18. Сарафанная молва.
Фойе гостиницы встретило музыкантов цветастой делегацией. На диванах и креслах сидели старушки в ярких платочках, разновозрастные женщины в праздничных сарафанах и непоседливые детишки одетые как для поездки в гости. Все молчали и улыбались с таким выражением на лицах, которое может быть только у людей при виде второго пришествия. Делегацию возглавляла заведующая гостиницей в накрахмаленном белом халате. Интерьер гармонично дополняла афиша с надписью: ВИА «Нейтральная полоса». Экзотические концертные рубашки музыкантов плавно вписались в общее настроение окружающей среды.
– Здравствуйте, – хором поприветствовали гастролёров делегаты, уважительно привстав с мест, и округлив глаза до размеров юбилейного рубля. Даже детишки бросили возню и уставились на заезжих музыкантов.
– Здрасьте.
– Доброе утро.
– Здоровеньки булы, – смущённые таким небывалым вниманием вразнобой ответили трубадуры.
К славе они были явно не готовы.
Улица их привела в чувства слепящим солнцем, лаем собак и карканьем вороны, прислонившейся к телеграфному столбу. В спину из фойе ударил нестройный хор старушек-фанаток:
«К коммунизму мы идем,
Птицефермы строятся,
А колхозник видит яйца,
Когда в бане моется».
Не попавшее в гостиницу население заполонило заборы, лавочки и крылечки частных домостроений. Их губы улыбались, а лица приветливо здоровались. Из проезжающих машин весело помахивали руками пассажиры. Сарафанная молва разнесла весть о предстоящем концерте.
В юных сердцах начинала зарождаться звёздная болезнь.
Кеша выглядывал в зал через щель сценического занавеса и комментировал происходящее:
– Полный зал, и ещё идут. Боже, это аншлаг.
– Дай посмотреть.
– Отвали. Давайте по местам, начинать пора.
В первых рядах сидели дедушки в праздничных пиджаках с орденами и медалями, бабушки в неизменных цветных платочках и дети в белых рубашках. В глубине зала публика сливалась в сплошной разноцветно-праздничный цветник, листьями которого были бойцы стройотряда в защитных куртках с яркими надписями на спинах.
Занавес открылся.
Включились софиты.
Потух свет.
Концерт начался.
Ребята работали на подъеме. Некоторые песни повторяли на бис по несколько раз. Дядины монологи заводили зал смехом. Кеша восседал за ионикой и гордо крутил ручки микшерского пульта и ревербиратора.
Концерт удался на славу.
Делегация сельской верхушки пришла на сцену поздравлять ребят. В углу появились сумки с продуктами и нежно цокающими бутылками. Вбежал заведующий клубом.
– Молодцы! Очень хорошо! Народ доволен. Настоящий праздник устроили. Молодцы! – он бегал от одного музыканта к другому и восторженно пожимал руки, – Молодцы! Молодцы! Только народ не расходится, все хотят продолжения на танцплощадке. Сделайте людям приятное. Такое у нас редко бывает. А?
– Ты чё, Кузьмич? Какие танцы? Мы и так устали, – Тучка попытался ненастойчиво отказать.
– Давайте, ребята. Люди уже ждут. А? Я уже и билеты начал продавать… По двадцать копеек. Много продал. А? Мне двадцати процентов хватит. А?
Трубадуры переглянулись и на столь заманчивое предложение согласились.
Танцы продолжались до двенадцати ночи. Народ, так долго тосковавший без праздников, не расходился. Три раза на сцену выходил участковый и в микрофон объявлял, что уже поздно и пора заканчивать. Только с четвёртой попытки люди нехотя подчинились представителю власти и начали покидать площадку.
На сбор инструментов ушли последние силы. Ребята устали, но были счастливы. Их счастье увеличилось в несколько раз, когда Кузьмич честно выдал обещанный гонорар, составивший целых сорок рублей и пятьдесят копеек. Всеобщему веселью не могли помешать даже полинявшие от пота злополучные рубашки, которые оставили свой неповторимо яркий след в душах зрителей и на молодых, незагорелых телах музыкантов.
В эту ночь пили за успех, здоровье, и многое, многое другое.
19. Мендельсон отдыхает.
Утром артистов никто не будил. Проснулись часа в два. На столе стоял графин с морсом, кастрюля с голубцами, банка с молоком и неизменные пирожки. Гостиничная обслуга баловала своим ненавязчивым сервисом.
Жизнь налаживалась. После сытного «завтрака» можно было начинать новый день.
В фойе снова сидели деревенские фаны. Послышались слова восхищения и благодарности. Обошлось без автографов. Музыканты, благополучно миновав почитателей эстрадного искусства, вышли на улицу.
За спинами снова затянули песню:
«Расцвела под окошком белоснежная вишня.
Из–за тучки далёкой показалась луна.
Все подружки по парам в тишине разбрелися,
Только я в этот вечер засиделась одна»…
Припев запели хором.
В клуб триумфаторов доставила внезапно остановившаяся Волга. Водитель резко тормознул, поздоровался, спросил, куда их отвезти и всю дорогу загадочно улыбался.
По субботам сельский дом культуры обычно превращался во дворец бракосочетания. Эта суббота исключением не была. На лестнице лежал не первой свежести красный ковёр, который топтала подвыпившая публика, внутри помещения шло таинство регистрации новобрачных. Удача сама пёрла в руки, шелестя купурями. Срочно разыскали родителей брачующихся и за дело, как всегда, взялся Дядя:
– Какие тридцать рублей? В Тушканове свадьба двести стоит. Только из уважения к новобрачным готовы отыграть за стольник.
– Та то Тушканов, а у нас под гармошку привыкли.
– Вы детей пожалейте. Это же их праздник, единственный в жизни. А вы, гармошка. Не стыдно? Что соседи скажут?
– Плевал я на соседей. Ладно, сорок, больше не дам. И так потратились.
– Ну, ты, отец, даёшь. Вон, тестя потереби. Это ведь общее событие. Представляешь, ни у кого на свадьбе ансамбль не играл, а у ваших детей будет. Вся деревня от зависти лопнет.
– Не уверен. А вдруг ещё смеяться будут?
– Батя, не смеяться, а завидовать будут. Давай семьдесят и по рукам.
– А вдруг у вас не получится? Сорок.
– Концерт слышал? А свадьба ещё лучше будет. Пятьдесят.
Будущий свекор ещё долго торговался, затем позвал кума в помощь. Те немного посовещались и на пятьдесят рублей согласились.
Свадьба превзошла все ожидания.
Молодых встречал «Вальс Мендельсона».
«День Победы» и «Голубой вагон» пели раз пятнадцать под заказ. Волшебный Тучкин парнасеич оправдывал лучшие надежды и способствовал разнообразию репертуара. Заказы поступали через Кешу. Очкарик своим серьёзным видом вызывал неподдельное уважение у гостей праздника, и особенно у представительниц женского пола неопределённого возраста. Неопределённым возрастом Кеша считал период где-то от двадцати восьми и до восьмидесяти лет. Вездесущие бабушки назначили рыжего оператора старшим музыкального коллектива и обращались к нему исключительно по имени, а иногда и по отчеству
– Ты гля, Маруся, який розумный, в окулярах. И всэ чогось там крутыть.
– Та я ж тоби кажу, вин у хлопцив головный. Дывысь як ёго уси чогось просять.
– Точно. Дилехтор.
А отой билявий спивае дужэ гарно. Як мий Пэтро.
– А оци, однакови. Божэчки-святы. И як з нымы маты ладу давала?
– Жахы.
Рыжий «дилехтор» работал на износ. Он успевал не только выполнить заказы свадебных гостей, но и замечания товарищей.
– Кеша, громче микрофон.
– Иннокентий батькович, сыграйте, пожалуйста «Цыганочку».
– Кеша, ревер вруби.
– Кеша, извините, для родителей, «Вальс Бостон».
– Кеша, бас тише.
– Кеша, штекер подай.
– Кеша. Как вас по–батюшке? Молодые просят «Новый поворот».
Как говорится, свадьба шла своим чередом. В перерывах между работой самодовольный оператор сидел за ионикой и попивал домашнюю наливочку. Тучка с близнецами играли не покладая сил. Дядя, после завершения официальной части мероприятия, восседал за родительским столом и бодро кричал: – «Горько»! Гости и хозяева веселились на всю катушку.
Не попавшие на свадьбу почитатели эстрадного таланта усиленно напирали на забор, отчего тот не выдержал и рухнул. Виновных слегка поколотили и усадили за столы замачивать раны. Особо отличившихся в употреблении спиртного гостей аккуратно выносили в сад и укладывали рядами на заранее приготовленные деревянные стеллажи.
Дядю в сад выносили три раза.
Кеша уснул за басовой колонкой.
Хозяева праздника остались довольны эксклюзивом и уговорили ребят ещё за сто рублей продолжить работу на следующий день.
Музыканты. Деревянная бочка пива с автомобильным насосом для создания необходимого давления, гранённые бокалы из сельского пивбара, чудачества ряженых. Всё вышеуказанное гармонично украсило второй день веселья. Помыв ноги родителям новобрачных в луже и вывесив простынь с постели жениха и невесты, свадьба под бой барабанов отправилась по селу. Наливали всем желающим. Шествие разрасталось как снежный ком, пугая криками гусей и наводя ужас на свиней. Обойдя посёлок вдоль и поперёк, свадьба вернулась во двор и с новыми силами принялась поглощать припасы. К вечеру мало кто помнил истинную причину веселья. То и дело возникали пьяные потасовки. В конце праздника жениху поставили огромный синяк, а невеста весь вечер целовалась в курятнике с бывшим одноклассником. В саду на стеллажах расположились гости послабее. Стойкие спали в тазиках с салатами.
В общем, все остались довольны. Свадьба получила небывалую популярность, музыканты – долгожданные деньги, бойцы стройотряда – дополнительный паёк с домашними продуктами и тремя литрами отменного самогона, а сельские жители похмелье и новые темы для сплетен.
20. Лёшка – филибубей.
«Приму» заменили на болгарские сигареты. В рационе вместо самогона появилось пиво и пшеничная водочка. Для всех наступили трудовые будни, а для агитбригады – выходные. Весь следующий день музыканты провели на водохранилище, отмачивая молодые организмы в живительной влаге водоёма.
Сосновый лес начинался на окраине, что придавало особую сказочную прелесть живописному ландшафту поселения. Если где-то и существует Швейцария, нарисованная в журнале «Огонёк», то она обязательно должна быть похожа на Апрельское. Идти к водохранилищу в лесной прохладе по мягкой подстилке из сосновой хвои было приятно и легко. Вековые деревья задерживали горячий степной ветер и служили природным кондиционером. Через прогалины в густой кроне деревьев спускались косые лучи солнца. Повсюду росли огромные красные мухоморы с белыми кляксами на шляпках, напоминая сцены из русских народных сказок. Природные декорации придавали действительности неповторимую загадочность. Никто бы и не удивился, если бы из чащи вдруг выскочила избушка на курьих ножках и начала танцевать матросский танец, но ничего подобного не происходило, только откуда-то издалека доносились звонкие голоса невидимых собеседников:
– Лёшка! Филибубей проклятый, вылезай, кому говорю!
– Я ещё чуток, бабань.
– Лёшка! Через туды тебя в коромысло! Вылезай, зараза!
– Ну, бабань. Я ещё чуток.
Лес резко закончился, упёршись кустами в пологий песчаный берег. Перед глазами праздно шатающихся студентов открылась водная гладь водохранилища – пристань с лодками и большими рыболовными баркасами, камыши с коричневыми сигарами верхушек, жёлтые кувшинки с огромными круглыми листьями и бесконечный пляж. В воде барахтались загорелые мальчишки. По берегу бегала и размахивала лозиной бойкая старушка.
– Лёшка, батяня приехал! Я ему всё расскажу, он тебе уши-то понадерёт! Вылезай, пострелёнок!
Лёшка лихо выскочил из воды, ловко увернулся от бабушкиной лозины, подхватил одежонку и побежал в сторону посёлка. За ним, подпрыгивая и выкрикивая пустые угрозы, потрусила великовозрастная нянька. Крики растворились в лесной чаще.
– Непедагогичный подход к вопросам воспитания подрастающего поколения, видно она Макаренко не читала, – мимоходом бросил Лёлик.
– Накой ей Макаренко. Она сама любого научит. В таких бабушках вековая мудрость планеты заложена. Они покричат, покричат, да и пожалеют. Все они такие. У меня тоже баба Маша, сначала ругает, потом жалеет, и разные вкусности подсовывает, – ответил Кеша.
Остальные промолчали. Вспомнился дом, родители, бабушки с дедушками, кошки с попугайчиками, пирожки с капустой и кровати с пуховыми одеялами.
Дом – милый дом.
Немного погрустив, ребята отправились подальше от шумной цивилизации. Большие сумки с бутылочным пивом оттягивали руки и сильно затрудняли передвижение. Предчувствие долгожданного отдыха придавало силы. Остановились за первым же поворотом, под тенью старой развесистой вербы.
Пиво, игры на воде, здоровый сон на свежем воздухе и отсутствие забот, возрождали силы и творческую активность.
Пиво закончилось.
День пролетел.
Вечером в гостинице артистов дожидалась очень неожиданная, но симпатичная делегация.
– Мы из «Зелёного цеха». Нас прислали наши девочки попросить вас, поиграть нам, для наших девочек. В общем… Танцы… Вот. – Невысокая, худенькая с тёмной косой до пояса представительница знаменитого цеха начала с порога свой подготовленный монолог, но сбилась, засмущалась и покраснела.
Рядом с подругой стояла вторая, рыжеволосая и плечистая. Именно с таких представительниц слабого пола и ваяли после войны знаменитые советские памятники – «девушка с веслом».
Тучка первым подхватил разговор:
– Для девочек? Конечно, приедем, и обязательно поиграем. Вам какие песни нравятся? Рок, блюз, кантри?
– Нам всё нравится. Мы на концерте были… Нас девочки к вам прислали, – пришла на выручку рыжеволосая.
– Девочки? Это хорошо. Разве мы можем девочкам отказать.
Перебивая друг друга и распустив павлиньи хвосты, загомонили музыканты:
– Нет, мы девочкам никогда не отказываем.
– Любой каприз, девчонки.
– Мы девочек любим.
– А вас как зовут?
– Таня, – ответила черноволосая.
– А вы откуда?
– С велозавода.
– Мы любим велосипеды.
– А подружку вашу?
– Ира.
– Ира, вы тоже с велозавода?
– Нет, я с троллейбусного парка.
– Мы любим троллейбусы.
– Для девочек у нас всё самое лучшее.
– А вечерами вы что делаете?
– Ничего, – ответила Таня.
– Это плохо. Вечерами, Танечка, нужно с ребятами гулять.
– Так, где же их взять? Стройотрядовские в десять спать ложатся, а в деревне одни дефективные. Есть несколько нормальных, но они уже заняты, – рассудительно заметила Ира.
– Девочки, а мы? Мы нормальные, – расталкивая своими плечами конкурентов, попытался направить разговор в нужное русло Дядя.
– И не заняты, – улыбаясь во весь рот, подтвердил Кеша.
– Ладно, нам пора. Правда, Ир? – Таня ещё больше покраснела, – обязательно приходите. Мы вас послезавтра ждём, – поставив точку в разговоре, она схватила за руку подругу, и депутаты «Зелёного цеха» хихикая, убежали.
Дядя расстроился.
– Ну вот, как танцы играть, пожалуйста, а как погулять с нормальными ребятами, так убегают. А вообще-то идея хорошая. Нужно и, правда, поиграть девчонкам, а то скучно как-то. Душа праздника хочет.
Тучка загадочно улыбнулся и добавил:
– И женской ласки…
– Вот именно, – подтвердили братья.
– Значит, послезавтра едем к девочкам, – подвёл итог Дядя, – пора начинать размеренную половую жизнь.
Посмаковав со всех сторон предстоящие похождения, ребята отправились приводить себя в порядок и готовиться ко сну.
21. Эпопея с гераклеей.
Вот он, такой долгожданный «Зелёный цех».
Четыре длинных барака стояли квадратом, образуя подобие двора. Небольшое сооружение с множеством дверей, находящееся немного в стороне олицетворяло собой удобства. Рядом ютилась маленькая банька с выкрашенными окнами. Посередине двора громоздилась агитплощадка с деревянной сценой, несколькими рядами лавок и шестом для знамени. Символ державности на шесте олицетворяла сильно выгоревшая на солнце светло розовая тряпочка.
Автобус с музыкантами и аппаратурой остановился прямо у агитплощадки. Сцена для аппаратуры оказался слишком маленькой, а электричество отсутствовало напрочь. Ближайшая работающая розетка нашлась только в жилом корпусе. Длинной переноски ни у кого не оказалось, потому и пристроились, плюнув на условности, прямо у одного из корпусов. Аппаратуру выгрузили у наружной стены барака, шнур протянули в окно.
За процессом разгрузки и установки инструментов внимательно следило не менее сотни любопытных женских глаз. От такого чрезмерного внимания и несвежего пива у Болика случилось расстройство желудка. Он скоропалительно бросил работу и удалился в сторону того самого отдельно стоящего здания с множеством дверей и без знаков отличия. После недолгих раздумий Болик занял среднюю кабинку – самую чистую. Процесс начался. Раскаты облегчающегося организма периодически нарушали вечернюю идиллию.
Вдалеке зазвучали аккорды, музыканты начали настраивать инструменты.
Возле туалета послышались шаги и весёлые разговоры. Кабинки быстро заполнились женскими голосами.
– Тома, а как тебе чёрненький, классный, правда? Я с ним сегодня обязательно познакомлюсь.
– Мне больше блондинчик приглянулся. Мальчик – супер.
– Настюха, а мы давай близняшек приструним. Они такие одинаковые!
– Не получится. Их уже Малашка с Букашкой себе забили. Я сама слышала.
– Да ну их.
– Ты что, с этими дурами лучше не связываться. Соньку видела? До сих пор с синяком ходит.
– Ой, не сильно и хотелось. Тогда я этого, рыженького, закадрю.
– Так он маленький какой-то, ниже тебя.
– Ничего, я ему туфли на платформе куплю. Знаешь, как говорят, мал золотник, да дорог. Зато конкуренток меньше будет. Ты слышала, ребята его Кешей зовут. А как это будет полностью.
– Иннокентий.
– Класс, как Смоктуновского.
– А мне Смоктуновский не нравится, я Миронова обожаю.
– Ой, зараза. Опять колготки зацепила.
– …
– Девки, у кого шампунь есть? Дайте, я завтра верну.
В многодверном здании публика менялась быстро, как и темы разговоров. Девочки обсуждали гастролёров, любовные похождения, особенности ношения белья, новые фильмы и другие актуальные вопросы. Болик узнал о себе, своих друзьях и повседневных заботах женской половины человечества очень много нового. Невольный слушатель давно справился с делами, но выходить боялся. Его сущность разделилась на две равные части – одной было жутко неудобно сидеть в кабинке и подслушивать, а другой до безумия интересно. Его антиподы никак не могли достигнуть согласия. В конце концов, любопытство было побеждено чувством долга, Болик дождался отсутствия передвижения вблизи своей засады, рванул дверь и окольными путями бросился к друзьям.
За ударной установкой сидел Дядя и тщетно пытался выстучать что–то внятное.
– Ты куда пропал? Давно начинать пора. Лишенец, – увидев Болика и освобождая место за барабанами, крикнул Дядя.
– Живот прихватило, в туалете я был.
– Из-за таких вот засранцев, у нас все неприятности.
–Да ладно, я там такое услышал. Нас уже поделили, а Кеше вообще туфли на платформе купить обещали. А нас с братаном какие-то букашки заприметили.
– Какие ещё букашки? А ну, колись, – поинтересовался Лёлик.
– Нет, ты лучше про туфли давай. Расскажи, не томи, – посветлел лицом Кеша.
– Хватит вам, в микрофоны всё слышно. Начинать давно пора, потом договорите. Играем «Поворот». Раз. Два. Три. Четыре…, – взял инициативу в свои руки Тучка и ударил по струнам.
«Мы с тобой давали слово, не сходить с пути прямого…» Понеслась популярная мелодия над бараками зелёного цеха, камышами озера и кронами деревьев.
В этот вечер музыканты решили ограничиться исключительно танцевальной программой. Дамы не возражали. Они ритмично дёргали выпуклыми частями тела, кружились и выполняли красивые па в такт звучащей музыки. Сказывалась катастрофическая нехватка кавалеров. Представители сильной половины изредка появлялись на танцплощадке, сбивались в небольшие группы, но долго на месте не задерживались и быстро исчезали. Через некоторое время они снова появлялись, но уже с румяными щеками, мутными взглядами и блуждающими улыбками. Не прошло и часа как женский коллектив всё же начал разбавляться мужскими особями.
Примерно через полтора часа возле импровизированной танцплощадки остановился огромный трактор с лафетом. Из кузова высыпался десант соседней деревни.
Праздник набирал силу.
Перед музыкантами появилась пара жителей солнечного Кавказа в состоянии приличного подпития. Первым на глаза джигитам попался Дядя.
– Слышь, братышька, лэзгинку сыграй. Да?
– Ты чё, братан, мы на заказ не работаем. Это танцы, а не кабак. У нас программа.
– А-а-а, братан, обижяешь. Я понимаю, дэнэг надо?
– А чё спрашиваешь, если понимаешь? – Дядя улыбнулся.
– Будут дэнги, сыграй.
– Вот, когда будут, тогда и приходи.
– А-а-а, дарагой, какой ты ... На, пять рублэй. Хватит?
– Хорошо, только так, одна пятёрка – одна песня. Идёт?
– Дагаварылись, дарагой, идёт.
Купюра сменили хозяина.
Зазвучала лезгинка. Горцы пошли кругами, гордо размахивая руками и притопывая ногами. К горячим джигитам присоединились не менее разгорячённые славяне и представители других национальностей. Зрители образовали большое кольцо и весело захлопали в такт зажигательным ритмам. Весёлая мелодия горных аулов заканчивалась, и начиналась снова, радуя окружающих и увеличивая доход музыкантов на очередную пятёрку.
Неожиданно перед импровизированной эстрадой вырос абориген, фигурой и ростом напоминающий знаменитого греческого героя – Геракла. Даже Дядя рядом с ним смотрелся сопливым мальчишкой. Представитель античного эпоса, не церемонясь, выдернул шнур из розетки и на удивление мягким голосом произнёс:
– Извините, мужики, но я тоже хотел заказать, это… Барыню. И попросить вас больше разную кавказскую хрень не играть. Пусть к себе едут домой и там танцуют. Очень прошу…
Перечить любителю национального фольклора не стали. Заиграли барыню. Народ бросился в пляс. После завершения задорной мелодии на горизонте снова вырос великан. Он бережно взял микрофон и объявил:
– А теперь перерыв. Музыкантам отдохнуть нужно.
И снова обошлись без прений.
К ребятам подкатили два мотоциклиста и лихо остановились, подняв облако пыли. Мотоциклисты поставили своих железных коней, прислонив боками друг к другу, уложили на сидения кусок привезённой фанерки, соорудив импровизированный стол с натюрмортом из домашней снеди и нескольких бутылок мутной жидкости, закупоренных початками кукурузы. Доморощенный «батыр» заулыбался и промолвил:
– Не побрезгуйте, покушайте домашнего. Мне очень нравится, как вы играете. Недавно был в Тушканове, на концерт ходил, «Верасы» выступали... Так вы лучше играете. «Верасы» – говно… Да, меня Кольком зовут. Я тут, на хуторке живу, рядом, если кто обидит, мне говорите.
Колёк подошёл к стене барака, поднял кем-то забытый лом, завязал его узлом, затем выпрямил и положил на место. Из обморочного состояния зрителей небывалого номера вывела очередная доза крепчайшего самогона. Демонстрация силы произвела в молодых музыкальных умах неизгладимое впечатление. Кеша, раздираемый любопытством, спросил:
– Колёк, а ты монетку пальцами можешь согнуть?
– Могу, только мне батяня не разрешает, он говорит, что это баловство, деньги нельзя портить.
– Колёк, а мне ради исключения испорть одну, а? На память.
Коля с большой неохотой согласился и погнул внушительную горсть монет для сувениров. Желающие получить необычный артефакт местного народного творчества выстроились в очередь.
Праздник продолжался до упора. Упороться удалось по самые уши.
Вначале танцы просто прерывались обильным возлиянием на импровизированном мотоциклетном столе. А нужно заметить, что напиток Колька оказался невероятной крепости. Качество напитка не уступало количеству. Всё вместе мешало адекватно воспринимать действительность ¬ Болик ронял барабанные палочки, Тучка путал куплеты с аккордами, Лёлик пытался прилечь на басовую колонку, отчего та клонилась к земле и старалась занять горизонтальное положение. Дядя с Кешей, обнявшись, мирно похрапывали под стенкой барака.
Погрузка музыкальных атрибутов в автобус происходила без участия хозяев. Работой руководил новый друг и самый большой поклонник эстрадного таланта группы «Нейтральная полоса» – Колёк. Разгружали тем же составом и в той же последовательности. Музыканты в этот вечер мало чем отличались от неодушевлённых предметов.
Молодой, здоровый храп всю ночь вырывался из окон гостиницы и плавно оседал на сельскую дорогу. Дворовые собаки не спали, старательно подвывая заезжим музыкантам. Из прилегающих домов доносилась отборная брань.
22. О роли туалета в государстве.
В это утро агитбригаду никто не будил. Проснулись часа в три дня. На столе стояла неизменная банка с морсом, кастрюля с молодой вареной картошкой и тарелка с малосольными огурцами. Молоко с пирожки отсутствовали.
Жизнь налаживалась, но не так быстро как раньше. Завтрак насытил желудки, но головную боль не утолил. Требовалось более радикальное средство от похмелья. Наскоро умывшись, ребята двинулись в магазин.
Внизу снова дежурили пожилые фанатки, но их ряды явно поубавились. Былое восхищение сменилось косыми взглядами. Приветствие ограничилось сухим: – «Здрасьте».
Музыканты вышли на улицу.
В фойе по уже привычной традиции затянули песню:
«Кто бы мне сказал в письме или словом,
Отчего печаль присуща коровам,
Отчего стоит она в поле, не скачет,
Отчего мычит она, будто плачет.
А с чего корове той веселиться?
И удой плохой и надо телиться,
И если кормят их, бедняг, только сеном,
А если, что не так – по спине поленом…»
Местный фольклор навевал тоску. Юные головы раскалывались от сивушных примесей вчерашнего напитка. Дружная, но смурная компания направилась в сторону магазина за единственно эффективным лекарством – пивом.
– Болик, а где твои букашки с таракашками? Ты же вчера обещал нам целый гербарий. Где море наслаждения и неописуемые развлечения с женским полом? – отмеряя шаги до магазина, нехотя поинтересовался Дядя.
– Ага, можно подумать, что это я вам заливал в глотку самогон. Пить меньше надо. К нам не то, что букашки, к нам даже комары вчера не приставали.
Понемногу к разговору присоединись остальные:
– Да, отменный напиток у Колька, только много, – промолвил Кеша и зацепил ногой консервную банку.
– И сам он парень ничего, и тоже не маленький. Как он лому шею–то вчера свернул, а, – получив пас грохочущей посудиной, ответил Тучка.
– Мне пацаны рассказали, что он кулаком быка на землю валит, – попытался присоединиться к разговору и зарождающемуся футболу Лёлик.
– Да, не хотел бы я ему на дороге встретиться. – Спортивный снаряд описав круг, снова очутился у Кеши.
Далее пошла хаотическая перепасовка банкой и репликами:
– Ёлы – палы, ничего не помню. Как мы в гостинице оказались?
– Нас Колёк доставил.
– Ему что самогон, что керосин. Пил вместе с нами и как стекло.
– Он привычный.
– И здоровый, как слон.
– Слоны не пьют.
– А лошади не курят.
Так за разговорами и футболом добрались до заветного магазина. В заведении общественной торговли отоваривался водитель раритетного средства передвижения, незаменимый покоритель бездорожья – дядя Коля.
– Ну, вы, ребятки и даёте, это ж надо так нахрякаться-то. Что, совсем плохо?
– Ой, дядь Коль, не сыпь соль на рану, во рту, как стадо коров прошло, и прошу заметить, каждая из них умудрилась нагадить, – ответил Дядя.
– Вы, это, завтра не злоупотребляйте. Тут Ваня приходил, сказал, что завтра комиссия какая–то приезжает из Тушканова, чтобы я вас предупредил. Я предупреждаю.
Недружный хор похмельных мальчиков выдал порцию протеста против пьянства:
– Не, завтра мы ни-ни.
– Я смотреть на эту гадость не могу.
– Брррр… Яд. Пусть его негры пьют.
Глаза дяди Коли, повидавшего в своей жизни немало, выказали удивление и недоверие, но он сдержался и продолжил:
– И ещё, командир сказал, чтобы я сделал вид, что автобус сломался, а то вас куда-то забрать хотят.
Теперь настала очередь удивляться ребятам.
– Куда забрать? – спросил Тучка.
– Не знаю, играть там чего-то. На день стройотряда.
Удивление сменилось возмущением, и в невиновного водителя полетели безадресные, но довольно неприятные выражения.
– Дулю им с хреном. Пусть скажут спасибо, что и так бесплатно работаем.
– Нам и тут хорошо.
– И Ваньке мы уже обещали день стройотряда отиграть.
– Щас, глотай там пыль за три копейки и казённые харчи в столовке.
– Кстати, нужно предупредить зав клуба, чтобы с билетами не светился.
Прения закончились. Водитель отправился ломать автобус, а бойцы наполнять Дядину сумку пивом. В этот день договорились не злоупотреблять ни спиртным, ни водными процедурами. Бутылки откупорили прямо возле прилавка. Долгожданный напиток синхронно исчез сразу из пяти бутылок в иссушенных организмах.
Пустую посуду поменяли на полную, не отходя от кассы.
Идти в душную гостиницу было лень. Расположились просто на лавочке под тенью огромного тополя в небольшом дворике рядом с магазином. Дядя никак не мог успокоиться и простить себе вчерашнее фиаско.
– Мужики, ну почему всегда так получается? Целое стадо тёлок, а мы как последние придурки ещё ни разу свои концы не попарили? Я там такую девочку приметил!!! Блеск, фигура фотомодели, личико как у актрисы, глазки голубые, а ресницами можно от мух отмахиваться…
– Пить меньше надо, – отозвался Кеша.
– Во, блин, трезвенник нашёлся. А чё ты вчера не отказался от самогона?
– Такому откажешь. Я как этого Колька увидел, чуть со стула не упал.
– А без Колька не пил бы?
– Нет.
– Может, ты бросил?
– Очень даже может быть.
– Хохот меня душит,. Кеша трезвенник. Ха-ха-ха. Отдай пиво, не переводи продукт. – Дядя сделал лицо серьёзным и потянулся к бутылке.
– Так я не сегодня бросил, я завтра буду бросать. Сегодня у меня сушняк. – Кеша двумя руками вцепился в заветный напиток.
– Ты, и бросать? – не выдержал такой наглости Тучка.
– Кеша – трезвенник. Хааа-ха-ха, – засмеялся, открывая новую бутылку Лёлик.
– Завтра бросать… собрался…, – прыснул от смеха Болик, не забывая отхлебнуть свою порцию.
– Ты как Колька вчера увидел, у тебя чуть глаза не выпали на землю. Тебе эту травму ещё месяц лечить надо, – снова заговорил Дядя.
Его поддержала компания.
– А я тоже чуть не усрался.
– А я смотрю, подходит, гора. Ну, думаю, кранты. Доигрались. Хи-хи.
– Не зря ты палочки уронил. Ха-ха-ха, – Лёлик толкнул брата плечом.
– А у тебя морда зелёная стала. Ой, не могу, как у покойника. Ха-ха-ха-ха, – засмеялся Болик.
Голоса слились в общий хохот:
– А ты? Хо-ха-ха.
– А, а-а-а-а-а! Ха-ха-ха.
– И-и-и-и… У неё-ё-ё-ё-ё… Ё, моё… Не могу-у-у-у!!!
– Ах-ах-ха-ха.
– Ик… Ха! Ик… Ха–а–ха!!! Ик.
Смех перерос в нездоровую истерику. Слова присутствующих сменились нечленораздельными звуками. Дядя упал на лавку и стучал по ней руками. Тучка сполз на землю и беззвучно дёргался в конвульсиях. Кеша икал, изредка пытаясь засмеяться. Болик с Лёликом держались за животы, регулярно кланяясь в сторону магазина. Нервная система, до основания расшатанная последними событиями, выпускала пар. Вместе с паром появилась необходимость выпустить и более охлаждённую жидкость. Пиво неумолимо эксплуатировало почки и в переработанном виде стремилось наружу.
Природа звала.
Но, туалетов поблизости не оказалось.
Отсутствие туалетов в посёлках, деревнях и даже провинциальных городках – это национальная традиция. Их там нет, просто потому, что нет. И, что интересно, во дворах частного сектора есть, в квартирах, гостиницах и парикмахерских тоже есть, а общественного, на улице, для всех, ни одного. Иногда они, туалеты, конечно, попадаются на вокзалах небольших городишек, но ведь не все населённые пункты украшены вокзалами. В Апрельском вокзала не было, а значит, не было и общественного туалета. Складывалось впечатление, что местное руководство боялось или стеснялось маленьких заведений общественного пользования и специально их не строило. Или видело в этом социальную направленность – чтобы народ по улицам без дела не шлялся, а сидел дома или на работе.
Ребятам было не до рассуждений. Мочевые пузыри давили на ноги. Деваться было некуда, пришлось прервать «смехопанораму» и отправляться в душную гостиницу утолять зов природы. С природой вообще спорить тяжело, особенно если она так настойчиво рвётся на волю.
Допивали в номере. Пиво на старые дрожжи оказало сногсшибательное воздействие, ребята легли спать ещё до заката.
Снова слышался храп и выли собаки.
23. Тринадцатое, пятница.
На эту пятницу пришлось тринадцатое число. Говорят, что в такие дни ведьмы выходят на шабаш, по улицам бегают чёрные коты, возникают аномальные явления, а с людьми случаются невероятные истории. Наши музыканты были отпетыми атеистами и такой ерунды, естественно, не знали.
Продолжительный сон закончился ранним пробуждением. В половине восьмого утра в дверь без предупреждения вломилась уборщица, прогромыхав вёдрами.
– Давайте, вставайте, мне велено у вас поубирать. Приезжает там кто-то из начальства. Во, насвинячили, а мне вымывай, постели чистые возьмите у коменданта, загадили тута всё, а ещё музыканты. Интеллигенция засратая, – бубнила под нос горбатенькая старушка.
Стол был пуст. Отсутствовали и пирожки, и молоко, и даже огурцы. Пришлось одеваться, срочно менять бельё и отправляться в столовую на завтрак.
В фойе гостиницы было непривычно безлюдно.
Столовая ребят встретила запахом кислой капусты и хлорки. Ели молча и без аппетита. Это был первый завтрак в Апрельском, на который ребята попали вместе с бойцами стройотряда.
С раннего утра всё шло наперекосяк. Но даже пережитые события не смогли зародить в умах юных героев ни капли сомнения в первичности материального перед духовным, не говоря уже о мистических выдумках, зачастую связанных с числами, кошками и привидениями. Пролетарское воспитание, многолетние последствия отлучения церкви от государства и влияние глубокомысленных лекций по марксистско-ленинской философии оставили свой отпечаток.
К тому же и день проходил вполне обыденно – завтрак, отдых на пляже, обед, репетиция, ужин. Проверяющие не появлялись. Танцы решили проводить по старому сценарию – за символическую плату и по киношным билетам. Всё шло нормально: аппаратура работала, музыка играла, народ плясал, девочки стреляли глазками, Кеша дремал за микшерским пультом. И только Дяди нигде не было видно. Он исчез перед началом танцев и до сих пор не появлялся.
Не пришёл Дядя и после танцев. Аппаратуру заносили без него.
Без него музыкантов провожали молоденькие девушки. Это они целый вечер гипнотизировали ребят взглядами, пока к ним не спустились во время перерыва Болик с Лёликом и не уговорили на продолжение приятного времяпровождения. По дороге весёлая компания постепенно разбилась на пары и временами терялась в темноте переулков. Гостиница встретила поздних гуляк тишиной, пустым фойе и несколькими освещёнными окнами.
– Девчонки, мы сейчас переоденемся и выйдем. Хорошо? – начал знаменитый оператор и начинающий ловелас – Кеша.
– Брось, Кеша, давай сразу к нам. Сейчас по соседям пройдёмся, на стол чего-нибудь сообразим, – перебил его более опытный в таких делах Тучка.
– Правильно, к нам, – тут же согласился электронный гений.
– В номера, – подхватили братья.
Девочки, для порядка, покапризничали, но быстро согласились. С криками и смехом хозяева и гости ввалилась в номер. Открывшаяся картина пленяла своей новизной – поперёк кровати лежал Дядя, по полу каталась наполовину опустошённая бутылка с мутной жидкостью, обильно поливая паркет своим содержимым и распространяя подозрительный запах сивухи. Под столом стояло ещё не менее пяти опустошённых бутылок. За столом сидел Иван Карпинский – командир стройотряда, а рядом с ним двое незнакомых молодых людей в костюмах с галстуками и с комсомольскими значками.
Несмотря на полный штиль в помещениях гостиницы, девочек сдуло ветром.
– Так, так. Значит, вот как вы несёте в массы идеологию комсомола и коммунизма. Пьянство, разврат, безделие и равнодушие, а ведь эти понятия чужды настоящему студенту, а тем более комсомольцу, – начал разговор один из гостей вставая из-за стола.
Его перебил второй.
– Мы им оказали доверие, отправили с ответственным поручением, деньги для них от стройотрядов отрываем, между прочим, заработанные вашими товарищами с кровью и потом в тяжелейшей работе на благо Родины, а они здесь развлекаются.
К оратору наклонился командир стройотряда, и что-то прошептал на ухо.
– Как не отрываем? – вопрос предназначался Ивану.
– Так, они бесплатно ездят, мы их только кормим.
– Ну и ладно, всё-таки кормим. Они и этого не заслужили. Чего ты их выгораживаешь? Развели тут бардак. А ещё комсомольцы. Вам не стыдно?
Ребята стояли на пороге, потупив взгляды.
– Почему молчите, вам нечего сказать?
Первым опомнился Тучка.
– А собственно, что произошло, и почему нечего? Есть что. Мы честно выполняем свой долг, ездим с концертами по строительным отрядам. Заметьте, совершенно безвозмездно, так сказать, по зову сердца и велению души. Да, конечно, приходят к нам иногда благодарные слушатели, приносят то сигареты, то продукты. Любит народ песни, жалеет музыкантов. Вот и сегодня, пришла целая делегация ветеранов Великой Отечественной войны. Мы откомандировали нашего товарища на встречу с ними. Он же не мог обидеть ветеранов и отказать им в тосте за победу мировой революции над мировой реакцией. Ну, не выдержал, товарищ, но это же по-молодости, не рассчитал сил. Только его не ругать нужно, его нужно похвалить. Не опозорил комсомол!
Ваня хитро улыбнулся и одобрительно кивнул головой. Проверяющие немного поостыли, им и самим не нравилось, что на вверенном им участке случилось чрезвычайное происшествие. Их тоже за это по головке не погладят. Такой поворот событий, к которому подвёл слушателей Тучка, устраивал всех, но так просто злодеев отпускать было неприлично. Принципиальность, прежде всего.
– А девочки, которых вы привели, тоже ветераны? – попытался продолжить начатую тему первый.
Кеша быстро сообразил, что рьяных блюстителей морали нужно добивать аргументами и невозмутимо добавил:
– Это можно расценивать как шутку? Тогда объясняю. Мы хотели сделать совместный номер с представительницами рабочего класса на тему слияния города с деревней и раскрыть историческую роль комсомола в выполнении постановлений партии и правительства по вопросам интенсификации производства продукции сельского хозяйства. Для обсуждения концепции пригласили отобранные на конкурсе таланты из контингента «зелёного цеха», а вы их распугали.
– Да, – подтвердили близнецы.
– Девушки танец разучили, и сценку на патриотическую тематику, под нашим чутким руководством. Мы старались, а вы тут такое наговорили, прямо врагами народа сделали, – Тучка поставил в прениях жирную точку.
Отцы-руководители начали таять. Музыкантов снова поддержал командир:
– Ребята молодцы, председатель районной администрации им даже благодарность объявил, устную. Они рвались поехать по другим стройотрядам, только у них автобус поломался, пришлось задержаться.
Комсомольцы выразили на лицах недоумение и переглянулись.
– Как поломался? – удивился более активный из вожаков.
– Сильно поломался? А мы хотели вас отправить в Красный Лемех. Там у нас самый передовой отряд. К тому же, интернациональный. Они давно самодеятельность просят. Иностранцы это вопрос политический, – продолжил второй.
– Точно, они вас уже завтра ждут! Придётся вопрос с транспортом решать, – окончательно подобрев, заявили оба идеолога комсомольского движения одновременно.
Первый из них подскочил и убежал звонить в штаб, чтобы решать транспортную проблему. Второго потащил за собой Ивана, непрерывно шепча что-то на ухо и хитро улыбаясь. На пороге командир повернулся к провинившимся злодеям и скороговоркой выпалил:
– Завтра я к вам приду в восемь часов. Ложитесь пораньше и уберите здесь всё.
Гости разошлись. Ребята немного успокоились. Тучка посмотрел на невменяемого Дядю.
– Давай его будить. Вот, сволочь, и с кем это он нажрался?
– Скотина. Из-за него опять вечер пропал. Такие девчонки сбежали, – на лице Лёлика проявилось неподдельное разочарование.
– Главное, что пронесло. Могли и аморалку пришить, – вполне резонно заметил Кеша.
– Пронесло тебя от Валькиных пирожков, а тут могли и с института попереть, – Тучка полез под стол за пустыми бутылками.
– Принёс чёрт придурков. Хорошо ещё, что отмазались, – из умывальника появился Болик с веником.
– А, между прочим, сегодня тринадцатое число, и пятница. Может, и впрямь, чёрт постарался? –Лёлик загадочно поднял глаза к потолку.
– Не будь идиотом, – обрезал брат.
На кровати послышался храп и невнятное бормотание. Всё внимание переключилось на Дядю.
– Во, гнида, он издевается над нами. Смотри, как храпит.
– А интересно всё-таки, с кем это он бухал?
– Сейчас узнаем.
За виновника ночных неприятностей взялись всерьёз.
Над бесчувственным телом отыгрались за все полученные затрещины и нравоучения по полной программе. Дядю били по щекам, засовывали в умывальник под холодную воду, дёргали за уши, щипали, несколько раз роняли на пол, укладывали на кровать, и поливали из чайника. У подопытного признаки жизни присутствовали, но признаки сознания не проявлялись. После длительной и очень утомительной, но совершенно бесполезной экзекуции решили оставить неразрешимой загадку о Дядиных компаньонах до завтрашнего утра.
Уставшие музыканты разбрелись по кроватям.
За окном светила полная луна. По ночному посёлку разносился лай дворовых собак. Неожиданно прокукарекал петух. Мимо окна что–то с шумом пролетело, а по стеклу пробежала большая тень. Может, это ночная птица вышла на охоту, а может быть, и запоздавшая ведьма на метле спешила к открытию шабаша. Кто знает? В природе так много загадок…
Полночь. Пятница закончилась.
Наступила суббота, четырнадцатое.
24. Вина страшнее похмелья.
Всех разбудил невероятный грохот. На полу сидел Дядя. Его мутный взгляд блуждал по лицам проснувшихся друзей, белым стенам гостиничного номера и куче бутылок под кроватью. Под конец глаза упёрлись в окно, за которым ярко светило утреннее солнце, и прищурились.
– Мужики, где это я? Почему я на полу? А куда Витёк подевался?
– Какой Витёк, Толян? Такое впечатление, что ты не с кровати упал, а с крыши,– с очень серьёзным лицом спросил Тучка.
– А я что, упал?
– Нет, тебя сюда Карлсон принёс.
– Ой, блин, как голова болит… Уже утро? Во я дал. А Витёк ушёл?
– Дядя, кто такой Витёк? – поинтересовался Кеша.
– Ну, Витёк, жених, он вчера приходил с дружком, у него свадьба завтра… Нет уже сегодня. Я за сотку договорился, рублей. И самогон у него классный. С вас причитается.
– Дядя, жопа ты с ручкой. Что причитается? Вчера здесь комиссия была из комитета. Нас выгнали из комсомола, из института и агитбригады. И всё по твоей вине. Представляешь? Они пришли, а ты в дрободан. По полу бутылки катаются, – не меняя выражения лица, соврал Тучка.
– Ага, сегодня пришлют за нами новый автобус и в Тушканов, – добавил Кеша.
– И полетели голубчики в родные пенаты без выходного пособия и студенческих билетов, – продолжил руководитель ансамбля.
Братья молча наблюдали за происходящим, высунув одинаковые головы из-под одеял.
– Стоп, я не понял, здесь что, была комиссия? А я спал? Во, блин, приплыли. А вы где были?
– Проснись, Дядя, мы на танцах играли, – ответил Кеша.
– И нас выгнали? Да нет, вы меня разводите… А кто был? Где они? Я разберусь. Я всё улажу. Где Ваня? Я сейчас. Не бздите, мужики, – Дядя подскочил, схватил полотенце и скрылся в умывальнике. За стеной послышался шум воды и непонятное бормотание.
Заговорщики с безучастными лицами рухнули на подушки. Уезжать из Апрельского очень не хотелось. Снова предстояло глотать придорожную пыль, ремонтировать разбитую тряской аппаратуру и безнадёжно отыскивать источники материальной поддержки. А ведь здесь оставались до сих пор так и нетронутые девочки, комфортабельная гостиница, недополученные деньги за предстоящую свадьбу, весёлый отдых на природе и устоявшийся быт.
Труба вперёд не звала. Она молчала.
Дядя вышел из умывальника немного опухший, но умытый и чисто выбритый.
– Так, я побежал, я всё сделаю. Чего вы лежите? Пошли вместе, – Дядя хаотически метался по комнате в поисках одежды.
Первым не выдержал Тучка:
– Ладно, успокойся, нас не выгнали. Хотя и получили мы не слабо. Нас опять по гастролям отправляют. Прощай сытая спокойная жизнь, прощайте красавицы «зелёного цеха», прощай лес, прощай озеро, прощай Кузьмич, хотя и жадный, но справедливый.
– Да ладно, вы меня снова разводите. У нас же автобус поломан.
– Они новый пришлют. У них иностранцы скучают. Будем петь им «Чунга-Чангу» под боевые барабаны в какой-то несусветной дыре. И всё из-за тебя.
Дядя понял всю трагичность случившегося, свою роль в происшедшем несчастье и обречённо сел на кровать.
– А как же Ваня, а день стройотряда, а свадьба? Я же пообещал.
– Тю-тю. Накрылись наши денежки, девочки и другие атрибуты сладкой жизни. Такова селяви, – рыжеволосый оператор подсыпал очередную порцию соли на раненое сердце брюнета.
– Дать бы тебе по шее, да некому, а мне некогда, – вставил Лёлик.
В комнате повисла тишина. Даже птицы перестали петь за окном, выказывая солидарность с расстроенными до предела обитателями гостиничного номера.
Каждый думал о своём.
Время застыло подобно бетонным изваяниям атлетов в парке культуры.
Дверь комнаты неожиданно отворилась и, как в сказке, появился «царевич Иван». Никто с места не сдвинулся. Кислые физиономии присутствующих вызывали чувство изжоги.
– Привет, шнаранты. Что носы повесили? Скажите спасибо, что так легко отделались. Слушайте сюда, всё обошлось, комиссия похмеляется. Я их уговорил остаться на выходные. Автобус пришлют только в понедельник, у вас есть два дня до отъезда. В следующую пятницу я вас жду на праздник ССО, никакие отговорки не принимаются. В самом крайнем случае позвоните, я за вами пришлю вашего дядю Колю. Он до конца недели здесь остаётся, его от рыбалки оглоблей не отгонишь. Всё понятно?
В комнате посветлело. Ребята вскочили с кроватей и бросились обнимать спасителя.
– Ваня!!!
– Ванёк, спасибо.
– Что бы мы без тебя делали?
– Ура-а-а-а!!!
– Ладно, хватит. На свадьбе мне с комиссией места хватит? Пусть расслабятся комсомольцы.
– Договоримся. Точняк. Я это на себя беру, всё будет чики-пуки, Ванечка, – Дядя протянул руки, пытаясь обнять командира.
– Всё, до вечера, – Ваня увернулся и выскользнул из комнаты.
Свадьба прошла ещё веселее, чем прошлая. Сценарий был прежний, а размах новый. Гуляли во дворе двухэтажных бараков. Столы стояли прямо на улице и ломились от различной вкуснятины. Народу было почти столько же, сколько на первом концерте в апрельском доме культуры. Самогон лился рекой. Жених Витёк оказался родным племянником директора местного совхоза. На почётных местах за столами сидели: дядя жениха он же директор совхоза с женой и соседями, председатель райисполкома с супругой и прыщавой дочкой, Ваня с областными начальниками по линии комсомола, заведующая столовой с лысым мужем бухгалтером, и Кузьмич с Дядей. Если не считать нескольких потасовок и пропавших на два дня комсомольских активистов, то всё обошлось без приключений. Кстати комсомольцы нашлись к утру в понедельник у девочек «зелёного цеха».
25. Дураки и дороги.
Новый красный «Икарус-турист» увозил загрустившую агитбригаду вдаль от насиженных мест. Комсомольские начальники всю дорогу до Тушканова улыбались и заискивали перед музыкантами. Они были не только виновны в новых мытарствах ребят, но и небезосновательно беспокоились по вопросу разглашения информации о собственном не совсем морально-устойчивом поведении. В Тушканове активисты ещё раз принесли свои извинения и долго пожимали руки новым друзьям, нахваливая за талант. В свою очередь, музыканты восхищались организаторскими способностями комсомольских вождей, не забывая о Дядиной попойке. Дипломатические расшаркивания и обоюдные дифирамбы продолжались не менее получаса.
Товарищи в пиджаках ушли довольными.
Гастролёры облегчённо вздохнули.
Автобус двинулся дальше. Ему предстояло пересечь Тушканов и добраться до колхоза «Красный Лемех» в населённом пункте под названием Свинявин, что раскинул свои постройки в пределах Костровского района.
Большую часть пути ехали с комфортом, но по мере приближения автобуса к своей заветной цели, дороги претерпевали изменения, и в основном не в лучшую сторону. Ландшафт из цивилизованного плавно перетекал в экстремальный. Водитель новенького «Икаруса» постепенно разбавлял устную речь нецензурными выражениями. В конце путешествия разбавлять было нечего – вся речь состояла из одного слова. Только представитель славянской народности мог из одного единственного слова создать не только предложения, но даже небольшие, но колоритные произведения. Это слово из существительного легко превращалось в прилагательные, глаголы, местоимения и даже предлоги. Языковеды многих цивилизованных стран на таком опыте легко могли бы защитить не одну диссертацию.
Свернув за посадкой на грунтовку, автобус с большим трудом преодолел перепаханную нерадивым трактористом дорогу, форсировал мутную лужу, по размерам не уступающую Азовскому морю, и наконец-то въехал в Свинявин. Навстречу невиданному в этих глухих местах транспортному средству вывалили все ходячие жители захолустного селения, включая коров, свиней, собак и многочисленную армию курей под предводительством огромного петуха. Петух выгодно выделялся в толпе пёстрым окрасом, он непрестанно кукарекал, хлопал крыльями и гордо набрасывался на автобус, целясь клювом в забрызганное грязью лобовое стекло. Вид большого и красного конкурента его явно беспокоил. Любопытствующая толпа провожала чудо современного автомобилестроения до самой «стоянки» местного стройотряда.
Отряд жил в передвижных вагончиках на окраине деревни и занимался прокладкой линии электропередач. Оказывается, ещё не везде в этой великой стране под названием СССР горела лампочка «Ильича». Жители Свинявина за семьдесят лет советской власти так и не увидели её чудесного сияния. Данное мероприятие откладывалось с одной пятилетки на другую. Но, народ надеялся и верил родной партии. Она каждый год обещала заветную электрификацию и каждый год находила непреодолимы трудности и причины чтобы ничего не сделать. А народ не просто верил, у многих давно уже пылились в сараях электронагревательные приборы, торшеры в тряпочных абажурах и холодильники, а на тумбочках стояли телевизоры. У некоторых даже были установлены антенны на крышах. И вот, благодаря студентам, их мечта превращалась в реальность. По крайней мере, так думали сельчане.
Убогие вагончики стройотряда на полуспущенных колёсах стояли прямо на лугу вблизи небольшого пруда. Немного подальше маячил оббитый рубероидом туалет и небольшой навес, укрывающий от непогоды длинный стол с лавками. Возле стола возвышалось странное металлическое сооружение, своим видом напоминающее походную солдатскую кухню и отчаянно коптило. Между вагончиками на верёвках сохло бельё. Вокруг валялся бытовой мусор с большим количеством пустых консервных банок.
У музыкантов слов не было, у водителя они закончились ещё в пути к Свинявину.
– Вот это цивилизация! Интересно, а у них самих-то свет есть? – не на шутку озаботился Кеша.
– Блин, удружили комсомольцы. Любопытно, они вообще-то сами знают, что здесь происходит? – не остался в стороне от впечатлений и Дядя.
– Это конец, – изрёк Болик.
– И как мы здесь должны выступать, где, на чём, для кого? – резонно заметил Тучка.
Из автобуса вышел водитель. По его виду можно было понять, что он никогда в жизни больше не согласится обслуживать агитбригады.
– Так, мужики, делайте что хотите, а я еду домой, выгружайтесь.
Друзья переключили внимание с убогого ландшафта на новую проблему и наперебой запричитали:
– Как? А кто нас назад повезёт?
– А мы?
– Мы что, здесь должны оставаться?
– Ты чё, водила? Мы же здесь помрём.
Оглядывая колёса, подвеску и остальные принадлежности бывшего красавца туристических рейсов, водила нехотя бросил:
– И не просите, я в гробу видел такие поездки. Если бы мне раньше сказали, что здесь такая дыра, я бы в жизни не согласился. Выметайтесь, или я с вашим хламом уеду.
Спорить было бесполезно. Разгрузились просто на лужайку. «Икарус» развернулся, кашлянул, выдав порцию чёрного дыма, и скрылся за деревьями посадки. Оставшиеся в поле озадаченные гастролёры напоминали своим видом участников кораблекрушения. Стоящая просто на траве музыкальная аппаратура выглядела нелепым пятном на картине неизвестного художника-сюрреалиста.
Постепенно эмоции растаяли и появились вопросы.
– А где аборигены? – почёсывая затылок, сам у себя спросил рыжеволосый оператор.
– А магазин здесь есть? – поинтересовался Болик.
– Аборигены, магазин, как мы отсюда выбираться будем? Нам что, здесь пятницы дожидаться, когда за нами Ваня «ПАЗик» пришлёт? Нас же здесь комары сожрут, – добавил в разговор немного суровой действительности реалистически настроенный Дядя.
– Да, мрак… И водки мы не взяли с собой…, – снова, не обращаясь ни к кому конкретно, вставил Кеша.
Воздух оглушал тишиной. Он казался густым и лёгким одновременно, а состоял из чистого кислорода, смеси луговых цветов, свежераспаханной земли, костра, болотных испарений и многого – многого другого, что не подлежало определению. Тучка вдохнул полной грудью, посмотрел по сторонам, заулыбался и неожиданно произнёс:
– А мне здесь нравится. Дышится-то как хорошо?! Классно! От пьянок отдохнём, рыбку половим, а в пятницу в Апрельское поедем.
Товарищи озабоченно переглянулись на руководителя ансамбля и не на шутку заволновались. Дядя бросился к Тучке и начал рукой измерять температуру.
– Тучка, ты не заболел? Может у тебя жар от переезда?
– Может это нервы? – в свою очередь с ехидной улыбкой на лице поинтересовался Кеша.
– И водку мы не купили по дороге. Лечить теперь нечем, – резонно заметил Лёлик.
Тучка отмахнулся, и его лицо выразило жалость к непонятливым попутчикам этого короткого отрезка его жизни.
– Да посмотрите вы вокруг, красота-то, какая! Слышите, кукушка кукует, жаворонок где-то поёт, лягушки квакают... А мы? Зальём хари самогоном и радуемся. А трезвыми, что, нельзя отдыхать?
– Ага, льдинка на льдинку, коровка на коровку – природа, – попытался снова скаламбурить Кеша, но, получив от Тучки подзатыльник, изменил свою точку зрения, – а я что? Я ничего. Правда, очень красиво…
Ребята притихли. На самом деле выходило, что без спиртного уже и не знали чем заняться. Они, может быть, на этой поляне в первый раз за долгие годы задумались о смысле собственной жизни.
День клонился к завершению. Над огромными ивами, укрывающими своими ветвями гладь пруда опускалось жёлто-красное солнце. По небу плыли кучевые и перистые облака, впитывая в себя все цвета радуги. Облака светились изнутри, переливались, превращались в сказочных героев, таяли в лучах заходящего солнца и снова возрождались в причудливых многоликих чудовищах.
Вдалеке показался грузовик, поднимая пыль до самого горизонта. Это стройотряд спешил на ужин. Неожиданно дверь одного из вагончиков открылась, и на ступеньках появился заспанный «абориген». Это был невысокий паренёк африканской наружности. Лучи заходящего солнца скользнули по его чёрным, блестящим щекам и преломились в изумительных рядах великолепных белых зубов.
– Вау! Мю-юзик! Вери гут! Карашо-о-о!!!
– Во блин, макак. Откуда он взялся? Может здесь и пальмы с бананами растут? – тихо, чтобы не услышал боец, проговорил Кеша и тоже радушно заулыбался.
Ему в тон, не разжимая зубов, продолжил Дядя:
– Их специально набрали в отряд, чтобы лазали по столбам без лестниц и крепили изоляторы. Так дешевле.
Ребята ещё шире растянули на лицах улыбки, и с большим трудом сдерживая смех, направились к вагончику. Подъехал и остановился грузовик, небрежно приспособленный для перевозки пассажиров, с яркой надписью на заднем борту «Люди». Из кузова посыпались представители монголоидных, негроидных, европеоидных и остальных, самых невообразимых рас, отличавшихся между собой не только цветом лиц и разрезом глаз, но и строением ушей. С подножки кабины спрыгнул командир – он оказался единственным в отряде соотечественником.
Лагерь ожил и зашумел. Но зашумел он как-то непривычно. Языком межнационального общения в отряде оказалась смесь русского матерного с языком племени «Мумбу-Юмбу» в английской транскрипции.
Встретив долгожданных, но неожиданных гостей, командир проявил небывалое гостеприимство. Для музыкантов он освободил целый вагон. Аппаратуру помогли перенести африканцы, весело что-то выкрикивая и выбивая на барабанах непонятные народные ритмы. Глядя на такое чудо, Дядя не смог удержаться:
– Тучка, а как ты себя чувствуешь в роли рабовладельца? Так и хочется крикнуть: «Работайте, гады, солнце ещё высоко!»… И хлопнуть кнутом.
Тучка хихикнул, но промолчал.
Как и предполагалось, в лагере электричество отсутствовало. В скромных помещениях зажглись керосиновые лампы а-ля «Летучая мышь». Народ неспешно потянулся к умывальникам и в импровизированную столовую. Дежурный, тот самый темнокожий парнишка, что вылез из вагончика, разнёс тарелки с пропитанием. Ужин оказался очень скромным. Состоял он из слипшейся каши без мяса, консервированной кильки в томате и компота. Повар кулинарными способностями явно не выделялся. Ели молча – бойцы стройотряда с жадностью, артисты с отвращением.
Вечерний концерт ограничился сольным выступлением Тучки под гитару с хоровым и ритмическим сопровождением интернациональных слушателей на ложках и алюминиевых мисках. Через час уставшие бойцы потихоньку начали пропадать в темноте и оседать в кроватях. Вскоре из всего отряда остался только вождь племени, он же командир стройотряда. Выступление закончилось, Тучка, не прекращая мучить инструмент, спросил:
– Слышь, начальник, а чего это у вас так с питанием плохо? Повара такие, или с продуктами напряжёнка?
– И то, и другое… Вначале нам Жаклин готовила, повариха, у неё хорошо получалось и за продуктами регулярно ездила в ближайшую деревню. Потом народ начал возмущаться, что она не работает, а деньги будет наравне со всеми получать. Решили готовить по очереди. Холодильника у нас нет, вернее есть, но света нет, поэтому закупать мясное или молочное надолго не получается. На жаре всё быстро портится. Вот и давимся субпродуктами. Иногда консервы закупаем.
– Да, житуха. А нас, зачем вызывали? У вас же электричества нет.
– Вас? Мы вас не вызывали. Это, наверное, комитетовские. Они к нам один раз приезжали, побыли недолго, поели каши и укатили, пообещав прислать агидбригаду. Если честно – мы даже не надеялись.
– Понятно, комсомольская инициатива с политической подоплёкой. Похоже, нам здесь до пятницы куковать. У вас хоть удочки есть? – спросил Тучка.
– Есть. У меня в комнате, три штуки, берите. Кстати здесь рыбы полно, я хотел половить, но некогда. За этими «чурками» глаз да глаз нужен, то болеют экзотическими болезнями, то просто шлангуют. Это был последний раз, когда я на такой интернационал согласился.
Полуночники ещё немного посидели и тоже отправились спать.
На следующее утро назначили марш-бросок в Свинявин на поиски цивилизованного пропитания, и рыбалку. В деревню собрался Дядя с близнецами, а за рыбой Тучка с Кешей.
Вставать предстояло ни свет, ни заря.
26. Судьба улыбается новичкам и настойчивым.
За окном вагончика начинало сереть. Тучка проснулся первым, он давно мечтал посидеть с удочкой у пруда. Ему даже сон приснился о рыбалке, с лещами, поплавком и здоровенным сомом, прыгающим на жабьих лапах.
– К чему бы это? – подумал парень, но тут же отбросил предрассудки, надел штаны, быстро умылся и принялся за напарника.
– Кеша, вставай.
– У-у-у-у…
– Вставай, ты сам на рыбалку просился.
– Ну, её. Я покемарю.
– Вставай, я тебе покемарю.
– У-у-у-у…
От Тучкиных попыток разбудить Кешу, проснулся Дядя. Этот долго не рассусоливал, а подошел к кровати и скинул Кешу вместе с матрацем на пол.
– Вставай гад, вам ещё червяков копать, или ты руками ловить собираешься? Кстати, мы тоже скоро встаём, все равно тебе валяться не дадим. И без рыбы не приходите. Будете у меня перловкой давиться.
Кеша нехотя поднялся, уложил матрац на место, и начал одеваться, непрестанно что-то бормоча себе под нос. Тучка надел командирские резиновые сапоги, взял удочки, сунул напарнику ведро и потащил на улицу. Кеша несколько раз спросонья зацепился за убогую мебель вагончика, разбудил Болика с Лёликом и, сопровождаемый нецензурными напутствиями, вышел на свежий воздух.
Улица встретила ребят туманом и холодом. Солнце ещё не взошло. Кеша ёжился, бормотал что-то под нос, кутался в старый ватник и семенил за другом. Промозглая сырость окончательно разогнала сон. Очкарик в последний раз зевнул и спросил:
–Туча, а где мы червей будем копать, и чем? У нас же лопаты нет.
– Иди уже, не вякай. Я покажу, – Кеша обиделся, но не показал вида и молча продолжил движение.
Туман понемногу рассеивался. С каждой минутой становилось всё светлее и теплее. На пруду запели мужские особи отряда земноводных, привлекая звонким кваканьем зелёных с пупырками невест для интимных отношений. Рыбаки подошли к старому, почерневшему стогу соломы, прислонившемуся к сараю с покосившимися стенами и редким скелетом кровли из прогнивших деревянных брусьев. Тучка указал на стог:
– Вот здесь и накопаем. Что смотришь? Разгребай солому. Гляди, какие жирные и красные! Эти для рыбы самое то – навозные.
Кеша брезгливо начал ворошить палкой солому и двумя пальцами перекладывать извивающихся красавцев из кучи в пустую консервную банку. Название червей энтузиазма оператору не прибавило.
– Ой, а это что? – Кеша подскочил и отбежал в сторону, – оно с крыльями и зубами. Фу, какая мерзость.
– Не боись, это капустянка. Ты что, ни разу капустянки не видел?
– А где б я её видел. Я и с червями в первый раз в колхозе познакомился.
– А на рыбалке ты когда-нибудь был? – подозрительно поинтересовался Тучка.
– Нет.
– Так чего же ты со мной попёрся?
– Так интересно же, я давно мечтал рыбу поймать. Только меня никто никогда не брал.
–Ты что, правда, никогда рыбу не ловил?
– Нет, ну и что? Я научусь. Тучечка, ну пожалуйста, я буду стараться.
– Ладно, куда тебя девать? Только не скули, если что не так.
– Я ни-ни. Вот, смотри, я готов даже руками червей брать, – он бросил палку и быстрыми движениями начал собирать наживку.
Банка быстро наполнилась.
Спустя несколько минут снова двинулись в путь.
В тумане лениво засверкал водоём.
Расположились на плотине под ивами. Пруд замер неподвижным зеркалом водной глади. На поверхности скользили остатки утреннего тумана. Изредка что-то падало в воду и рисовало круги, которые увеличивались, пересекались и расплывались до самого берега. Неожиданно из воды выпрыгнула большущая рыбина и громко плюхнулась обратно, взметая брызги на несколько метров.
– Ни хрена себе. Тучка, это что? – закричал Кеша.
– Тише, ты, чего разорался? Рыбу распугаешь.
– А это рыба была, и такую поймать можно?
– Можно, можно. Только сиди тихо, не мельтеши и рот не открывай. Я тебе сейчас удочку заброшу, когда поплавок задёргается или утонет – тяни. Только сначала рыбу прикормить надо. Я тут немного вчерашней каши взял, сейчас разбросаем.
Кеша затих на пеньке, с интересом наблюдая за хитрыми манипуляциями опытного рыболова. Тучка разбросал кашу вокруг места лова, проверил снасти, и показал ученику, как нанизывать червей. На воду легли и замерли в позе часовых три поплавка.
Солнце показалось над горизонтом. Слепящая дорожка пересекла пруд, поделив его на две части, и стрельнула в глаза миллионами сверкающих зайчиков. Стало теплеть. Проснулись стрекозы и закружились над водой, с невероятным упрямством стараясь помешать наблюдению за клёвом, то и дело садясь на верхушки поплавков.
На Кешиной удочке поплавок задёргался и, спугнув стрекозу, поплыл в сторону, постепенно исчезая в воде.
– Ой! Тучка! Что это?
– Не шуми. Тихонько вставай и бери в руки удочку. Как утонет, тяни.
Кеша встал, схватился двумя руками за снасть и потянул на себя, удочка изогнулась дугой и задёргалась.
– Тучка! Там что–то есть! Ой! Не идёт. Что делать?
– Не торопись, тихонько тяни. Удочку под сорок пять градусов держи.
Кеша всё сделал, как ему сказали, но с точностью до наоборот. Он дёрнул удилище изо всех сил. Вопреки всем правилам лова и здравому смыслу рыба выскочила из воды, плюхнулась в траву и забилась в предчувствии горячей сковороды.
– Поймал!!! Поймал!!! Кто это?!!!
– Да не ори ты так, – Тучка подошёл к счастливому рыболову, – ну что сказать? Дуракам везёт. Это сазан, граммов на четыреста, хороший. С почином тебя. Отцепляй теперь, бросай рыбу в ведро и продолжай в том же духе.
На протяжении часа Кеша поймал ещё штук десять сазанов и карасей. Тучкины поплавки стояли как вкопанные. Он начал нервничать, перебрасывать снасти поближе к конкуренту, ругать Кешу за то, что тот неправильно нанизывает, подсекает и ловит.
Кеша отмахивался и хитро скалился.
Наконец-то и Тучке улыбнулось счастье.
Только счастье оказалось слишком большим.
Удилище изогнулось бубликом, леска зазвенела как струна. Опытный рыбак начал осторожно вываживать улов. Кеша запрыгал по берегу, его глаза засияли нездоровым блеском.
– Во, класс! Здоровая какая! Давай помогу!
– Не дёргайся. Разуйся, подкати штаны. Когда подтяну к берегу, заходи в воду и хватай под жабры.
– Щас! Я щас. Тучка, не уйдёт? Ух-ты, какая!
Рыбина не сдавалась. Она перекатывалась с бока на бок, резко плыла к берегу, поворачивала и устремлялась на глубину, била хвостом и отчаянно упиралась. Тучка стойко выдержал все пируэты жертвы, основательно её уморив. Медленно, но неумолимо любительница навозных червей приближалась к берегу.
На мели показалась огромная голова водного долгожителя.
Кеша шагнул навстречу невиданному чудовищу.
Всё произошло очень быстро.
Начинающий рыболов наклонился, пытаясь ухватить рыбу под жабры, но, видимо, ей это не очень понравилось, гигант выгнулся, перевалился на бок и мощным ударом хвоста опрокинул Кешу в воду. В Кешиных жилах закипела кровь древних предков и проявился инстинкт охотника. Его генетическая память проснулась и разбудила картины охоты на саблезубого тигра при помощи обыкновенной палки. Кеша бросился на врага, придавил его своим телом к прибрежному илу и обхватил обеими руками. Поверженный соперник затих. После нескольких минут неравной борьбы улов был доставлен на берег. Сазан тянул килограммов на пятнадцать.
Кеша весь вымок . Своим видом он скорее напоминал колхозного кабана, вывалявшегося в придорожной луже. Его одежда, покрытая илом и тиной, свисала до земли сосульками. Из под грязных очков, чудом удержавшихся на носу, счастливым блеском сияли глаза победителя.
– Тучка, мы его сделали! Здоровенный какой, я таких никогда в жизни не видел! А как он меня? А я его, бац!
– Я думал, что уйдёт, но ты молодец. Смотри, какого красавца завалил. Мужики от зависти сдохнут… Только тебе высохнуть нужно. Ты на себя посмотри.
– Да, ерунда, давай дальше ловить. Само высохнет. Мне не холодно.
– Это пока не холодно, да и ловить здесь уже бесполезно, мы всё распугали. Давай, снимай одежду, прополощи и вешай на дерево. Возьми мои штаны и куртку, высохнешь – отдашь.
Кеша начал стягивать куртку, но от неожиданности чуть снова не оказался в воде.
– Ой! Что это?
Из кармана выглядывали клешни большого рака. Удачливые рыбаки рассмеялись.
Клёв действительно прекратился. Ребята перешли на другое место, потом на третье, но нормальной рыбалки больше не было. Они надёргали ещё немного мелких карасей с окунями, дождались пока высохнет Кешина одежда, и отправились в лагерь.
Сазана несли вдвоём, нанизав ношу на палку через жабры.
Рыбалка явно удалась.
27. Свинявинцы и план ГОЭЛРО.
Кеша с Тучкой с большим трудом тащили улов и преодолевали неровности ландшафта. Поднявшись на косогор, им открылась неожиданная картина. В стане стройотряда происходили непонятные вещи. Ни аборигенов, ни оставшихся досыпать участников агитбригады видно не было, зато повсюду хозяйничали какие-то старушки.
Незнакомые бабульки, разбившись на группы, стирали, мыли вагончики, суетились вокруг полевой кухни, подметали территорию.
– Кеша, ущипни меня. Это что?
– Даже если укушу, ничего не изменится. Это не мираж, я тоже вижу.
– А что тогда происходит?
– Трудно сказать, давай подойдём и узнаем.
Озадаченных рыбаков встретили приветливо, но как-то уж очень навязчиво. Со всех сторон послышались восторженные вздохи на тему пойманной рыбы. Женщины задавали вопросы, и сами на них отвечали.
– Оцэ улов, Молодцы!
– Сеткой ловили?
– Какой там сеткой, видишь, они с удочками. На удочку ловили.
– Таку вэлыку на вудку не вспийматы. Воны мабуть её глушыли.
– Тю на тэбэ, такэ базикаеш. Дэ б воны её глушыли и чым?
– А мий ходыть, ходыть на свою рыбалку, рыбы не прыносыть, тилькы пьяный прыходыть.
– Та отчепиться вы од них, хай видпочынуть. Хлопци устали.
– Ребятки, идить до сэбэ у вагончик, отдохнить. Мы у вас поубирали уже. А за рыбу не беспокойтесь, мы её приготовим. И уху зварым и сазана запечём. Отдыхайте. Ваши друзи казалы, що скоро прыйдуть, воны до брыгадира пишлы, не хвилюйтесь.
– Мотря та забэры ты рыбу у ребят.
– Онучыкы, берить яблучка, прыгощайтеся, хороши яблочки, домашни. И чайку попейте, з пырижками.
Пирожки оказались очень кстати, рыбалка наиграла зверский аппетит.
Наблюдение за происходящим в стане стройотряда вопросов не уменьшило. Для получения объяснений решили дождаться Дядю с близнецами. Ранний подъем и плотный запоздалый завтрак сделали своё дело, Тучку с Кешей, не смотря на раздираемое любопытство, сморило окончательно. Кеше приснились огромные раки, которые стирали в корыте носки и русалки, кружившиеся вокруг него в хороводе на своих хвостах. Тучка спал без снов…
– Шнаранты! Подъём! Обед проспите!
Дядя тряс кровати и трубил побудку. Ранние пташки с большим трудом расклеивали глаза и въёзжали в суть происходящего.
– Дядя, что происходит, что это за прикол? Откуда такая любовь местного населения к советскому студенчеству? – протирая глаза и потягиваясь, поинтересовался Тучка.
– Вставайте, сегодня у нас на обед уха, фаршированный сазан, домашние котлеты, сырники со сметаной и компот с пирожками. Бойцы уже доедают, добавку просят. Кстати вам может не хватить. Да, поздравляю с уловом, как вам удалось такого монстра выловить? Или подарил кто?
– Кто нам подарит? Вон Кеша, жизнью рисковал. Чуть не утонул, – ответил Тучка, вставая с кровати.
Кеша гордо улыбался. Рыбаки рассказали друзьям о своих похождениях. Друзья рыбакам, в свою очередь, о своих.
Оказывается, они тоже встали рано и первым делом отправились на поиски дополнительных припасов и начинавших заканчиваться сигарет. Магазин в Свинявине отсутствовал, точнее он был, только в нём было практически пусто. Полки магазина в три ряда покрывали банки соевых бобов производства дружественной страны – Болгарии. Большие надписи: «Рыба», «Мясо», «Молоко», украшающие стены, робко напоминали о былом ассортименте торгового учреждения и не соответствовали суровой действительности. Даже сигареты оказались дефицитом.
В углу торгового заведения скучала продавщица, блуждающим взглядом осматривая случайных гостей. Выражение её лица было настолько красноречивым и исчерпывающим, что городские покупатели вопросов задавать не стали и покинули бесполезное строение молча.
На выходе из магазина ребят встретила большая толпа делегатов из местных активистов. Сельчане, приехавших на большом красном автобусе, приняли за высокое начальство. Последний раз областное руководство в Свинявине появлялось ещё во времена коллективизации. Жаль было упускать момент, да и вопросов за это время поднакопилось. Основной бедой в деревне было отсутствие электричества. Выяснилось, что строящаяся линия не заходила в деревню и не предполагала в ближайшее время менять своего направления. Электрификация всей страны увлеклась гигантоманией и не учла наличие на своих необъятных просторах маленького Свинявина, по крайней мере, в ближайшее десятилетие.
Гастролёры сначала опешили от недоумения, долго отнекивались и даже пытались сбежать, но умудрённые опытом крестьяне перекрыли пути к отступлению и настаивали на своём. Деваться было некуда, несправедливость нужно было исправлять. Ребята, заручившись поддержкой народа и обещанием решить продовольственную программу строотрядовцам, отправились на поиски руководителей строительства.
Самым главным на стройке был мастер предприятия электрических сетей, старый дедушка Потапыч, с синим носом и отвисшим животиком – последствием беспорядочной жизни вперемежку с обильными излишествами. После продолжительных переговоров, он согласился за небольшую материальную компенсацию исправить социальную несправедливость. Появление местных напитков и бесплатной закуски простимулировало изворотливый ум мастера и трасса, упёршись в болото, нарисованное Потапычем прямо на плане, повернула в сторону Свинявина.
Справедливость восторжествовала. Линия электропередач теперь должна была пойти прямо по центральной улице, а за отдельную плату электрический волшебник пообещал привезти неучтённую понижающую подстанцию и подключить дома.
Местные жители в долгу не остались, они рьяно взялись ублажать мастера ПЭС и улучшать условия быта студенческого строительного отряда.
– Вот так, братцы. Не только вы отличились. Мы тоже не сидели, сложа руки, закончил повествование Дядя.
– Это исторический поступок. Теперь вы тоже можете гордиться тем, что внесли свою лепту в электрификацию страны, – заулыбался Кеша.
– Да, приятно вдвойне, и материально и морально. Учись, студент, как говорил Федя Шурику, – Дядя встал и вышел из вагончика.
Обед превзошёл ожидания.
На ужин подали гречку с подливой, куриные ножки и компот из свежих фруктов.
Симпатичные пожилые куховарки приняли самое активное участие не только в приготовлении вечерней трапезы, но и в импровизированном концерте.
… «Тот был умней, кто свой огонь сберег.
Он обогреть других уже не мог,
Но без потерь дожил до теплых дней.
А ты был неправ, ты все спалил за час.
И через час большой огонь угас,
Но в этот час стало всем теплей»…
Увлечённо, под гитару выводил Тучка и сытые бойцы многонационального строительного отряда.
Эстафету перехватила гармонь с балалайкой и стройный хор местных старушек.
«… Наш колхоз "Восьмое марта"
Уважает женский труд:
Бабы сеют, бабы пашут,
Мужики учет ведут»...
Иностранцы были шокированы неожиданными переменами в повседневном быте. Им понравилась украинская национальная кухня и особенно то, что она была абсолютно бесплатной. Командир стройотряда светился от счастья, производительность труда во вверенном ему подразделении возросла небывало. Жалобы на быт и питание прекратились. Вечно подпитый Потапыч подписывал наряды без лишних придирок.
До самой пятницы наши герои наслаждались отдыхом на свежем воздухе – утро проводили на рыбалке, днём спали или помогали старушкам на кухне, а ужинали под разносолы, приготовленные заботливыми руками опытных домохозяек. Вечером пели хором и обучали иностранный контингент нюансам русского языка, а ночью ходили на пруд ловить раков с фонариком и большим сачком.
Спокойная, размеренная сельская жизнь благотворно влияла на внешний вид и душевное состояние молодых артистов – на лицах появились улыбки, на щеках румянец, а на талиях небольшая прослойка подкожного жира. В пятницу к обеду приехал дядя Коля на «ПАЗике». Проводы были бурными и продолжительными. В автобус загрузили успевшую запылиться аппаратуру и щедрые подношения благодарных колхозников.
План ГОЭЛРО, о котором так долго говорили большевики, начал своё победное шествие по маленькой деревне с гордым названием Свинявин.
Автобус отправился в Апрельское только к ночи.
28. Всё когда-то заканчивается.
День студенческого строительного отряда отмечали в фойе дома культуры. На праздник были приглашены все важные люди Апрельского и не только. С особым душевным трепетом музыканты ждали старых знакомых – активистов Тушкановского городского комитета комсомола.
Предпраздничная суета поднимала настроение. К полудню приготовления были практически закончены. На костре жарили двух освежеванных поросят, выделенных специально для мероприятия директором совхоза. Возле входа стояла бочка на колёсах с многообещающей надписью «Пиво». На леске, растянутой между двумя деревьями висели вязанки с вялеными и копчёными лещами, издающими невыносимый для здоровья простого человека аромат. В углу фойе возвышались ящики с водкой и минеральной водой. Грузовой «москвич–пирожок» сновал от столовой к месту праздника и доставлял закуски в алюминиевых кастрюлях. На помосте просторного помещения ждала своего часа музыкальная аппаратура.
Начали на два часа позже запланированного срока, директор совхоза задерживался в райцентре. За это время внутренние органы участников мероприятия пострадали не на шутку. Внешний вид разносолов и умопомрачительные запахи заставляли несознательные желудки преждевременно выделять свой сок. Агрессивная жидкость бродила по застоявшимся организмам в поисках пищи и, на радость гасроэнтерологов и беду владельцев, переваривала стенки собственных желудков. Нетерпеливые гости, в ожидании начала праздника, успели обильно забрызгать слюной и засыпать окурками лестничный марш дома культуры и прилегающую к нему территорию.
Директор прибыл и расселись за столами.
В начале день ССО напоминал заседание партийного актива. Говорили много, тосты превращались в политические манифесты, манифесты подкреплялись горячительными напитками. Только к середине вечера празднующие поняли роковую ошибку организаторов мероприятия – на вечер не были приглашены женщины. Даже директор совхоза приехал без жены и соседей, а председатель райисполкома без супруги и прыщавой дочери. Нужно было срочно исправлять ситуацию. В разные стороны разъехались ещё не совсем пьяные водители на железных конях. В «Зёлёный цех» отправили дядю Колю с автобусом. В спешном порядке на столах произвели рокировку.
Автопарк возвратился к месту праздника на удивление быстро. Женский контингент был готов к такому повороту событий и, видимо, сидел в ожидании приглашения на чемоданах. Застолье из политической говорильни превратилось в душевный праздник. Раскрасневшиеся лица с осоловелыми глазами и чисто выбритыми щеками постепенно перемешивались к подрумяненным щёчками и подкрашенным глазкам. Появились тосты «За присутствующих дам». Офицеры выпивали с локотка. Штатские – кто как привык.
Дождались своего часа музыкальные инструменты и зазвучали нестройные аккорды современной эстрады. Отсутствие практики пагубно повлияло на качество исполняемых произведений. Долго пылившаяся аппаратура хрипела и выключалась, но этого никто, кроме исполнителей, даже не заметил. В толпе отдыхающих начали образовываться группы и пары. Группы предпочитали проводить время за столами, ненадолго прерываясь на перекуры и ведя политические беседы. Пары кружились в танцах и разбредались по тёмным закоулкам.
К полуночи за столами остались исключительно политически подкованные товарищи из партийного актива совхоза со своими жёнами. Музыкантов сменил местный гармонист. По бескрайним просторам понеслись нестройные напевы:
«…На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой,
А молодого командира
Несли с пробитой головой…
…В углу заплачет мать–старушка,
Смахнет слезу старик–отец
И молодая не узнает,
Какой у парня был конец».
Участники агитбригады предпочли присоединиться к парам и тоже разбрестись.
Инструменты занесли в подсобку, подальше от греха и прагматичных рук местных завистников. Уложив в авоську бутылки с закуской, ребята в обнимку с зелёными цеховичками отправились любоваться видами ночного водоёма. У Тучки оказались занятыми сразу две руки. За целый вечер обе претендентки на его молодое тело так и не нашли консенсуса. Вопрос выбора оставили на совести блондина. Тучке было не до размышлений, он был пьян и весел.
– Если я Тучка, то вы будете Пятачком и Винни-Пухом, – закричал музыкант и запел знаменитую мультяшную песенку.
«Я тучка, тучка, тучка,
Я вовсе не медведь.
Как приятно тучке
По небу лететь»…
Весёлые спутницы и дворовые собаки задорно подхватили знакомое произведение.
Расположились на пляже под знакомой вербой.
Ночь всегда была загадочным явлением. Именно по ночам происходят самые невероятные истории. Данная ночь в посёлке Апрельский отличалась от других повышенной лунной активностью и небывалым количеством бодрствующих жителей. В это позднее время, пожалуй, спал только местный участковый. Он уехал на срочное задание ещё вечером и теперь безмятежно похрапывал в жарких объятиях заведующей свинофермой, разведённой ещё в прошлом году. Жена участкового, как и большинство односельчан, не спала, она сидела у окна в ожидании героического супруга.
Гости стройотряда добивали остатки праздничного застолья. От народных песен перешли к частушкам. Весёлые собаки доедали жареных на костре свиней. За клубом вяло бранились директор совхоза и председатель райисполкома по причине разногласий в вопросе начала проведения посевной. На танцплощадке дрались поселковые с хуторскими. В ход пошёл штакетник от клубного забора. Комсомольские активисты в полном неглиже и полуобморочном состоянии бегали по коридорам бараков «Зелёного цеха». Их долго ловили, потом связали и уложили спать в комнате для инвентаря. Местный великан Колёк, тащил бочку с надписью «Пиво» в сторону своего дома и громко матерился. На ящиках из–под водки чутко дремал завклубом Кузьмич. Запершись в комнате, Ваня Карпинский пересчитывал заработанные, но ещё не выданные деньги стройотряда.
Жизнь била ключом и за пределами границ населённого пункта. Сказочные героини мультфильма о толстом медвежонке тягали друг друга за волосы на мокром песке водоёма. Тучка, после продолжительных выяснений, бросил обеих претенденток и бродил в одиночестве по ночному лесу, пытаясь найти дорогу к гостиницеу. Дядя купался с черноволосой Таней, работницей велозавода, в тёплых водах водохранилища, прерывая плавательные упражнения – интимными. Близнецы мяли спутниц из трампарка и свежую траву в прибрежных кустах. Девушек звали Малашкой и Букашкой. Кеша никого не мял, его мяли самого. Именно в это время он терял свою невинность с победительницей республиканского конкурса – фрезеровщицей механического завода пятого разряда. Это она обещала подругам в туалете прикупить для рыжеволосого избранника туфли на высокой платформе.
Всё когда–либо заканчивается. Заканчивается бурная ночь, сменяясь утром с чувством вины, головной болью и устойчивым перегаром. Заканчивается тёплое лето, перетекая в осень с холодными дождями и бездонными лужами. Заканчивается отпуск, превращаясь в повседневные рабочие будни с тупыми начальниками и завистливыми сослуживцами. Заканчивается медовый месяц, плавно переходя к обязанностям супружеских отношений, изрядно перемазанных взаимными упрёками и детскими соплями.
Закончилось время пребывания ребят в агитбригаде.
Пора возвращаться в Тушканов и приниматься за стёсывание зубов о твёрдый гранит науки.
29. Вечный студент.
В лекционном зале стоял невыносимый шум. После каникул студенты делились впечатлениями. Судя по активным разговорам и красноречивым жестам, лето прошло весело. Вокруг бывших гастролёров толпилась самая внушительная компания. Слышался громкий Дядин голос и заразительный смех окружающих.
Дверь лекционного зала открылась. В помещение вошёл представительный гражданин в слегка измятом костюме, давно немодном галстуке, больших очках в роговой оправе, с уже заметной лысиной и козлиной бородкой. В руках он держал потёртый жёлтый кожаный портфель. Незнакомец взгромоздился за кафедру, поставил портфель на стол и молча повернулся к аудитории. Постепенно увлечённые разговорами студенты начали замечать непрошеного гостя и рассаживаться по местам. Через некоторое время наступила тишина.
– Здравствуйте. Зовут меня Александр Александрович, фамилия Заборный. Запомните сразу, кличек я не переношу, и с этим явлением буду бороться беспощадно. Для сведения слабого пола – я холост, – начал своё знакомство гражданин. После небольшой паузы он продолжил, – прошу встать двести пятнадцатую группу.
Представители вышеупомянутой группы нехотя встали. В их головах начали появляться нехорошие мысли. Мало ли что могло прийти на ум работникам института после отпуска? Выдержав ещё одну паузу, внимательно осмотрев стоящих, Александр Александрович закончил:
– Очень хорошо, садитесь… Я буду с вами учиться.
Тишина продолжалась несколько минут. Присутствующие не сразу поняли смысла происходящего. Первым от смеха покатился Тучка. Его поддержала добрая часть аудитории.
Несмотря на предупреждение, за новичком закрепились сразу два прозвища – Забор и Сан Саныч.
Довольный произведённым впечатлением Александр Александрович прошёл на место, выбрав для себя первый ряд, прямо напротив стола преподавателя. В его выборе был свой резон. Заборный пришёл к нему в результате многолетней учёбы в различных заведениях Тушканова. Общий стаж студента на то время составлял не менее десяти лет. Саша не гнался за знаниями, ему нравился сам процесс. Нет, не процесс обучения, а процесс безделья. Пробелы в учебной программе Саша компенсировал отсутствием прогулов. Он неизменно восседал в первом ряду, заглядывал в глаза очередному лектору и всегда понимающе кивал головой. В коридоре он обязательно здоровался с преподавателями, всех называя по имени отчеству и демонстрировал вежливый поклон. Такое поведение приносило свои плоды – почти по всем предметам Сан Саныч сдавал зачёты и экзамены автоматом. Были, конечно, и исключения, не всем нравилась грубая лесть лысеющего студента. Именно благодаря таким исключениям Саша и был вынужден менять ВУЗы.
Появление Заборного А. А. в общежитии строительного института не изменило привычного уклада, но привнесло определённый шарм и разнообразие. Саша был отпетым лентяем, бабником и мелким аферистом. Он предпочитал проживать в одной комнате со студентами младших курсов, что давало ему возможность иметь под рукой бесплатную рабочую силу. Соседи-первокурсники для своего старшего товарища чертили и писали курсовые, готовили, убирали, стирали и даже гладили. За вышеперечисленные услуги Саша обещал подопечным протекцию в решении различных вопросов с руководством института. Справедливости ради, нужно заметить, что до Сашиных услуг дело так и не доходило, всё ограничивалось обещаниями и пылкими заверениями.
Соседями опытного студента на этот раз оказались два белоруса – Вася и Юра. Оба были золотыми медалистами и очень ответственными людьми. Им нравились необычные рассказы старшего товарища о студенческом быте, любовных похождениях и армии. Нужно отметить, что Александр в армии не служил, ему не позволяло здоровье, о чём вовремя позаботились сердобольные родители и приобрели соответствующие бумаги. Но, солидный опыт общения со студентами-армейцами и услышанные в своё время байки позволяли Забору развивать фантазию и вешать соседям лапшу на уши. Слушатели сами свои уши подставляли под длинные макаронные изделия и впитывали информацию, не закрывая ртов. Им всё было интересно. Это вам не школа в провинциальном городке, это настоящая взрослая жизнь.
– Сан Саныч, а тебе задачу решать через интеграл, или ещё как? Вы сейчас что проходите? – полюбопытствовал Василий, выполняя очередное задание старшекурснику.
– Чего? Ты чё спросил, ты сам-то понял? – очень строго посмотрел на своего юного соседа многоопытный Забор.
– Задачу через интеграл решать?
Саша надул губы, почесал затылок, напрягся, но так и не придумал внятного ответа. Он не знал что такое интеграл. Он не знал что такое производная и тем более радикал. Тангенс он путал с танго, а синус всегда считал матерным словом. Единственное, что он усвоил из математики, это сложение и умножение.
– Да, давай, через него. Правильно, я вспомнил, мы их учим. В общем, вы делайте, а я поехал. Мне к сестрёнке нужно сегодня, у неё день рождения. В общем, пока.
Забор быстро влезал в свой незаменимый костюм, брал портфель и скрывался за дверью. Белорусы провожали соседа преданным взглядом.
– Слышь, Юр, а повезло нам всё-таки, с таким замечательным человеком поселили.
– Да, точно. А умный какой? Он мне рассказывал, что учился уже в трёх институтах. Представляешь? А один вообще закончил – театральный. Только ему артистом работать не понравилось. Он ещё в медицинском пробовал, тоже не его. Вот теперь в строительном себя пытается найти.
– Это настоящий человек! Это же надо так своё место в жизни искать? Ты знаешь, Юр, я ему даже немного завидую.
– И я, Вась. Я тоже.
– А ещё мне дома рассказывали, что в общежитиях старшекурсники заставляют младших всё за них делать. Представляешь? А наш другой... Никогда ничего не заставляет.
– Да, точно повезло. Нам на Сан Саныча молиться нужно.
– Ладно. Я пошёл картошку чистить, а ты давай, решай. Смотри без ошибок, неудобно такого человека подводить.
Приблизительно такие разговоры и вели белорусы в отсутствии благодетеля. Саша этого не слышал. Он занимался более важными делами.
30. Покоритель сестрёнок.
Александр Александрович Заборный спешил к очередной сестрёнке. Нет, не к родственнице. У Саши в Тушканове родственников не было. Сестрёнками он называл особ женского пола, причём возраст значения не имел. Среди его знакомых встречались и пенсионерки, и совсем молоденькие школьницы. К своему хобби ловеласа Саша подходил серьёзно. Скорее это было даже не хобби, это было его страстью, его сущностью, его жизнью.
Всё началось с одного давнего случая. Молодой студент университета, приехавший на обучение в Тушканов из глухой деревни, очень полюбил ходить в кино, но любовь к кинематографу оказалась дорогим удовольствием. Стипендии в сорок рублей и червонца в месяц, который присылали родители, на всё не хватало. Решение появилось неожиданно и само собой. Когда в очередной раз он стоял у кассы и подсчитывал явно недостаточную для билета мелочь, к нему подошла шикарная дама бальзаковского возраста и предложила лишний билетик. Саша быстро согласился. Их места оказались рядом. На сеансе выяснилось, что дама тоже любит кино, и что она часто встречала студента в различных кинотеатрах города. Объединённая общим пристрастием парочка разговорилась и познакомилась. После сеанса Заборный проводил даму домой, и они долго пили чайку с овсяным печеньем, обсуждая последние статьи журнала «Экран»… В эту ночь Саша в общежитии не ночевал. На протяжении следующих двух недель он вкусно питался, смотрел все премьеры не только кинематографа, но и театральных спектаклей, сменил выпускной школьный костюм на новенький шерстяной, сшитый в престижном ателье по картинкам импортного журнала.
Сладкая жизнь закончилась перед самым возвращением законного мужа любительницы водевилей из отпуска. Расстались друзьями. Приключение Александру понравилось.
За время проживания в Тушканове Саша успел перезнакомиться с администраторами большинства театров, ресторанов, гостиниц, вокзалов, общественных бань, детских садов и даже одного дома престарелых. Естественно, администраторы были женщинами. Дружеские отношения с ними плавно перетекали в интимные, благодаря чему Забор и получал доступ к дефицитным благам своих подопечных. А в то время дефицитом было всё. В промежутках между серьёзными ухаживаниями за обеспеченными дамами опытный альфонс развлекался с кем придётся. Его фантазии при знакомстве не имели границ. Саша представлялся лётчиком испытателем, молодым актёром, пограничником, работником секретного института, писателем, заведующим парфюмерным отделом в большом универмаге, физиком ядерщиком, цирковым дрессировщиком, мясником центрального рынка, художником импрессионистом, и так далее, и тому подобное. Мало кто мог устоять перед словоблудием молодого парня. В достижении цели по окучиванию очередной жертвы, Саша не жалел ни сил ни средств. На силы он пока не жаловался, а средства черпал у тех же знакомых женщин, а если их не хватало, подрабатывал игрой в шахматы. Играл Заборный очень хорошо и почти всегда выигрывал у азартных пенсионеров, собирающихся в городском парке у зоосада.
Шли годы. Канула в лета привлекательная свежесть, появился животик и начинающая блестеть макушка. Всё труднее стало ограничиваться обаянием и красноречием, всё чаще нужно было прибегать к помощи цветов и конфет. Всё реже попадались щедрые меценатки, ведь Тушканов не такой уж и большой город. Всё больше нужно было денежных знаков. Саша начал задумываться о завершении карьеры приживалы и о получении полноценного высшего образования. Но страсть есть страсть, её в чемодан не запрёшь. Ежедневно, а вернее ежевечерне продолжал он выходить на охоту за женскими сердцами, но с годами дичь становилась всё мельче, пугливее и глупее. Дошло до того, что Саша стал знакомиться в общественном транспорте и на кладбище, а общаться в общежитии. Можно было, конечно, переключиться на приезжих первокурсниц, но они не приносили радости утончённому самолюбию местного Казановы. Это было слишком просто – представляешься одиноким, или лучше разведённым профессором, оставившим квартиру жене, начинаешь сыпать фамилиями преподавателей одного из знакомых ВУЗов и дело готово. Нет, такой вариант он оставлял только на крайний случай.
В этот осенний вечер Сан Саныч, как обычно, сидел на парковой лавочке с очередным кандидатом на шахматный мат. Его соперник – круглолицый толстяк с бесцветными глазами, в предчувствии проигрыша лихорадочно почёсывал затылок и беспощадно грыз ногти. Толпа старичков, обступившая играющих, азартно обсуждала очередной ход и перемалывала кости участникам баталии. Забор посматривал на часы и отпускал плоские шуточки из карточно-шахматного юмора:
– Хода нет, хоти с бубей… А мы вашего королика нашей дамочкой… Как там ваша королева себя чувствует под моим слоном?
Вечер предвещал удачу. Партия шла к логическому завершению и очередной победе вечного студента. К завершению подходил и очередной рабочий день индустриального Тушканова. На фонарных столбах замигали и выборочно зажглись неоновые лампы. Дома засветились глазницами окон. По улицам заскользили лучи автомобильных фар. В густые кроны елей, окружающие аллею с лавочками шахматистов, заспешили взъерошенные воробьи, облюбовавшие ароматную хвою парковых красавиц для ночлега. Птички привычно засунули головы под крылья и превратились из суетливых забияк в маленькие пуховые комочки.
Саша сделал последний ход и радостно выкрикнул:
– Мат!!! – при этом, громко хлопнув в ладоши.
Он хотел ещё что-то сказать о законно заработанных деньгах, но не успел. Мирно дремавшие на деревьях воробьи, не оценили выходку вечного студента и внесли свою ложку дёгтя в медовую эйфорию сладкой победы. От громкого крика и неожиданного хлопка птицы проснулись, опорожнили желудки, и тревожно чирикая и хлопая крыльями, дёрнули из парка. Любители эндшпилей, гамбитов и рокировок покрылись свежими фекалиями перепуганной стаи. После минутного замешательства от былой интеллигентности присутствующих не осталось и следа.
– Ну, вы, Александр, и мудак, – сказал очкастый старичок в фетровой шляпе и от всей души угостил студента дубовой тросточкой по спине.
Остальные пенсионеры в стороне тоже не остались. Они тут же припомнили проигранные студенту партии и решили отквитаться за все пережитые унижения. На виновника посыпались беспорядочные оплеухи и нелицеприятные выражения. Больше всех старался проигравший толстяк. Он всё время подпрыгивал, громко верещал и беспорядочно тыкал старым зонтиком в сторону победителя. Придя в себя от неожиданного поворота судьбы, Саша чудом вывернулся из толпы, и дал дёру подальше от разъяренной интеллигенции.
Вечер был испорчен. Сан Саныч оказался не только без денег, но и в полном дерьме, во всех смыслах этого слова. Нескольких минут оказалось достаточно, чтобы убедиться в бесполезности попыток отчистить одежду платочком. Пятна не исчезали, а наоборот расползались, становились больше, ярче и заметнее. Пришлось срочно сворачивать вечерний моцион. Сняв пиджак, Саша направился на остановку троллейбуса. Сегодня его больше не радовали яркие вывески ресторанов, заманчиво светящиеся изнутри витрины магазинов, работающий светомузыкальный фонтан, переливающийся невообразимыми цветами в падающих каплях воды, и даже снующие повсюду соблазнительные блондинки с брюнетками.
Охота была сорвана окончательно и бесповоротно.
Пришлось переходить к запасному варианту и отправляться к первокурсницам мединститута.
31. Обитатели «Старого города».
Не всех раздражали ресторанные вывески. Тучку они вдохновляли. В этот вечер он был приглашён на подмену в шикарное место – в самый престижный ресторан города под названием «Старый город». Местный бомонд называл питейное заведение просто и ласково – «Старушка». Размещался знаменитый ресторан в самом центре Тушканова, и представлял собой отдельно стоящее здание, построенное в стиле ренессанса умелыми мастерами девятнадцатого века. Недавняя реставрация придавали заведению особый колорит. Колонны, стены с лепными купидонами и огромные окна, украшенные великолепными цветными витражами с историческими видами города, эффектно выделялись среди окружающих серых зданий эпохи соцреализма. В ночное время витражи окон раскрашивали цветными узорами отшлифованные камни мостовой, превращая их в причудливые, замысловатые мазки на холсте неизвестного художника.
Сжимая в руках зачехлённую гитару и любуясь местом предстоящей работы, Тучка подошёл к дверям ресторана. На входе в «Старушку» стоял недремлющий мордоворот с характерным переломом переносицы в специальном костюме с аксельбантами и генеральскими лампасами. Гигантского размера товарищ охранял маленькую картонную табличку с надписью «Мест нет». Обычно в популярном заведении свободных мест действительно не было, вернее места были, только они были не для всех. Это как сухая колбаса и армянский коньяк, они тоже были в магазинах, но купить их простому обывателю не предоставлялось возможным. Дефицит не для всех, он для избранных. Студенты к избранным не относились. Не относились они к избранным и по вопросу посещения ресторанов.
– Ты куда? Назад. Мест нет. Что, читать не умеешь? – остановил Тучку строгий швейцар.
– Меня пригласили. Я сегодня здесь играть буду. Я музыкант.
– Я таких музыкантов в гробу видел. У нас таких музыкантов нет. Пшол вон.
– Я гитарист… Меня Изя на подмену пригласил.
При упоминании имени Изи, строгий страж немного оттаял.
– Точно, Изя?
– Ну, точно.
– Ладно, проходи. Только смотри мне, проверю. Если брешешь, зайду и выброшу как котёнка, – для пущей убедительности детина показал кулак, по размеру напоминающий баскетбольный мяч.
Такому аргументу трудно было что-то противопоставить, да и сама мысль о непослушании швейцару напоминала самоубийство. Тучка протиснулся в дверь, преданно улыбаясь суровому униформисту. Внутри послышалась популярная песня из радиоприёмника. Дверной генерал расплылся в улыбке.
«У дверей в заведенье народа скопленье,
Топтанье и пар.
Но народа скопленье не имеет значенья –
За дверями швейцар.
Неприступен и важен, стоит он на страже
Боевым кораблем.
Ничего он не знает и меня пропускает
Лишь в погоне за длинным рублем,
И в его поведении говорит снисхожденье…».
Внутренности ресторана соответствовали внешнему великолепию. Полы и широкую лестницу покрывали совершенно новые и, на удивление, чистые ковры, защищающие от равнодушных каблуков посетителей розовый полированный мрамор. Стены помещения были инкрустированы морёным дубом и украшены очень хорошими копиями картин старинных мастеров. Под потолком сверкала огромная люстра из бронзы и хрусталя. От громких звуков мощной музыкальной аппаратуры люстра позвякивала хрустальными элементами и немного раскачивалась.
Тучка давно вычеркнул себя из списков последователей Александра Матросова. Он благоразумно обошёл место возможного падения чуда светотехники и поднялся по лестнице. Немногочисленная публика, разноцветными островками заполнившая зал, степенно уничтожала шедевры ресторанного повара и запивала их экзотическими напитками.
В зале места были.
Над танцевальной площадкой висел большой вращающийся шар с наклеенными кусочками зеркал. Радужные зайчики разносились по залу, плавно скользя по стенам, полам и спинам культурно отдыхающих граждан. В углу, на специальном возвышении громоздилась аппаратура, и суетились музыканты, отсвечивая бликами в лучах прожекторов и софитов. Шло неторопливое таинство настройки инструментов и аппаратуры.
За великолепным синтезатором импортного производства восседал сам Изя. В узких музыкальных кругах об этом человеке ходили легенды. Он был основной темой для сплетен на городской скулёжке. Скулёжкой в то далёкое время называли площадь возле магазина «Мелодия», где ежедневно собирались бездельники и самые активные любители музыкального искусства всевозможных направлений и стилей. Здесь торговали импортными дисками, кассетами и журналами. Здесь договаривались о работе музыканты. Здесь обсуждали самые последние новости культуры.
На скулёжке Тучка с Изей и познакомился. Говорили, что Изя играл в московских ресторанах и сочинял музыку для многих популярных ансамблей. Ещё говорили, что он учился в знаменитой «Гнесинке», но не закончил ее, так как разошёлся с преподавателями во мнениях по вопросам музыкальной этики. Данный факт никого не удивлял – Изя отрицал этику как таковую и не только музыкальную. Некоторые друзья считали его нигилистом. Всевидящие органы КГБ пытались пришить ему антисоветчину, но на самом деле он был просто пофигистом и разгильдяем, хотя и очень талантливым.
Отец Изи, а точнее Олега Шевцова или Алика, как его называла мама, Павел Иванович Шевцов был главным конструктором авиационного завода. Уважаемый родитель хотел сделать из сына потомственного авиатора и отправив сына учиться в Тушкановский авиационный институт. Но, не случилось. ВУЗ славился устойчивыми традициями в КВНе и художественной самодеятельности. Алик ещё на первом курсе пристрастился к музыке и юмору, а через год бросил институт и укатил в Москву. На этом неприятности почтенных родителей не закончились. Павел Иванович регулярно ездил в столицу и посещал райотделы милиции с целью освобождения отпрыска из строгих лап правоохранительных органов, задерживающих музыканта за хулиганство. Нет, Изя стёкла не бил, не выражался и не справлял малую нужду в общественных местах. По меркам социалистической морали он вёл себя гораздо хуже. Однажды Алик взял старый отцовский кожаный плащ и пришил к нему вместо пуговиц монеты достоинством пятьдесят копеек, и ладно бы решкой кверху, так нет, на пуговицах красовались настоящие государственные гербы. Кстати, за эту шалость его и взяла на учёт знаменитая организация по защите государственных интересов с грозным названием КГБ. Ещё у него была старая чёрная шляпа с широкими полями и пришитой сбоку дверной ручкой. Изя уважительно снимал за ручку свой головной убор при встрече с милиционерами. Те в свою очередь принимали учтивость за издевательство, и Павел Иванович снова был вынужден отправляться в столицу.
В этот день Изя красовался на сцене в ярко красных галифе и армейских яловых сапогах. Сверху его гардероб дополняли смокинг и бабочка. Длинные волосы и борода с усами придавали внешности особый шарм, напоминая многочисленным любителям кинематографа фрагмент из художественного фильма «Свадьба в Малиновке». Для полноты картинки не хватало только папахи и деревянной кобуры с маузером.
Изя увидел робко приближающегося к сцене молодого гитариста.
– Тучка, привет, иди сюда, знакомься. Это Родион, или просто Радик, – со стула встал и галантно поклонился высокий парень в элегантном костюме и с басгитарой в руках. – Это Савицкий, мы его Савой зовём, он у нас саксофонист, до войны играл с самим Леонидом Утёсовым, – продолжил Изя.
На помосте сидел худощавый старичок в джинсовом костюме и безучастно протирал бархоткой свой, и без того сверкающий, инструмент.
– А вот и наш Ринго Стар. Это Витёк, он рубит на барабанах как Бог, – Витёк кивнул головой, подбросил вверх палочки, легко поймал их и выдал длинную дробь с великолепными синкопами.
Тучка представился, пожал всем руки и занялся настройкой гитары.
Работать с музыкантами такого класса было легко и приятно. Репертуар превосходил по содержанию всё, что играл Тучка до сих пор. Предпочтение отдавалось импровизациям и собственным сольным обработкам. Здесь играли всё – и джаз, и классику в современной обработке, и самые новые работы популярных зарубежных групп, и обыкновенные совковые шлягеры. Даже банальные трехаккордные мелодии звучали как настоящие шедевры. В «Старушке» работали настоящие профессионалы.
Часов около десяти Изя сделал объявление:
– Дорогие друзья! Наш хор и оркестр начинают заканчивать свою работу. Хорошего вам отдыха, – слово «Хор» в Изиной интерпретации прозвучало как «Хорь», что придавало простому объявлению некоторую пикантность.
Тучка поспешил собрать гитару и спрятать в чехол, но был остановлен Савой.
– Сынок, ты куда?
– Так заканчиваем же, – простодушно ответил новичок.
Все засмеялись. В разговор вмешался Радик.
– Мы не шнаранты, мы лабухи. Лабухи нашару не лабают. Будет парнас – будут темы. Ясно? Пошли за стол, пора малость поберлять.
– Без меня не начинайте. Я быстро. Я только посурляю, – крикнул Витёк и побежал к лестнице.
Музыканты присели за крайний столик. Засуетился официант. Подали «Как всегда». Тучке пришлось что-то заказывать индивидуально. Опытные рестораторы наперебой давали дельные советы. Мнения разделились.
– Бери, сынок, «Киевскую котлетку» с картошечкой, у нашего шефа отменные котлетки, – начал Сава.
– Тучка, не слушай ты этого старпёра. У него зубов уже лет двадцать как не стало, вот он котлеты и берляет. Отбивнуху бери, она из натурального мяса делается и не штыняет старым маслом, – возразил вернувшийся Витёк.
– Слушай сюда. Ты обязательно должен попробовать крученики. Это отпад. Я всегда их беру, – посоветовал Изя.
Радик промолчал.
От внезапного внимания Тучка немного растерялся.
– А можно мне и котлеты и крученики? – спросил он неуверенным голосом.
– Валяй. У нас всё можно. Особенно растущему организму. Юра, нам как всегда, а молодому котлетку и фирменные крученики. Да, и водочку два раза.
На столе стали быстро появляться салаты, мясные блюда, куриный бульон для ветерана музыкального движения, минеральная вода и водка в запотевших от холода графинах. Приступили к трапезе. Официант принёс бутылку шампанского.
– Это новенькому от Зиночки, – проворный парень вытер бутылку, поставил в ведёрко со льдом, загадочно улыбнулся и исчез. Улыбки появились и на лицах участников застолья. Только Тучка не улыбался и, недоумённо оглядывался.
– Ну чё, молодой, попал?
– Куда попал?
– Ни куда, а с кем. На тебя наша Зиночка-барменша запала. Теперь просто так не отделаешься. Вон она, за стойкой. Видишь, как глазками стреляет?
Над барной стойкой гордо возвышалась заведующая алкогольной продукцией ресторана. На вид Зиночке было лет около тридцати, хотя первое впечатление часто бывает обманчивым. Обильная штукатурка и недостаточное освещение могли запросто скрыть лет двадцать. На общем фоне ярко выделялся пышный бюст хозяйки в чёрной декольтированной блузке, чрезмерно подкрашенные тёмные глаза и ярко красные чувственные губы. Остальные достоинства были скрыты за стойкой. Зиночка томно улыбалась и загадочно подмигивала. От знаков чрезмерного внимания у студента пропал аппетит, и началась икота.
Ужин прошёл под весёлые шутки и сальные замечания в сторону барменши. Тем временем ресторан заполнился посетителями под завязку. Народ дошёл до необходимой кондиции. К эстраде потянулись щедрые кавалеры. Дамы поспешили на танцевальную площадку. В зале зазвучали приветы и пожелания. Началась работа на парнас.
– Наш хорь и оркестр поздравляет друзей из солнечного города Тбилиси и дарит имениннице Тамаре песню «Сулико».
– Мы приветствуем наших гостей из далёкого Мурманска и дарим песню «Белая черёмуха».
– Коллектив оптовой базы промтоварной продукции поздравляет главного бухгалтера Анну Алексеевну с юбилеем и дарит песню «Поспели вишни в саду у дяди Вани».
Под занавес сыграли джазовую композицию Скотта Джоплина.
Тучкина кандидатура на время травмы постоянного гитариста была одобрена единогласно.
32. Любовь барменши.
Зиночка Адамова была женщиной самолюбивой и напористой, к тому же незамужней. Первого супруга она выгнала, второй и третий ушли сами. Ответственная работа на «рыбном» месте у барной стойки выработала железный характер. Мужики с ней не уживались. К тому же барменша приносила в дом несоизмеримо больше доходов, чем самый оплачиваемый представитель сильной половины человечества в этом городе.
Решение приручить молоденького студента пришло Зиночке с первых минут его появления в зале ресторана. Ей очень нравился актёр советского кино Олялин и все остальные блондины, хоть немного походившие на кумира. Тучка был блондином.
Весь вечер Зиночка пожирала глазами новый объект обожания. Она отправила музыкантам три бутылки шампанского и две армянского коньяка в надежде на внимание и взаимность. Бутылки исчезли, но обратной реакции так и не последовало. Новичок жеста доброй воли не оценил. Барменша не была щедрым человеком, её сущность разрывалась между привычкой к наживе и желанием завоевать сердце гитариста. Привычка победила. Было решено переходить от дорогой дальнобойной артиллерии горячительными напитками к дешёвому, но более эффективному средству...
Музыканты занесли инструменты в комнату «эстрадки» и отпустили Тучку, дав последние напутствия.
– У тебя всё нормально с владением инструментом, и со слухом полный порядок. Поработай над сольными импровизациями, – посоветовал Сава.
Изя тоже вставил несколько слов:
– И займись вокалом. Иногда лажаешь. И послушай Саву – импровиз это основа современной музыки. Нам репетировать некогда, да и негде. Магнитофон есть?
– Есть, конечно.
– Вон, на полке возьми кассеты. Там есть джазовые и роковые темы, послушай, сам поиграй под музыку. Тебе ещё много работать нужно. А где ты учишься?
– В строительном.
– Где? Где? Я думал ты в «консерве», или на худой конец в «музе». То-то смотрю, что у тебя и с нотной грамотой проблемки.
Тучка потупился.
– Я в музыкальной школе учился. Правда, давно.
– Да не дрейфь ты, всё нормально. Для любителя вообще прекрасно. Просто подумай на досуге, если хочешь профессионально заниматься музыкой, нужно учиться. Задатки у тебя хорошие. Радик, выдай молодому полтинник, он честно заработал.
– Спасибо. А это не много?
– Нормально. Дают – бери, бьют – беги. И подарки от Зиночки забери. Вон, в углу стоят твои бутылки.
– Спасибо, конечно, но бутылки пусть здесь останутся. Это Вам.
Музыканты заулыбались. Изя махнул рукой.
– Ладно, вали. Завтра, небось, рано вставать? Сопроматы там всякие изучать? Это мы птицы ночные. У нас уже бессонница.
Тучка пожал всем руки, попрощался, и свалил.
Пустые коридоры подсобных помещений не предвещали неожиданностей, но любовь не дремала. Она поджидала гитариста у открытой двери комнаты обслуживающего персонала.
Жертва была застигнута врасплох. Атака прошла молниеносно. Зиночка втянула Сергея в тёмное помещение подсобки и самым циничным образом подвергла его примитивному насилию…
– Серёжа, прелесть моя, я тебя полюбила с первого взгляда… Маленький мой... Ну, ты чего? Не бойся… Всё будет хорошо… Я же с тобой… Я тебя люблю… Милый мой… Любимый мой. Ну, давай. О боже! Как хорошо… Сладенький мой, как я тебя люблю. Ой, хорошо-то как!... Ты чего молчишь? Тебе плохо? О-о-о-ох… Хорошо…
Тучка действительно молчал. Ради справедливости нужно заметить, что он пытался выдавить из себя что-то внятное, но так и не смог. Сначала он просто был ошарашен напором великовозрастной партнёрши, а впоследствии просто оказался придавлен к кушетке пышным бюстом. Женские прелести и чрезмерный запах заграничного парфюма затрудняли дыхание и не способствовали красноречию. Зина добилась необходимого результата, ослабила давление и освободила заложника.
– Серёженька, золотце моё, радость моя. Не слушай этих придурков, они только и знают, что ржать по поводу и без. И не верь им, они тебе расскажут, что я распутная. Музыкантишки несчастные… Я хорошая… Я умею любить… Я тебя озолочу… Будешь жить со мной как у Христа за пазухой.
Серёжа только что высвободился из-под барменши, и новое напоминание о пазухе, даже христовой, вызвало в нём приступ свободолюбия и тоски. Тучка подскочил, натянул штаны и попятился к двери.
– Нет… Всё нормально… Мне хорошо… Мне завтра в институт… Мне надо домой. Я пойду, А?
– Серёжа. Тебе, правда, хорошо? Ну, куда же ты? Иди ко мне.
– Да, правда, хорошо… Мне надо. Извините, – Тучка добрался до дверей, дёрнул за ручку и просочился на волю.
– Серёжа!!! Сергей!… Вот говнюк. И этот смылся… Да, мать, постарела… А мальчик культурный, извините, сказал…
Зина включила свет и подошла к зеркалу, посмотрела на своё отражение, провела рукой по холодному стеклу.
– Ну что, размечталась? На свеженькое потянуло? А он, смотри как дёрнул… Ни тебе спасибо, ни нам до свиданья. Только пятки засверкали… А я ещё ничего, ещё могу. Такого птенчика приголубила! – Адамова улыбнулась. – А ну их к чёрту, кобели проклятые. От них только аборты и морщины…
Она поправила причёску, сбившуюся набок, одёрнула кофточку и пошла сдавать кассу. В коридоре раздалось сочное сопрано:
…«Зачем вы девочки красивых любите,
не постоянная у них любовь»…
Вечер Зиночке принёс надежду, радость, разочарование и основательную брешь в личном бюджете. Женщина поклялась, что больше не станет дарить мужикам дорогих подарков, даже в виде алкогольных напитков.
Тучка брёл по улице в состоянии парового котла с поломанным клапаном и закончившемся паром в трубах. Впечатлений для одного дня выпало слишком много, и были они глубоко противоположными, как по смыслу, так и по содержанию.