Звонить домой Светка не стала. Сбегала на телеграф и отбила телеграмму: «Поступили». Написала во множественном числе. Обе поступили, значит. Обманщицей она себя не чувствовала. Экзамены Люда сдала хорошо. Просто не прошла по конкурсу, одного балла не хватило. Ну и что ж теперь — вешаться? В жизни всякое бывает, философствовали подруги.
…Примчавшаяся с собеседования Светка без лишних слов потащила Людку в приёмную комиссию в Главный корпус, пока ещё не закрыли его. И враз Людмилка из абитуриентки дневного отделения превратилась в абитуриентку вечернего. Декан же не зря сказал, что с её отметками она может поступить туда без экзаменов. Уж он-то знает наверняка! И парнишка из приёмной комиссии, у которого они на всякий случай решили уточнить, подтвердил это. Конечно, вдвоём было бы гораздо веселее и интереснее учиться, кто же спорит! Но не раз уже за свою короткую жизнь убеждались девчонки: что ни делается — всё к лучшему. Ну, как тёте Ане на её зарплату дворничихи вытянуть дочь-студентку?
— И о чём она только думала? — умничала вечером Людка, заканчивая писать письмо матери. — Понятно, хочется, чтобы дочь была не хуже, чем у людей. «Езжай, Людочка, учись! Чтоб не дворником работала, а начальником ЖЭКа», — передразнивает она мать. — А как это на практике осуществить? Страховка-то скоро кончится и другой, ясное дело, не будет. А жить как? Одеться надо? Надо. Кушать надо? Ещё как надо! Книжки, тетрадки, ватманы, готовальни, линейки всякие — я тут послушала на кухне студента… И потекут денежки рекой! Так ведь ещё и за общагу платить надо! Хоть немного, а за учебный год месячная её зарплата набежит. Ну, я, ладно, дурочка! Мне всё трын-трава. А она-то, она, о чём своей головой думала?! — не на шутку распалилась Людмила.
И выходило так, что самостоятельно принятое ею решение было единственно правильным и удобным для них с матерью. Со всех сторон выгодным. Ну просто кладезь ума, а не Людка!
— Ты прямо благодетельницей тёти Аниной выглядишь, — подтрунивает над ней Света. — Тебя послушаешь, так она — дочь, а ты — мудрая мать.
— А то... — забыты утренние слёзы. Неунывающая Люда снова полна энергии. — Вещи мои тёплые привезёшь. Там тебя посадит моя маманя в самолёт, здесь я встречу. В Якутске, правда... В Якутске в аэропорту попросишь кого-нибудь, помогут. Не надсадишься.
— Ох, и умная ты, Людка! — смеётся Света. Но она рада, что у подруги снова хорошее настроение. — Уговорила, не надсажусь как-нибудь.
— Привет там всем нашим передай, — продолжает свои наставления Людмила. — Да забеги к Лобановым, узнай, поступила ли Танька в медучилище. Как, интересно, Дубинин? Он в Ленинград собирался в мореходку, — вспоминает она свою школьную «симпатию».
Света слушает её, а у самой мысли дома, рядом с бабулей и дедулей. Никогда раньше они не расставались так надолго. Светка безумно соскучилась по ним. Как они там? Сердце разрывается от тоски и тревоги. Ну да ничего, немного уже осталось ждать встречи. Только ночку переночевать. А потом — аэропорт, самолёт, аэропорт, самолёт, аэропорт, автобус и сразу на остановке их дом! Вот удивятся и обрадуются старики! Бабуля начнёт хлопотать, приговаривая: «Да как же это ты так, без предупреждения? Да ты в уме ли, Светка? А если бы меня дома не было? Как бы ты в дом попала? В курятнике или на завалинке бы сидела? Баню и ту я заперла. Ключ под порогом теперь не оставляю. Да я бы пирожков или блинов настряпала, если б знала, что приедешь!», — фантазирует девочка. Надо быстрее ложиться спать. Завтрашний день будет трудным, длинным и радостным...
* * *
В аэропорту девочки притихли. Обеим было немного грустно, тревожно, боязно. Людка в первый раз оставалась одна в ещё чужом для неё городе. Светка в первый раз отправлялась одна в такой долгий путь. Пожелали друг другу удачи. Помахали друг другу рукой на прощание, уже разделённые барьером — будто одна в одной жизни, другая в другой. И что эта жизнь приготовила для каждой из них, один Бог ведает...
В Алдан прилетела на маленьком самолёте, когда жители города уже начали свой рабочий день. Автобус из аэропорта подвёз почти к дому, потому что остановка так была устроена. Перебегая через дорогу, Светка подумала о том, что бабуля, чего доброго, и вправду может быть в больнице у дедушки. Как бы не пришлось сидеть на крылечке. Надо будет сбегать тогда к тёте Ане сначала. Она-то уже, наверняка, отмела свою улицу. Объяснения для неё давно готовы, да и Людка письмо подробное написала.
Вот она, моя деревня! Вот он, мой дом родной! Напротив, через дорогу, школа. Вот они, наши ворота деревянные с калиткой. Скамейка у забора палисадника. В палисаднике высокая кудрявая берёзка, рябина и незабудки. Цветы из тайги принесли с бабулей и дедулей прошлой весной. Всего месяц какой-то не была дома, а кажется, что так давно. Домик почему-то стал маленьким... Открыла калитку, прошла по двору... Джульбарс выскочил из будки, завилял хвостом, не залаял. Девочка махнула ему рукой, показала знаком, приложив палец к губам: «Привет, не выдавай меня!» Дверь в дом нараспашку. Значит, дома бабуля! Светка переступает через порог и нос к носу сталкивается с отцом.
— Папа! Ты?! — обалдела Светка. Почему он здесь? Неужели всё-таки случилось что-то плохое? Самое страшное?..
— Светун! — отец подхватывает её под мышки и вместе с сумкой, как маленькую, подбрасывает под потолок.
— Володя... — выскакивает на шум мама. — Светочка!
А Светка не знает, радоваться ей или... Она боится спросить. Но все так шумно и искренне веселятся, что у неё отлегло от сердца. Оказывается, бабуля должна скоро вернуться от дедушки из больницы. Его через десять дней выписывают. Чувствует он себя уже хорошо. Родители прилетели два дня назад. Телеграмму её получили…
— Представляешь, — кричит мама из кухни, — мы входим в калитку, а за нашей спиной почтальон с твоей телеграммой. Сколько радости для наших бабули с дедулей! Я за мамино сердце даже перепугалась слегка — хоть и приятные, но всё же волнения.
— А мы, дочь, собирались на днях махнуть к тебе. Опередила ты нас, опередила!
Светка довольной улыбкой отвечает отцу и спрашивает у матери, напрягая свой голос, чтоб в кухне было слышно:
— Мам, а в больницу мне можно будет сходить?
— Это как бабушка распорядится. Мы, вообще-то, вчера с папой ходили. Думаю, и тебе будет позволено.
— Чего это вы шумите так, что от автобуса слыхать? — раздаётся голос Клавдии Петровны с порога. — Или гости какие пришли?
— Не пришли, а прилетели! И не гости вовсе, а я! Бабуля, привет! — вихрем сорвалась Светка со своего места, кинулась на шею своей любимице. И она меньше стала!
— Светочка! — осела от неожиданности бабушка. — Девочка моя маленькая! Золотиночка моя ненаглядная! Ягодка моя! Да как же ты так, без предупреждения?
И пошло-поехало, в точности, как представляла себе Светка в мыслях. Совсем немного она ошиблась. Пироги были — большой рыбный пирог и маленькие сладкие пирожки. И как же хорошо дома! Только дедули не хватало.
На Светкиной кровати в её комнате расположился отец. Мама легла на дедушкину. А Светка улеглась с бабулей. Она и раньше любила хоть на десять-пятнадцать минут забраться к ней, понежиться в её необыкновенно родной постели. А сейчас так соскучилась! У бабули пуховая перина, пуховая подушка, пуховое одеяло зимой. И сама она мягкая, пышечка, пахнущая сдобой! Ну, есть ли большее счастье для Светки?
Утром Света вышла во двор. Там петух то пристает к курам, топчет их, то хлопает себя крыльями по бокам. Джульбарс внимательно следит за ним, ревниво отгоняет от курочек, насколько позволяет его цепь. Так Петька умудряется делать своё дело за пределами досягаемости строгого надсмотрщика. Светка обнимает пса за шею и шепчет ему на ухо: «Джульбарсик, родной мой! Прости, что вчера с тобой не поздоровалась как следует. Плохо тебе без дедули, да? А по мне ты скучал?» Джульбарс изо всех сил лупит сильным хвостом об землю, поднимая облачко пыли, демонстрируя радость от встречи, лижет её в лицо своим мягким языком. Конечно, скучал он по своей давней подруге. Конечно, тоскует по хозяину. С хозяйки-то какой спрос? Она поесть сунет ему и курам и бежит хлопотать по делам. Всё нервничает, переживает, гоношится. Он это хорошо чувствует, понимает, только сказать не может. Тут ещё гости приехали. Ладно хоть Светка вернулась. Будет теперь кому свою морду в колени сунуть, поговорить.
На огороде всё то же самое: картошка, грядки, бревенчатый парник с огурцами под стеклянными рамами. У соседки Галезинтинихи по огороду, как всегда, бегает коза её ненаглядная. Старушка-татарка пытается поймать её, ругается, на чём свет стоит: «Проклятая дереза! Наказание аллаха! Исчадие ада!» Сколько лет обещает зарезать её, а сама в ней души не чает. В прошлом году коза заболела, так она рыдала, ветеринара привозила на такси.
После завтрака Светлана побежала к деду в больницу. Ей велели долго у него не задерживаться и не утомлять своей болтовнёй. Света выполнила все указания в строгости. Да что там болтать, когда деда такой слабенький, бледный и худой — в чём душа теплится? У него не было сил даже удивиться приезду внучки. Во всяком случае, ей так показалось. Встретилась знакомая санитарка, мать якута Аркашки Малышева, с которым Светка ходила в одну группу детского сада. Узнала её, запричитала:
— Знаю, знаю, что Волевский Викентий Антонович — твой дедушка. Уж, какой тяжёлый он был, боялись, не выживет он, девка! Мало-мало оклемался! Спасибо врачам и бабушке твоей, выходили, однако...
Светка чуть не разрыдалась от жалости к бабуле с дедулей. И ещё почему-то стало жалко себя. Вовремя вспомнила, что вежливость требует поинтересоваться Аркашкой.
— В Новосибирский Академгородок забрали его, — важно ответила гордая своим сыном якутка. — Оканчивает математическую школу при университете, однако. А ты школу кончила?
— Я уже в институт поступила в Красноярске.
— Ух, ты! Молодец, девка!
Света вспомнила, что взяла с собой письмо для тёти Ани. Быстренько попрощалась с Малышевой и побежала в дом подруги. Тётя Аня, конечно, не ожидала Светку, разахалась. Прочитала письмо раз, другой. Всплакнула. Потом, отвечая каким-то своим мыслям, судорожно вздохнула и сказала:
— Ишь ты, умная шибко стала! И в кого она у меня такая? Рассудила-то как, по-взрослому, кровиночка моя единственная. Ну да, может, оно и впрямь к лучшему. Хоть бы с пути истинного не сбилась на кривую дорожку, не спуталась с кем ни попадя раньше времени. Ты приглядывай за ней там, Светочка. Ты девочка серьёзная, умная. Не то что моя пигалица ненаглядная, — любовно ворчала Людкина мама. — Я ещё сестре двоюродной напишу. Попрошу уж помочь моей дурочке. У дедушки была уже? — безо всякого перехода спросила она. — Вот ведь как всё свалилось на твою бабушку! Не дай Бог! Теперь-то всё будет хорошо, ты не переживай!
Видя, как омрачилось лицо девочки, тётя Аня переводит разговор на другую тему.
— Ваши одноклассницы Зырянова и Симонова уехали в Якутск в университет поступать, учительницами будут. Михайлова поступила в наше медучилище при городской больнице. Дубинин и Сандалов в Ленинграде в мореходку поступили — вчера встретила мать Сандалова, она хвалилась. Кондратьев и Шеин осенью в армию собираются. Родители-то твои куда поедут отдыхать, нет?
— Не знаю, тётя Аня. Мы ещё об этом не разговаривали. Как деда будет себя чувствовать… Ну, вы готовьте Людмилкины вещи, я забегу перед отъездом за ними. И вы заходите к нам в гости. — Света заторопилась домой.
* * *
Неделя пролетела незаметно. По очереди бегали в больницу навещать дедулю. Состояние его улучшалось на глазах. И настроение у всех становилось с каждым днём лучше. Вечерами играли в «дурака», в лото. Отец пытался обучить Светку шахматам, но она воспротивилась, сказала, что у неё мозги не так устроены, чтобы в шахматы играть. В шашки — пожалуйста, сколько угодно!
Однажды вечером позвонила Валерия Васильевна, секретарша управляющего «Алданзолото», которого до выхода на пенсию возил на «Волге» дедуля. Она тоже обшивалась у Клавдии Петровны. Поинтересовалась здоровьем Викентия Антоновича, сказала, что собирается навестить его от коллектива с бывшей работы. Поздравила Светочку с поступлением в институт. А когда узнала, что приехали в отпуск дочь и зять Волевских, предложила им взять у них в профкоме горящие путёвки в дом отдыха. Дом отдыха хороший, на реке, в лесу. А главное — недалеко. Валерию Васильевну поблагодарили и собрались на семейный совет. После долгих споров было решено поехать на недельку. Тем более что дедушку со дня на день выпишут, ему нужен покой. А родители у Светки всё-таки шумноватые ребята — хохочут, громко разговаривают. Ну, а как иначе? Они молодые, здоровые, весёлые люди, очень общительные и компанейские. Бабуля с дедулей привыкли к тихой, размеренной, устоявшейся жизни. Да и места в доме маловато. Так что на первых порах пусть старики побудут вдвоём. За время их отсутствия дедушка вполне оклемается, вот тогда и поживут вместе до конца отпуска. Светка никак не хотела оставлять бабулю с дедулей. Но её общими усилиями уговорили, приводя весьма веские доводы в пользу поездки. Во-первых, здесь ей делать нечего, без неё обойдутся. Дедуля уже на ногах, хоть и слабенький. Бабуля одна вполне справится. Это она сама заявила. Ей важнее знать, что внучка оздоровится накануне трудного учебного года. Если не смогли свозить её в Сочи, то пусть хотя бы подышит речным и лесным воздухом. Это уже, во-вторых. И, в-третьих, должна же она всё-таки побыть с собственными родителями. И так редко бывают вместе. К тому же там живёт родная сестра бабули с семьёй. Повидаются с родственниками, поклонятся могилкам бабулиных родителей. Убедили, одним словом. Деда тоже одобрил эту идею. Через день отчалили к месту отдыха.
До Томмота добирались автобусом. Отец сказал, что скоро туда поезда будут ходить. Светка засмеялась и ответила, что газеты иногда читает, знает про БАМ.
Томмот на левом берегу реки. Поэтому через Алдан переправлялись на пароме. До дома отдыха добрались без приключений. Устроились в комнате, пообедали и пошли осматривать окрестности. Наелись лесной ягоды, надышались хвойным воздухом, комариков покормили. Зашли к родственникам. Им очень обрадовались. Моментально накрыли стол. И слушать никто не стал, что только отобедали! Сибиряки народ хлебосольный. А эта семья всегда славилась пирогами. Анна Ивановна, прабабушка Светкина, бывало, ни одного нищего не пропускала, чтобы не накормить. Ближе к концу войны к ним в дом поселили молоденького парнишку-учителя. Только форма офицерская на нём была, сапоги да ранение в грудь. Достала Анна Ивановна довоенную одежду зятя, пока не вернувшегося с фронта, подогнала по росту постояльца, велела приходить к столу в завтрак и ужин, а то больно худой. Теперь он в Якутске, в министерстве просвещения работает, замминистра. А Анна Ивановна с мужем лет десять на томмотском кладбище лежат и добрым словом поминаются.
В Томмоте жила мамина одноклассница, подруга юности. Работала она учителем русского языка и литературы в школе, где директорствовал мамин дядька. Он и рассказал, как найти дом Данги. Светка спросила, что за странное имя у маминой подруги.
— Ничего странного, — рассмеялась мама.— Родители её прибалты. А для тебя она Данга Брониславовна. Выучи, пожалуйста, до завтра.
— Выучить-то выучу. Да как бы язык не сломать, — покачала головой Светлана.
— Девочки! А что если я завтра с вами не пойду на встречу? Меня на рыбалку сосед по столу пригласил. Я с самого утра поехал бы. Зато на кладбище к прародителям я вам компанию составлю с удовольствием.
Поострили по поводу папиного удовольствия и отпустили его на рыбалку с миром.
Утром следующего дня поспали всласть. Отец не стал их будить на рассвете, отправляясь на свою рыбалку. Светлана с матерью чуть не проспали завтрак.
Идти пришлось через лес. В лесу то там, то тут мелькали ягодники. Елена и Светка шли по тропинке, и трудно было случайному встречному признать в них мать с дочерью. Казалось, идут две сестры, старшая и помладше. Обе невысокого роста — мать повыше сантиметра на четыре. Обе стройные, ладно сложенные. Волосы у обеих пушистые. Только старшая — тёмненькая и с короткой стрижкой под мальчика, отчего выглядела моложе своего возраста. Младшая — белокурая, с пушистой косой ниже пояса.
Как только спустились с небольшого пригорка, перед ними раскинулось широкое озеро. А на другом берегу — голубая тайга любуется собой в зеркальную гладь. Светка сняла сандалии, пробежалась по песку к воде, окунула руки, сказала серьёзно:
— Здравствуй, озеро! Какое ты красивое!
Озеро было тёплым, не то что горный Алдан. Вода совершенно прозрачная. Видно, как маленькая рыбёшка снуёт туда-сюда, мельтешат головастики. А подальше от берега плавают белые кувшинки. «Как будто Дюймовочки на маленьких зелёных плотиках», — подумала про них Света.
Прошлись немного вдоль озера и увидели, что на пригорке на приличном расстоянии друг от друга стоят два бревенчатых дома. В каком же из них живёт мамина школьная подруга? На уровне дальнего дома какая-то женщина полоскала бельё в озере. Света подбежала к ней и спросила, поздоровавшись:
— Вы не подскажите, который из этих домов Семашко, 8?
— Подскажу с удовольствием, — улыбнувшись ответила женщина, распрямляя спину. — А вы откуда будете?
«Странно, — подумала Света, — какая ей разница откуда?» Не успела придумать, что ответить на вопрос, как женщина бросила бельё в воду, всплеснула руками:
— Лёля! Волевская! Какими судьбами?
— Данга! А я смотрю — ты или не ты?
— Что, сильно изменилась?
— Не сильно, но немного подросла, — смеётся Елена.
— Немного! — добродушно вторит ей подруга. — С сорок восьмого размера до пятьдесят второго...
Действительно, рослая, белесая Данга на фоне Елены и её дочери выглядит весьма внушительно. Побросала бельё в большой ярко-жёлтый пластмассовый таз — полоскала, нет ли, Бог с ним — и повела гостей в дом. Открыла калиточку в плетёном заборе почти у самой воды, пропустила подругу с девочкой вперёд. Огород был приличным, только внизу почти ничего не росло, а ближе к дому грядки поднимались террасами.
— Весной весь низ огорода у нас под водой, когда озеро разливается, — будто прочтя мысли гостей, пояснила хозяйка.
Провела в дом через большие сени. Засуетилась с обедом, накрывая на стол. Попутно болтали, выясняя то, как Лёлька с семьёй оказалась в Томмоте. Вспоминали одноклассников. С удовольствием припомнились оладьи и пирожки Клавдии Петровны, которыми она угощала их на большой перемене. Благо, школа через дорогу от дома, они и бегали к Волевским. А горячие шаньги с молоком соседской козы!.. «Наверное, это была бабушка или даже прабабушка нынешней козы Галезинтинихи», — подумала Светка, украдкой оглядывая дом маминой подруги. «Интересно, мы с Людкой тоже когда-нибудь разъедемся по разным городам и будем вот так же радоваться встрече, вспоминать? А, может, мы никогда с ней не расстанемся. Будем жить и работать в одном городе. Выйдем когда-нибудь замуж, дети наши пойдут в одну школу, будут дружить между собой, как мы...»
А мама с Дангой Брониславовной всё вспоминают. Про школу поговорили, на Орто-Салу и Радио-гору «сбегали», по родственникам «прошлись».
— Мои все назад в Ригу уехали. Только я вот здесь зацепилась, видно, намертво. Игорь мой ни в какую не хотел из Якутии уезжать. Ну, а теперь сын будет в Якутске в университете учиться, у Игоревых родителей жить. На физмат пошёл, как отец! — с любовной гордостью вспомнила Данга сына.
— А наша Светочка в политехнический поступила в Красноярске! — с неменьшим родительским достоинством похвасталась Елена. — Жить будет в общежитии. Мой-то Славуцкий из Донбасса. У него там мать с сёстрами живут.
— Погоди, так Светочка — Славуцкая? Окончила нашу же школу в Алдане? — удивилась чему-то Данга.
— Да, — немного сконфузилась подруга. — Она у мамы с папой живёт. Мы же с Володей в основном по командировкам мотаемся.
— Так это ты первое место на республиканской олимпиаде по русскому языку и литературе заняла в этом году среди десятых классов? — обратилась Данга к Светке.
— Второе, — смущённо поправила её девочка.
— Ну, как это «второе»? — почти возмутилась мамина подруга. — Я только вчера из Якутска прилетела с учительской конференции. Там русским языком сказали, что победила десятиклассница алданской средней школы №5. Уж свою-то родную школу я ни с какой другой не спутаю! Да я ещё в блокнот записала фамилию учителя. Новая какая-то, у нас её не было, — она сбегала за блокнотом в свою комнату. — Учитель Новикова Ирина Валентиновна. Ей объявили благодарность с занесением в личное дело за подготовку ученицы. А ты что, не знала? — начинает о чём-то догадываться она.
— Почему, не знала? — Светка сидит красная, как рак. — Мне на выпускном вечере тоже грамоту вручили за второе место. А кто же к Шолохову тогда поехал? — спохватывается она.
Данге стыдно смотреть на девочку. Она уже всё прекрасно поняла, только не знает, как ей объяснить случившееся... Осторожно подбирая слова, она говорит:
— Понимаешь, второе место заняла якутская девочка из малообеспеченной семьи. Она поступила на филфак нашего университета. Об этом тоже говорили. Её и отправили в Вёшенскую. Ну, в качестве поощрения, аванса на будущее, что ли. Ты же поступала в технический ВУЗ, не в республике... — Данге трудно оправдать в глазах ребёнка обман. — Вот тебе, видимо, и сказали, чтоб ты не расстраивалась, что ты заняла второе место... Я так думаю... Я, честно говоря, только на днях об этом узнала. Мои детки не принимали участие в олимпиаде. Да за своего я бы глотку перегрызла! — обрушивается она на предполагаемого невидимого противника. — Было бы за кого грызть! — с грустью добавляет Данга Брониславовна.
Елена видит, что дочь не в своей тарелке. Приличия ради поговорили ещё немного о том, о сём. Попрощались. Мать прекрасно понимает, что творится в душе её дочери. Долго шли молча. Потом Елена, не выдержав, спросила Светку:
— Ну что, дочь, за справедливость биться будем?
— Ни к чему уже, — коротко ответила Светлана. В наступающих сумерках мать разглядела горький недетский взгляд дочери.
Вечером Светка слышала, как родители долго и бурно обсуждали что-то шёпотом. Под их шёпот и уснула. Не знала она, что спорили они о том, стоит ли рассказывать ей, ещё, по сути дела, ребёнку, сколько несправедливости почти в её возрасте пришлось испытать им самим. Как отца её, Владимира Славуцкого, мать записала на свою девичью фамилию, потому что его отец пропал без вести на фронте, а до войны считался сыном кулака в Курской губернии. Дочери-то что, выйдут замуж, сменят фамилию, никто и не вспомнит об их отце. А вот мальчику жить... Сама из безземельной голытьбы, родителей рано потеряла, никакой хвост неблагонадёжности за её фамилией не тянулся. И всё равно Володю не приняли в Суворовское училище, куда он пошёл вместе с соседским мальчиком. У того отец «пал смертью храбрых», как писали тогда в похоронках, и сына зачислили без разговоров. Пришлось Вовке идти в ФЗУ. А так хотел стать военным! Как рассказать Светланке про глупейшую и обидную историю Елены. Её, сдавшую сессию в университете на одни пятерки, вдруг лишили стипендии на первом курсе! Гордость не позволяла Лёле идти в деканат выяснять причину. Так и прожила второй семестр практически без денег. У родителей стеснялась просить, а те думали, что она обходится стипендией. Но когда и на второй курс её перевели без стипендии, их староста Вовка Славуцкий стал бушевать в деканате из-за вопиющей несправедливости. А ему объяснили, что кто-то видел, как к Волевской приезжал отец на «Волге». Значит, она из состоятельной семьи и может обойтись без стипендии. Пришлось Елене всё-таки просить родителей собрать справки об их доходах, чтобы восстановить справедливость.
Как преподнести всё это дочери, чтобы не озлобить её душу, не сломить её характер? Как уберечь девочку от всего этого? Да разве спрячешь её под своё крыло на всю жизнь?
— Знаешь что? — решила наконец Елена. — Пусть с ней мама поговорит на эту тему. Они со Светочкой всегда очень хорошо понимали друг друга. Бабушка у неё лучший друг.
У Лёли защипало глаза. Она прижалась спиной к груди мужа, чтобы он не видел её слёз, и подумала о том, что у неё лучший друг — Володя. А Светке здорово повезло с бабушкой и дедом.
Утром Светка была весела, как никогда. Они с родителями дурачились на реке, ходили в кино, а вечером на танцы. Мама с папой были самой красивой парой на танцплощадке. И Свету несколько раз приглашал какой-то прыщавый парнишка. Она вообще-то не любила танцевать, но не хотелось обижать отказом мальчика. Об олимпиаде никто ни разу не проронил ни слова.
Отдых прошёл великолепно! Никогда Светка так не любила своих родителей, как этим летом. Ей было легко и весело с ними. Они стали для неё «своими ребятами». Не было наставлений, ворчаний, родительских команд. Просто рядом были настоящие друзья.
В Алдан вернулись загоревшими, посвежевшими, отдохнувшими. И там, у бабули с дедулей, тоже всё хорошо было. В оставшиеся дни собирали Светку в дорогу. Покупали ей вещи, логарифмическую линейку, рейсшину. Одним словом, всё, о чём могли вспомнить бывшие студенты. Отец подарил большую готовальню. Бабуля с дедулей — красивое покрывало на кровать. Мама связала салфетку на тумбочку. Чтобы в общежитии было не как в казарме, чтобы не забывала домашний уют. Бабушка потихоньку плакала. Кто знает, сумеет Светочка на зимние каникулы прилететь, нет ли? А целый год врозь жить... Что за этот год произойдет, Бог его знает!
Светку так нагрузили её и Людмилиными вещами, что отец решил лететь с ней в Якутск. Бабуля была несказанно рада, что её крошечка не будет надсажаться до Красноярска. А там Люда встретит. Ей телеграмму уже отбили. Людмилка девочка общительная, может, кого из подружек прихватит, чтоб не так тяжело было.
Отхлопотали. Присели все перед дальней дорогой. Все, кроме деда, пошли на остановку. Он сказал: «Долгие проводы — лишние слёзы» и остался дома. У калитки Светка вспомнила про Джульбарса. Бросилась к его будке. Он только и ждал этого. Встал на задние лапы, передние положил ей на плечи и лизнул девочку в нос. Вот тут Светку прорвало. Она беззвучно рыдала. Горькие слёзы текли по её лицу ручьём, но не попадали на подбородок. Потому что Джульбарс слизывал их со щёк своим мягким языком.
Отец заглянул во двор: «Светланка! Автобус, пора!» Светка похлопала по спине Джульбарса, шепнула ему «Пока, мой хороший» и выскочила за калитку. Попрощалась с матерью. Обняла бабушку, прижалась к ней, такой мягкой и родной, попросила «Не болей без меня, ладно?» и добавила, глядя на свою школу через дорогу: «Бабуля! А их я никого видеть пока не хочу!» Бабушка поняла её и ответила: «И-и, милая! Бог им судья! Столько ещё всего в жизни будет»... Светка уезжала в свою взрослую жизнь и не видела, как сидели на скамейке у палисадника под березой и рябиной её мать и бабушка, как плакали они, каждая о своей девочке. Дома плакать нельзя...