? - преклонил колено один из придворных дипломатов.
- Это не имеет значение, а значение имеет лишь то, что Вы верно служите мне, - учтиво улыбнулась своему новому слуге Лэйкстим. - Уберите этот мусор.
Подошедшие охранники недоуменно переглянулись, рассматривая расползшееся туловище ещё недавно столь оберегаемой ими старой королевы Бритланда, имевшей столь же длинное и многосложное имя. Они решили было поинтересоваться происхождением тела, но быстро осознали, что, в общем-то, это не их личное дело:
- Откуда оно здесь вообще взялось? А, неважно...
Через пару минут от былой королевы не осталось ни единой пружины, а на её месте уже восседала новая королева с именем далеко не столь длинным. Гости словно бы ничего и не заметили. Бал продолжался: по-прежнему, как и раньше, скрипели скрипачи, барабанили барабаны, дудели дудки, свистели свистки и всё, в общем-то, было в привычной колее своей дворцовой.
- А теперь, сэр, - королева обратилась ко мне. - позвольте мне предложить остаться в нашей стране и даровать Вам титул лорда вместе с нашими северными землями - Иреллией или Скоттеллией на Ваш выбор - высочайшей милостью Королевского Величества.
Я задумчиво посмотрел на восседавшую на троне Эйприл.
- С превеличайшей радостью принял бы сей дар, но, Ваше Величество, меня ожидают дома, а потому вынужден отказаться, сколь бы, возможно, невежливо это ни выглядело бы в сложившейся ситуации, - я поклонился как можно более учтиво, настолько, насколько умел.
- Ну что ж, - задумчиво произнесла Эйприл. - В таком случае титул при дворе я Вам всё-таки дарую и... три тонны бронзы в довесок. Вас устроит, сэр?
Я вздохнул: «Да, спасибо, Ваше Величество, бронза вполне ценится и в моём царстве. В Новгороде три тонны бронзы, думаю, задорого обменяют на наши копеечные медяки и сребреники».
- Теперь Вы всегда желанный гость при моём дворе, - королева улыбнулась. - Я даже не буду просить Вас хранить наш маленький секрет, ведь Вам всё равно никто и нигде не поверит. Не поверят Вам ни на моей Родине, ибо никто не помнит свершившегося, ни на Вашей, ведь среди жителей Вашей страны никто и никогда не лицезрел ничего подобного и ни о чём подобном же не слышал, ведь вы - люди из мяса и кости. Но, не откажите ли Королеве в чести пред самым Вашим отплытием свершить последнюю прогулку вдоль океанского побережья Атлантики, прежде чем присланный за Вами пароход доставит Вас на Большую Землю, на берег Галлилии, откуда Вам и предстоит добираться до Вашей далёкой северной страны.
Но если когда-либо вдруг потребуется политическое убежище на Островах Дождя - что ж, всегда пожалуйста, я даже зарезервирую Вам отдельный многоэтажный особняк в предместьях Темзвилля в благодарность за то, что Вы сделали не только лично для меня, но и во благо всего отныне уже подданного мне государства. Предшествующая королева довела страну почти до полного краха, я же сумею поднять Острова Дождя до уровня мирового Величия и состояния безраздельного господства. Мы будем властвовать на земле, на море и в воздухе, а в дальнейшем у нас есть планы даже покорения Левостороннего Нагвалистана далеко на западе, за океанскими водами. Впрочем, там уж как карта ляжет...»
На этом самом моменте я прервал своё повествование. Эйприл, переодетая в простые и далеко не подобающие королеве одежды счастливо смотрела на море и оборачивалась, разглядывая до горизонта ставшие её личными владения.
- Даже не верится, правда, - она посмотрела на меня. - что теперь все эти территории, земли Островов Дождя принадлежат мне, кто бы мог подумать? - она действительно погрузилась в какие-то свои раздумья.
- Позвольте поинтересоваться, Ваше Величество, а кем Вы были при дворе, до того, как пришли к власти?
- О, Вы знаете, теперь это уже не столь важно. Скажу только, что происходила я родом из самых обычных мещан Темзвилля, а отец мой был инженером, привившим мне страсть к математическим и физическим наукам с самых ранних лет моего существования.
Я не стал уточнять, по какому принципу строятся и развиваются семьи в этой чудной стране, поскольку такой вопрос показался мне не вполне вежливым, и поэтому, присев на плоский камень рядом с королевой Бритланда, я погрузился в витиеватые думы, многослойные, как свежевыпеченный пирог шарлотки, чинно благоухающий грушевыми яблоками, цитрусовыми цукатами, корицей и мускатным орехом.
Пролив Ля-Мон оказался в это время дня необычайно тихим. Море искрилось, а над ним, словно подражая ему в отражении, нависло такое же тихое и чуть волнистое, в барашковых облаках небо. Солнце начинало припекать, и возле глади горизонта то и дело появлялись точечки каких-то кораблей. Одна из этих точек неожиданно начала приближаться, раздался гул пароходного свистка. Я внимательно посмотрел на Эйприл Лэйкстим и задал ей последний из запомнившихся вопросов:
- Так как же мне называть вашу нацию теперь, после всего того, что я узнал? Кто вы, бритландцы?
Она посмотрела на приближающуюся технику, слегка хохотнула и искрящейся, начищенной до блеска мельхиоровой улыбкой, произнесла:
- Да, как хотите, сэр. Можете называть нас «пароходцы», мы ведь такие и есть на самом деле - люди, живущие на энергии пара.
Спустя несколько минут, я уже поднимался по ступенькам своего парохода, чтобы отбыть на материк и, покинув Острова Дождя, направиться из Галлилии на Родину, наконец-то завершив свою дипломатическую командировку, оказавшуюся преисполненной самых удивительных открытий. Но самое парадоксальное во всей этой истории заключается в том, что я так и не узнал почти ничего из науки моделирования модернизированных паровых машин, плавилен и теории паровых механизмов вообще, ради постижения которой я и прибыл на Острова Дождя. Но зато разведал много нового, в особенности, что даже и предположить ранее никак не мог!