Глава 4. Всё хорошо, что хорошо кончается

Ольга Прилуцкая
Сочинение писали всё в той же огромной аудитории Главного корпуса. Снова преподаватели провели процедуру обмена соседями. Людка решила схитрить и не тронулась на этот раз с места, проворчав: «Фигушки! От перемены мест слагаемых сумма не меняется для вас, а не для меня». Но строгая преподавательница, сверкнув золотой оправой очков, тут же призвала её к порядку, заставив всё-таки поменяться местами с девочкой из другого ряда. То ли по этой причине, то ли по какой-то другой, Володька пересел к девушке с пышными огненно-рыжими волосами, от которой до этого ни на шаг не отходил парень в солдатской форме. Он и сейчас умудрился сесть сзади них, и они втроём переговаривались, видимо, обсуждая темы сочинений. Им сделали замечание. Света с грустью подумала о том, что на этом экзамене она могла бы ему помочь, как ни на каком другом.
     Девочка, сидевшая со Светой, всё время промокала нос беленьким носовым платком. «И как она в такую жару умудрилась простыть? На сквозняке, что ли?» — сочувственно подумала брезгливая Светка, отодвигаясь от неё подальше к стенке. Для сочинения Света выбрала свободную тему «Никто не забыт и ничто не забыто!», посвящённую 30-летию победы в Великой Отечественной войне. Она вообще любила эту тему. Зимой Светлану отправили в Якутск на республиканскую олимпиаду по русскому языку и литературе. Света писала сочинение о войне. Она знала и любила массу художественных произведений, стихов, песен об этих событиях в истории её Родины, заслушивалась рассказами деда о фронтовых годах. В детстве эта тема настолько увлекала её, что однажды ей даже приснился сон, как будто она вместе с молодогвардейцами носится по южному городу. И почему-то они обрывают трубки в телефонах-автоматах. Наверное, чтобы насолить фашистам... Девочке, всегда очень требовательной к себе, на удивление понравилось собственное сочинение на олимпиаде. Все свои знания, всю душу вложила она в него. Победителя олимпиады должны были отправить в гости к Шолохову на Дон, в его родную Вёшенскую.  Светка загадала для себя: завоюю первое место, буду поступать в   университет на филологический факультет, займусь своей любимой литературой. А к Шолохову как раз после вступительных экзаменов ехать, в августе. Вот было бы здорово! Повидать великого писателя живым! Один её знакомый мальчишка-спортсмен однажды сказал ей: «Поучаствовать бы на Олимпийских Играх и больше ничего в жизни не нужно!» Так вот и ей — встретиться бы с Шолоховым... На выпускном вечере в школе объявили, что Светлана Славуцкая на республиканской олимпиаде  по  русскому  языку  и литературе заняла почётное второе место. Её дружно поздравили, поблагодарили за участие и вручили грамоту. Может быть, отчасти поэтому Света согласилась с доводами своих близких и поехала поступать в политехнический институт. Значит, решила она для себя, не очень-то сильной оказалась в любимом предмете. Ничего не попишешь...
Сочинение давалось легко и свободно. К тому материалу, что Света использовала на олимпиаде, добавились впечатления от фильма «Они сражались за Родину» по любимому Шолохову. Как кстати они с Людой после устной математики попали в кинотеатр со славным названием «Мир». Спасибо Людке, вытащила её всё-таки, настояла на своём. Ох, и сильный же фильм! А какие актёры — Бондарчук, Шукшин, Бурков, Тихонов, Никулин...
Да, с соседкой опять «повезло»! Сначала она шмыгала носом и всё вытирала его платочком. Потом на неё напал чих. И Бог бы с ней, чихала б на здоровье! Но после каждого чихания она обращалась к Светке и вежливо говорила: «Извините!» Поначалу Светка так же вежливо отвечала ей: «Ничего-ничего, пожалуйста!», потом лишь кивала и произносила «ага». Под конец ей так осточертели эти «реверансы», что она просто-напросто запретила себе реагировать на соседку и постаралась углубиться в работу. Это ей удалось. Сочинение Светлана сдала одной из первых.
Теперь предстояло ожидание оценки. И, если результат будет благоприятным, собеседование в деканате, зачисление. Новые, доселе не произносимые раньше слова звучали, как музыка, вселяя в души волнение, тревогу, надежды.
— Поеду к тётке знакомиться, — сказала на следующий день после сочинения Люда. — Чует моё сердце, придётся пожить у неё.
— Это почему? — не поняла Света.
— Если не поступлю, пойду работать и учиться буду на вечернем или на заочном. Назад не поеду. Делать мне нечего? Чего я дома не видела?
 — Ну, что ты раньше времени себя хоронишь? Может, ещё поступишь. Ведь не на «двойку» же ты написала сочинение, верно? — убеждала её Светка, хотя у своего сердца ощущала холодок.
— А проходной балл? — резонно отвечала Люда.
С проходным баллом вообще была беда — его все подсчитывали, и у всех он был разным.
     Люда вернулась от тётки довольная. Принимали её прекрасно! Квартира у родственников просторная, а живут только сама тётка да муж, который всё больше на работе. Попеняли девочке, что остановилась не у них на время экзаменов. Приглашали в любой момент приезжать, только позвонить нужно предварительно. Людка у них приняла ванну. Это тебе не общественная баня и даже не общежитский душ на несколько «гусаков» без кабинок. Хороша всё-таки городская жизнь! Да она, Люда, за неё будет цепляться руками и ногами. Тётка напекла пирожков с маком, с повидлом и с картошкой, отправила с Людмилой в общежитие для подруги. Добрые люди, сразу ясно. В Студгородок подвезли её на служебной машине. Дядька, видать, какой-то начальник. Вроде, военный, хоть и не в форме.
     Оценки за сочинение вывесили через два дня. В списках фамилии шли по алфавиту. Сначала отыскали Людкину — «Милая». Оценка — «4/3». Против фамилии «Славуцкая» стояло — «5/5». Светка невольно, потому что перед её фамилией написана была, увидела «Салогуб» — «4/3». Светлана искренне пожалела и подругу, и своего нового знакомого. Ведь если бы кто-нибудь из них сидел рядом с ней, уж грамотность сочинения она бы проверила обязательно. В школе это было отработано виртуозно. За два урока, отведённых на сочинение или контрольную работу по русскому языку, Светка успевала проверить две-три, кроме собственной. И здесь бы ей не составило большого труда это сделать, а значит, и оценки у её друзей могли бы быть выше. Обидно, что не удалось помочь им.
    Собеседование и зачисление проводили через день в деканате СТФ в корпусе «Б». Народу собралось человек двести. В этом же корпусе на втором этаже правого крыла зачисляли строителей. Поэтому у корпуса стояло много машин, не очень много родителей и поток абитуриентов. Дембеля надраили себя донельзя, демонстрируя солдатскую и флотскую выправку — кто кого перещеголяет. Это позже в стране начнут стесняться солдатской формы, а пока ещё парни в ней были в почёте. Надо показать приёмной комиссии себя во всей красе, чтоб не забыли, что он — демобилизованный, идёт вне конкурса.
     Председательствовал декан факультета — человек весьма невысокого роста, щупленький, немного лысоватый, с тоненьким голосом и несколько смущённой улыбкой на лице. Рядом с ним сидел заместитель, он же парторг факультета — полнейшая противоположность декану. Рост у зама, конечно, не под два метра. Но на фоне своего соседа он выглядел тонкой жердью. Нос у него был хрящеватым, горбатым, потянутым книзу. Поэтому замдекана напоминал задиристого петуха. Усиливали это впечатление хохолок  из волос на  голове и круглые очки в тонкой позолоченной оправе. Весь он был какой-то порывистый, немного дёрганый и оттого казался очень сердитым. Он давал указания девушке-секретарю; она постоянно вскакивала со своего места у двери, выбегала в соседнюю комнату, приёмную, и возвращалась оттуда с кучей картонных папок, завязанных на верёвочки. Видимо, это были личные дела абитуриентов. Третьим по значимости в этой комиссии был высокий, симпатичный парень с кавказским лицом, чёрными жёсткими вьющимися волосами, глазами, как у красивого коня, и комсомольским значком на левой стороне пиджака. С деканом и его замом он вёл себя запросто. Вряд ли кто из абитуриентов мог представить себе, что это был всего-навсего студент третьего курса. Но даже если бы кто-то и позволил себе заподозрить подобное, он бы жёстоко ошибся. Это был не обычный третьекурсник, а секретарь комитета комсомола факультета Валерий Костоев. Гораздо позже новоиспечённым студентам станет известно, что на СТФ его боятся больше, чем добрейшего декана Ивана Васильевича и его заместителя, строгого преподавателя высшей математики Санникова. Но уже сейчас он вызывал у входящих в кабинет трепет и неимоверную робость, которую, впрочем, тут же успокаивал своей улыбкой и добрым голосом декан.
     Секретарь объявила, что абитуриентов будут вызывать по спискам. Сначала пройдут пятьдесят человек с ВиК, а потом — сто человек с ТГСВ. Те, чьих фамилий в списке нет, — не поступили. Она вывесила списки на доске объявлений, которую рассматривала Светка после физики, и удалилась за дверь своей приёмной. Толпа кинулась к спискам. Проще всех было высоким. Они, пользуясь преимуществом своего роста, сразу же выяснили, есть их фамилии в списках или нет. Низеньким Светлане с Людой пришлось подождать, когда стало возможным подойти к доске объявлений. Свою фамилию Светка увидела сразу же. Волна радости захлестнула её, она чмокнула подругу в щёку и только сейчас увидела, что Люда растерянно водит глазами по спискам и беззвучно шевелит губами: «Кондратьев, Ким, Мазур, Матвеев, Мельник, Мещерякова, Никитин... Милая, где же Милая?»
— Светка, ты мою фамилию видишь? — с надеждой спрашивает  девочка.
Светлана теряет дар речи. Она не видит Людмилкиной фамилии в этих проклятых списках и понимает, что это значит! Да как же так? Это, наверное, какая-то ошибка! Может, пропустили, когда печатали? Голубые, всегда весёлые глаза подруги наполняются слезами. Она опускает голову и совершенно больным голосом едва слышно говорит:
— Я пойду, Свет, ладно? Ты не обижайся на меня! Я тебя в общаге ждать буду, — и почти шёпотом, с рвущей Светкино сердце болью, добавляет: — Ой, как мне плохо, ты бы знала...
— Я тебя провожу! — принимает решение Светлана. — Всё равно, пока этих пятьдесят человек  примут, часа  два  пройдёт.
Вышли из корпуса. День солнечный, жаркий. И пух уже почти не летает в воздухе. Живи и радуйся! А для девочек свет померк. Люда идёт, как слепая, ничего не видя из-за слёз.  А Света ничего не видит,  кроме её слёз. Ну, как утешить подругу? О своей радости даже подумать стыдно. Да и какая это радость, если ей, привыкшей к Людке, как к родной сестре, придётся теперь пять лет жить в этом чужом городе совершенно одной. Она ведь и в институт этот поступала только из-за Люды. Ей как-то сразу расхотелось становиться инженером-сантехником. Очень романтичная профессия, скажите, пожалуйста! Светка вдруг разом рассердилась на всё и всех на свете. Девочка схватила плачущую подругу за руку и  крикнула: «Бежим!» Ноги сами по себе несли её в берёзовую рощу, а она тащила за собой Люду. Прохожие с удивлением оглядывались на них. А они не замечали ни их взглядов, ни стайки ребятишек на детской площадке возле последнего  жилого дома перед берёзовой рощей, ни кучки мужиков, соображающих на троих возле первых берёзок. Вымотав себя этим неожиданным кроссом, девочки приземлились на поляне среди высоких и стройных кудрявых деревьев, буквально рухнув на мягкую зелёную траву. Они не думали о том, что могут выпачкать или помять свои нарядные платья, специально приготовленные к торжественному случаю. Людмиле это было уже всё равно, а Светлане — не до того. Немного отдышавшись, Светка решила сказать подруге о своём намерении.
— Знаешь что, Люда, — решительно заявляет она. — Я без тебя не буду учиться в этом институте!
— Как это не будешь? — не понимает Люда. Она понемногу перестаёт задыхаться, а слёзы её высохли, наверное, во время бега.
     — А так! Не пойду на это чёртово зачисление и всё!
     — Светка, не глупи! — пугается Люда. — Да твои старики не переживут этого.
— Почему это они не переживут? Многим приходится переживать и не такое, и ничего! А мои, думаешь, слабее других? Да и не нужна мне техническая специальность! Ты же знаешь, что я чистый гуманитарий. Что из того, что я сдала вступительные экзамены успешно? Просто повезло! А по письменной математике-то «трояк» получила! — вдруг вспоминает она и почти радуется этому факту.
Видно, что Люда усиленно ворочает мозгами. Она так напрягается, что забывает о собственной неприятности.
— Светка, слышишь! — не зная, как подступиться, мямлит она. — Не вздумай, Светка... — и неожиданно кричит во весь голос: — Нельзя тебе огорчать твоих стариков сейчас! Понимаешь ты, нельзя! У Клавдии Петровны и так сердце больное, а сейчас, когда Викентию Антоновичу чуть ни полжелудка отрезали, ей не выдержать ещё твоих выкрутасов!
Людка прикусывает язык, сообразив, что брякнула лишнее. Светка бледнеет, округляет и без того большие глаза.
— Какие полжелудка? Когда вырезали? Откуда ты знаешь?
— Свет, не пугайся! Уже, наверное, всё хорошо. Мне мать велела тебе не говорить ничего, а я вот, дура, сболтнула. Когда мы сочинение писали, твоему деду делали операцию. Клавдия Петровна хотела сказать тебе, только когда ты поступишь... Ну, ты же поступила, Светка! Вот я тебе и говорю, — радуется Люда нашедшемуся выходу из сложившейся неприятной для неё ситуации. — Когда мы звонили, говорили свои оценки за сочинение, думаешь, твоя бабушка правда к соседке выскочила за солью? Она в больницу к деду бегала, а мать мою на телефоне вместо себя оставляла, чтоб та с нами поговорила. В этот день её первый раз к нему в палату пустили. Значит, уже всё хорошо было, Света, правда? Светка, ну не молчи, Свет, а? — канючит перепуганная Людмила.
А Светка молчит, потому что нахлынули на неё воспоминания... В мае ей исполнилось семь лет, а в июне дедуля попал со своим желудком в больницу. Конечно, маленькая Света вряд ли понимала серьёзность положения. Но она видела, что бабуля перепугалась так же,  как  она  пугалась,  когда  у  Светки заболевало  горло  или  та  начинала  кашлять. Бабуля по два раза на дню ходила в больницу к дедушке, носила ему разную вкуснятину. Светка даже немного завидовала дедуле. Правда, уж лучше не есть ничего вкусного, чем болеть. Она всё напрашивалась и напрашивалась с бабулей в больницу, а та говорила, что ещё рано и каждый раз просила сесть на диван, положить руки на колени и сидеть так до самого её возвращения. Светка честно выполняла это. И не потому что была очень уж послушной. А потому что твёрдо знала, если обещаешь — выполняй. Наконец бабушка взяла её с собой. В палате было много мужчин — и молодых, и старых. Все почему-то обрадовались Светкиному появлению, угощали её яблоками, апельсинами, конфетами. Она смущалась, вежливо благодарила, говоря: «Ну что вы, спасибо, я же не болею! Это вам нужно кушать!» А они смеялись и ругали какую-то кислотность. Хотя ни апельсины, ни яблоки, ни тем более уж конфеты не были кислыми. Светка скушала всё с огромным удовольствием.  Потом, сидя на высоком стуле, болтала ногами, потому что они не доставали до пола. А все взрослые дяденьки удивлялись, как же она в этом году пойдёт в школу, если такая маленькая? Ведь её портфель будет волочиться по полу. Она подумала и ответила, что мама с папой пришлют ей красивый ранец, как у мальчишек, только яркий, и она будет таскать его за спиной. Все смеялись. Её спросили, кем она станет, когда вырастет. Светка посмотрела на бледного дедулю, лежащего в белых простынях, ей почему-то захотелось плакать, и она ответила: «Врачом».  Ну почему, почему она не пошла в медицинский?..
— Светка! Очнись! Я придумала! Я поступлю на этот же факультет, только на вечернее отделение. Это же ещё лучше! Буду сама зарабатывать деньги, матери полегче станет. А работать пойду, к примеру, уборщицей в общежитие. Нет, в общаге студенты, кажется, моют сами. Ну, тогда в институте, — быстро находится Люда. — Корпусов-то там много. Мне дадут комнату в общежитии, и будем мы с тобой все пять лет жить вместе! Правда, хорошо?
— Правда, Люда! Ты умница. Мне действительно нельзя сейчас огорчать стариков и, наверное, пора бежать на собеседование. Давай, ты в общагу, а я в деканат.
Из рощи девочки пошли каждая своей дорогой.
     В деканате уже вызывали отделение ТГСВ. Шла буква «М».  «Как раз Людмилкина буква, — грустно подумала Света. — Вот эти две разукрашенные поступили, а Люда чем хуже них?» Недалеко от неё стояли две девушки, блондинка и жгучая брюнетка. У обеих были накрашены губы яркой помадой — розовой у блондинки, тёмно-красной у брюнетки. Они весело над чем-то смеялись. «Мне бы ваши заботы!» — по-взрослому подумала Света.
     В деканате Свету спрашивали, какую общественную нагрузку она хотела бы выполнять на курсе. Светка только пожала в ответ плечами. На всякий случай ответила, что любую. Они поинтересовались, не хотела бы она организовать музыкальный ансамбль, поскольку окончила музыкальную школу? Света ответила, что на электроинструментах она не играет, а только на фортепьяно. И вообще, она предпочитает классическую, серьёзную музыку.  Комсомольский лидер поинтересовался: «А книги предпочитаете тоже серьёзные?» Света без улыбки ответила «да» — слишком уж паршивое было настроение, чтоб улыбаться. И только один раз за весь разговор проявила она оживление и интерес. Ей сказали, что как иногородней, студентке Славуцкой будет предоставлено место в общежитии. Света спросила, дают ли места в общежитии тем, кто работает в институте? Декан удивился её вопросу. И тогда она рассказала историю с Людой. Декан улыбнулся доброй улыбкой и посоветовал Людмиле быстрее подавать заявление на вечернее отделение. Сказал, что её вполне могут принять с этими оценками без дополнительных экзаменов. Светка очень обрадовалась, стала благодарить, а все заулыбались, глядя на неё. Потом им объявили, что общий сбор назначен на первое сентября — их отправят сначала в колхоз, а через месяц начнутся занятия. На этом и закончилось её зачисление в институт.