Взятие телеграфа
Репортаж с последующей инсталляцией и перформансом
Вечер Всеволода Емелина должен был состояться на Центральном Телеграфе.
Я сначала не поверил. Но потом, когда припомнились некоторые из его стихотворений, подумал, что именно там-то ему самое место. Несколько смутило время начала. Девять вечера. Ну, не полночь же. И мы пошли. И удачно пересеклись с Юрием Крыловым и другими редакторами «Рипол классик», - издательство, которое было соорганизатором вечера, самим поэтом и его спутниками, авторами все того же издательства, организовавшего вечер, Сергеем Сибирцевым и другими.
Вход в конференц-зал Цетрального Телеграфа оказался со стороны переулка с подходящим названием «Газетный». Поэзию Всеволода Емелина иначе, чем «газетной» не назовешь. «Сегодня в газете, завтра в куплете», - это не совсем про него. У Емелена, во-первых, раньше, чем в газете. Например, референдум по поводу восстановления памятника Дзержинского еще не закончился, а баллада о референдуме уже давно написана. И так по всем актуальным вопросам современности. И, во-вторых, газеты далеко не обо всем актуальном теперь пишут, а Емелин обо всем и самом горячем. Не теряя времени, я всех сфотографировал на фоне гранитных камней, из которых сложено основание Телеграфа. Тех самых, которые везли в Москву немцы в 1941, чтобы из них возвести памятник «покорению Москвы».
Вход в подъезд, как нам объясняли наши проводники по телефону, находился прямо за рюмочной. Тоже очень удачное место для этой поэзии. И самое интересное было в том, что вход находился как раз напротив храма (вывшее отделение связи) в котором теперь работает по реставрации и восстановлению этого памятника, сам Всеволод Емелин. И нам он коротко рассказал и об истории и своем вкладе и о том, что этот храм, к которому был приписан МХТ, как в те времена, так и в нынешние, не видит артистов у себя на службах.
Конференц-зал показался огромным. С размером с футбольное поле. Тут уже было полно молодежи. Мероприятие называлось фестиваль «Издай себя сам». Начинающие писатели мастерили макеты своих книг. Модные нынче книжные самоделки. Готовимся к новой эпохе самиздата?
Фестиваль начался с утра, Емелин был на закуску… и народ расходился. Здесь мы встретили уже полный состав издательства «Рипол классик» во главе с генеральным директором и главным редактором. (Имена и адреса в редакции).
Наконец началось чтение. Так случайно получилось, что Емелин был одет во все черное. И стоял он напротив черной зеркальной стены, в которой отражался зал с белыми стульями. Эта декорация на редкость удачно совпала с его поэзией, лучшего оформления не придумаешь. Я впервые видел (и слышал) как Емелин читает. Он не стоит на месте. Ходит решительно вдоль рядов от стены до стены. Словно действительно воплотился его знаменитый черный Буревестник из «Песни о кризисе».
«Пусть сильнее грянет кризис» - жуткий клекот у этого современного Буревестника, грозящего всем олигархам и коррупционерам.
Чернуха. Черное по черному. Льющаяся через край густая чернота.
Кажется, что он вот-вот уже уйдет за кулисы, позабыв обо всех нас, с открытым ртом ловящих этот клекот, а там буфет… и все такое. Но нет, он решительно поворачивает назад, и уже летит к другой стене, на которой огнетушитель. И, кажется, сейчас возьмется за него, чтобы тушить то пламя, тот пожар, который сам и раздул только что черным огнем своих баллад. Но нет, он и тут поворачивает и этот маятник нескончаем. Для всех периодических издательств, жаждущих остренького и горячего, Емелин находка. Собственно и открыла то этого поэта «Независимая газета» во время оно. И его издают, издают в огромных количествах. Но в руках у него не как у приличного, преуспевающего поэта, книга в твердом переплете, а рукописи. Он читает по листочкам. И эти листочки у него в руках развеваются как беленькие крылышки. То маленькие по одному, по два мелькают и махают, а то целая шестикрылатая птица появляется. Потому что стихотворения у него очень длинные и страниц надо много нести в руках. И эта шестикрылатая птичка, очень напоминает Серафима… Того самого, нам известного со школы. Но на этот раз черного и беспощадного.
Парадоксальный эффект. Расходящийся зал, постепенно начинает вновь собираться, молодежь подсаживается ближе, подсаживается на эту поэзию, и уже бурно реагирует. И все больше и больше людей. И даже заметен становится Максим Шевченко и другие медийные лица. Слушаем голос Буревестника.
Биография героя поэзии Емелина выписана со знанием дела. Здесь многое автобиографично. Он родился и рос не «в доме с охраной, не на Тверской», а «На рабочей окраине, под гудок заводской». Там «ни деревни, ни города, слобода да посад». На свою беду ему попались на глаза «неприметные книжки тамиздат, самиздат». И он включился в диссидентское движение. Он «простых был профессий, знал пилу да топор», а попал он в компанию «кто-то профессор, кто-то член, кто-то корр». Голову ему насквозь задурили. И он забросил свою жизнь, а мог бы инженером стать! Но вот советская власть рухнула и эти диссиденты, получили «гринкарты» (за это и боролись) ухали по заграницам, а кто остался, «плотит Сорос им гранты». А герою – ничего. Он обманут дважды. Сначала большевиками, а после 1991 г. демократами.
Он обманут много раз, поэтому не верит никому. И не прочь отомстить всем богатым и успешным, потому что уверен – любой успех построен на обмане. От трудов праведных не наживешь палат каменных. Личное счастье не может строиться на страданиях других. Русские пословицы как крик русской души.
Человек из народа нужен литературе, нужен всем ее направлениям, группировкам, и тусовкам. Без него литература просто надутый пузырь. Поэтому Емелин печатается во всех изданиях, правых и левых, и вовсе черных. Открыла его «Независимая газета», дав огромную подборку, а продлил открытие «День литературы», опубликовав знаменитую «Песнь о кризисе», которую по точным донесениям, читают друг другу вслух на корпоративных вечеринках банкиры и олигархи.
Где был пир, там гроб хрустальный
Эксклюзивного дизайна
Вдруг в банкетном зале вылез
Пусть сильнее грянет кризис!
Что-то страшное случилось
Капитал пошел на силос.
Поздно пить гастал и линнекс.
До свиданья, частный бизнес.
Пусть сильнее грянет кризис!
Дело ведь в несправедливости, произошедшей по воле всей элиты, обобравшей народ. Нет хороших и плохих олигархов, все они мошенники, поделившие всю Россию, которую построили совки и лузеры из пригородов. Они получили все сразу, ничего из этого не заработав. Получили в кратчайшие сроки. Даром. Год-два и с помощью администрации Президента и депутатов ты уже миллиардер. И едешь в Лондон и благополучно скрываешься от народного гнева. Такова была экономическая система «приватизации».
Он, подобно герою Венечки Ерофеева из «Василия Васильевича Розанова», строит всех по росту, в ряды. Банкиров, олигархов, сенаторов, депутатов, политиков, чиновников, журналистов, и порет всех по очереди. И они, с восторгом и хохотом показывают пальцами, когда кого-нибудь порют, но когда принимаются за них, - кричат, возмущаются и даже готовят иски в суды. Он сечет яростно и безжалостно, с садистской улыбкой на бритом лице, либералов и патриотов, скинхедов и ваххабитов, интеллигентов, офисный планктон, а так же вовсе безыдейных обывателей. Таких, например.
Которым цена на сосиски,
На гречку и на опохмел
Важнее чем Мир наш Российский
От Мурманска до Дарданелл.
О политике Путина он пишет так, что все белоленточники с «болотной» должны бы целовать ему ноги. Должны бы… если бы стирание пафоса не было тотальным. И белоленточники у него стоят в ряду с большевиками, и уже едут в пломбированном вагоне в очередной раз разрушать Россию.
Национально и соборно
В стране устроим Третий Рим.
Закроем видео и порно.
И ваш журнальчик запретим!
Все, кто против вертикали власти и имперского строительства тут прыгают как дети и бросают в воздух свои радужные прокламации.
Здесь, над шестою частью суши,
Я не один, плывут вдали
Все нераскаянные души
Из нераскаянной земли.
Нераскаянная страна, нераскаянная земля, радостно узнают они свою проклятую родину в стихотворении о самоубийстве. Конечно, тут только повеситься можно. В «этой стране». Но не тут то было.
Победа пришла, вся страна кверху дном,
У власти стоят демократы.
А мне же достался похмельный синдром
Да триста целковых в зарплаты.
И он примется, за тех, кто занимался подрывной деятельностью за гранты, за грины, за вид на жительство и на зарплате фонда Сороса.
В соцсетях радуются, что Емелин против политики Путина. Напрасно радуются, он против всякой политики. Он против любого пафоса. Он принизит любой, самый благородный порыв. Потому что любая политика против него самого. Против маленького человечка, которого партии хотят поставить под свои знамена а потом оставить без зарплаты. Как сделали победившие демократы.
В его стихах навеки зарифмованы целые батальоны действующих и уже забытых людей, появившихся на гребне политических волн и скрывшихся в пене дней. Руслан Хасбулатов, Сажи Умалатова, Сергей Ковалев, Константин Боровой, Бабицкий из «Голоса Свободы», благотворительные фонды и организации типа «Мемориала», «Эмнести интернейшинел», «Врачи без границ».
Но что им до него, до маленького человечка с пилой и топором. За него никто никогда не вступится. Он чужой в собственной стране. Вот ведь парадокс.
Много раз дубинкой был ударен,
Под слова угроз и хруст костей,
Но так как не крымский я татарин,
Не попал я в сводку новостей.
Истрепали по дороге нервы,
Поломали плечевую кость,
Что-то я не вижу Аллу Гербер –
Это ж натуральный Холокост.
Пожалей меня Елена Боннэр,
Пусть совсем не твой я контингент,
Но мне тоже очень, очень больно,
Когда бьет меня дубинкой мент.
Я избит, ограблен и обдурен,
След насилья ниже поясницы,
Где же ты священник Глеб Якунин?
Где же вы врачи, что без границы.
Тот, кто все построил, никому не нужен. Его только используют. Вот так, например.
Родине ты нужен,
Родина зовёт.
Над горами кружит
Чёрный вертолёт.
Среди рванной стали,
Выжженной травы
Труп без гениталий
И без головы.
Русские солдаты,
Где башка, где член?
Рослый, бородатый
Скалится чечен.
И вот это ему совсем не нравится. Тут он становится грозен. И всех политиков и олигархов он готов смести с лица земли.
Твой отец рабочий,
Этот город твой.
Звон хрустальной ночи
Бродит над Москвой.
Кровь на тротуары
Просится давно.
Ну, где ваши бары?
Банки, казино?
Модные повесы,
Частный капитал,
Все, кто в Мерседесах
Грязью обдавал.
Все телегерои,
Баловни Москвы,
Всех вниз головою
В вонючие рвы.
В его стихах нет «гула». После Бродского этот священный «Гул» кажется определяющим, обязательным для любой поэзии. А вот тут поэзия есть, а «гула» нет. Сама его поэзия лишена пафосности. Зато она очень хорошо знает приемы мета-метафоры, разработанной в клубе «Поэзия». Сделаны его строфы крепко, словно срублены пилой и топором, которыми очень хорошо владеет герой его поэзии.
Люди с удовольствием читают эти длиннющие баллады-исповеди, смеются над другими, и над самим этим нелепым обывателем, но когда узнают себя, то впадают в ярость. На Емелина заведено нешуточное уголовное дело. На столе следователя лежат стихи. Улики! Задетые за живое соцсети пишут Емелину в личку гневные протесты. Поклонники не менее жарко защищают.
Вот цитата из рецензии в соцсети, выбрал наиболее смачную.
«А я не очень понимаю тех, у которых от такого ёрничанья радости - полные штаны. Будя глумиться-то!.. Все переврал – от крени и до хрени - Народноречный мрачный ренегат».
Это пишет обиженный. Ну, а восторженных хоть отбавляй.
Стихи Емелина стали известны уже после перестройки. Когда как бы отгремели орудия главного калибра. Но тут он заметил, что его тянут в новый тоталитаризм, и демократы ничем не лучше большевичков. И вот тут он уперся. Вот туда он уже не захотел.
Все, кто попадает в новости первого канала, тут же оказываются на крючке поэта. И он их стебает в своих горячих ямбических снах.
Нет предела иронии, издевательства, нет ничего на свете, что может избежать черной насмешки поэта. Он разводит густо, черным по черному. Стеб и чернуха его фирменные приемчики.
Во многих стихотворениях слышится отзвуки знакомых поэтов. Особенно из Есенина. «Молодой скинхед» что-то загрустил у него словно «Клен опавший». Таких отсылок к классике множество, они повсюду. То слышатся отзвуки Блока, то Маяковского. То откровенные цитаты. Он как бы вкоренен в залежи русской поэзии. Хотя и незаконно, потому что он не считает себя частью культуры. Он на окраине. Он в противопоставлении. Емелин пародирует лирику, как таковую. И собственно, поэтом быть не хочет. В поэзии много обмана. Кто-то пишет о березках, кто-то посчитал это поэзией, кто-то публикует. Кто-то внушает кому-то что это и есть поэзия. Потом это внушается всем. А в принципе, что есть поэзия никому не ведомо. «Я поэт зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик» - заканчивает Емелин свою очередную балладу.
Он находит в поэзии совершенно неожиданных союзников.
У каждого свои судьбы
Своя выпадает карта
Умный - умрет от инсульта
Добрый - умрет от инфаркта.
Пишет он в балладе о циррозе печени. Где-то мы уже слышали подобное.
Надо считаться с фактом
И не кичиться культом —
Сильный убит инфарктом,
Мудрый сражён инсультом.
Очень уж безобразна
Жизни и смерти драка —
Труса сглодает язва,
Храбрый умрёт от рака.
Конечно, это песня Алексея Охрименко, автора знаменитого «Батальонного разведчика». «Я был батальонный разведчик, а он писаришка штабной. Я был за Россию ответчик, а он спал с моею женой».
Рифмы часто выходят за рамки рифм, сами по себе рождая концепции. Например, срифмовать WOW и Москва мог только Емелин. И скажите, что это не рифма. Смотря как прочитать. Если «вау» и «Москау», или «Вов»- «Москов», - то вполне даже и рифма. Или рифма «Чечни» и «печени» режет не только слух, но и сознание.
Черный вторник, дефолт,
Замиренье Чечни
Все предъявили свой счет
Моей несчастной печени.
Грубо, дерзко, топорно. А как же иначе. Ведь в руках топор и пила. И он работает не для услаждения. А хлеба насущного ради.
Емелин ввел в литературу два запрещенных слова: «Пидарас» и «Еврей». И он эти два сомнительных слова эксплуатирует нещадно. Есть стихотворение, по сути состоящее из одного слова «пидарас».
Его подстриг парикмахер Пидарас
Его наряд придумал Пидарас
Его в стихах восславил Пидарас
Нарисовал художник Пидарас
Запечатлел фотограф Пидарас
Поставил представленье Пидарас
Это, с моей точки зрения, прием. Способ как можно дальше удалиться от литературы и приблизиться к «народной» поэзии. И это ему удается. Есть дворовые песни. Их все знают, все любят. А это дворовые стихи. Литература ему не нравится, потому что ее захватили те самые два слова под разными эвфемизмами. То есть литература далеко отошла от жизни, образовала собственную систему, лицемерит и обманывает. А ему совсем не нравится, когда его обманывают в очередной раз.
Гордитесь правами своих пидарасов,
Своей конституцией куцей,
А нам Бог послал море нефти и газа
И по фигу нам конституции.
Вот тут сразу и Блок и это самое слово и все очень красиво сформулировано.
В его поэзии встречается ненормативная лексика. Правда, она представлена только одним словом «хер», употребляемом в очень многозначных семантических конструкциях с мерцающими смыслами. Этих слов было бы больше, но нельзя их печатать. Поэтому нужно обходиться одним. И это к лучшему. Потому что в противном случае стихи состояли бы только из одних матерных слов. Такова сила отрицания.
Когда я впервые увидел, как читает Емелин, то он показался мне экзекутором из фильма «Орлеан», он удивительно похож на исполнителя главной роли Виктора Сухорукова. Зловещий персонаж с бритой головой, улыбкой до ушей и беспощадностью демона.
Его стихи попадают в цель. Чтобы их печатать, нужна определенная смелость. Но печатают. Печатают и переиздают с удовольствием, потому что есть спрос, и есть не какая-то амебная литературщина, а как сейчас говорят - интерактивная. Поэтому соцсети в восторге. Стебаться любят все. Но никто не умеет этого лучше, чем Емелин.
Он понизит любой пафос. Он собьет любую спесь. Будь это спесь королевской семьи из Виндзора, или спесь новой тоталитарной секты, объявившей газават всему миру.
Безоглядность, бескомпромиссность, бесстрашие не могут не удивлять. Он бросает вызов всему миру. Он предостерегает людей, готовых стать рекрутами очередного вождя и идти за ним безоглядно, чтобы потом в который раз разочароваться.
Он напоминает об ошибках, и не хочет совершить следующую.
Он принимает лик обывателя, который обсуждает темы глобальной геополитики, их ему в избытке подсовывают телевизионные политобозреватели. От этого проблемы становятся смешными, абсурдными, а политические деятели выглядят дебилами. Так любил в песнях делать Высоцкий. «Дорогая передача…»
Он с кого хочешь сшибет пафосность.
Даже самое святое, - Пушкина, он не пощадит, да что там Пушкин, даже народный любимец Захар Прилепин, который писал предисловия к его книгам, тоже им высмеян.
А нужны бескрайние степи нам
Да 30 патронов в рожке,
Да томик Захара Прилепина
В потрепанном вещмешке…
Нет войне. Даже священной.
Любой человек, который организовывает массы в новый крестовый поход, для него враг и подвергается жутким, страшным, безжалостным, издевательским пыткам. Что там костер инквизиции, - только руки погреть. Емелин раздувает настоящий, черный, адский огонь.
Для него не существует ничего святого, кроме маленького человечка, живущего от зарплаты до зарплаты и пытающегося достучаться до власть имущих. Но опять и опять, этого маленького человека, этого гоголевского Акакия Акакиевича хотят поставить под чьи то знамена, мобилизовать, вооружить, надуть пафосом героизма, патриотизма, либерализма, ЛГБТ-изма и направить отстаивать чьи-то корыстные интересы. И никак не желают замечать, что у этого человечка до сих пор незаштопанная шинель.