Ноябрь. Вчера Оля приехала с Волгограда, где провела несколько дней осенних каникул. Вспоминая мгновение встречи ее Кириллом, она невольно улыбалась. Она, вся измученная долгой дорогой, сонная, слегка растрепанная, видит его в окошко, стоящего на мокром перроне автовокзала. Высокий, стройный и сильный, длинные черные волосы, кожаная куртка. Он буквально сгреб Олю в охапку, не дав спуститься с микроавтобуса по ступеням. Она повисла не его шее, вдыхая новый, но такой манящий аромат. Еще она вспоминала его звонок, и его слова «я так соскучился по тебе, зайка… Приедешь, изнасилую!». Сердце упало в пятки от услышанного. Это был недвусмысленный намек на секс. Чисто теоретически, представив себя с ним… Она чувствовала стыд, предательство, унижение… Поэтому старалась не думать наперед ни о чем, просто наслаждаясь каждым моментом, проведенным рядом с ним.
Будучи мыслями где-то далеко, в другой реальности, она тщательно выкупалась, натерев тело ароматическим кремом, достала комплект нежно-розового кружевного белья. Встала перед зеркалом. На нее смотрела стройная девушка, с небольшой, но упругой полной грудью, плоским животиком, соблазнительными бедрами. Длинные волосы цвета горького шоколада наполовину закрывали спину. Лишь во взгляде читалось что-то такое, что могло отпугнуть любого от этого лакомого кусочка.
Любого, но только не Волка, охотящегося на зайчишку.
Она прекрасно понимала, что Кирилл в первую очередь хочет заманить ее к себе в логово, она знала и чувствовала, что ей отведена роль любовницы. Но не любимой девушки. Она закрыла глаза, вдохнув полной грудью. Пусть так.
По обе стороны – пропасть, она шагает по узенькой тропе, говоря себе: «Если я остановлюсь, я упаду. Не важно, куда я иду и зачем. Мне надо идти вперед».
Она открыла глаза, снова провела расческой по волосам.
Оля вышла из квартиры, закрыв дверь на ключ.
О чем она думала, когда так избирательно одевалась, приводила в порядок тело?
Этот вопрос был в ее голове, когда она перешагнула порог его дома, когда он помог снять куртку, когда показал квартиру. Она старалась контролировать вдох-выдох, оставшись с ним впервые наедине. Кирилл снял футболку, оставшись в домашних бриджах, и включил на максимум музыку. Это были не романтичные «Танцы минус», и даже не панки «Король и Шут». Альтернативный метал «Systemofadown» своим звучанием заполнил трехкомнатную квартиру. Они сели на огромный мягкий угловой диван с подушками, Оля поджала колени под себя. Он развернул ее к себе, страстно и напористо целуя в губы. Если бы не музыка, был бы слышен громовой стук ее сердца. Глоток абсента? Да, все правильно. Первая порция обожгла гортань, и это было то, что нужно.
Не разжимая объятий, он легко повалил ее на спину. Слишком опытно для парня его возраста, он избавил Олю от кофточки и джинсов, одновременно искусно лаская тело и губы. А она все пила и пила этот напиток из горькой полыни, и никак не могла насытиться. Ей хотелось затуманить свой разум, не соображая, кто она и где находится… Он провел ладонью по ее трусикам и начал их стягивать, но внезапно остановился.
— Продолжать? – оперевшись на локтях, спросил Кирилл.
Ответ на вопрос был настолько очевиден, что Оля опешила, услышав его. Что было вперед: ее утвердительный кивок, или еле слышное «да», она не знала.
Электрические разряды молнией были по каждой клеточке ее тела поочередно, когда ее обнаженное тело соприкоснулось с его обнаженным телом. Эти руки, эти губы… Ей нестерпимо хотелось почувствовать его в себе, она тонула в кубке со сладким ядом. Но все звуки напрочь заглушали треки «SOAD».
Играя с ней несколько минут, он вошел в нее, ощущая, как смыкаются ноги за спиной, прижимая к себе его бедра. Она пылала жаром, по ее венам текла не кровь, а тот яд, которым он ее напоил. Она запускала пальцы в его длинные волосы, не позволяя прекратить поцелуй. Он был ее штормом, бурей, ураганом, который топил, кружил, убивал и воскрешал…
Когда вздохи финального наслаждения затихли, она уронила голову ему на грудь, обнимая за торс. Словно дежавю, она внезапно осознала, что точно также лежала рядом с Лешей, точно также стучало его сердце…
«Пожалуйста, пусть Кирилл живет. Пусть мы не будем вместе, пусть он бросит меня… Но только пусть он живет...» — отчаянно подумала тогда Оля.
***
Оля, улыбаясь, тщательно собиралась в школу впервые после осенних каникул. Уложила волосы, выразительно подвела глазки черным карандашом. Под пуловер на замочке она надела кофточку с глубоким декольте. Видно ведь все равно не будет! Застегнув короткую черную курточку, она радостно выбежала в холодное осеннее утро. От воспоминаний прошедшего дня, мурашки бегали по ее шее и спине.
На безлюдной автобусной остановке ее уже ждал Кирилл.
— Привет! – наклонившись, поцеловал ее парень.
— Привет, Кирилл, – ответив на поцелуй, сказала Оля. – Мы же решили с тобой не афишировать отношения, ты же помнишь?
— Тут никого нет, иди ко мне… – притянул парень ее к себе и снова поцеловал.
— Женя идет, — отстранившись, сказала Оля.
Одноклассница была еще далеко, но уже приветственно помахала им ручкой.
— Вот черт… А что, если она увидела? – забеспокоилась Оля.
— Ничего она не увидела, не переживай.
— Ты только представь, сколько еще дерьма на меня выльется, если хоть кто-нибудь узнает о нас с тобой!
— Плюнь ты на чужое мнение!
Женя подошла, делая вид, что ничего не заметила. А может, действительно она ничего не видела.
В школе Оля встретила с Ксюшей. Конечно же, Ксюша знала все. Подруга всячески пыталась «образумить» Олю, не дать ей уйти с головой в новые отношения, но ее слова мало что значили для девушки. Наоборот, она не понимала для чего Ксюша так старается, уж не для себя ли.
Надо сказать, что конспиратор из Оли тот еще. Одноклассницам, греющим ушки и наблюдающими за всеми телодвижениями в классе, не составило бы труда раскусить эту парочку. Они частенько проводили время вместе, сидели за одной партой, а если и порознь, то все равно рядом, постоянно передавая друг другу какие-то листочки.
На уроке информатики Оля слегка расстегнула замочек на пуловере, сразу же заметив недовольный взгляд Кирилла. Он всячески изображал жестами требование наглухо застегнуть кофточку, а Оля мило улыбалась. Он касался ее руки, шутливо обнимал за талию.
Слушая монотонный пересказ параграфа по истории одноклассника Паши, Оля ненароком представляла Кирилла таким, каким видела вчера… Без свитера и джинсов. Ей хотелось снова очутиться в его объятиях. От сладких мыслей ее оторвал голос учителя:
— На вопрос о свертывании нэпа нам ответит Оля. Прошу к доске.
Оля отодвинула стул, встала, поправив пуловер и волосы, направилась к доске, на ходу импровизируя с началом ответа на вопрос. Несмотря на события, обрушившиеся на нее, как лавина, Оля была готова к каждому уроку. Даже сегодня, витая в облаках, она безупречно ответила на заданный вопрос, и даже на несколько дополнительных. Возвращаясь на место, она смотрела в глаза Кириллу, даря ему свою улыбку.
Следующего урока не было. В полупустом холле на втором этаже, Оля и Ксюша сидели на деревянной резной лавочке. В основном говорила Ксюша, Оля ее слушала вполуха, все также представляя себе Кирилла, и их прошлый день.
— Эй, ты что, меня не слушаешь? – возмутилась Ксюша.
— Блин, прости. Я задумалась, — с улыбочкой ответила Оля.
— Ты такая странная сегодня, что произошло?
— Ничего, — улыбаясь во все тридцать два зуба, сказала Оля.
Ксюша смешно прищурилась, словно пытаясь во взгляде подруги прочесть мысли.
— Вы что, трахнулись?! – выпалила подруга.
— Тебе может рупор еще дать?!
— Ну и?
— Да! – без лишних слов, ответила Оля.
— Ну ты и дура, Олька! – закатила глаза Ксюша.
— И что с того?! Пусть я дура, да хоть как меня назови, но Кирилл сейчас МОЙ! Целиком и полностью!
— Да-а-а-а… Тяжелый случай. Оль! Сними розовые очки!
— Это не розовые очки. Это мой наркотик. И я добровольно нюхаю этот ***.
— Ты сама веришь в то, что вы будете вместе?
— Нет. Я не хочу больше вообще ни о чем думать. Есть сегодня. Завтра не существует.
Она поняла, что еще одна мысль, еще одно слово, и ее накроет волной ужаса и паники. У нее были планы, были… Их больше нет, они зарыты в землю. Она встала с лавочки, ведя за собой Ксюшу. В окно второго этажа она увидела на крыльце Кирилла, стоящего в компании одноклассников. Она вытеснила все мысли, представив себе только его образ, задерживая картинку перед глазами. Только бы больше не думать ни о чем!!!
Несмотря на позднюю осень, после обеда выглянуло солнышко, разгоняя серые тучки.
Да, в дополнение к конспирации. Кирилл и Оля покинули школу вдвоем, направляясь в поселок, то и дело обгоняя или отставая от своих же одноклассников, живущих в тех же местах. Все прекрасно знали, что Оля живет в городе. И все прекрасно знали, что в том направлении, куда они двигаются, живет Кирилл. В общем, пища для размышлений у сплетников имелась. Прям закидывай ложку одну за другой.
Шагая по бетонным плитам, она переступала через линии, не наступая на трещины. Она вспомнила свое детство, как в первом, втором, третьем классе, она шла по этой дороге, с набитым портфелем, жизнерадостная и счастливая. Очередная пятерка, домашние задания в дневнике… Там, вдали, дом. Дом, в котором была большая кавказская овчарка Линда, где хрюкали свиньи, мычали коровы, кудахтали куры и гоготали гуси. Огромный сеновал, где они играли с братом. Насыпной погреб, с крыши которого они зимой скатывались на санках в мягкие сугробы. Сейчас в этом доме нет жизни. Там нет ни живности, ни детского смеха, ни взрослых разговоров. Там пустота.
Она усмехнулась, и стала нарочно наступать на все трещины. Детская наивность, детские приметы… Какие это глупости.
— Оль, нам сюда, — взял ее за руку Кирилл.
Во дворе дома занималась делами мама Кирилла. Ей было уже за пятьдесят. Родная сестра Кирилла была старше его на пятнадцать лет. Он был самый младший в семье.
Мама приветливо встретила, улыбнулась. Было в ее поведении что-то доброе и уютное, даже родное.
Комната Кирилла выглядела типично по-юношески. Рабочий стол, заваленный учебниками и тетрадями, уютный диванчик, небрежно накрытый пледом, вся необходимая мебель. На стенах не разглядеть цвета обоев: плакаты, вырезки, флаги, фотографии, какие-то памятные мелочи, рок-атрибутика. Пока Кирилл собирал себе вещи для ночевки в городе, Оля рассматривала настенный коллаж. Зеркало в комнате тоже было частично разрисовано, частично прикрыто разными мелочами. Оля потрогала огромный крест на цепи, висевший тут же.
Кирилл, опустив на пол собранный рюкзак, подошел к ней сзади, положив руки на талию.
Она смотрела в зеркальное отражение его серых глаз, а он пристально заглядывал в ее глаза. Его пальцы приподняли край кофточки, поглаживая тело. Медленно и нежно, все выше и выше. Полсекунды, и застежка на лифчике расстегнута, ладони обхватили грудь, он прикоснулся губами к шее… Она прикрыла глаза, обнимая его за шею.
От скрипа двери Оля вздрогнула. Послышались медленные шаги.
— Кирилл, я тут обещала Марине кое-что передать, — на подходе, сказала мама. – Вот, поместится тебе в рюкзак?
Неожиданно для себя Оля покраснела, и отвела взгляд.
— Ну ладно, собирайтесь, я пойду.
Кирилл прикрыл дверь, приподнял Олю за попу так, чтобы она обвила ноги вокруг него.
— Неудобно получилось.
— Мама ничего не видела, — сказал Кирилл, повалив Олю на диван.
— Застегнешь? – показала на лифчик Оля.
— Поворачивайся, — нехотя согласился Кирилл. – Знаешь, что у меня есть?
Кирилл что-то взял с дивана позади Оли.
— Мой лохматый песик. Как я его не увидела сразу? – удивилась Оля. – Я и не думала, что ты сохранишь.
Приятное удивление перемешалось с чувством страха. Если она углубится в воспоминания, ей конец. Но вне ее воли моментально возник тот день. Дни рождения Леши и Кирилла, безумные Белый и Аня…
— Спасибо тебе.
— За что, Оль?
Она не ответила, а просто обняла, вдыхая его запах.
***
Полупустой городской парк. Закрыты на замки и связаны цепью аттракционы. С шуршащей листвы ветер срывает остатки капель прошедшего ливня. Влажный холодный воздушный поток неприятно врывается за воротник и рукава куртки. Оля сидит рядом с Кириллом, обняв его за руку.
— Не передумала знакомиться с моими родственниками?
— А у меня что, есть выбор?
— Нет, — ухмыльнулся Кирилл и протянул ей грушу.
Оля укусила и поднесла фрукт к его губам.
— А как насчет «скрывать отношения»? – жуя, задала вопрос Оля.
— Ты боишься осуждения друзей и одноклассников, моя родня даже не заикнется по этому поводу.
— Твои сестры, они уже взрослые женщины. Я стесняюсь.
— Оль, успокойся. Они тебе понравятся.
Доев грушу, они неспешно направились к Кириллу. А точнее, к его сестре, где он постоянно обитал.
Сразу с порога Оля всех их увидела: сестра Марина с мужем Сашей, и двоюродная сестра Тоня с мужем Максимом. Детей Марины: Тани и Карины, не было дома. Оля этому факту не обрадовалась, племянниц Кирилла она уже знала, девчонки ей нравились. Таня, которой было пятнадцать, девушка ослепительной красоты, изящной фигурой и пластикой кошечки. Карина была еще совсем ребенком, но личико было такое же хорошенькое, как и у сестрички.
Но сейчас не об этом. Оля дико волновалась, в горле стоял ком. Руки холоднее льда. На столе накрыт ужин, вкусный, судя по запаху. Но Оля отказалась, попросив себе чай. Изучающе — ознакомительные взгляды заставляли ее краснеть. Громкая беседа с шутками и хохотом. Кирилл, понятное дело, держится свободно и раскованно. А Оля бесилась из-за собственной стеснительности, молча попивая чай.
В монологе Макса мат уже стал использоваться в качестве запятой, и Марина не выдержала:
— Макс, ты при детях хоть не матерись!
— Какие дети, среди нас есть хоть один девственник?! – засмеялся Макс и уставился на Олю.
Безусловно, у Оли засияли алым пламенем щеки.
— Вот видишь, Марин, нет среди нас девственников! Все, не перебивай меня!
В тот момент Оле захотелось провалиться сквозь землю. Не то, чтобы ей хотелось быть невинной девочкой, нет. Со своей девственностью она распрощалась осознанно и с любимым человеком. Но было понятно, что с Кириллом они тоже не только за ручку гуляют. И это напрягало.
Завершив (наконец-таки!) ужин знакомства, Макс с Тоней засобирались домой, а Марина с Сашей пошли их провожать.
Оставшись с Кириллом наедине, Оля облегченно выдохнула, до того момента, пока Макс с улицы не постучал в окно (квартира находилась на первом этаже). Он саркастично пригрозил Кириллу кулаком, а Оле подмигнул на прощанье.
— Пипец… – отвернулась от окна Оля.
Кирилл улыбнулся и притянул к себе Олю.
Спустя какое-то время, обдуваемые холодным ветром, то и дело проваливаясь в лужи и грязь, они идут к дому Оли.
— Я люблю тебя.
— Ты это серьезно? – недоверчиво спросила Оля.
— А ты не веришь?
— Хочется верить, но…
— Что, «но»?
— Кирилл… Ты мне писал много красивых сообщений, ты знакомишь меня с родственниками, ты говоришь мне, что «любишь»…
— Да, я люблю тебя.
— Я не верю.
— Ты хочешь, чтобы я как-то «доказал» свои слова? – с улыбкой спросил Кирилл.
— Вот видишь, ты смеешься надо мной. Мне не нужно никаких доказательств. Ты со мной, и больше мне ничего не надо.
— Тогда что за разговор? Что значит «не верю, не правда?».
— Я не хочу себя обманывать, я не хочу потом убиваться от горя, когда ты меня бросишь. Я же знаю, что ты со мной из жалости и из желания потрахаться.
— Что за бред ты несешь! – крикнул Кирилл.
— А зачем еще я тебе? Хотя да, я еще очень удобный вариант для школы. Всегда пожалуйста любая контрольная, любое сочинение. Даже думать не надо, у кого бы попросить скатать.
— Пиз***! – заорал Кирилл, с размаху ударяя кулаком по лавочке.
У Оли внутри все бушевало, она подошла и тоже ударила двумя руками по несчастной лавке.
— Да, пиз***! Потому что по сути мне все равно, что ты чувствуешь ко мне на самом деле! Я хочу быть любимой, но я знаю, что это не так!
— Как назло нет вокруг никого, так хочется избить кого-нибудь! Оль! Не беси меня!
— Хорошо, я больше ничего не скажу, — она развернулась и пошла вперед, к своему подъезду.
Кирилл схватил ее и сжал изо всех сил:
— Нет, ты не будешь молчать. Ты будешь говорить мне много ласковых слов, ты перестанешь нести чушь, и ты никуда от меня не денешься, поняла?
***
Окна; затемненные тяжелыми бардовыми шторами, не пропускают свет раннего декабрьского утра. Растаявший первый снег, выпавший поздней осенью, превратился в лужи. Начало зимы, но лишь по календарю.
Они одни, но дверь в комнату заперта. Багряные простыни сбились под двумя обнаженными телами, одеяло наполовину упало на пол. Она недовольно кривится, в очередной раз услышав скрип кровати. Кирилл сбрасывает на пол соскользнувшее одеяло, и увлекает Олю за собой вниз. Жестче, чем на мягком матрасе, но ничего не режет слух. Сегодня Кирилл грубее и настойчивее, чем обычно. Она сжимает его спину и напрягает бедра, стараясь не пускать его глубже в себя. Но его это заводит еще сильнее. Его дыхание становится частым, и от слишком глубокого проникновения Оля вскрикивает, впившись в его плечи. Она падает на спину, а он на нее, оперевшись на локти.
— Кирилл, мы в школу опоздаем…
Он недовольно что-то пробубнил, целуя ее в губы.
— Скажи, неужели ты ни разу не прогуливала уроки?
— Ни разу. И сегодня начинать не хочу.
— Почему ты такая «колючая»?
— Я ненавижу презервативы, неприятные ощущения. Кстати, посмотри, все там нормально?
— Да все нормально, зайка, — ответил Кирилл, нехотя поднимаясь.
Оля почувствовала раньше, чем это вслух произнес парень:
— Порвался.
Оля была в ступоре, не понимая, что теперь делать. Она бегом помчалась в душ, тщательно вымываясь. В своей голове она представила календарик, в котором специально отмечала самые «опасные» дни. Сегодня был именно такой день. Середина цикла.
Она понимала, что это стопроцентная беременность.
Все время, пока они одевались и шли к автобусной остановке, Оля не могла успокоиться. Кирилл все твердил, что ничего не будет, что всего лишь один раз осечка… А Оля бесилась от этого «авось, пронесет». Не пронесет, она знала точно.
В школу они пришли даже раньше, успев к началу третьего урока. Снова вместе, и оба растерянные, злые, в своих мыслях. Прямо на входе они встретились с толпой одноклассников. Оля молча потащила Ксюшу за руку, оставляя Кирилла одного отдуваться за такое интересное появление.
— Олька, не пугай меня, что случилось?
— Ксюш, мне срочно нужны таблетки. Помнишь, нам гинеколог рассказывала, что при незащищенном… Короче, он в меня кончил. То есть презерватив порвался. Но разницы нет.
— Чтооооо???
— Да, да. У меня идет овуляция, Ксюш!!!
— Пиз***… Ну вы даете, ребята.
— Что за таблетки, ты помнишь?
— Нет, но у меня есть телефон, который она оставила.
— Давай к тебе после школы, надо срочно позвонить и узнать.
— Хорошо, там вроде в течение 48 часов нужно выпить.
— Значит, мне срочно нужно их купить. А у меня нет с собой ни копейки денег…
В этот же день, вечером, но уже у бабушки Люды, спрятавшись в комнате, Оля читает инструкцию. Деньги на таблетки она заняла у Ксюши, краснея, купила их в ближайшей аптеке. Выпила одну таблетку, засекла время. Через двенадцать часов нужно выпить еще одну. Внезапно раздался звонок с неизвестного номера.
— Оля, это Марина, сестра Кирилла.
— Да, здравствуйте.
— Оль, мне Кирилл рассказал, что у вас произошло. Он говорит, ты уверена, что это беременность.
— Уверена, у меня идет овуляция.
— И что ты собираешься делать? Оль, если это так, оставляй ребенка.
— Нет, ни в коем случае!
— Почему? Не стоит делать аборт, Оля, не принимай решения сгоряча.
— Я купила таблетки, сегодня их выпью. Надеюсь, до аборта дело не дойдет.
После этого телефонного разговора, Оля совсем разнервничалась. Ну почему это случилось именно с Кириллом? Почему не с Лешей? А если таблетка не подействует? Что тогда?
***
С Кириллом о случившемся «форс-мажоре» они больше не говорили, дожидаясь «этих дней». Снова нервничать и терзать себя Оле не хотелось. Уже декабрь, совсем скоро Новый год. Новый год, который она собиралась встретить вместе с Аленой в ее родном городе Радужном.
Белый, ее вечно жизнерадостное солнышко, постоянно звонил, забегал в гости, «вытаскивая» на улицу. Они неустанно болтали про грядущую поездку, вспоминали чудесные дни лета, когда они вчетвером беззаботно бродили по городу… От периодических вспышек воспоминаний, Оля менялась в лице, готовая вот-вот удариться в истерику. Замечая перемену в ее настроении, Белый тут же менял тему, без остановки повествуя о каких-то интересных мелочах.
Кирилл, изначально заявивший, что он свободолюбивый и независимый человек, появлялся тогда, когда сам этого хотел. Не так уж редко, через день-два они всегда виделись. До поры до времени он не интересовался, чем занимается Оля в его отсутствие. До той поры, пока Оля не показала ему билет на поезд до Нижневартовска.
А было это так. Белый и Оля, внезапно решив, что времени осталось совсем мало, с утра в выходной день, не сказав никому не слова, умчались в соседний городок на ж/д вокзал. Бабушка Валя до последнего подозрительно относилась к этой затее, и как могла отговаривала внучку. Последнее ее фразой было: «От меня ты денег не получишь, проси у отца». К слову сказать, отец помогал Оле финансово ооооооочень редко. Настолько редко, что эти случаи можно пересчитать по пальцам одной руки. Так что бабуля была уверена, что и этот раз не будет исключением. Оля, твердо решившая уехать, чего бы ей это не стоило, поставила отца перед фактом. И тот выделил ей нужную сумму.
И вот, сидя в пригородной маршрутке с авантюристом Белым, она ощущала что-то похожее на адреналин. Негативных эмоций внутри были тонны, и куда-то этот запас надо было выплескивать, одного Кирилла было мало. На кассе ж/д вокзала они приобрели билеты, и Оля, теперь уже на все сто процентов уверенная в поездке, прыгала и пищала от радости.
Дома она выслушала от бабушки череду нотаций. Пару раз ее назвали «засранкой», несколько раз бабушка раздражалась и намеревалась кричать, уходила на кухню, гремя кастрюлями, потом снова возвращалась, упрекая внучку в отсутствии мозга в голове. Оля стойко все выслушивала. Потом бабуля созвонилась с мамой Алены, поговорила с Белым, с его мамой, посоветовалась со своими подружками, и в итоге умерила свой пыл.
С Кириллом было сложнее. Он рвал и метал, орал, жестикулировал… В ход шло все. Внезапная ревность к Белому, основанная на том, что в дороге они проведут шесть суток наедине (трое туда и трое обратно), упреки в глупости самого поступка, обиды, что Новый год он будет встречать отдельно, и так далее по списку… Оля не совсем понимала, откуда столько нервов, ведь Кирилл прекрасно знал давно об их затее. Молчать она не могла, поэтому скандал набирал обороты и температуру. Скорее всего, соседи сидели тихо и прислушивались, чем дело кончится. Кирилл, понимая, что Олю никак не остановить, перешел к тяжелой артиллерии: к угрозам, что если она уедет, то их отношения закончатся. Оля не восприняла всерьез его слова, ответив парой едких реплик, на ходу с психами обуваясь. Кирилл же стягивал с нее сапоги, желая завершить разговор и не позволяя ей уйти. Ни к чему конкретному они так и не пришли, каждый упрямо стоял на своем. Выдохнувшись, они просто отложили этот разговор «на пару дней». Тем временем, дни летели один за другим, Оля в предвкушении поездки «ожила».
***
Безлюдная, малоосвещенная, тихая и спокойная улочка. Все еще колеблется температура от нуля и выше, снежок выпадает и тут же тает. Сегодня тепло, не смотря на поздний вечер. Зная, что никто здесь и сейчас их не слышит, девчонки включили трек на телефоне. Оля и Ксюша пели на ходу, слегка имитируя что-то похожее на танец. «Протест» — так называлась песня. По сути припев Оля ассоциировала с собой. Она на самом деле стала бунтовать и протестовать. Ей постепенно становилось наплевать на мнение и мысли окружающих, в том числе и на запреты бабушки. Встречаясь с Кириллом, она часто обманывала, многое скрывала, понимая, что кроме единиц близких друзей, никого не волнует ее душевное состояние и мотивы поступков. Она глубоко на замок заперла свои настоящие чувства и эмоции, припорошив сверху этот комок льда блестящим радужным снежком. Шагая по улочкам поселка и напевая песенки, они болтали ни о чем. Оля тем временем размышляла над тем, как она обманула бабушку Валю о том, зачем ей надо переночевать в поселке, как обманула бабушку Люду, что допоздна засидится у Ксюши, а Ксюшу она обманула, что пойдет гулять с братьями. На самом деле все пути вели к Кириллу. От подруги она устала выслушивать бесконечные советы и нотации, взывающие к разуму. А разум у Оли теперь отсутствовал. Месячные до сих пор не пришли, но Оля терпеливо ждала, и даже не покупала тест. До поездки оставалось два дня, и она буквально считала часы до посадки на поезд. Собрана сумка с теплыми вещами (словно она едет за Полярный круг), закуплены всякие вредные вкусности в дорогу… И сегодня последний вечер встречи с Кириллом.
То и дело поглядывая на часы, Оля наконец распрощалась с Ксюшей, сказав ей что пойдет на встречу к братьям. И двинулась в прямо противоположную сторону.
Эти узенькие переулки были не то, чтобы малоосвещенные, в них царила непроглядная тьма. Кое-где мерцает свет в окошках частных домов, где-то слышен лай и вой дворовых собак. Похолодало. Дыхание оставляет следы теплого пара в воздухе. От предвкушении встречи с Кириллом, сердце забилось где-то в горле. Еле-еле она рассмотрела темную фигуру, размашисто и уверенно шагая на встречу. Оля же, напротив, выбирала сухие островки на тропинке, аккуратно ставя носочек сапога. Еще до приближения Кирилла, ее тело покрылось мурашками.
— Привет, — наклонившись поцеловать, сказал Кирилл.
— Привет! Посмотри, какая я чумазая, — недовольно сказала Оля.
— Сейчас исправим, — заявил Кирилл.
Легким движением он забросил Олю себе на плечо, крепко держа ее за ноги. От неожиданности Оля издала какой-то неопределенный звук: то ли писк, то ли визг.
Непринужденно болтая и умудряясь еще и курить, Кирилл быстро доставил Олю к какому-то неизвестному дому. Вокруг все также царила тьма, и разглядеть жилище Оля так и не смогла.
Уже внутри, снимая пальто и сапожки, она оценивала обстановку.
— Это дом Тони. Помнишь, она была тогда с мужем у Марины.
— Да, помню…
Кирилл провел ее в зал, где кроме огромного телевизора и не менее огромного дивана, не было ничего. Он несколько раз щелкнул пультом от люстры, и в комнате наступили сумерки. На экране телевизора мелькал клип какой-то рок-группы.
— Не передумала? – не уточняя вопрос, спросил Кирилл.
— Нет.
— Ладно… Надеюсь ты весело встретишь Новый год.
— Это что, сарказм?
— Нет, просто пожелание.
— Такое ощущение, как будто ты со мной прощаешься.
Кирилл проигнорировал ее последнюю реплику, неспешно снимая с нее футболку.
— Эй, что, так сразу? – остановила его руки Оля.
— Всего лишь массаж, — улыбнулся Кирилл.
Она легла на пол, а Кирилл, сев на ее попу, удивительно нежно и ласково гладил ей спинку. Внезапное проявление несвойственной ему нежности слегка настораживало. Но Оле было приятно, и она то и дело грозилась провалиться в сон.
Замлевшую и полусонную девушку, Кирилл поднял на руки, неся в спальню. Они долгое время лежали рядышком в обнимку на холодных простынях, что также было несвойственно его поведению. Грубый и настойчивый, он действовал всегда импульсивно и рьяно.
Поэтому сейчас Оля наслаждалась этими минутами нежности. Впервые она почувствовала, что нужна ему. Нужна не только для удовлетворения его потребностей. Да, этот вечер был самым теплым за два месяца их местами тайных отношений.
Поздним темным вечером, Кирилл тем же способом пронес Олю через метры сплошной грязи. С ее лица не сходила улыбка. Она не хотела верить в то, что сможет быть счастлива с другим человеком, быть влюбленной в кого-то еще. Она не могла надышаться им, ей хотелось прикасаться к его рукам и телу, чувствовать себя рядом с ним маленькой и хрупкой.
На волне эйфории, внезапного всплеска приятных эмоций, она целовала на прощанье Кирилла, буквально растворяясь в нем и его неожиданной нежности. Она тянула время, ей не хотелось отпускать его, не хотелось прощаться…
Всего в нескольких метрах дом, в котором суетится бабушка Люда, где борются братья, где лает овчарка Джессии… Тот дом, в котором ей так нравится гостить… И сегодня, ложась спать, она заново начнет мечтать. О грядущей поездке, о впечатлениях, которые она ей подарит, о наступающем Новом году… И этот новый год принесет ей счастье, она была уверена. Она верила в это. И еще она верила в то, что Кирилл будет с ней рядом. Ее последним туманным видением перед сном был именно его образ.
***
Со свистом и шипящим грохотом остановился поезд «Волгоград – Нижневартовск», пронзая световым лучом кромешную тьму глубокой ночи. Суетились встречающие и провожающие, толпились возле старых вагонов пассажиры. Слабое освещение старенького железнодорожного вокзала. Гнусавый неразборчивый голос информатора. Бодрящий холод…
Белый перекинул ремень одной дорожной сумки через плечо, другую держал в руке. Оля, в предвкушении и волнении, теребила в руках билет, ожидая проверки проводником.
Пройдя в вагон, пропахший вкусными, и не очень, ароматами, они убрали сумки, сняли верхнюю одежду, и уселись на жесткие коричневые сиденья боковой полки. Стараясь не разбудить в столь поздний час спящих пассажиров, похрапывающих то тут, то там, они расстелили жесткое белое постельное белье. Это была первая короткая ночь в поезде. Монотонные, приятные на слух звуки движения поезда, плавное покачивание – все это успокаивало и радовало, предвещая крепкий сладкий сон.
Хотелось бы сказать, что по пути мелькали города, сменяя один пейзаж на другой, и все было так интересно и захватывающе. На самом деле, поезд полз. Города далеко не мелькали, они плавно и неспешно следовали через огромное расстояние друг за другом. В промежутках между остановками, оставалось любоваться поднадоевшей степью, редкими чахлыми голыми деревцами, полями, припорошенными снежком. Очень скоро дорога наскучила, и просто изводила своим однообразием. И именно в поезде Олю осчастливили месячные, пришедшие так не кстати. Тем не менее, это была радость! И огромный ком упал с ее плеч.
А Кирилл, кстати говоря, ее не проводил, не позвонил, не написал… Она не понимала, откуда снова взялись обиды, но навязываться ему не собиралась. Грустить ей не давал Белый, который уже перезнакомился со всеми пассажирами в поезде, успел влюбить в себя и маленькую девочку, следовавшую за ним по пятам, и пожилых бабушек, и наших соседей: компанию молодых людей. Он мог поддержать любую беседу и тему разговора, мог шутить так, что все хохотали до слез, мог организовать массовую игру в настольные игры. Своим позитивом и энергией он заряжал всех в округе. Но больше всего Оле нравились ночи.
В дальнем конце темного вагона, где свободны места, они садились с кружками горячего кофе и вкусными печеньями, вместе листая какой-нибудь журнал. Они переписали все населенные пункты, где будет останавливаться их поезд, делая напротив каждого смешные пометки. Да, тетрадка была исписана вдоль и поперек, и чего там только не было: рисунки на память Оле от Белого, надписи, игры, импровизированная карта России, шаржи друг друга, выдуманная схема устройства поезда, обведенные ладони, восхищения красотами природы, особенно Уральских гор.
Они много смеялись, иногда, когда шутки сыпались через каждое слово, и невозможно было сдерживаться, они выходили в тамбур.
Глубокой ночью они укрывали ноги одним одеялом, сидя рядом и смотря в окно, за которым сложно было что-то разглядеть. И тогда они сами придумывали, что там должно сейчас быть. И все говорили, говорили… Белый всегда и везде повторял: «Олька, я тебя обожаю!», небрежно обнимая за плечи.
Они выходили на станциях, успевали погулять во время получасовых остановок поезда вблизи железнодорожных вокзалов, фотографируясь в окрестностях. Бежали сломя голову обратно, обгоняя друг друга…
Кто-то из молодежи, с которыми они познакомились, как-то раз спросил с подвохом:
— А почему вы не целуетесь? Стесняетесь?
Оля и Белый рассмеялись, сказав, что они всего лишь друзья. В ответ был красноречивый взгляд, вроде как «Ну-ну, конечно, друзья».
Но это было на самом деле так.
Эти эмоции обожания и трепетной теплоты друг к другу они пронесут через года, ни разу не перейдя грань дружбы.
***
На третьи сутки, они практически породнились со всеми в поезде. Стоя на очередной станции, говорили «пойдем домой». Такое ощущение, что открылось второе дыхание, и это замкнутое движущееся пространство даже начинало нравиться.
Но вот наконец-таки перрон вокзала Нижневартовска. Счастливая Алена, в распахнутом пуховике, бежит на встречу, и они все втроем обнимаются, сжимая друг друга сильно-сильно. Оля и Белый, уставшие, голодные и мечтающие о ванной, торопились скорее в квартиру, где они проведут ближайшие семь дней. Родители долго думали, куда определить парня Алены, и тому пришлось ночевать у ее двоюродных братьев. Но сейчас не об этом.
В Радужном для Оли все было ново: квартира, сам город, новые люди и новые знакомства, другой менталитет и говор, другие интересы молодежи. И если она не любила новые знакомства, с осторожностью присматриваясь к людям, то Белый – совсем другое дело. В первый же день он непринужденно болтал и веселил незнакомую компанию, не выпуская Алену из объятий. Ей было ужасно приятно видеть их вместе, свою любимую сладкую парочку.
И ее настолько увлекло все новое и интересное, что она не задумывалась о том, что Кирилл упорно молчит до сих пор. Рядом была Алена. Ее родная, любимая, драгоценная подруга. Они не успевали говорить обо всем том, о чем так долго молчали. В уютной комнате с салатовыми стенами, сидя на такого же цвета диванчике, они разбирали свои письма, старые и новые, читая их вслух, или шепотом, чтобы никто не слышал… На такой же позитивной ноте Алена вынула содержимое очередного конверта, из которого выпал скромный листочек, сложенный пополам.
У Оли моментально похолодели руки: она узнала этот красивый ровный почерк. Год назад, в преддверии Нового года, Леша один единственный раз написал несколько строк Алене. Пожелания, шутки, небольшое описание прошедшего дня… И подпись в конце. Оля свернула снова листочек, и задала риторический вопрос: «Можно, я заберу себе?».
Она уже слышала стремительно приближающиеся шаги ее старой знакомой: печали и отчаяния. Но Алена была быстрее. Она убрала письма, включила музыку на компьютере, начала петь и танцевать, увлекая Олю вместе с собой.
Они прыгали на разложенном диване, перекрикивая голоса «Виа-гры», обнимались и кривлялись… Как же ей не хватало этой девочки, этого огонечка, который греет ее одним своим присутствием.
***
Город Радужный был олицетворением местечка, идеально подходящего для встречи Нового года. Огромные сверкающие сугробы вдоль дорог и тротуаров, ледяные сооружения и горки на площади города, переливающиеся гирлянды и огни, украшающие улицы и многоэтажные разноцветные дома. И далекий частный сектор, уютный домик, стоящий отдельно от всех остальных.
Влившись в местную компанию семнадцати – восемнадцатилетних подростков, они веселились вместе с теми напропалую. Естественно, много алкоголя и мало еды. Но когда Оля увидела Белого, как и ровно год назад угощающего травкой парней, ее глаза округлились. Собственно, на баловство травкой ей было наплевать. Она только что осознала, что все трое суток в пути, где-то в сумке у Белого лежал этот пакет. Она вспомнила проходящих милицейских, выборочный осмотр багажа пассажиров… Вспомнила, и тут же забыла, услышав как смешно и нелепо запели в караоке парни. Всего несколько раз пригубив шампанское, она наблюдала за остальными. Кому-то было явно хорошо, и даже лучше всех, кто-то уже спал в комнате, кто-то отжигал, кто-то шутил… Обычные, среднестатистические гуляния молодежи. И именно тогда она стала понимать, что значит быть в окружении толпы, но чувствовать себя одиноко. На ее лице всегда играла улыбка, она пела и танцевала со всеми, но это лишь очередная порция свежевыпавшего снежка на ее комок льда.
Она понимала, что от себя ей не убежать. Север, юг, не важно. В любое место она везет с собой себя же, и свою ношу. Уйдя в комнату и потушив свет, она вновь проверила телефон: ни звонка, ни сообщения от Кирилла. Медленно, улиточкой, к ней подползала мысль: «Может быть, на этом все? Он хочет бросить меня?».
Алена, забежавшая в комнату, за руку потащила Олю за собой. Белый подал девушкам бокалы шампанского, они, втроем, то ли загадали желание, то ли произнесли тост: «Чтобы мы никогда не расставались!».
На самом деле втроем они больше не встретятся никогда.
***
После празднования Нового года, оставшиеся дни летели один за другим. Втроем или в компании, они бродили по городу, забегали в кафе, дурачились, играя в снежки, и даже один раз поучаствовали в потасовке. Девушки, шагающие вдали от парней, увлеченно беседуя, обратили внимание на драку, когда та приобрела массовый характер. Русские ребята и кавказцы разбивали друг другу носы, не забывали про фингалы, вобщем тщательно разукрашивали лица. Потасовка закончилась также внезапно, как и началась. Как оказалось позже, это нормальное систематическое явление в городе. Что сказать, в городе кавказцев (да и других национальностей), было очень много. Девушки, прогуливающиеся без мужского сопровождения, постоянно слышали свисты, возгласы и различные выражения в свой адрес. И это было ужасно неприятно.
Почему-то за неделю, проведенную в гостях у Алены, Оле запомнился только один день. И это был не Новый год.
Сидя на песочного цвета ковролине, Алена включила караоке. Белый, не долго думая, выбрал песню «18 берез». Оля пела вместе с ним в один микрофон, не обращая внимания на отсутствие у себя слуха и голоса. Это была телепортация в прошлое. И эти мгновения возвращения назад, она будет ловить еще многие и многие годы. Явление, которое можно назвать ностальгией, приобретет болезненную клиническую форму. Она застрянет между реальным миром и миром прошлого.
***
Рождество Белый и Оля встречали в поезде, проезжая реку Иртыш, город Тобольск… Нет, за сутки по пути встречалось множество других станций и красот природы: Тюмень, Екатеринбург, Уральские горы. Но в Тобольске они открыли для себя новый вид рыбы – муксун. И сейчас уплетали этот деликатес, вместо традиционных кутьи, выпечки и сладостей.
Еще в начале пути, глубокой ночью, то ли в Пыть-Яхе, то ли в Куть-Яхе, Белому передали два огромных чемодана для родственников. Кто передавал, что и кому, Оля не интересовалась, она сладко и крепко спала в тот час. Лишь утром стала замечать, как Белый постоянно ругается с проводницей, неприятной полной дамой лет сорока пяти, еле – еле проходящей между отсеками вагона.
На беспокойство Оли по этому поводу, Белый лишь отшучивался. День подходил к концу, и кроме периодических перебранок у купе проводницы, не было ничего подозрительного.
На очередной станции по вагонам стали проходить милицейские. Проводница решительно двинулась в сторону Оли и Белого, и указала на парня.
— Вот он! – тыкая пальцем, заявила она.
— Пройдемте с нами, молодой человек, — «приказал» один из людей в форме.
Белый поднялся, взял документы, и последовал за представителями власти.
Холодок пробежался по спине у Оли, она укрылась простынею, отвернувшись к окну. Минуты шли одна за другой. Она от волнения теребила серебряный медальон со скорпионом: подарок Белого на Новый год. Какие только безумные мысли не посещали ее голову: что сумки были набиты до отказа запрещенными препаратами, что Белый натворил втихаря каких-то ужасных вещей, что Екатеринбург – это последний город, который она проехали на поезде. Она думала, как они будут добираться обратно, ведь из поезда, ясное дело, их высадят. Она прикидывала, сколько денег у них осталось, и на что их хватит. Спустя полчаса, Оля себя приписала в соучастницы, представляла себе уголовное разбирательство, и себя, выслушивающую приговор. Спустя час, она всматривалась в двери, ожидая увидеть Белого в наручниках и конвой за ним. И мысль о том, что их просто высадят из поезда, не казалась уже такой страшной.
Когда послышался хлопок межвагонной двери, Оля вздрогнула.
Белый был один, без наручников, и без сопровождения (какое счастье!). Он сел рядом с Олей, а она от переизбытка чувств обняла его, и чуть было не расплакалась. Уж очень много себе нафантазировала. На его шее она увидела явные красные следы.
— Что это?
— Ничего, все хорошо, Олька! – Белый улыбался, по-прежнему излучая позитив.
Оля подозрительно присматривалась к его движениям, пока тот менял позу. Он еле заметно скривился, но всего лишь на секунду.
— Они были в курсе вообще, что тебе еще 17? – возмутившись, спросила Оля.
— Да, когда посмотрели паспорт. Но посмотрели они его уже перед тем, как я вернулся, — и, не дав развиться этому разговору, Белый перевел тему. – Давай разложим столик, выпьем кофе. Там Аленка положила нам вкусные конфеты…
Оля нехотя скинула с себя простынь, и пошла по сонному качающемуся вагону к котлу с кипятком.
***
После приезда домой, не вляпавшись больше ни в какие инциденты, Оля предвкушала свою встречу с Кириллом. Подумаешь, не звонил и не писал, сейчас он ей все обязательно объяснит. Набрав его номер пару раз и не дозвонившись, она направилась к Ксюше. Оля без остановки трещала о поездке, не давая Ксюше вставить слово. Вся такая на позитиве, с новыми силами и новыми впечатлениями, она была готова к учебе, к последним месяцам школьной жизни, и конечно, к долгожданной встрече с Кириллом. Когда Ксюша, жуя печенье, невозмутимо сообщила ей о том, что Кирилл всю неделю то тут, то там появлялся с другой девушкой, Оля не поверила. Сплетни, интриги… Да мало ли вообще кто это может быть, племянница, сестра… Нет, определенно Кирилл ее ждет и так по-свински не мог поступить. На следующий день слова Ксюши подтвердил Белый. В день приезда он пригласил к себе всю многочисленную компанию, в том числе и Кирилла. И Кирилл явился, но не один. И не с Олей. Но с девушкой, которую представил всем как «свою подругу».
Если Оля и верила, то не до конца, что ее так вот запросто, легко и непринужденно бросили.
В школе он избегал общения с ней, но при этом заигрывал со всеми подряд, в том числе и с Ксюшей. Ксюша была не прочь, томно и многозначительно заглядывая ему в глаза. Тут же появилась рядом с ним еще одна девушка, с параллели. Высокая блондинка, с грудью четвертого размера, алыми губами и голубыми глазами. Потеряв всякий стыд, они публично целовались, мило улыбались и хохотали, держась за руки.
Оля намертво прилепила на свое лицо маску, с которой ей было очень удобно. И носила она ее не снимая. Улыбка. Общение. Мнимое веселье.
Ее самооценка стремительно падала, разочарование в людях росло. Но корнем зла во всем она считала себя. Вроде того, раз с ней так поступают, значит она того заслуживает.
Мокрые подушки, исписанный в гневе личный дневник, песни, с помощью которых она делала себе еще хуже: все это было.
Она идеально была готова к каждому уроку, погружаясь в учебники и задачи, с искренним интересом работая над сочинениями и выучивая стихотворения.
В тот день, когда они изучали творчество Ольги Берггольц, она случайно наткнулась на одно стихотворение, зацепившее ее до глубины души.
И вот, стоя у доски, она смотрит на Кирилла, который отводит свой взгляд в сторону. Не важно, понял кто-то или нет, к кому она обращается со скрытым подтекстом, и не важно, слушал ли вообще ее Кирилл. Она прочитала ему это в лицо.
Я тайно и горько ревную,
угрюмую думу тая:
тебе бы, наверно, иную -
светлей и отрадней, чем я...
За мною такие утраты
и столько любимых могил!
Пред ними я так виновата,
что если б ты знал — не простил.
Я стала так редко смеяться,
так злобно порою шутить,
что люди со мною боятся
о счастье своем говорить.
Недаром во время беседы,
смолкая, глаза отвожу,
как будто по тайному следу
далеко одна ухожу.
Туда, где ни мрака, ни света -
сырая рассветная дрожь...
И ты окликаешь: «Ну, где ты?»
О, знал бы, откуда зовешь!
Еще ты не знаешь, что будут
такие минуты, когда
тебе не откликнусь оттуда,
назад не вернусь никогда.
Я тайно и горько ревную,
но ты погоди — не покинь.
Тебе бы меня, но иную,
не знавшую этих пустынь:
до этого смертного лета,
когда повстречалися мы,
до горестной славы, до этой
полсердца отнявшей зимы.
Подумать — и точно осколок,
горя, шевельнется в груди...
Я стану простой и веселой -
тверди ж мне, что любишь, тверди!
***
Скрепя зубами она проходила мимо розового ящичка, украшенного сердечками. С седьмого по одиннадцатый класс, «влюбленные» бросали туда свои тайные послания с признаниями в любви. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, она увидела шагающего Кирилла. Подавшись внезапному порыву, она догнала его, схватив за запястье.
— Знаешь, я желаю тебе счастья! Люби и будь любим! – неожиданно для себя выпалила Оля и ушла вперед.
Она часто-часто моргала, закусывая губу. И прямо перед дверью в кабинет, глубоко вздохнула и привычно, против воли, улыбнулась.
Она слышала его шаги, его бас, и даже чувствовала его запах.
Она положила на потертую крышку парты телефон, отключив звук. Нет, оборачиваться она не будет. Сосредоточиться и окунуться в учебу. Отвлечься от окружающего мира. Она ведь по этой схеме действует теперь.
Засветился экран. Сообщение. Увидев отправителя, от волнения мелкая дрожь покрыла тело.
«Сегодня буду один. Приходи, пот *** емся».
Что она ощутила сильнее, она не знала. Злоба, бешенство, обида. Но это были еще цветочки, ягодки ждали впереди.
14 февраля 2007 года запомнится ей надолго.
Сразу с порога, на ходу разуваясь и раздеваясь, она написала Кириллу: «Так вот просто? Приходи пот ***** ться?».
Он позвонил. И это был монолог.
— А что, с тобой разве можно по-другому? Неужели ты думаешь, что я тебя любил? Нет, скажи, ты на самом деле считаешь, что тебя можно любить? Максимум, это по*** ться. И то, если нет другого выбора. Я тебе врал всегда. Ты была и есть в моей жизни никто. А ты не заслуживаешь хорошего отношения, ты не заслуживаешь ни любви, ни счастья.
Гудки. Он бросил трубку. Она сидела, поджав ноги, и смеялась. Смеялась и рыдала. Одновременно. Его словам она поверила от начала и до конца. Она себя возненавидела. Да, она действительно мусор, ошибка природы, гниль и грязь. Как она, дурочка, могла подумать, что ее на самом деле можно любить?! Как она могла подумать, что у нее есть друзья?! Конечно, Кирилл прав! Конечно, прав....
***
— Девчонки! Вы выбрали себе уже платья не выпускной? – спрашивает Ксюша у одноклассниц.
И тут, как из рога изобилия, посыпались размышления и обсуждения.
— Пышное! Чтобы много колец!
— Темно – красное, или бардовое!
— А у меня будет диадема и перчатки!
— А я хочу нежно – розовое, чтобы было много стразиков и кружева!
Оля, подперев рукой подбородок, молча переводила взгляд с одной девушки на другую. Выкройка и черная атласная ткань, основа ее будущего платья, уже лежат на столе у швеи. Она знала свой цвет и свой фасон. И уж точно никаких перчаток и диадем на выпускном на ней не будет. Все будет черное. И платье, и туфли, и даже ногти.
— Оль! А ты будешь танцевать вальс на последнем звонке? – спросила Ксюша.
— Если найду себе пару.
Одноклассницы продолжали щебетать, и Оля поняла, что собственно, пары давно сформированы. Не то, чтобы ей хотелось танцевать. Ей хотелось выглядеть такой же воздушной и легкомысленной, невинно улыбаясь в вальсе своему партнеру. Показать всем, что она не сломлена, не раздавлена, что она живет и радуется жизни.
И главные слова здесь «показать». Притвориться.
После злополучного 14 февраля, она замкнулась в себе. Она перестала появляться в компании, общаться с друзьями, в том числе и с Белым. Она не доверяла больше ни братьям, ни Ксюше, ни Алене. Ей мерещился везде подвох, обман и лицемерие. Для нее существовала только школа и дом. В школе она смотрела на бесконечные показушные «отношения» Кирилла и Инги, давя в себе эмоции. Дома были уроки и депрессивная, убивающая музыка.
Она клялась себе, что никогда никому не будет больше верить и доверять, а уж тем более любить.
Накануне последний звонок, выпускной… А что дальше? Она не видела свое будущее, ей представлялось все черной кляксой. Она выйдет в новый мир, ощущая себя голой. С огромным чемоданом страха и трагедий прошлого.
Она бесконечно «копалась» в собственном Я, углубляясь далеко в детство.
Масла в огонь подливала бабушка. По несколько раз на дню она атаковывала внучку требованиями сообщить, куда она будет поступать, на какую специальность, и где и с кем будет жить. Ни на один вопрос Оля не знала ответ. Она вообще не знала, что собой представляет учеба после школы и другая, взрослая жизнь. Бабушка же не уставала напоминать о том, какая сестра Алина умница, в отличие от нее, Оли. Не забывала она каждый день говорить о том, какой у нее никчемный отец, которому она не нужна. Бабушка вечерами плакала, приговаривая втихаря, какая Оля «засранка». Собственно, если собрать в кучу ее монологи, получалось что-то вроде такого: «Я тебе не помощник, ты должна заботиться о себе сама, ты никому не нужна». Или: «Я на тебя так надеялась, а ты… Ты не такая, как твоя мама. Она была умницей, самостоятельной, всего сама добивалась, стремилась к чему-то...». И так каждый день. И Оля, сделав выводы, решила, что она бабушкина обуза, убившая ее дочь, то есть свою маму. И что взамен любимой, обожаемой дочки, она получила такое вот ничтожное существо.
Раз она появилась на свет, убивая человека, значит она – зло. Она сделала несчастным и бабушку, и своего отца. Это из-за нее отец стал пить. И вообще, все несчастья, происходившие в семье – во всем косвенно причина в ней. И в гибели Леши тоже. Ведь она могла не пустить его, могла потянуть время, могла сесть на мотоцикл с ним… Погрязнув в этих размышлениях, она подошла к раздраженной бабушке, и спросила:
— Наверное, я зря вообще родилась?
— Да, зря.
***
Она блуждает по коридорам непонятного общественного заведения. Словно на дороге с односторонним движением, посреди одного из коридоров невысокий забор. По обе стороны забора суетятся незнакомые люди с озадаченными грустными лицами. Она идет в толпе, зная, что кто-то ее ждет совсем рядом. Она видит окна, видит вход в здание. Она бежит к этому входу, но забор не дает ей перейти на другую сторону. Она знала, кто сейчас войдет в эту дверь. Знала, услышав звук двигателя мотоцикла. Леша зашел, держа шлем в левой руке. Остановившись недалеко от забора, он молча смотрел на Олю. Она звала его, тянула к нему руки, плакала. Леша стоял, не шелохнувшись, не проронив ни слова. Она смотрела в его грустные, полные печали серо-голубые глаза, и все ее внутренности разрывались в клочья.
— Леша! – прокричала она. – Неужели я даже тебе не нужна?! Я не верю в это! Забери меня, умоляю!!!
Он глубоко вздохнул, и в его грустных глазах появился какой-то блеск. Мимо, по обе стороны забора, мелькали бегущие куда-то люди. Только они вдвоем стояли неподвижно.
— Леша… Забери меня… – уже тише, сказала Оля.
Он развернулся, и, не оборачиваясь, направился к выходу. Она видела, как открывается дверь, как он надевает шлем… Слышала, как с ревом уезжает мотоцикл…
А потом она проснулась. Это был всего лишь первый сон, но не последний, в котором она будет умолять Лешу забрать ее к себе.
***
Она зашла в распахнутые зеленые ворота, всматриваясь в столпившиеся на школьном дворе кучки одноклассников. И если последний звонок прошел для нее просто как обычное торжественное мероприятие, то сейчас ей овладело щемящее чувство жалости вынужденного прощания со школой. Последний день в ее стенах, последний раз она видит своих одноклассников всех вместе и рядом. Из колонок, для фона, доносилась песня
«Любовных историй»:
Мне звонок звенит украдкой,
На душе моей истома.
Я за чистую тетрадку
В сентябре усядусь дома.
Напишу о чем мечталось,
Всем, кто был со мною рядом.
Школа, школа, я скучаю,
По тебе и по ребятам.
А записки с голубками все летят ко мне из детства.
Беспокоят мою память, никуда от них не деться.
Я своих подружек школьных иногда еще встречаю.
Оказалось это больно. Школа, школа, я скучаю.
Для нее это не просто прощание со школой. Это прощание со всеми теми днями и годами, когда она была по-настоящему, по-юношески беззаботно счастлива, не притворяясь. Это прощание с учителями, которые относились к ней с пониманием, это прощание с девчонками, которые по-своему, но все же стали ей близкими. И это прощание с Кириллом.
Одноклассники с интересом разглядывали друг друга, таких красивых и нарядных. Все были счастливы. Ощущение, что сам воздух стал теплым и материальным, передавая с легким июньским ветерком всем и каждому частички радости и веселья.
Цветочные запахи разноцветных букетов смешались с парфюмом девчонок и парней, растворяясь по школьным кабинетам и залам. Щелканье вспышек фотоаппаратов, стук каблучков, шорох платьев. Взволнованные классные руководители двух выпускных классов совершали последние приготовления. Выстроившись в две колонны, выпускники по очереди заходили в зал, услышав в микрофон свою фамилию.
Ожидая своей очереди, Оля справилась с волнением и заставила забыть себя все страхи и переживания. Сегодня ведь и ее праздник тоже.
В микрофон прозвучала ее фамилия. Она выдохнула и вошла в зал.
***
Она стоит с зажженной свечой в руке, смотря на пламя огонька. Потух свет. Знаменитая мелодия из «Титаника» разлилась по залу с потушенным светом. Парни приглашают девушек на танец. Оля заметила Кирилла, в который раз за вечер вальсирующего с Ксюшей. Но тут неожиданно ее руки коснулся Ваня, приглашая потанцевать. Тот самый Ваня, который тогда, в четырнадцать лет пробудил в ней первый интерес к противоположному полу. Держа в одной руке свечу, а другой обнимая Ваню за плечо, она слушала его болтовню ни о чем, улыбаясь в ответ. Кульминация Выпускного. Последний танец. Дальше их ждет долгая дорога к городскому пруду и встреча рассвета.
Еще несколько минут назад она танцевала с Кириллом. Да-да! И не смотря ни на что, она была счастлива эти пять минут рядом с ним. Он касался ее рук и талии, он поднимал и кружил ее… Она чувствовала его дыхание, его запах… Она понимала, что это своего рода прощание. Теперь уже навсегда. Она забыла его слова, его поступок, избавилась от чувства обиды и злости к нему. Ей хотелось запомнить только хорошее, что когда-то их связывало. И пусть будет точкой в их отношениях не тот унизительный монолог, а этот нежный красивый танец.
***
Уснул муж, сладко спит полуторагодовалый малыш в кроватке. Она заваривает чай, слушает любимый рок в наушниках, просматривает объявления о продаже байков на сайтах дилеров и на «авито». Прицениваясь, изучая. Черный чоппер. Вот что ей нужно. Еще ведь не поздно? Она так мечтала оседлать железного коня… Запустить двигатель, услышав его рычание, сорваться с места, чувствовать запах и тепло раскаленного асфальта, лететь, обдуваемой ночными ветрами.
Она подняла левую ладонь, трогая подушечки пальцев. Затвердевшие мозоли. Почему она так долго не брала в руки гитару? Точнее, почему раньше, когда вокруг нее были толпы музыкантов, она просто наслаждалась звучанием? Теперь она одна наедине с этим инструментом. Но начало положено, две песни уже выучены.
Татуировки дело нынче обыденное, но для нее они имеют особое значение. Не просто красота, и не просто символ. Она верит, что тату влияют на судьбу человека.
А что ей еще остается? Только верить. Верить в то, что после смерти нас не просто сожрут черви, верить, что у каждого из нас есть бессмертные души, и где-то там, в другом измерении, в другой реальности, не важно, две родные души ждут ее.
Конечно ждут, а как иначе?! Ее мама, молодая девятнадцатилетняя девушка, где-то же она ее ждет?!
Мама… Как много нужно сказать ей… Мама… Как тяжело знакомится с тобой лишь по фотографиям в старом альбоме и сказать первое «привет» у могильной ограды…
Маленький сынок завозился в кроватке. Она подошла, поправила простынь, провела по спинке, успокаивая…
Ему нужна мама. Также, как и нужна была ей… И ей надо жить ради него…
Но тоска убивает, трагедии из прошлого застилают глаза, разъедая все внутри… Звук забивания гвоздей в гроб до сих пор стоит в ее ушах… Там, в гробу, ее любовь…
Все оборвалось.
Идут года, но боль все сильнее.
Она закрывает глаза, представляя себе Лешу. Его руки и вены, его тело… Она мысленно трогает его жесткие светлые волосы, проводит по щеке и по губам, вспоминая вкус его поцелуя… Его запах…
Ему всего семнадцать… А было бы двадцать шесть…
Она становится старше, она не хочет стареть… Она хочет быть с ним там, там, где он ее ждет, молодой и красивой…
Когда-нибудь и ее байк отправиться по тому же пути. По пути в небо.
Неважно, в 25, 35 или 40 лет.
Она догонит его.
И больше никогда, нигде, ни в одной из существующих реальностей ему от нее не скрыться. Больше никогда он не уедет на своем байке один. Только вдвоем.
Но сейчас еще слишком рано. Леша ей больше не снится. Она больше не рвется к нему за забор, протягивая руки, а он не молчит, стоя неподвижно с каской в руке.
Она помнит тот сон, который ей приснился в минуты дикого отчаяния. Призрачный старец лишь произнес несколько слов, и растворился в бесцветном тумане: «За тобой наблюдают. Молодая девушка, которой на самом деле уже много лет, и светловолосый парень».
Тогда она поняла, что надо идти вперед, сделать то, что должна была сделать. Она навестила Лешу на кладбище, и, не рыдая больше над могилой, рассказала ему обо всем. Казалось, что он улыбаясь смотрит на нее с мраморного памятника.
Она пришла в свою квартиру, где до сих пор живет ее бабушка. Впервые за 8 лет достала пыльный старый магнитофон, и огромный желтый пакет с аудиокассетами. Она обрадовалась, найдя одну особенную, завернутую в файл. Это запись репетиции перед рок-концертом. К приятному удивлению, она обнаружила, что магнитофон все еще работает, а пленка на кассете целая и невредимая. Единственная запись, на которой запечатлен Лешин голос. Она просмотрела его открытки и подарки, впервые достала из шкатулки зажигалку и сигарету, завернутую в фольгу. Ту самую, которую на двухлетие Оли и Леши было обещано выкурить на их свадьбе… Она открыла коробку, достала голубой стеклянный флакончик, брызнула на запястье. Зажмурив глаза, она очутилась в далеком 2006 году…
Да, ей нужно отпустить Лешу. Окончательно и бесповоротно. Дать отдых и покой его душе.
И вот, в своей квартире, в темной маленькой кухне, за столом с ноутбуком, она дописывает последние главы своей истории. Истории, которая от начала и до конца пропитана настоящими эмоциями, пережитыми когда-то.
А завтра, она возьмет в руки свою темно-бардовую акустическую гитару, настроит в очередной раз сбитые маленьким сыном струны, и споет:
А знаешь как мне в небесах,
Ты видишь нас с тобой во снах.
Ты любишь несколько кассет,
Ты помнишь, что меня уж нет…
Все бы было лучше и как будто бы пустяк,
Все бы было проще, если б не был я дурак,
Все бы было легче, был бы я сейчас с тобой,
Все бы было проще, был бы я сейчас живой.
А помнишь, как любили мы,
На звезды, взгляды класть свои,
Я понял, как тебя любил,
Я верил, но не сохранил…
Однажды, я к тебе вернусь,
Бумажным змеем прилечу,
А может в образе звезды,
Узнаешь это только ты…
(Небеса, «А знаешь, как мне в небесах»)