Стояла июльская жара. По улицам Красноярска летел тополиный пух. Ветер сбивал его в кучи, словно собирался лепить снежную бабу и для этого накатывал белые круглые шары. Но потом, видать, сообразив, что в разгаре лето и затея его никчемная, он стремительно разметал плоды своего труда в разные стороны, посылая пушинки в лица спешащих по своим делам горожан. Пух забивал нос, рот, глаза. Больше всего от него страдали девчонки-модницы, ресницы которых были накрашены тушью. Эти плакали «по-чёрному». Потому что никакая сила воли не могла удержать слезинку из засорённого пухом глаза. Смешиваясь с нестойкой чёрной краской, эта слеза стекала по пыльному потному лицу, оставляя на нём чёрные разводы. Сухие носовые платочки, которыми девушки старались привести свой внешний вид в порядок, помогали мало. Приходилось, отворачиваясь от окружающих, слюнявить их, промокая язык, и потом уж оттирать со своего лица следы отечественной парфюмерии. Тушь у большинства девчонок Красноярска, как, впрочем, и у жительниц других городов СССР, была в основном либо цыганской, либо «Ленинградской». Цыганская — значит, купленная на рынке у цыганок. Те сами варили её по собственной немудрёной технологии. Что, кроме мыла и сажи, добавлялось в эти чёрные брусочки, уложенные в картонные коробочки из-под спичек, один Бог знает. Но их покупали. Потому что красивыми хотелось быть всем, а «Ленинградскую» тушь купить было трудно. Это уж только если повезёт. Кому-то кто-то привозил её из Москвы или Ленинграда по случаю. Кому-то доставали из-под прилавка подружки-продавщицы или подпольные спекулянтки продавали за тройную цену. Иногда можно было осчастливить себя, выстояв огромную очередь в парфюмерный отдел ЦУМа. Как правило, из хвоста кричали: «Больше одной пачки в руки не давайте!» И всё равно на всех не хватало. А удачливые обладательницы «Ленинградской» от души плевали в коробочку с чёрненькой пластинкой краски и наяривали свои ресницы очень маленькой, похожей на зубную, щеточкой.
У Светланы Славуцкой проблемы с тушью не было. Природа наградила её огромными голубыми глазами в опушке чёрных ресниц, а заодно и тоненькими бровками — словно кто-то при рождении девочки нарисовал аккуратно спичкой полумесяцы на её лице. Красилась Светка редко. Так, иногда перед мытьём полов дома по субботам. А в школу ни-ни! Не принято это было. Завуч собственноручно умывала в школьном туалете тех, кто смел явиться «разрисованным». Правда, в их школе таких учениц было мало.
Зато на выпускном вечере, пожалуй, не было девочки с ненакрашенными глазами. Свете родители к этому случаю прислали из-за границы настоящий брасматик. Славуцкие оба были строителями. Но строили они не дома, а электростанции. Куда только не бросала их кочевая жизнь этой профессии! Братская ГЭС, Красноярская, Андижанская, Асуанская. Работали на Украине, в Армении… Теперь вот Вьетнаму потребовались их знания и руки. Вообще, по рабочим поездкам родителей можно было смело изучать географию. Наверное, потому Светка и не любила этот школьный предмет.
Сначала маленькая Светланка никак не могла понять, почему все дети живут с мамами и папами, а она — с бабулей и дедулей. Девочка недоумевала, втайне страдая от этого. Но со временем привыкла быть не как все и успокоилась, чутко уловив своей детской душонкой, что и в чёрном нужно уметь видеть светлые оттенки. Старики её очень любили, но держали в строгости, баловства не позволяли. И хотя родители не жалели на единственную дочку денег, присылали ей красивые и дорогие вещи из своих командировок, бабуля приучала Свету жить скромно. Сама Клавдия Петровна Волевская была старшей дочерью в семье сибирского казака. Неизвестно, как сложилась бы её жизнь, если бы красавица-тётка, став женой иркутского купца-миллионера, не взяла маленькую племянницу, как две капли воды похожую на неё, в большой город. Там, в Иркутске, Клавушка пошла в гимназию, пристрастилась к театру, до которого было рукой подать от дома, где жила. Бывало, прибежит со спектакля и даст волю слезам, полночи переживая за героев пьесы, придумывая им новые судьбы, более счастливые...
А потом до Сибири докатилась революция. Богатый купец умер, не оправившись от нанесённого судьбой удара. Ещё молодая жена его уехала с маленькими сыновьями в Москву, надеясь, что деньги мужа помогут им скрыться от злых языков «добрых» соседей по Иркутску и как-нибудь позволят продержаться на плаву в новой жизни. Юная Клавушка осталась в городе, решив не обременять собой тётку, но и не возвращаться на заимку к отцу, где было ещё четверо ребятишек, мал мала меньше. Обладая трезвым умом, отменным вкусом и тончайшим чувством такта, она всегда старалась держаться в тени, что было нелегко при её внешности. К тому же, Клавдия Петровна очень хорошо шила, за что всегда ценилась женским обществом. Вот и в Якутии, в Алдане, небольшом городке золотодобытчиков, где они с мужем вырастили единственную дочь Лёлю и жили теперь с внучкой, она слыла лучшей портнихой. Весь женский цвет города обшивался у Волевской. Даже жена управляющего трестом «Алданзолото», которого возил на «Волге» Викентий Антонович Волевский, души не чаяла в своей портнихе, умевшей всегда посоветовать так, что казалось, будто ты сама всю жизнь хотела именно эдак. «Цвет города» — учительницы и врачихи — состоял из москвичек и ленинградок. Когда-то (Светка понимала, что это было очень давно) то ли их самих, то ли их родителей «выслали» на Север. Для девочки долгое время было загадкой, зачем и, главное, каким образом «выслали»? Как посылку, что ли? От её родителей часто приходили телеграммы: «Выслали бандероль. Сообщите получении». А когда бабулины гостьи шёпотом начинали говорить о чьей-нибудь семье, которую когда-то «выслали», случайно оказавшуюся в комнате Светку немедленно отсылали на кухню.
Светланке, всегда самой нарядной среди подружек, с детства внушалось, что главная красота в человеке — красота души. Ещё не менее ценно — ум в голове да сердце в груди. С этим и неприглядная внешность становится симпатичнее. А уж тряпки — дело наживное.
Общим развитием Светки в основном занималась Клавдия Петровна. Война и трудные годы послевоенного лихолетья не позволили дать собственной дочери того, что хотелось бы. Поэтому внучку с ранних лет старики возили по московским и ленинградским музеям, а родители обязательно раз в три года оздоравливали её на Чёрном море. Однажды даже взяли с собой Светкину подружку Людочку Милую, которая никогда до этого дальше пионерского лагеря в Томмоте, что в шестидесяти километрах от Алдана, не выезжала. Отца у Людмилки не было, а мама работала дворником. На её зарплату не разгуляешься по морям. Вот Светины родители, вернувшись из египетской командировки, посовещались между собой, поговорили с тётей Аней, матерью Люды, и повезли к Чёрному морю свою бледнолицую дочь с её подругой. Впервые увидав Москву, Людмилка заявила, что когда вырастет, выучится — заработает много денег и обязательно уедет жить в столицу. Или мужа москвича себе найдёт. Светка только хохотала над её мечтами. Особенно забавляла мысль о замужестве Люды. А та обижалась и называла подругу блаженной дурочкой. Так они и дружили с детства — абсолютно разные, как лёд и пламя. Но дня друг без дружки прожить не могли…
Вот и сейчас тряслись Светлана с Людмилой в троллейбусе номер пять, который вёз их от железнодорожного вокзала в Студенческий городок. Нет, они не с поезда. В Красноярск девушки прилетели неделю тому назад на самолёте. Просто, устав заниматься накануне первого вступительного экзамена, они решили прошвырнуться по городу. После тихого Алдана им очень нравилось гулять по улицам большого Красноярска, ничем не отличаясь от местных девчонок. Людмила даже накрасилась Светкиной косметикой и выглядела совершенно взрослой девушкой. Вот только коса! Она всё портила. И как Светка Славуцкая может так наплевательски относиться к своей внешности? Не красится, косу стричь даже не помышляет... Бабушки своей боится, что ли? Так размышляла Люда Милая, стоя на задней площадке троллейбуса, со всех сторон зажатая пассажирами. Она чувствовала себя абсолютно самостоятельным человеком, хотя впервые без старших оказалась в большом чужом городе. Светлана тоже не ощущала себя забитой и деревенской. Разве что немного больше Люды была озабочена предстоящим экзаменом.
Но, так или иначе, обеих девчонок просто распирало от собственной взрослости. Ещё бы! Они окончили школу и одни, без родителей, приехали в крупный город поступать в институт. Выбор института произошёл довольно странным образом. Родители Светланы, как всегда в последние годы, были в загранкомандировке. Поэтому все руководящие указания с их стороны давались в письмах или по телефону и сводились в основном к тому, чтобы направить выросшее чадо по собственным стопам, то есть на энергетический факультет политеха любого крупного города страны. Но Светке почему-то совсем не хотелось повторять судьбу родителей. Её тянуло к спокойной оседлой жизни рядом с любимыми и близкими ей людьми. Так она привыкла, живя под тёплым крылышком бабули и дедули. С детства любившая писать сочинения, рассказики, стихи, Света по этой причине отказалась от мысли стать журналистом, так как «трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете» — это определённо не для неё. А как же семья?.. Хотела податься на филологический в Якутский университет, чтоб поближе к дому. Но тут мудрая бабушка рассудила, что придётся внучке всю оставшуюся жизнь учить балбесов в школе русскому языку и литературе, не больше. А это значит корпеть до полуночи над школьными тетрадями, трепать нервы с учениками. Наглядный пример — их учительница Ирина Валентиновна. А вот быть инженером на каком-нибудь заводе — совсем иное дело! Всегда в тепле, среди умных людей. Инженер с девяти до пяти отработает, закроет кабинет или уйдёт из цеха, и не болит у него голова ни об учениках, как у учителя, ни о пациентах, как у врача. Но внучка сомневалась, её мало тянуло к технической специальности.
И вдруг пришла тётя Аня, мама Люды Милой. Повздыхала, поохала над трудностями жизни и неожиданно сообщила, что решила она свою Людочку отправить в Красноярск. У неё там дальняя родственница, двоюродная сестра, окончила недавно политехнический институт, советует направить дочку туда. Факультет какой-то интересный, названием на медицинский смахивает. Его ещё их Мария Львовна, начальник ЖЭКа, оканчивала в своё время. Говорит, что для девочки лучшей профессии в техническом ВУЗе нет и желать не надо. Вот она, тётя Аня, на днях получит страховку (небось, не зря пять лет выплачивала тысячу рублей из месяца в месяц!) и отправит Людмилу поступать в институт.
— Конечно, — вздыхала тётя Аня, — если бы она с вашей Светочкой-то поехала, уж я бы намного спокойнее была!
Сидевшие в уголке подруги переглянулись. Идея! Почему бы им не поехать вместе?! Утром Клавдия Петровна сходила к Марии Львовне, расспросила про факультет, который, оказывается, назывался санитарно-техническим, и дала «добро». Вмиг достали девчонки свои документы, собрали нужные учебники, уложили чемоданы. На прощание Викентий Антонович вместо напутствия сказал внучке: «Что ж, поезжай. В Красноярске твоя прабабка выходила замуж за моего отца. Пришлось ей в этом городе сменить не только фамилию, но и имя, и веру. Прадед твой был католиком, а она до замужества православной. Да теперь-то на это не обращают внимания. Кто знает, что тебе судьба готовит? Учись, а там видно будет…»
И вот они в Красноярске. Совершенно взрослые и самостоятельные девушки, и заботы у них уже не детские.
— Завтра поеду в парикмахерскую, — заявила Люда, отжимая от себя какую-то здоровенную тётку, невольно навалившуюся на неё на повороте.
Был час пик. В транспорте, как обычно, не протолкнуться и не продохнуть. На остановках народ цеплялся за поручни троллейбуса, пытаясь хоть одной ногой оказаться на его заветной территории. Глядишь, повезёт — кто-нибудь выдохнет и удастся втиснуться в салон. В тесноте — не в обиде! А женщина-водитель после каждой посадки, с трудом закрыв двери своей машины, уговаривала: «Пройдите взад! Пассажиры, пройдите все взад, а то на следующей остановке не выйдете!»
— И куда они все прутся? — шипела, возмущаясь Людмилка. — Ну, мы с тобой в общагу, понятное дело, а их-то всех куда несёт?
— Наверное, тоже домой. Ты же видела, возле Студгородка полно пятиэтажек. А чего это ты в парикмахерской забыла? — поинтересовалась Света.
— Подстригусь! — коротко ответила Людка, сдувая чёлку, нависшую на глаз.
— Ещё чего! Тётя Аня тебе так подстрижётся!
— Твоя тётя Аня осталась далеко, не достанет! Руки у неё теперь коротки, понятно?
— Людка! Не выдумывай! Завтра целый день будем заниматься. Послезавтра экзамен, ты не забыла? К тому же, я слышала от девчонок в общежитии, что перед экзаменом даже мыть волосы — плохая примета. А ты стричься вздумала.
— Да? Плохая примета, говоришь? — Людмила на секунду задумалась, потом деловито тряхнула головой, соглашаясь. — Угу, идёт. После экзаменов отчекрыжу свою косу девичью. А ты что, боишься экзамена? Ты ж сама говоришь, что у тебя только по математике не очень сильная «пятёрка», а с физикой всё в порядке. Послезавтра устная физика, а уж нас Григорий Емельянович в формулах так поднатаскал, что от зубов отскакивают. Даже меня ночью разбуди, я отбарабаню тебе любую. Ну, а задачу, если что, поможешь решить мне. Сядем рядом.
— Вот задачами сегодня до ночи и завтра весь день будем заниматься. Всё-таки первый вступительный экзамен, не хотелось бы его завалить.
Девчонки уже поднахватались новых словечек, как будто всю жизнь ими сыпали.
— Ох, и серьёзная ты, Славуцкая, до ужаса! Не зря моя маманя отправила меня с тобой. — Людка притворно вздыхает, а через несколько секунд, уже на самом деле озабоченная, спрашивает: — Что, и на Орбиту вечером даже не сходим?
— Не знаю, Люд! Сейчас приедем, перекусим, а там видно будет. Мне, кстати, ещё к Танюшке с машиностроительного нужно заскочить. Я на подкурсах с ней договаривалась кое-какие задачки посмотреть в её конспектах.
— Когда это ты успела с ней познакомиться? — удивилась Люда. — А я в это время где была?
— А ты в это время знакомилась с каким-то морячком.
— Так это Витёк! Он на нашем факультете учиться будет.
— Да что ты говоришь?! Прям-таки будет! И обязательно на «нашем» факультете! — расхохоталась Светлана над самоуверенностью своей подруги. Им бы ещё самим как-нибудь поступить, не осрамиться.
— «Студенческий городок», конечная! — прогремел голос водителя в микрофон. — Выход через переднюю дверь с билетами!